Деньги

— Просто Коконой — финансовый гений…       — …Изана хочет эту «силу»

— Сучка Инуи…

—… Убью Инуи с Ханагаки

Тогда тебе некуда будет идти, кроме Поднебесья…

Коко не помнит ничего, кроме глупых обрывков. Разум уплывает, одурманенный ноющей болью и запахом собственной крови. Он никогда не любил принимать участие в первых ролях, отдавая предпочтение быть за кем-то, дёргая за ниточки и просто наблюдая — это было интересно, это было совершенно не больно. А сейчас он связан, избит и еле хватается за крупицы сознания, чтобы понимать, в насколько паршивую ситуацию они все попали. Мучё убьёт, не жалея никого, помимо самого Хаджиме, пока он полезен, просто сделает так, чтобы от некогда красивого лица не осталось ничего, а ноги и остальное сломать можно — зарабатывать деньги же сможет. Инупи и Такемичи не справятся, сами избитые продолжают сражаться, откидывая мысль о том, что проиграли уже в тот момент, когда позволили поймать себя. Но он сам не тупой, рациональный мозг высчитал каждую вероятность того или иного события, и ни в какой из них они не спасаются, их банально не найдут, а жертвы будут, если он не согласится добровольно. И честно говоря, черноволосый чувствует вину, что их поймали, по сути поймали из-за него, а сейчас эти двое сражаются, не понимая на что себя обрекают, и ради чистоты собственной совести заставляет себя смотреть, не отводя взгляд, не падая без сознания, не закрывая глаз. Губы кусает до крови, игнорируя шёпот извращённого сознания, что подходит со спины, опуская свои руки на плечи и сжимая до боли, может это просто вывихнутая плечевая кость а смеётся тихо, озвучивая правду, которую Коко и сам знает, но уже несколько лет убеждает себя, что всё не так. Тебя используют, даже сейчас. Все используют, Коко. Каково видеть цену своим способностям? Сидишь такой жалкий, в собственной крови, да ещё и веришь, что Ханагаки реально пытается тебя защитить? Умный же, прекрати обманывать себя, им всем нужны от тебя деньги. А этот мальчишка такой же врун, как и Инупи, пытается оставить под крылом Тосвы, чтобы ты служил им, как раньше Чёрным Драконам, куда завлёк тебя Сейшо, нашёл способ заработать, возвысив над остальными и всё… Крупная дрожь пробивает юношеское тело, пока в голове крутится, подобно заевшей пластинке, мысль, чтобы это всё прекратилось, чёртовы голоса ушли, давая потонуть в одиночестве, в той бездне, где нет никого, даже собственного сознания, которое всё время идёт по пятам, пытаясь сломать и так хрупкое видение мира в чёртовых розовых очках от Chanel, что сейчас просто трещит по швам. Но ничего не затихает, наоборот, всё чаще слышит насмешки внутреннего близнеца, они почти оглушают, притупляя даже боль и противный запах крови, который стоял в каждом углу помещения. Всё происходящее видится в тумане, но момент подгадывает, скорее по инерции, крича почти истошно, дабы не захлебнуться там — где-то внутри себя: — Мучё, прекрати, я всё сделаю! Отпусти их! — глаза, напоминающие два чёрных опала, стекленеют ещё сильнее, теперь почти не отличимые от настоящих камней, таких красивых, но не живых. И Хаджиме готов поклясться, что плечи, стиснутые оковами чужих объятий, отпускают — собственная тьма отступает на задворки, довольная результатом, уже вдали звучат еле разборчивые слова: Только не обманывай больше себя, Коконой. Ты сделал это не для них, а для себя. Ты согласился для собственной выгоды, совершенно не для спасения этих… Деньги… Всё ради них… Это осознание кроет окончательно, вынуждая реально поверить и принять, что все его действия — дискурсивная система расчётов, направленная на получение наибольшей выгоды и безопасности собственной жизни. Вступление в Поднебесье лишь развязало руки, позволяя действовать, группировка даёт гарантию жизни, пока к ним капают финансы. В какой-то из книг по финансовой грамотности, прочитанной ещё в школе, подобное называли термином «бартер», но в глазах черноволосого более верным определением их сотрудничества с Изаной станет «обоюдное использование». Просто и понятно, а главное надёжно, потому что они не смогут без