Признание

— Эндо-сан! Весьма рад! — Эндо вздрогнул от громкого и весёлого голоса Сенгууджи. Он нахмурился, но тут же понял, что слова звучат вполне искренне. — Знаете, я мало кого вижу, кроме тюремщиков. — Да уж, верно, — неловко рассмеялся Эндо, почесывая затылок. Повисла тишина. — Что Вас привело в мою скромную обитель? — Мамору не знал точно, что чувствует этот человек напротив него, но глаза Дайго внимательно изучали его и это было не очень приятно. — Дело в Гоэнджи, — осторожно начал он, внимательно следя за реакцией заключённого. Прежняя веселость исчезла с лица Сенгууджи, уступив место озабоченности. — Что-то случилось? Что-то серьёзное? Не убил себя, надеюсь? Повисло неловкое молчание. Эндо понял по лицу Дайго, что тот уже в мыслях проклял себя за глупый вопрос. «Хотя, — подумал Мамору, — не такой уж и глупый». Он тут же вздрогнул от этой мысли. — Нет, он живой… Ну, физически точно, — уточнил Эндо, потирая затылок. — Он очень изменился после Пятого Сектора. — Все мы изменились. Теперь Сенгууджи стал напряжен. Конечно, это тема была больной для него, учитывая тот факт, что он проведёт за решёткой ещё долгие семь лет из-за этого. Эндо понимал это и даже немного сочувствовал. Совсем немного. — Я давно не видел, как он по-настоящему улыбается. Он вечно встревожен, хмур, он плохо спит и он слишком много работает. Он стал гораздо меньше со мной разговаривать, а с остальными тем более. Что… Что случилось? Дайго задумчиво смотрел на ногу, которой качал, пытаясь сформулировать свой ответ. Эндо был терпелив, но тревога росла. — Он не говорил Вам о том, почему ушёл в Пятый Сектор? Эндо озадаченно поднял брови. — Чтобы остановить тебя, конечно. Дайго с грустью ухмыльнулся. — Значит, до сих пор молчит. Тогда, думаю, мне не стоит с Вами это обсуждать. Терпение Эндо кончалось. — Вы знаете, но не скажете? — Это личная информация… — Я его лучший друг. Я знаю все его тайны, он знает все мои! — повысил голос Мамору. — Какая это тайна, что её может знать враг, но не лучший друг? Сенгууджи сузил глаза и холодно посмотрел на юношу. — Успокойтесь. Если Гоэнджи не хочет рассказывать вам, то с чего решили, что это скажу я? Я уважаю его желание хранить это в секрете от вас. Почему Вы думаете, что я обязан рассказать то, что не рассказал Вам Гоэнджи? — это застало Эндо врасплох. — Я сохраняю конфиденциальность данных о своих коллегах и работниках, даже бывших. Это их дело, а не моё. — Вот как. Эндо выходит из тюрьмы, но на душе так противно и тревожно, будто бы он туда только что вошёл. Неизвестность пугала. Что такого ужасного Гоэнджи совершил, что теперь скрывает это ото всех и о чём знает его (бывший) враг? И враг ли? *** Тук. Тук-тук-тук. Тук. «Эндо» — Входи! — Гоэнджи сохраняет очередной документ и закрывает все вкладки, потому что работать, пока Эндо здесь, он явно не сможет. Эндо входит. «Что-то случилось» Эндо не глядит на него. Смотрит на пол, на диван, на ручки, разбросанные по столу, на улицу за огромным окном. Но только не на Гоэнджи. Идёт осторожно, как будто бы под ногами хрупкий лёд. Он садится на стул, и Гоэнджи наконец видит его лицо. Глаза красные, рот открыт, он едва дышит. Гоэнджи встаёт со стула и подскакивает к кулеру, наливая воду в стакан и отдавая в руки другу. Друг его смотрит на него тревожно и виновато. Виновато? «Кто сделал это с тобой?» — Спасибо. Он делает два глотка и ставит стакан на стол. — Эндо, что… — Погоди. Я… Я хочу задать тебе вопрос. Гоэнджи садится обратно за стол, сложив руки в замок. Он ещё раз смотрит на Эндо, который прикрыл свои глаза, пытаясь собраться с силами. «Ему тяжело» — Почему ты вступил в Пятый Сектор? — громом среди тишины прозвучал вопрос. Глаза Гоэнджи расширяются. Вопрос застал его врасплох. Он опускает глаза на руки и шевелит пальцами, поджимая губы. — Зачем тебе это? — Ты пропал на пять лет, Гоэнджи. Почему? «Почему?» Хороший вопрос. Гоэнджи хочет оставить его без ответа, вот только он сильно задолжал Эндо, который вытащил его из этой темной пустоты. — Это сложно. — Я всё пойму. Просто скажи. Просто сказать? Но это так непросто. Это так сложно. Эндо берет его руку в свою и говорит: — Посмотри на меня. Гоэнджи смотрит. — Неважно, каким будет ответ. Я тебя не брошу. Но только не лги мне. Не молчи. Я устал от лжи, — Эндо говорит вполголоса, и Гоэнджи сжимает его ладонь крепче. — Хорошо. Он молчит некоторое время, смотря на их сцепленные руки. Их не разъединить. Никогда. Что бы ни произошло. Он выдыхает. — Я люблю тебя, Эндо. Эндо моментально встаёт. Он вздыхает и опускает голову. Отпускает руку Гоэнджи. — Вот как. Гоэнджи чувствует, как боль, к которой он уже привык за 7 лет, усиливается. Он глядит на Эндо испуганно, готовясь в любой момент вскочить и держать, моля его остаться. Но Мамору стоит и не шевелится. По щеке сбегает слеза и он трёт кулаком глаза. — Спасибо, — благодарит он дрожащим голосом и уходит из кабинета, оставляя дверь открытой. Дверь закрывает Гоэнджи и оседает вниз, ударяя кулаком по полу. Он хватается за сердце и поднимает голову. — Нет… *** Эндо идёт с распахнутой курткой, смотря себе под ноги. Ветер усиливается, на улице сыро, холод доходит от кончиков пальцев до самого сердца. Домой идти не хочется. Он смотрит наверх. Бледное белое расплывчатое пятно вместо луны. Звёзд нет вовсе. Он осматривается по сторонам, но всё вокруг чужое и незнакомое. Он включает телефон и набирает номер. — Эндо? Эндо молчит немного, пытаясь успокоиться достаточно, чтобы не встревожить Кидоу. Но Кидоу уже беспокоится. — Можешь забрать меня? — Да, конечно. Отправь мне геолокацию, я скоро буду. Эндо кладёт трубку и позволяет себе всхлипнуть. Горло заболело, ноги не держали груз его тела и он облокотился на ближайшее дерево. Он закрывает глаза, пытаясь перестать думать о разговоре с Гоэнджи, но он не может забыть это. Не может забыть нежности друга, когда тот признался. Не может забыть отвратительного холода в груди, когда он признался. Плед падает на его плечи и чьи-то руки обхватывают его за плечи, ведя в сторону только что подъехавшей машины. — Спасибо, Кидоу. — Идём, Эндо, я отвезу тебя домой. Эндо останавливается. — Нет. Не вези меня к ней. Можно я переночую у тебя? Юуто смотрит на Мамору тяжёлым взглядом, но кивает головой. Мамору слегка лишь улыбнулся. — Спасибо. Кидоу