него, а он без них сможет, почти все пути отступления готовы. А сближаться с кем-то из Поднебесья или, как многие себя называют «Поколения S-62», не хотелось совершенно. Каждый вошедший в своеобразную верхушку был наглухо отбитым психом, а венец всего возглавлял сам Курокава, провозгласивший себя единоличным императором, под собой распорядив поставить «Четырёх Небесных Королей». И как же Коко был рад, занимая банальную должность казначея. Абстрагировался от всех в кабинете, любезно выданным ему, и погряз в накопившихся бумагах. Его лишь изредка навещал сам Изана или тот же Какучё, но и с ними разговоры получались исключительно сухими. Всё же кто адекватный бы пытался затащить в банду через похищение, угрозы, шантаж и избиение? Точно не кто-то нормальный. Вторым раздражающим фактором его пребывания в Поднебесье стали походы по магазинам, которые так предпочитали «короли». И если вначале черноволосого бесило то, сколько его финансов уходит просто в никуда, то потом одному из руководителей, а именно Хайтани Риндо, пришла в голову замечательная идея взять и Хаджиме с ними. Можно сказать они стояли на одной ветви в своих должностях, но был такой неприятный факт, что другой являлся младшим братом того самого Рана Хайтани, который, к сожалению, стоял выше и прислушивался к идеям брата. Вообще, Риндо был блондином с бирюзовыми прядями, носящий очки, и проводил с «королями» всё время, но лично Коконой избегал Хайтани сильнее остальных, потому что ещё в средней школе был наслышан о том, что о них говорят. В тринадцать лет заняли район Роппонги, прибыль в котором текла едва ли не ручьём, особенно со всей той деятельности, что протекла в ночное время суток, и в те же тринадцать лет отсидели за избиение до смерти — вот в том, что эти двое психи, сомневаться точно не приходилось, счастьем было, что похищением и «добродушным» приглашением к ним занимался Мучё, а не кто-то из обладателей аметистовых глаз, сверкающих опасным блеском даже в темноте. Во многом Рин, как называли его некоторые, был куда более спокойным, чем старший братец, более уравновешенный и молчаливый, бросающийся язвительными комментариями время от времени, чем походил на него самого, удивительно было то, что блондин пару раз заходил в кабинет, пытаясь наладить отношения, но вскоре забил. А брюнет просто не хотел связываться с тем, кто с улыбкой на лице ломает кости людям, да и дуэт известный своей жестокостью был не таким уж глупым, как иногда казалось, поэтому явно рассчитывал на поддержку финансами, если дело запахнет жаренным, по этой простой причине и пытались пообщаться. Но отвертеться от предложения составить компанию в прогулке за покупками не представлялось возможным — каждый из четырёх психов её поддержал. Сбежать хотелось ещё до того момента, как они поехали к комплексу. И на все разговоры, которые постоянно кто-то начинал, якобы чтобы получше узнать их казначея, обладатель тёмных глаз отвечал сжато и в большинстве своём односложно, предпочитая утыкаться в собственный телефон. После попытки, пожалуй, двадцатой пыл компании приобщить финансового гения к ним отпал практически полностью, задействовали его лишь, когда показывали очередную покупку, которую он должен был оплатить. Глаз уже дёргался, особенно после появления нового развлечения «подсчитай траты бюджета за последний час», и не то, чтобы ему не нравилось покупать брендовые вещи, наоборот, любил баловать себя чем-то таким, но не столько же денег тратить за один жалкий день. Коко в очередной раз уже не смотрел, кто проходит мимо, слишком нервный и слишком раздражённый развернувшейся ситуацией, просто сорвался на шипение: — Денег больше нет, уяснил? — в обычное время он бы задумался над собственным тоном, особенно в адрес кого-то из тех, кто был сильнее и с кем в ближайшее время, как ни пытайся, а работать придётся, но привычные инстинкты дипломата сейчас просто отключились. Да и подошедший просто молча выслушал, не дав по лицу с первым словом, сказанным не в положенном такте. Он ведь мог сейчас быть в своём кабинете и заниматься любимыми бумагами, а