подаёт ему чай и внимательно смотрит на него. Эндо понимает, что он ждёт объяснений. Но он не чувствует, что готов. Он качает головой: — Прости. — Ничего страшного, — взгляд Юуто заметно смягчается. Он включает телевизор, где идёт какое-то шоу, и Эндо успокаивается. Сердце замедляет стук… здесь тепло и хорошо… Кидоу забирает у него из рук чашку и берёт на руки. — Не надо, я тяжёлый. Я смогу… — Тише. Не переживай об этом. Тебе нужен отдых, Эндо. Эндо не чувствует, что может сопротивляться. Он засыпает. Кидоу бережно кладёт его на гостевую кровать и возвращается в гостиную. Он берет в руки телефон, чтобы позвонить Нацуми, но видит три пропущенных от Гоэнджи. Он собирается уже позвонить ему, но Шууя звонит ему сам. Кидоу хмурится. Что-то не так с ними. Но берет трубку. — Алло. Да, он у меня. Гоэнджи стоит возле большого окна, с которого открывается вид на сквер возле здания Юношеской Ассоциации. Вокруг ни души, за забором изредка проезжают одинокие машины, куда-то спеша. Ветра нет, природа спит после напряжённого дня, ни один лист, ни одна травинка не шевелится. Гоэнджи прислоняется лбом к холодному стеклу, которое тут же мутнеет от его дыхания. — Как он там? — Он спит. Но выглядел он паршиво. Что между вами произошло? О, Кидоу. Ты ведь наверняка знаешь уже ответ. — Я сказал, что люблю его, — Гоэнджи говорит, но он не думает, что этот голос его. Его голос уверенный, он говорит всегда чётко и честно, а сейчас он произносит слова тихо, но в то же время без особых эмоций, как будто это не он открыл тайну, которую бережно хранил больше десяти лет, а кто-то, кто едва ли ему знаком. — Позаботься о нем, ладно? — Что ты собираешься делать дальше? Дальше? А разве дальше что-то должно быть? Это же конец. — Не знаю. — Только не принимай поспешных решений. И иди спать уже, время позднее. — Как скажешь, мам, — грустно усмехается Гоэнджи, и перед тем, как повесить трубку, он слышит обиженное «идиот». Да, он идиот. Сказал бы какую-то чушь, Эндо бы поверил, а сейчас он, возможно, лишился лучшего друга и любимого человека… Его передергивает от этой мысли. Врать? Врать Эндо? Нет, это невозможно. Это недопустимо. Эндо заслуживает знать правду, даже если она не достойна быть сказанной вслух. Да и Эндо бы понял всё, он же не дурак. Но почему он вообще задал этот вопрос? Мысль пронзает его. — Чёртов Дайго!.. Он выбегает из кабинета, захлопывая дверь. *** Эндо просыпается в белой комнате. Здесь нет ничего, кроме сидящего в углу Гоэнджи, который восхищенно и с нежностью смотрит на него. — Гоэнджи? — Да, милый? Эндо дёргается назад. С потолка начинает течь нечто красное, напоминающее кровь. — Что происходит? — Ты меня боишься, Эндо? Эндо пытается отступить, но комната внезапно поворачивается, и он падает на пол, который буквально пару секунд назад был стеной. Гоэнджи скатывается к нему и с сожалением глядит ему в глаза. — Пожалуйста, только не оставляй меня! «Не оставляй!» — отзывается эхом со всех сторон. Эндо зажимает уши и закрывает глаза. — Оставь меня в покое! Гоэнджи хватает его руки и валится всем телом на него. Эндо чувствует, как силы покидают его, становится трудно дышать и почти невозможно кричать. Он собирается с силами. — Хватит! Всё резко темнеет. Гоэнджи нет. Он просыпается окончательно. Он трёт руками лицо, сгоняя с себя остатки сна и встаёт с кровати, чтобы распахнуть шторы. Свет восходящего солнца вливается в комнату волной тепла. Мурашки пробегают по коже Эндо, и он вдыхает полной грудью. Это просто кошмар. Он переодевается в одежду, которая аккуратно сложена на тумбочке и подходит к зеркалу. Немного потрепанный, но в остальном всё, кажется, в порядке. Ключевое слово — кажется. Он спускается по ступенькам в гостиную, откуда Кидоу вчера унёс его. Горничная накрывает на стол у дивана. — Кидоу уже проснулся? — Господин встал пару минут назад. Он сказал, что скоро спустится к Вам. А пока вы можете подождать его здесь. Что вы предпочитаете, чай или кофе? — спрашивает девушка с улыбкой, расставляя чашки. — Чай, пожалуйста. — Как Вам угодно. Как только Кидоу вступает в комнату, горничная поспешно выходит и закрывает дверь. Кидоу берет свою чашку и делает глоток. Эндо смотрит на него в ожидании, но Юуто лишь вопросительно поднимает брови. — Что такое? — Ты… ты не собираешься спрашивать у меня, что случилось? Кидоу усмехается, ставя чашку на блюдце. — Зачем? Я уже всё знаю. Теперь уже Эндо вопросительно поднимает брови. — Он сказал тебе? — Я понял сам, но после того, как он мне позвонил, я только убедился в этом, — глаза Кидоу, как обычно, скрыты, хотя тон его звучит несерьезно. — И что он? — А что ты? — Кидоу снимает очки, чтобы Эндо мог видеть его глаза и эмоции. — Послушай, Эндо. Я знаю про это примерно столько же, сколько я знаком с вами обоими. Всё это время Гоэнджи очень старался сохранить это в тайне. Сначала он боялся потерять дружбу. Потом он не хотел мешать тебе и Нацуми. Но теперь, когда ты знаешь… мы оба готовы к любому твоему решению, — красные глаза Кидоу глядят серьёзно и озабоченно. — Если ты решишь оставить всё, как есть, то хорошо. Если ты больше не захочешь видеть его, он никогда больше не покажется тебе на глаза. Если тебе нужно время подумать, то мы готовы подождать. Но ты должен понимать, — Кидоу делает паузу, вздыхая, — что теперь решение зависит лишь от тебя. Это твоя жизнь. Лишь ты в праве решать это. Я тебе здесь не помощник. Эндо наконец берет чашку в руки, выпивая весь чай практически залпом. Звон звучит особенно громко в тишине. — Я понял тебя. Остаток утра они провели в тишине, размышляя обо всем, что обрушилось на них так внезапно. *** Гоэнджи мчится по магистрали. Дальше от города, дальше от проблем. Куда-то, где его никто не потревожит, а он попробует понять, что теперь делать, когда почти все карты раскрыты. Почти. Он думает об этом «почти» уже два года. Это «почти» снится ему в кошмарах. Это убивает его. То, что он сделал, нельзя простить. То, что он сделал, нельзя забыть. То, что он сделал… это предательство. Он предал семью, друзей, он предал футбол, он предал надежды и мечты детей, он предал себя. В конце концов, он предал Эндо. Он останавливается у небольшого каньона. Токио уже далеко. Но проблемы не уходят. Проблемы с ним всегда и всюду, потому что они в его голове. От головы не избавиться, не избавившись от себя самого. А жаль. Думать — это не очень приятно. Хотя это единственное, что он делает в последнее время. Он вечно думает, а толку? От того, что он думает, ничего не решается, мир не становится лучше. Просто мысли медленно пожирают его сознание, пока в голове не остаётся пустота. И тогда — вуаля! — он перестаёт думать. Но это не помогает, от этого хуже. Потому что думать — это всё ещё действие. А бездействие непростительно. Он встаёт на край. Спуск отвесный, внизу течёт река. Ночь. Довольно тихо. Людей нет. Он кричит. Ночные птицы с ближайших деревьев испуганно несутся прочь, часто-часто хлопая крыльями. Горло чуть болит, но это ничто по сравнению с болью в душе. Он кричит и слышит тихое знакомое потрескивание огня. Пространство вокруг заливается оранжевым светом, температура повышается и сердце стучит бешено и безумно. Гоэнджи механически берет мяч и прыгает вниз, к реке. Аватар смягчает призямление. И Гоэнджи бежит. О, он любит бежать. Он делает это всю свою жизнь, если не считать младенчества. То он бежит за кем-то, то бегает от кого-то. От родителей, врагов, за друзьями, за мячом, от жизни и проблем, за воспоминаниями и мечтами. Он бежит, но никогда не прибегает туда, куда хочет. Потому он не останавливается. Но бег — это действие. Значит, можно перестать думать. И он носится вдоль реки, будто вместо песка лежат угли. Он не знает, зачем, но он знать, впрочем, и не хочет. Опоминается только к восходу. Вспотевший, дышит тяжело, смотрит наверх. Аватар рассеивается, но Гоэнджи вызывает его вновь, карабкаясь к машине. Сил почти не остаётся. Мысли возвращаются на привычное место. Гоэнджи смотрит на солнце. Думает. И мчится обратно, но не домой. В тюрьму. *** — Вы пришли раньше, чем я ожидал, — Дайго хмурится, видя входящего Эндо. — Вы всё знаете, — говорит он, констатируя факт. Эндо садится и кладёт на стол локти. «Когда Гоэнджи так делал, это значило, что будет долгий и тяжёлый разговор. У них одни и те же привычки?» — Не всё. Вы должны мне рассказать, что было в Пятом Секторе, — взгляд Эндо напряженный и серьезный. Он сейчас так отличается от того Эндо Мамору, который вечно улыбается, побеждая или давая очередное интервью. Поразительно, однако… — Я ничего не скажу, пока Вы мне не ответите на один вопрос. И без того напряженный Эндо сжимает пальцы между собой. — Я готов ответить на любой вопрос. — Вы бросите Гоэнджи Шуую, если я расскажу вам правду о том, что происходило за все эти пять лет с ним? Пожалуйста, тщательно подумайте, прежде чем отвечать. Если я скажу Вам, например, что он убийца, каким будет Ваш ответ? Эндо моментально бледнеет. — Он убийца? — Эндо-сан. У нас с Вами другой уговор. Сначала вы ответите мне на мой вопрос, а потом можете задавать свои. Вы бросите Гоэнджи Шуую, если мой ответ Вам не понравится? Эндо, кажется, едва дышит. Да, он говорил Гоэнджи, что не бросит его. Но одно дело, когда вопрос это «Зачем ты пришёл в Пятый Сектор?», и совсем другое, когда «Что он там делал?». — Я… Дверь распахивается, с грохотом ударяясь о стену. — Сенгууджи Дайго! На пороге стоит Гоэнджи, злой и растерянный. Его глаза широко раскрываются. — Эндо? — Гоэнджи-сан, я прошу Вас, я понимаю, когда вы заходите к нему один, и я глубоко уважаю Вас и Ваше положение, но правила поведения в тюрьме придуманы не просто так! — жалобно говорит тюремный надзиратель. Дайго чувствует, что едва сдерживает смех. — Мори-сан, я прошу прощения, но Вы понятия не имеете, насколько это важная встреча, — взволнованно отвечает Гоэнджи. Эндо смотрит на него. Ему, в отличие от некоторых, ничуть не смешно. Ему даже, честно говоря, страшно. Если вдруг Гоэнджи действительно убийца… сможет ли он оставаться с ним рядом? Дверь закрылась. Камеру заполнила гнетущая тишина. В Гоэнджи ничего не поменялось. Он добрый, замкнутый, вспыльчивый… В нём нет садизма, злобы, он не выглядит, как человек, способный на убийство. К тому же он знает его уже так долго, Гоэнджи применяет физическую силу только в крайних случаях. Но ведь за пять лет могло столько поменяться… Гоэнджи смотрит ему в глаза. «Нет, он не мог» И всё же… — Даже если это правда, я не брошу его. Дайго одобрительно кивает. — Lass es sein wie du willst. Гоэнджи, я расскажу всё то, что мне известно, я прошу тебя не вмешиваться. Как ты слышал, Эндо-сан дал мне обещание не бросать тебя, опасаться нечего. Гоэнджи яростно смотрит на него пару секунд, но в конце концов сдаётся. — Только не ври. — Мне это ни к чему. Гоэнджи садится в тёмном углу комнаты, чтобы не смущать их своим присутствием. Но его тяжелое дыхание не давало ни на минуту забыть, что он здесь. Ему страшно. Даже зная, что в одиночестве Эндо его не оставит, даже зная наперёд, что скажет Дайго, — даже так страшно. Пережить это всё вновь, зная о последствиях — тяжело. Но он прикрывает глаза и вслушивается в голос бывшего партнёра. — Гоэнджи убийца? — первым делом спрашивает Эндо, смотря в глаза Дайго. Они наполнились весельем и смехом. — Нет, не убийца. Он пытался убить себя, но я его остановил, — отвечает Сенгууджи, и его улыбка становится всё шире и шире, пока глаза Эндо становятся больше и больше. — Мы так и познакомились. Я встретил его в Аокигахаре, когда он пытался завязать узел. У него не вышло. — Но почему? — Эндо поворачивается к Гоэнджи, но тот виновато опускает взгляд и молчит. «Стыдно?» — Видите ли, Эндо-сан… Я должен Вас предупредить. Люди иногда совершают безрассудные вещи. Гоэнджи такой же человек, как и мы с Вами… — Значит, это от безрассудства? — Не перебивайте меня, я не договорил, — глаза сверкнули под мгновенно нахмурившимися бровями и тут же гаснут. По телу Эндо пробегают мурашки. — Но у всякого безрассудства, кроме помешательства, есть причины. В данном случае причиной были вы. Эндо не в силах вдохнуть или выдохнуть. Он в состоянии шока, он не может сделать ничего, он смотрит в теперь наконец серьёзное лицо Дайго и больше ничего. Сенгууджи качает головой. — Не вините себя. Даже если Вы и являетесь причиной безрассудства, ответственность за него лежит на Гоэнджи целиком и полностью. — Всё из-за свадьбы, да? — Да. За голосом возвращается дыхание и способность двигаться, но это делает лишь хуже. Он встаёт из-за стола, пытаясь скрыть дрожь, но выходит плохо. Из