не просто сидеть, тратя драгоценное время… — У тебя с головой проблемы или самомнение больше кое-чего другого, а? — знакомый язвительный голос, прозвучавший где-то рядом с ухом и несомненно принадлежащий младшему из Хайтани, вынуждает в удивлении распахнуть глаза, даже отрываясь от изучения отчётов в электронном виде, поднимая взгляд. Юноша же выгнул бровь, поправляя очки, сползшие на нос, а в двух камнях напротив не было никакой злости, лишь почти искренние недоумение, и так отражённое в предыдущем вопросе, за ним следовало немое укорение, будто поясняет малому ребёнку слишком очевидные вещи, мол небо голубое, потому что голубое, а дитё вновь переспрашивает, неудовлетворённое ответом, — У меня есть и свои деньги так-то. Я же не виноват, что ты расселся именно на том пуфике, который расположен по направлению к кассе, — чёрные опалы прослеживают взглядом за кивком, обнаруживая в руках Риндо пару дорогих водолазок, которые тут же забрала подбежавшая менеджер, чтобы уважаемый клиент не держал сам, а чуть поодаль уже лежащие украшения и аксессуары, по всей видимости, принадлежащие тоже блондину. — Больной… — простое умозаключение, сделанное перед тем, как чужой профиль резко отворачивается, а глаза теряют всякие эмоции, переключаясь на оплату всех хотелок и поиски брата. А где-то внутри становится даже неловко, потому что Коко повёл себя во всех возможных вариантах некорректно, и надо бы, конечно, извиниться, но собственная гордость давила, наступая на горло и перекрывая воздух, не позволяя выдавить хоть слово вдогонку уходящему. Риндо был единственным, кто выглядел в своеобразной степени открыто, и был ближе остальных по характеру, после же такого будет поразительно, если их отношения останутся на уровне спокойного, не колышущегося моря, когда единственным взаимодействием были сугубо рабочие разговоры и простые кивки. Но стоит отдать должное Хайтани — он продолжал вести себя, будто ничего не было, даже не рассказал Рану, иначе финансист не мог объяснить себе, почему до сих пор жив и не навлёк на себя гнев старшего брата за неподобающие отношение к кому-то из них. А ему доводилось видеть, что случалось с теми, кто волей случая позволял своему языку, явно существующему без костей и, вероятно, в принципе без инстинкта самосохранения, выплёвывать нечто пренебрежительное или, не дай бог, насмешливое в адрес младшего. Было благословением, если его ещё можно было внешне узнать, а уж остаться в живых после такого означало высшую степень везения. Он же мало того, что жив, ещё и не имеет никаких телесных повреждений, правда по какой причине руководитель с лавандовыми глазами, которые частенько надёжно сокрыты под тонкими и прозрачными линзами очков, проявил такую милость, Коконой не знал и знать не хотел — пока везёт, надо играть — такой устой всю жизнь у него был, особенно когда дело касалось рынка ценных бумаг или акций, от скуки благодаря которым он поднял немало. Правда Рин больше не настаивал на его присутствии в таких закупках, наверное, так будет лучше — он же этого и добивался, да и близиться сражение с Тосвой, в котором ему придётся пересечься с Инупи. С того похищения они больше не разговаривали, предоставив время подумать и взвесить всё, и за это брюнет был благодарен, принимая тяжёлое, но правильное решение отпустить, разделив отныне их жизни. Последние три дня Коко, вообще, был как на иголках, перепроверяя всё, что можно. Итоги сражения было трудно предугадать заранее, потому что Тосва всегда умела поразить, руша всякие логические связи, когда выходили из стычки победителями. Клятву верности Поднебесью он не приносил, и сбежать собирался сразу же после разговора с Сейшо, в самый разгар никому не будет дела до казначея, который и так не особо силён в подобном, всех это устраивало, а ему самому было удобно. Вот только предчувствие шептало, что всё пойдёт совершенно не так, чтобы он даже не спускался к остальным, держась неподалёку от Кисаки. И чёрт возьми, предчувствие никогда не подводило его, потому что даже в самые безумные расчёты не вписывалось произошедшие. Темноволосый, как