тёмного угла слышится «Прости», такое болезненное и несчастное, что сердце Эндо сжимается ещё больше. Он садится на колени рядом с Шууей. — О чём ты думал? — Поверьте, Эндо-сан, это не так важно. Я потому и назвал это безрассудством, что делается это без всяких мыслей и рассуждений, человеку в здравом уме понять это крайне сложно, если не невозможно, — качает головой Дайго. — И всё же. Гоэнджи молчит. Он смотрит на Эндо, и у него в голове много-много мыслей. Например, как Эндо обеспокоен сейчас. Как близко он к нему. Как объяснить ему то, о чём Эндо знать не должен был в принципе. Какой Дайго мудак, хотя Гоэнджи и сам знает, что жить со всем этим грузом тяжело, а Эндо… он такой человек: он всегда забирает себе груз с души других людей. Эндо мог бы ему помочь. Дайго это тоже понимает, иначе бы не раскрывал с такой лёгкостью шкафы со скелетами. Даже если Эндо не поймёт… Должно стать легче. — Когда мы с тобой встретились в первый раз, — начинает он, вздыхая, — я уже почти решился на этот шаг. Надежды на то, что Юка поправится, были все меньше, к моменту нашей встречи врачи говорили, что шанс совсем мал. Да, чем моложе организм, тем шанс должен быть выше, но прошло почти полгода. «Даже если она выживет, она вряд ли восстановится» — они говорили. Конечно, мне хотелось бы не терять надежду, но это было чересчур. Я будто и не жил вовсе. Я не могу вспомнить ничего из того, что происходило до встречи с тобой, Эндо. Отец почти не возвращался с работы. Если мы и встречались, то стремились скорее разойтись. Он ненавидел меня. Я тоже себя ненавидел. Я был сломлен. Эндо знает, чем закончится эта трагичная история. И всё же он чувствует, как трудно ему слушать о том, через что Гоэнджи пришлось пройти, когда ему было всего четырнадцать. Но он не может себе представить, насколько же тяжело рассказывать об этом и переживать всё вновь. — Ты был тем, кто спас меня тогда. И я никогда этого не забуду. — Но почему ты снова захотел умереть? Гоэнджи качает головой: — Я ещё не договорил. Я… примерно тогда начал влюбляться в тебя. Испытывая чувства, я думал, что это и есть счастье. Когда ты женился на Нацуми это счастье пропало. Мне стало очень больно. Может, и не так, как мне было тогда, но этой боли было достаточно, чтобы я захотел исчезнуть. Гоэнджи опускает голову. — Прости. Ты не должен об этом беспокоиться, я уже в порядке. Дайго хочет засмеяться, но вместо этого сжимает губы и сдержанно улыбается. — Но Гоэнджи действительно исчез, Эндо-сан. Вместо него появился Ишидо Шууджи. Произошло это, признаюсь честно, — он кивает, будто бы он на сцене, а ему аплодируют, — не без моей помощи. *** Нацуми не находила себе места. Её муж был весьма понятным человеком, хотя решения часто принимал спонтанно, но всё-таки гадать, что да как и почему, ей ещё не приходилось. До сегодняшнего дня. Вчера днём он ушёл из дома, сказав, что ему надо кое-куда съездить, но к ужину он будет дома. Она не вдавалась в подробности, ведь в конце концов он ей расскажет всё. Это Эндо Мамору, в конце концов. Но ужин ей пришлось съесть одной. «Может, опять тренируется или заигрался с ребятами?» Но прошёл и час, и два… Раздался рингтон. Она поднесла к уху телефон, готовясь пожурить своего мужа, но голос был не его. — Нацуми, ты не спишь? Так… Теперь ещё и Кидоу. — Нет. Мамору у тебя? — Да. Было слышно, что он старался говорить потише: видимо, Эндо уже спал, но всё же Нацуми услышала лёгкую тревогу. — Он в порядке? Что-то случилось, да? — скорее утверждала Нацуми. По ту сторону экрана послышался тяжелый вздох. — Гоэнджи признался. Нацуми выронила телефон из рук. Признался? Сейчас? Зачем? Она знала, что Гоэнджи сделал это не для того, чтобы расстроить их брак, они обговорили это перед свадьбой. Они друзья. Что могло произойти вообще, чтобы Гоэнджи раскрыл Эндо то, от чего оберегал его больше десяти лет? Она подняла телефон. — Боже… Как Эндо отреагировал? Почему Гоэнджи признался? — Я не знаю. Эндо сейчас тяжело. Но у меня есть ощущение… — он сделал паузу, по всей видимости стараясь тщательно обдумать свои слова, прежде чем сказать их. Нацуми ждала. — У меня есть ощущение, что дело не только в Гоэнджи. Не только в признании. Нацуми посмотрела на их фотографию с первого чемпионата мира. Нацуми думала. — Пожалуйста, позаботься о нём, Кидоу-кун. Послышался смешок. — О, это моя работа последние лет двенадцать, Нацуми-сан. Заснуть ей пришлось тоже одной. И вот сегодня с утра Кидоу говорит ей, что Эндо ушёл. Куда? Почему? Кидоу промолчал и сказал ждать. Она хотела уже накричать на него, так как всё это ей порядком надоело, но Юуто уже положил трубку. Нацуми устало вздохнула и села на диван. Что происходит? Кто бы мог ответить ей? Гоэнджи. Точно. Она рывком дотянулась до телефона и набрала номер единственного человека, который мог бы ответить на все вопросы. *** — Гоэнджи, добрый день. Он прикрывает глаза и пытается представить, что это деловой звонок. — О, Нацуми. Что-то случилось? Две пары глаз грозятся съесть его. Нацуми молчит. — Нацу… — начинает он, и ему наконец отвечают. — Это я должна спросить. Если это можно назвать ответом. «Конечно она уже знает, идиот,» — думает он и наклоняет голову к стене, смотря Эндо в глаза. Он чувствует, как сожаления начинают затапливать его тело от конечностей. Они не должны иметь дело с ним и его чувствами. Даже если это чувства к Эндо, это не то, что он должен был знать. «Идиот» Он чувствует настойчивое прикосновение к его руке и в следующую секунду понимает, что телефон уже не у него. Он у Эндо. — Привет. Его лицо, недавно встревоженное и огорченное, озаряется улыбкой. Не такой широкой и яркой, как обычно, но всё же… Тяжесть давит на его тело. — Эндо. Где ты? Эндо думает, что ответ «в тюрьме» звучит очень забавно. Но бестактно и абстрактно, поэтому он не говорит это. — Я с Гоэнджи, а ещё здесь Сенгууджи-сан. — О. В этом «о» много эмоций. Удивление. Усталость. Напряжённость. Эндо отворачивается от Гоэнджи. — Слушай, прости, что не вернулся к ужину, что не позвонил тебе и вот это всё… Прости, я не хотел, чтобы ты волновалась, улыбка вянет, плечи опускаются. — Всё сложно. Нацуми смотрит в окно и чувствует укол в сердце. — Я понимаю, Мамору. Когда ты вернёшься? Он молчит. — В любом случае, — произносит она с нежностью, — я готова обсудить с тобой всё, что угодно, и поддержать тебя. Постарайся вернуться к ужину, ладно? Он кивает, и она понимает это, хотя и не видит его. — Я люблю тебя. — Я тоже, — отвечает Эндо опуская взгляд в пол. Он стоит ещё некоторое время, держа в руках телефон. Странное тревожное чувство, неприятно обхватывающее его, усиливается. Но он должен сделать это. Он отдаёт телефон Гоэнджи. — Мы можем продолжить. Честно говоря, Дайго поражён. Гоэнджи всегда описывал Эндо, как человека-взрыв, как самого активного и эмоционального среди его друзей. Но время прошло и, кажется, многое изменило. Он вздыхает. — Gut. Как я уже сказал, Ишидо появился при моей поддержке. Я помогал ему собирать документы, удерживал его на плаву, когда Гоэнджи был готов сдаться и вернуться, — он мельком глядит на Шуую, который с досадой отводит глаза. — Но ничего из этого не сравнится с поддержкой, которую оказал Гоэнджи мне в обмен. Он с любопытством наблюдает, как в глазах Эндо молнией мелькают боль и разочарование. Мужчина садится напротив и коротко вздыхает, пытаясь унять эмоции. «О, как вы похожи…» — Что? — озадаченно спрашивает Мамору, и во всем его виде с легкостью читается удивление. «А, вот оно!» — Не переживайте, Эндо-сан. Просто мысли вслух. Гоэнджи… точнее, Ишидо делал то же самое, чтобы успокоиться. Из угла угрожающе доносится голос: — Не отвлекайся! Говори дальше. Сенгууджи понимает намёки. — Конечно, mein Liebling, — Гоэнджи раздражённо цыкает. — Вам нужно знать, Эндо-сан, одну вещь. В этом мире почти ничего не делается бесплатно. Ни моих средств, ни его, даже если взять их сумму, не хватило бы, чтобы создать такую большую, тщательно отлаженную организацию, которая… Две раздраженных пары глаз уставились на него. Теперь настал черёд Дайго цыкать. — Ладно, вы и без меня это знаете. Коротко говоря, нам нужны были огромные средства, которые нам, в свою очередь, могло бы дать государство, — он довольно улыбается: тогда всё было провернуто идеально! — Я в Японии никто без своей жены, но Ишидо… — он стихает до шепота. — Ишидо был самородком. Ему доверял премьер-министр, он умел говорить правильные вещи в нужный момент. Но не вините его, — он грустнеет, обращаясь к Мамору, — он не знал тогда, чем всё обернётся. Я тоже не знал. Он замолкает, глядя, как остальные мрачнеют и уходят в себя. — Вы жалеете об этом? Сенгууджи кивает головой, отклоняясь на спинку стула. — Я жалею, что всё так вышло. Когда я понял, что именно создал, я был в ужасе, — он прикрывает глаза. — Но остановиться я уже не мог. — Почему? — Представьте, что у Вас заберут футбол, свободу, дом. Семью. Хотели бы Вы этого? — Нет, это ужасно, — отвечает честно Эндо и внезапно понимает: — Оу. — Вот и я не хотел. Помещение снова погружается в тишину. — Так что насчёт денег от государства? — в конце концов решается спросить Мамору. — Я переговорил с премьер-министром. Рассказал ему наши планы. Он решил, что это отличная идея, ведь так мы решали проблему с малоимущими семьями, детскими домами и контролем футбола, который забирал всё больше власти и вёл к кризису. Пятый Сектор был идеальным решением, — мрачно говорит Гоэнджи. — По крайней мере мы думали, что он был идеальным. — И вот у нас было достаточно денег, чтобы воплотить планы в жизнь, — торжественно произносит Дайго. — Мы усердно работали, набирали сотрудников и детей… — Но как вышло так, что это всё стало таким ужасным? Гоэнджи с Сенгууджи переглядываются. — Ну, мы не уследили. — И не предприняли вовремя нужные меры… — В итоге нам понадобился дополнительный штат, который должен был контролировать все учреждения, подчинявшиеся Пятому Сектору. — На это нужны были дополнительные деньги… — Но мы не хотели говорить премьер-министру, что у нас проблемы. — Поэтому мы решились проводить экономические махинации, чтобы получить больше денег. Все договора оформлялись на меня, так как Ишидо должен был быть чистым и невинным в глазах людей, — Дайго размахивает руками: — И вот я здесь, Эндо-сан. Эндо кладёт голову на руки, пытаясь переварить сказанное. Сенгууджи снова смотрит на Гоэнджи. — Иногда я думаю, что мы могли всего избежать, если бы мы были чуть хладнокровнее и разумнее, — с сожалением говорит тот. — Прошлое не вернуть. Нет смысла корить себя теперь, мой дорогой друг. Эндо наконец поднимает голову. — Но если Гоэнджи это ничем не грозило, почему он остался, осознав всё это? — Потому что он хотел уничтожить Ваш футбол. Эндо вскакивает на месте, резко оборачиваясь. — Что?! — Дайго, ты мне жизнь испортить хочешь или в скандальную газету податься? Сенгууджи смеётся. — Очень смешно, блять, — Гоэнджи закатывает глаза и встаёт наконец, приближаясь к Эндо. — Всё не совсем так. — Ну да, ну да, — Дайго ухмыляется. — Заткнись! — Ладно, уже молчу. Эндо никогда не чувствовал себя таким озадаченным. — Эндо, вот что для тебя футбол? — Игра, которая всех объединяет. Футбол — это вся моя жизнь! Гоэнджи улыбается и кивает. — А для меня футбол — это ты, — Гоэнджи говорит это с печалью в голосе. — Когда я решил начать новую жизнь, ты был последним, что связывало меня со старой. Эндо кажется, что он понимает. — И ты пытался уничтожить наш футбол, чтобы не вспоминать меня и своё прошлое? — Всё верно. Эндо тяжело вздыхает. Стало почему-то очень обидно, злость поднимается в нём. Он сжимает кулаки и отворачивается и от Шууи, и от Дайго. Все страдающие дети. Подставные матчи. Преступления. — У меня в голове не укладывается. Мне казалось, что я знал тебя… Ты был моим самым близким другом. Слух Гоэнджи режет прошедшее время. Паника хватает его за горло, он перестаёт дышать. — Неужели я был так ужасен, что ты захотел от меня избавиться? — Нет! Вовсе нет! Дело не в тебе, Эндо… — Гоэнджи хочет коснуться плеча, но отдергивает руку, опасаясь сделать всё лишь хуже. — А в чём? Оу. Дайго перестаёт быть весело. Нет, он ожидал драмы, и ждал её с нетерпением, но только сейчас, наблюдая за ней, он понимает, что драма вот-вот обернётся трагедией. Гоэнджи так чертовски напуган, что не может ничего сказать, а Эндо слишком зол и разбит, чтобы его слушать. Сенгууджи вздыхает. — Эндо-сан, позвольте спросить. Тот оборачивается к нему и кивает головой. — Что сейчас с Пятым Сектором? Эндо хмурится. — Его больше нет. — Правильно. А знаете, почему? Потому что этот молодой