и собирался, отправился на поиски Инупи, но уже издалека заметил Ясухиро, который будто специально выслеживал своим тяжёлым взглядом его местоположение, сразу на подходе вступая в поединок и уводя куда-то подальше. А идти за ними и уж тем более вмешиваться в поединок могло показаться странным Курокаве, что до сих пор восседал, наблюдая за всем издалека, наводку касаемо его намерений мог дать либо сам Изана, либо Кисаки, затеявший странную игру, и в любом из случаев обладатель угольных глаз остался бы в проигрыше, если бы подтвердил сомнения. Сейчас же надо было бы затеряться в толпе, но отказать себе в удовольствии понаблюдать за поединками просто не мог, да и так можно создать мнимую иллюзию участия, а с парочкой придурков если что и сам справится. Изначально всё, естественно, шло в их пользу — слишком уж большой разрыв в боевых единицах, но вот первым потрясением стало для всего Поднебесья, когда уже почти побеждённый дуэт свастонов поднялся. В момент, когда синеволосый, вроде бы Соя, поднялся, то Хаджиме невольно и сам вздрогнул. У парня были сломаны противоположные конечности, явно чтобы не смог встать в боевую стойку, но стоял он будто младший Хайтани ничего ему не сделал и сейчас даже не пытался вновь обрушить на землю. Это единственный раз, когда он хоть в чём-то был согласен с Раном, крикнувшим просто бежать, Кавата был странным, особенно сейчас, и для блондина это могло закончиться просто ужасно. Но что-то вселяется в обычно рационального юношу в очках, который отмахивается от предупреждений и уже в следующую секунду валится, отхаркивая собственную кровь, за ним следует и второй из братьев, даже в такой момент переживающий в первую очередь за Рина. Представление вызывает тишину, кажется, впервые замолкают все, никто не видел, чтобы знаменитый дуэт уложили с одного удара, да ещё и те, кто до этого в сухую проигрывали. Коконой отмирает с первыми счастливыми возгласами ребят из Тосвы, сознание кричит, что пора бежать, ведь потом не будет возможности — он и сам-то прекрасно понимает это, но просто стоит, продолжая смотреть на бессознательное тело. Разбитые очки, кровь и полная недееспособность — всё это так не похоже на Риндо. Они не друзья, даже не хорошие знакомые, чтобы сейчас рисковать собственной жизнью и планом, вытаскивая Хайтани, но что-то щёлкает в момент, когда он срывается туда. Свой поступок объясняет глупым извинением перед совестью за случай в магазине или тем, что не окончательно прогнил, потому что и его сердце дрожит под истошными криками аметистовых глаз, затемнённых искренним ужасом и паникой от того, что их раскидало, а младший в отличие от Рана до сих пор не пришёл в себя, не поднялся. А брюнету должно быть всё равно, но почему-то не всё равно, особенно в момент, когда подхватывает мускулистое тело, что ниже него на пару сантиметров, взваливает на себя, отгоняя тупых «шестёрок», которые чуть ли не задавили одного из верхушки Поднебесья, и оттаскивает подальше — не к брату, но там, где их никто не тронет. Сидит молча, стирая с уголков губ, виска, носа противную кровь, просто ждёт, когда другой придёт в себя. И вскоре смуглое лицо искажается в гримасе боли, приоткрывая лавандовые омуты: — Ты?.. — всё, на что хватает сил у не пришедшего до конца в себя Рина, он ожидал увидеть перед собой, пожалуй, кого угодно, но только не казначея, который собственным рукавом плаща идеально белого цвета вытирает грязь с его лица. А находящийся напротив не знает, что сказать, в намерениях было оттащить и, наконец-то, свалить, точно уж не сидеть, следя за тем, чтобы не обнаружили. — Сам не знаю почему здесь. Просто не смог уйти, тебя бы точно задавили до прихода Рана, — неловкое мычание, будто он не спас жизнь, а отчитывается за какой-то проступок, но аметисты совсем проясняются, возвращая себе способность думать, правда попытка встать проваливается, так что его подхватывают бледные руки, усаживая в очередной раз, явно для себя решив, что предыдущие слова звучали странно, поэтому добавляет почти суетливо, — И это извинения за моё невежество в бутике… — Подобное