человек не смог пойти против Вас. Он не смог оставить Вас в прошлом и уничтожить свободный футбол. Более того, он сделал всё, чтобы Вы победили, при том, что он рисковал своей личной свободой в этот момент. — Свободой? — О, конечно же, вы не знаете цены победы Раймона. Когда я узнал о предательстве Ишидо, я был крайне зол. И тогда он предложил сделку. — Сделку? — Если бы Вы проиграли, Эндо-сан… О, я боюсь, что Вы больше никогда бы не увидели Гоэнджи, потому что в этом случае он поклялся стать моим слугой. Эндо цепенеет от одной мысли об этом. — Слугой? — Да. Поверьте, если бы его намерение всё забыть и уничтожить было искренним… Делать всё для Вашей победы — это крайне странное исполнение. — Это правда? — спрашивает Эндо у Шууи с волнением и ужасом в голосе. — Да. Я предлагал такую сделку, — отвечает тот, но быстро добавляет: — Это было совершенно не рискованно! Дай… Сенгууджи-сан даже не ответил! — Это не важно!.. — кричит на него Эндо и с удивлением замолкает, замечая, что он повысил голос. Дайго с восхищением смотрит на него, в то время как Гоэнджи ошеломлен. — Я… Прости, я не хотел, — Эндо закрывает руками лицо, вздыхая. — Но ты дурак? А если бы мы проиграли? — Если бы вы проиграли, Эндо, — медленно отчеканивает слова Шууя, — то свобода была бы мне ни к чему. Я пошёл в ва-банк, потому что верил в вас. И я верил в тебя. Я ни о чём не жалею. — Но зачем ты пошёл на это? — Эндо кажется всё более растерянным. — Ведь… ты хотел уничтожить футбол, да? Гоэнджи прикладывает руку ко лбу, закрывает глаза и измученно вздыхает. — Это даже сложнее, чем я себе представлял. — Время посещения окончено. Я прошу вас покинуть помещение, — Мори-сан показывается на пороге вновь, и все оборачиваются на него. Он отступает шаг назад и неловко говорит: — Пожалуйста. Эндо в задумчивости кивает головой и идёт к выходу. Гоэнджи смотрит ему вслед, а затем оборачивается и говорит откинувшемуся на спинку стула Дайго: — Спасибо. И он уходит, закрывая за собой дверь. Мори растерянно глядит в окно, наблюдая за двумя удаляющимися фигурами, а затем возвращается к камере Сенгууджи. — Я надеюсь, что вы обсуждали не план побега. — О нет, что вы, — Дайго смеётся. — Я самый порядочный заключенный! Они выходят с территории тюрьмы и останавливаются у ворот. Гоэнджи достаёт сигарету и щёлкает пальцами. Тонкая струйка дыма потянулась к небу. Эндо смотрит на него с непониманием и сомнением, стоит ли спрашивать, но всё-таки произносит: — Давно? Гоэнджи поворачивается с полным замешательством на лице, прежде чем понять, что он ни разу при Мамору не курил. Он стыдливо тушит сигарету об палец, вызывая у друга ещё большее недоумение. Тихо отвечает: — С твоей свадьбы. Но я в основном делал это в Пятом Секторе, сейчас в первый раз за два года… — поспешно добавляет он, и сжимает ладонью другую руку у локтя. — Нервы шалят. Эндо с грустью качает головой. — Это вредно. — Я знаю, мой отец врач, в конце концов, — горько усмехается Шууя и выкидывает окурок в мусорку. — Скоро наступит вечер. Тебя… тебя уже ждёт Нацуми. Я могу подвезти тебя, — но утверждение больше похоже на вопрос. Мамору качает головой. — Я… Я, пожалуй, прогуляюсь. Неловкое молчание. У них остаётся к друг другу ещё очень много вопросов, но задавать их страшно и неудобно. Раньше, когда они были младше на десять лет, разговаривать было проще. Не было никаких тайн, Эндо не был женат, а Ишидо не существовал даже в качестве идеи. Наконец, Мамору отворачивается, говорит: — Пока, — и, махнув рукой, уходит. — Эндо! Эндо оглядывается с любопытством. Гоэнджи смотрит прямо ему в глаза с раскаянием и стыдом. — Да? — Мне жаль. Честно. Если бы можно было вернуться во времени и всё исправит, я бы сделал это без раздумий, — он больше не отводил взгляд, хотя было видно, что говорить об этом ему тяжело. — Никакая цель не стоит таких средств. Тем более моя. Ты не обязан прощать меня. Ты не обязан быть моим другом и оставаться рядом. Я обещаю, что я не причиню никому вреда. Ни себе, ни кому-либо ещё. С каждой фразой Эндо подходит ближе и ближе. Как только Шууя договаривает, он кладёт руку на его плечо, наклоняет голову, словно пытаясь лучше рассмотреть его, и улыбается. Гоэнджи задерживает дыхание. — Ты больше не Ишидо Шууджи. И я не говорю сейчас о том, что снимаю с тебя ответственность за твои поступки, я говорю о том, что ты изменился. Ты стараешься исправить всё настолько, насколько это возможно, я знаю это. Ты раздаешь компенсации, ты разбираешь до ночи бумаги, ты помогаешь детям из Пятого Сектора жить дальше и идти за мечтой. Ты помогаешь футболу выйти на новый уровень. Ишидо Шууджи не способен на такое. А Гоэнджи Шууя делает это прямо сейчас на моих глазах. А простил я тебя ещё тогда, во время финала Святой Дороги, даже если и знал далеко не всё. Я до сих пор не совсем понимаю причины тех или иных твоих поступков, но одно я понял точно: ты не плохой человек, Гоэнджи, и ты никогда не причинишь зла мне или футболу. Ты не способен на это, хотя и пытался. Этого мне достаточно. Я останусь рядом с тобой. Не потому, что меня попросил Сенгууджи-сан. А потому, что я хочу остаться с тобой. Эндо переводит руку с плеча на шею, а другую заводит за спину Гоэнджи, обнимая его. На некоторое время тот застывает, не в силах пошевелиться, но в конце концов отвечает на объятия, прижимая Мамору крепче. На глаза наворачиваются слезы, и он прячет лицо в его шее. — Я скучал по тебе, Гоэнджи. — Теперь больше никаких секретов, ладно? Гоэнджи хмурится и отстраняется. Он думает о том, чего Эндо пока о нём не знает, он думает о том, нужно ли такое рассказывать и сможет ли он рассказать. — Ну, как сказать… Это не касается тебя или футбола… Думаю, это слишком личное. Эндо смотрит на него задумчиво, прежде чем улыбнуться и ответить: — Ну, я думаю, на сегодня достаточно секретов. Когда ты будешь готов, мы поговорим об этом. Гоэнджи с радостью кивает головой. — Тогда до встречи! Эндо чувствует, как вроде бы с каждым шагом его настроение поднимается, идти становится легче без тяжёлых мыслей в голове. Сейчас его заботит лишь то, почему он не спросил раньше, а ещё это признание. Он много думал над этим с тех пор, как начал догадываться о чувствах Гоэнджи. Ему казалось, что он давно решил, что чувствует сам, но это было до того, как он узнал, что это чуть не уничтожило его друга. Эндо знает, что это не его вина, но если бы он любил Гоэнджи, всё было бы по-другому. Шууе просто нужен человек, что любил бы его в ответ так же сильно.И если раньше Эндо надеялся, что это пройдёт и Гоэнджи найдёт себе другого человека, которого бы он полюбил… Сейчас он понимает, что это почти невозможно. Уже прошло тринадцать лет, его взгляд не меняется: всё такой же нежный, добрый, любящий, с ноткой страха.Страха остаться без него, без Эндо, остаться в одиночестве, потому что, кажется, он единственный человек, который способен понимать его. И когда Эндо думает об этом, ему становится жаль. Ему жаль, что из всех людей Гоэнджи полюбил его, потому что его лучший друг заслуживает быть счастливым, заслуживает быть любимым, но он выбрал его, Эндо, а Эндо, как бы ему ни хотелось, не любит его так же. Так же он любит Нацуми. Нацуми любит его. А Гоэнджи здесь быть не может, он решил это давно, но… Но это тяжело признавать, после всего сказанного, сделанного… Эндо теперь думает, а точно ли он готов отвергнуть Гоэнджи? А хочет ли он этого? Это приводит его в смятение. Легкость пропадает, он чувствует, что сейчас его голова начнёт болеть от всех этих рассуждений, но вот, он у порога, стучит и почти падает в объятия супруги, которая шепчет: — Мамору! Ты дома… Мысли отступают. Он дома. *** Гоэнджи идёт в сторону своей машины и включает телефон. Он останавливается, широко раскрывая глаза. Двадцать звонков? Сто сообщений? Торамару превзошёл себя. Гоэнджи немедленно набирает его номер и после первого гудка раздаётся возмущенное и облегченное: — Ты живой! Шууя закатывает глаза. — Брось, я не отвечал всего пять часов… — Пять часов, при том, что ты признался Эндо, это очень много и очень пугающе! — с укором воскликнул Уцуномия. Ну, в каком-то смысле он прав. — В любом случае всё в порядке. Дайго в основном говорил за меня. На несколько секунд повисает молчание. — Ты хочешь мне сказать, что ты ходил к этому ублюдку и даже не сказал мне? — Во-первых, он не такой уж и ублюдок, — Торамару фыркнул, — а во-вторых я уже не маленький, я могу за себя постоять. — Ну да, ну да. — Эй! — Лучше расскажи мне, как Эндо воспринял всё… всё это. Вы же говорили о Пятом Секторе, да? — Да… Этот разговор был тяжёлым. Когда он видел это разочарование, когда видел кривую усмешку, когда видел эту ярость, эту боль… Ему казалось, он ещё никогда так не ненавидел себя. Ему хотелось ударить себя, хотелось сжечь себя. Мысли не затыкались в голове, кричали: «Всё из-за тебя! Если бы не ты, Эндо не страдал бы так, потому что никто не причинял ему такую сильную боль! Предатель! Эгоист! Плевать ты хотел на его чувства!» Но слова Эндо сделали больнее. «Мне казалось, что я знал тебя… Ты был моим самым близким другом». «Неужели я был так ужасен, что ты захотел от меня избавиться?». И каждое слово, как выстрел, и ничего нельзя сделать, потому что Эндо больно, Эндо зол, он не услышит. «Всё кончено» — говорит голос в голове, и Гоэнджи думает, что если бы не Дайго, то он сломался бы. Это слишком, даже если он привык причинять себе боль и ненавидеть себя. — Я заеду к тебе вечером вместе с Юкой и ты расскажешь, если хочешь. Если нет, то просто посидим вместе и поиграем в настольные игры. Гоэнджи кивает и тихо говорит: — Спасибо. Торамару хмыкает, но с заботой и нежностью отвечает: — Не за что, большой брат. Я уверен, что Эндо поймёт. Он знает, кто ты. Гоэнджи думает о том, что Эндо пообещал остаться рядом, даже после всего этого, и улыбается. — До встречи, маленький брат. (Юка выиграла их в Уно пять раз) (Так что им пришлось покатать её по городу на мотоцикле и Феррари) (Никакого уважения к бедному старшему брату) *** — Мой руки и проходи в дом! Мне Аки дала рецепт пирога, тебе понравится! — Точно? — Да, я уже попробовала и это очень вкусно, — уверенно заявляет Нацуми и, остановившись возле двери в ванную, гордо говорит: — Если не хочешь, мне больше достанется. Живот Эндо издал неодобрительное ворчание. — Нет, я хочу! — Тогда домывай руки и иди ужинать, — она улыбается и скрывается на кухне. Эндо смеётся и вытирает руки. Нацуми — само воплощение целеустремленности. Как только она поняла, что её кулинарные эксперименты подходят не всем (на это потребовалось время, потому что Мамору не хотел её обижать, но один раз у него случилось несварение желудка и ему пришлось признаться во всём), она обратилась к Аки. Её рецепты не были вольной импровизацией, и хотя Нацуми считала такие блюда несколько ординарными и скучными, она смирилась и решила готовить по традициям. Не всё получалось с первого раза, но глаза Эндо выглядели с каждым разом счастливее, к тому же, несмотря ни на что, это действительно было довольно вкусно. Да, Эндо ещё иногда шутил про её готовку, но как только она напоминала про то, что он чуть не взорвал кухню, он смеялся и поднимал руки, сдаваясь. Они садятся за стол и складывают руки. — Итадакимас, — произносят они с улыбкой и начинают есть. Они некоторое время молчат и едят. Нацуми иногда смотрит в его сторону, задумчивая, а потом снова смотрит на еду. У неё много вопросов. Но она не знает, с чего начать и нужно ли начинать вообще разговор об этом сегодня? Сегодня наверняка был тяжёлый день и… — Я боюсь, Нацуми. Он смотрит на неё, и она видит, как сильно он переживает. Она кладёт палочки на подставку и касается его руки. — Расскажи мне, если ты этого хочешь. Он переплетает их пальцы и вздыхает. — Я боюсь за Гоэнджи. Он… он молчал о многих вещах. Я точно не знаю, всё ли это, или он скрывает что-то ещё. А ещё он преступник, и был в Секторе из-за меня. Он действительно хотел уничтожить наш футбол, потому что он напоминал ему обо мне. Но это не важно, — горько усмехается он. Брови складываются в «домик». Голос дрожит. — Важно то, что он хотел… он… Эндо сжимает губы и пальцы, поднимает глаза к потолку и закрывает их. Нацуми пододвигает стул ближе к нему и берёт его вторую руку. Её сердце стучит, но она терпеливо ждёт. — Он хотел убить себя, Нацу. Нацуми в шоке поднимает брови. — Что? Почему? — Он сказал, что это из-за нашей свадьбы. Нацуми вздыхает. Она вспоминает этот день и Гоэнджи, который сказал ей тогда, что он им мешать не будет. Она должна была догадаться, как ему больно. Она знала, как сильно он его