отчего-то вызывает смех со стороны блондина, который тут же переходит в кашель, но парня это явно не останавливает, а рука опускается на его плечо. — Поможешь дойти до братишки? Я сам-то не в состоянии, — Хаджиме закатывает глаза — естественно, поможет, иначе зачем оттаскивал — придерживает, дабы Хайтани сам устроился, на раны лишний раз давить не хочется, а на чужом теле, помимо многочисленных синяков и кровоподтеков, уже виднеются гематомы. Лавандовые глаза прикрываются, вверяя себя, пожалуй, впервые не брату, кому-то другому, лишь руку обхватывает сильнее положенного, привлекая внимание, — Знаешь, Коконой, ты сможешь встречаться только с тем, у кого есть деньги, — Удивление и недоумение на обычно чуть раздражённом лице, даже с прикрытыми глазами представить поразительно легко, явно не понимает, к чему это было сказано именно в этот момент, — Я видел, что ты так и не поговорил с тем беловолосым принцем. А черноволосый хмурится, падая куда-то в собственные мысли от озвученных слов. И волнует его даже не то, что один из братьев видел его во время битвы, а скорее что догадался о намерениях, но смысл фразы про деньги так и уплывает от него — причём финансовое состояние партнёра, когда дело касается отношений? Вот, Акане и Сейшо Все отношения для него во всяком случае в прошлом, сейчас надо наращивать собственное влияние, забыв всё, что было ранее. Поднебесье явно распустят сразу по окончанию, они снова пойдут собственными путями, а сидящий на коленях старший Хайтани, прикрывающий глаза Какуче и Изаны, лишь подтверждает данную мысль — «император» мёртв, значит, и империя пала. На вечно отстранённом лице мужчины с косами впервые появляются эмоции, когда он резко оборачивается на них. Взгляд прожигает его в попытках разгадать выгоду или, наоборот, хоть какой-нибудь подвох, а его просто нет, потому что и спасший не знает смысла собственного поступка до конца, подходит молча, передавая измученного блондина с запачканными цветными прядями в руки родственника, что тут же обнимает, прижимая к себе. Ран сейчас непривычно эмоциональный, по-видимому, всегда такой, когда дело касается младшего, укладывает себе на плечо и шепчет, выдавая простыми словами всю признательность: — Спасибо… — в этом слове таится нечто большее, чем простая благодарность, и темноволосый понимает это, отвечает кивком, потому что сейчас слов не надо, потому что благодарили его не только за спасение, но и за то, что не оставил, проследил и привёл. Рину, кажется, стало чуть лучше, в руках брата расслабленно почти висит, сжимает ладонь в кулак и бьёт в плечо стоящего рядом Коко совсем легко не то из-за изнеможения, не то специально рассчитывает силу. — Встретимся ещё когда-нибудь. А финансовый гений хмыкает, думая, что было бы странно, если не встретятся, они точно погрязли в подобном болоте надолго. Для них нет лёгкого способа — просто взять, например, и всё бросить, возвращаясь к обычной жизни — Коко слишком известен своими способностями, всегда будут находить, как бы не прятался, чтобы выполнил то, в чём лучше всех, Хайтани же просто получают удовольствие от насилия. Жестокость в их крови пробралась настолько глубоко, что уже смешалась с ней, а искоренить такое невозможно. Их дороги всегда будут рядом или, по крайней мере, идти параллельно — власть, вот что привлекает их. Если будут в разных группировках, то бесспорно соперничающих между собой. И теперь у него в своеобразном долгу находится один из Хайтани. Свой же долг перед Риндо черноволосый сумел вернуть, явно поставив старшего из тех двоих в обязательность в будущем как-то поддержать в случае чего. Это нечто негласное, но сомнений в том, что в нужный момент Ран вспомнит, не было, скорее он сам раньше забудет об этом. Следующая их встреча произошла, на удивление, не скоро. Только через несколько лет Хайтани разделили вместе с ним должность руководителей Бонтена. Изменились все из старой компании, пожалуй, кроме Санзу, тот просто в розовый перекрасился, если говорить о внешности. А вот братья удивили — старший отрезал длинные волосы, перекрашивая в фиолетовый, младший, наоборот, отрастил так, что они аккуратно спадали по плечам, но теперь, помимо глаз, их объединял и одинаковый цвет волос. Хотя, наверное, не в его прерогативе было поражаться — сам-то отрастил волосы, лишь каплю, не изменяя старой причёске на один бок, зато цвет сменился кардинально на пепельный. Как сейчас помнит, что в первую встречу узнали из них четверых только Харучиё, которому и пришлось представлять и так знакомых парней друг другу. Простой обмен сухими приветствиями и ни слова о Поднебесье. В первое время отношения исключительно рабочие — Бонтен наращивал авторитет, поэтому и миссии были обособленные. Разговаривали друг с другом крайне редко, поддерживая нейтралитет, который и появился из-за старого уважения только. Но Коко не мог не обращать внимание на то, что во многих моментах был благодарен Риндо за его рациональность, особенно когда в кабинет уже светловолосого финансиста влетали голубки Ран и Санзу, начиная свои любимые споры, понять их было трудно то ли прикалывались, портя настроение не себе, а окружающим, то ли действительно так не переносили друг друга, тем не менее, отвлекали они знатно, только младший из Хайтани каким-то магическим способом умудрялся остановить их одними словами. Конечно, и последний частенько сходил с ума вместе с братом, но сдерживался от этого в кабинете черноглазого. Правда Хаджиме окончательно ловит флешбеки, когда Санзу тащит всех четверых по магазинам, говоря, что это явно поможет им сблизиться. Старший Хайтани выглядит совершенно не против, но не может удержаться от подколки, щурит свои аметистовые глаза и припоминает его, Коконоя, ворчание, когда они точно так же решили сходить за шмотками. Где-то на фоне тихо хохочет Риндо, хрипловатым тембром на ухо шепча детали той самой истории заинтересовавшемуся розоволосому. Под уже общий смех коллег пепельные волосы спадают на глаза, скрывая их за собой, пока ладонь ищет папку, какую будет не жалко кинуть в тридцатилетнего недодеда, точность за эти года ни грамма не пострадала, всё же не зря учился обращаться с огнестрельным оружием, даже без очков или линз, а лицо Хайтани почти синеет от сдерживаемого крика, что вызывает смешок уже и у самого финансового гения. Младший подходит и притворно сочувственно хлопает по плечу, потому что братик, конечно, лучший у него, но выражения лица сейчас убийственно смешное. А Ран дуется ровно до того момента, пока не заведёт машину, гордо заявляя, что в наказание все трое будут жаться на заднем сидении и ему абсолютно похер, что сидение рядом с водителем незанято. Но Акаши был сам по себе спичкой, поэтому, усаженный по середине, не постеснялся и долбанул их водителя волосами, собранными в длинный хвост, Риндо же показал средний палец, пока Хаджиме смотрел куда-то в окно, ворча, что работает с какими-то детьми, правда где-то внутри было приятно быть втянутым в нечто такое. Собственная тьма стала всё чаще возвращаться, заставляя засиживаться допоздна, а иногда прямо-таки ночевать в кабинете, каждую секунду проверяя банковский счёт на пополнения, лишь такие моменты заглушали её постоянный шёпот, что от него вновь нужны деньги. Все они повзрослели и, в частности, в очередном бутике это осознание становится приятным стоп-словом двойнику. Коконой всё стоял в стороне, скорее для вида открыв страничку с последними сделками Бонтена, взгляд тёмных опалов бегал, выискивая знакомые макушки, никто более не подходил к нему с намерением передать на оплату, потому что у всех свой банковский счёт. Вроде как обычные люди в такие моменты испытывают одиночество, но никак не облегчение, а разве он обычный или хотя бы нормальный? Состоит в верхушке самой страшной преступной организации в Японии, занимающейся всем от наркоторговли до убийств, подобное точно выбивается за рамки «нормального». Ты всё такой же дурак, Коко, реально веришь, что те, кого ты сам называл психами во времена Поднебесья, резко станут твоими друзьями? — мерзкий голос появляется как всегда не вовремя, явно намереваясь испортить хотя бы лёгкое подобие того, что называется хорошим