любил. — Он говорит, что сейчас с ним всё в порядке и мы ни в коем случае не должны винить себя, но я всё ещё боюсь за него. Я… Я нужен ему, — сокрушенно говорит он, смотря на опечаленную жену. — Ты мне тоже нужен. — Я знаю. Они молчат, думая об этой ситуации, о своих отношениях. Наконец, Нацуми встаёт, не выдерживая этой давящей атмосферы, которая повисла между ними. Она подходит к фотографии «Иназумы Японии» и грустно улыбается. — Я знала, что он любит тебя. Он полюбил тебя первым, поверил в тебя тогда, когда я не поверила, — с горечью говорит она. — Мы договорились, что не будем бороться за тебя или ссориться из-за этого, потому что ты человек, Мамору, и у тебя есть чувства. Ты выбрал меня, но он не стал ко мне хуже относиться. Но ему было всё хуже, и я подозревала, что свадьба может… добить его. Я не хотела делать ему больно, но отказаться от счастья, когда оно так близко, — глупо, — она вздыхает. — Надо же было нам обоим влюбиться в тебя. Эндо подходит к ней и кладёт её голову к себе на плечо. — Не вини себя. Я тоже знал. Точнее, чувствовал. Но я рад, что выбрал тебя. Он целует её в лоб, и она обнимает его. Вместе теплее и легче, вместе они сильнее, вместе они могут вынести всё. — Ты откажешь ему? Мамору молчит. Нацуми не настаивает. — Пошли спать. Они убирают посуду, переодеваются и ложатся под одеяло ближе к друг другу. — Пирог вкусный. Нацуми довольно улыбается, гладя Мамору по щеке. — Я же говорила. Эндо не спится. Он хочет спать, но мысли не дают ему покоя, поэтому он просто смотрит на Нацуми. Её волнистые волосы раскиданы по подушке, она положила голову на руки, чтобы было удобней спать, рот чуть приоткрыт. Дыхание тихое спокойное, поза расслабленная… Она прекрасна. Эндо хотелось бы уснуть сейчас так же безмятежно. Это вообще очень странно, у него очень редко случается бессоница (кажется, она была только перед матчем с Рококо), но вот идёт третий час ночи, он отвратительно сильно устал, но не может уснуть. Замечательно. Он аккуратно поднимается с кровати, чтобы не разбудить свою жену, одевается и идёт к башне. Людей на улицах мало, разве что иногда встречается группа молодых подвыпивших людей или одинокий прохожий в наушниках. Машины мчатся без пробок по дорогам. Прохладно так, что Эндо прижимает руки ближе к телу, но в кофте было бы жарко тренироваться. Он взбегает по лестнице на площадку. Никого нет, хотя со времен его детства это место стало более популярным. Но время почти четыре часа утра, нормальные люди спят в кровати. Что ж, он ненормальный. Он прыгает и толкает шину. Небольшая крутка, но скорость зашкаливает. Он выставляет руки вперёд, широко расставляет ноги и встречает удар с легкостью, лишь чуточку сдвинувшись с места. Это приятное чувство, когда что-то не меняется с годами. «Я хочу играть в футбол с тобой» Он не думал о последствиях, когда говорил Гоэнджи эти слова. Он вообще ни о чём не думал, кроме того, что он хочет быть с этим человеком рядом и вместе становиться сильнее. Нет, он не жалеет. Просто ему жаль, чем это обернулось. «Ты был тем, кто спас меня тогда», но он же и делает ему больно настолько, чтобы Гоэнджи хотел умереть вновь. После нескольких бросков и череды навязчивых мыслей, Эндо присаживается у дерева и, облокотившись на ствол, засыпает. Ему вновь снится сон. Они гуляют с Нацуми посреди прекрасного цветущего сада. Счастливые, они смеются, улыбаются, обнимаются… Но тут он слышит тихий зов: — Эндо… Голос почти сливается с шелестом листьев, Мамору ищет источник звука, но найти не может. — Мамору? — Нацуми тянет его за руку. — Меня кто-то зовёт, — обеспокоенно отвечает он. — Идём, тебе мерещится. Он отпускает её руку и уходит вглубь. Нацуми в последний раз кричит: «Мамору!», но мгновенно пропадает, как и сад. Он посреди белой комнаты. Снова. В углу сидит Гоэнджи. Он морщится, стонет, дёргается. Зовёт его. — Гоэнджи! — Эндо подбегает к ниму и хватает за плечи, чтобы посмотреть ему в глаза. Белки красные, под глазами синяки, дыхание сиплое. Он так слаб, что не может поднять руку. Туман бреда рассеивается, и вот он уже смотрит ему прямо в глаза. — Эндо? — Да, это я. Что с тобой? — Мамору чувствует, как паника влезает змеей в его голову. — Где Нацуми? — Какая разница? Скажи мне, что с тобой! — Ты оставил её? — Да, она в саду… Гоэнджи, ты умираешь. — Ты хочешь спасти меня? — Да, конечно! Скажи только, как, — умоляет Эндо. Гоэнджи улыбается. — А ты любишь меня или хочешь спасти? Эндо замирает. — О чём ты? — Ответь. — Я… я хочу спасти тебя. Я хотел бы любить тебя, но я не люблю и… — Тогда я не умру. Эндо. Эндо! Эндо, просыпайся! Мамору резко дёргается и сталкивается с Гоэнджи лбами. Уже с настоящим. Настоящий Гоэнджи не умирает. Немного удивлён и волнуется, но точно не умирает. Эндо облегченно вздыхает. — Ты почему здесь? — Я у тебя должен спросить. Ты что, не приходил домой, Эндо? — руки на боках, суровый взгляд и строгий голос. Эндо смеётся. — Приходил. Эндо смотрит с печалью на друга, и тот присаживается рядом. — Что с тобой? Что случилось? Эндо молчит, а затем отводит взгляд. Решение принято. Он должен сказать ему. Эндо тоже должен признаться. — Ты хороший человек, ты всегда заботился обо мне, ты красивый, умный, и все твои поклонники были бы рады быть вместе с тобой. Я тоже рад, но не как партнёр, а как друг, брат… может, что-то большее. Но не партнёр. Я люблю тебя, но это не романтическая любовь. Как если бы мы были единым целым, как… Черт, это трудно. Гоэнджи похлопывает его по плечу. — Всё хорошо, я понимаю. Это называется платоническая любовь, Эндо. — О, а я не знал, — с сарказмом произнёс Эндо, но в нём не было злобы. — Ты… тебе больно? Гоэнджи улыбается и качает головой. — Да, но без тебя больнее. Я рад, что мы друзья. И ты не должен переживать об этом. Я большой мальчик, я теперь умею справляться со своими чувствами. Эндо кладёт голову ему на плечо. Солнце взбирается по небу выше, настолько яркое, что глаза болят от его света. — Прости меня. Я не хотел причинять тебе боль. — Это никогда не было твоей виной, — вздыхает Гоэнджи. — Это я должен извиняться. Эндо смотрит на его улыбку, затем на его глаза, слегка печальные, но не более того. — Спасибо, что признался мне, Гоэнджи. Гоэнджи отворачивается к солнцу и обнимает его за плечи. — Спасибо, что ты принял меня.