настроением. Вздох срывается с бледноватых губ, а взгляд сам по себе стекленеет — хотелось простой до безумия тишины, — Неужто я попал? Да ещё какие друзья? Семья! Смотришь так же, как во времена, когда был слаб, — пальцы второй руки, не занятой телефоном, по инерции впиваются в кожу ладони, наверняка, вновь останутся кровавые полосы, но сейчас до этого совершенно нет дела, необходимо отвлечься, в очередной раз не подыгрывая больному сознанию, — Ты сам лучше меня знаешь, что живёшь лишь ради денег, а находишься с ними, потому что Бонтен — это золотая жила под руководством уже впавшего в свою тьму Сано Манджиро, но ты отчего-то до сих пор барахтаешься в своей… Деньги…

Деньги…

Деньги…

      Всё всегда сводится именно к ним…. Вырваться из оков, что уже много лет лишают рассудка, раз за разом всё сильнее утягивая в собственное болото, получается из-за голоса, так назойливо зовущего его уже на протяжение какого-то времени. Кажется, он даже слышит недовольное тцыканье тьмы, когда с резким рывком возвращается в реальный мир. Вот, всё тот же бутик, телефон в руках и только недовольный Риндо, которого точно до этого не было. Тёмные омуты смотрят непонимающе, а времени хоть что-то понять и разобрать ему не дают, потому что чужие руки лежат на его плечах, продолжая потряхивать — видимо из-за этого он и смог вернуться, прекращая выслушивать уже ненавистное слово «деньги». А собственная рука по инерции ложится поверх, останавливая и показывая, что весь во внимании: — Наконец-то, я уже несколько минут перед тобой распинаюсь, — недовольное бурчание, пока фиолетовые волосы откидываются назад, на лице напротив неудовлетворение, смешанное с толикой чего-то ещё, так похожего на волнение? Но подобное было бы явно не в характере Хайтани, в частности, по отношению к кому-то кто не являлся его старшим братом, небось очередные выдумки ещё не до конца пришедшего в себя мозга, — Мне всё равно, куда ты там провалился, но не стой просто так, сходи присмотри что-нибудь себе. — Я закажу себе потом на дом понравившиеся модели, — озвучивает свою излюбленную отговорку, поправляя серебряные пряди, мешающие обзору. Так и вправду было удобно, а свой размер Коко знал идеально, да и примерить на дому, не выходя вот так в свет, было безопаснее с точки зрения того, кем он являлся и где состоял. Но подобный ответ явно не устраивал собеседника, что было заметно по вмиг чуть нахмурившимся бровям. — Ты в последнее время ходишь в одном и том же, — подмечает парень и в чём-то оказывается абсолютно прав. Финансист давно перестал появляться на работе в новых образах из-за того, что слишком часто ночевал в кабинете, а в шкафу хранилась лишь пара удобных и одинаковых одежд. А для того, чтобы пройтись по сайтам различных бутиков, не хватало времени, но заниматься этим сейчас, хоть и выдался отличный случай, не было ни желания, ни настроения, — Если уж ты так не любишь тратить деньги, то я оплачу сам. Там серёжка была как раз в твоём стиле — Chanel Coromandel, эксклюзив, а то твою тоже надо хоть иногда менять. — Я смогу встречаться только с тем, у кого есть деньги… — в голове миллион мыслей, поэтому фраза, сказанная когда-то самим Риндо, ненароком вырывается вслух. И сейчас, наконец, доходит подлинный смысл, который тогда в неё вкладывали. Доверять получится только тому, у кого уже есть значительное финансовое состояние, возможно, и сознание будет реже напоминать ему о подобном, убеждая в использовании его способностей окружающими. В этот раз у младшего Хайтани получилось вырвать его, потому что он просто находился рядом и с упорством пытался достучаться до казначея, а сейчас стоит и предлагает примерить украшение, подобранное исключительно в рамках его нового стиля, даже сам предлагает оплатить, что кажется обычной глупостью — он не настолько жаден до денег. Но не признать, что такая инициатива очень приятна, банально невозможно, а совсем лёгкая улыбка сама по себе появляется на лице. — Ты совсем крышей поехал после постоянных задержек на работе? — вопрос, вероятно, риторический, а аметистовые глаза выхватывают маячащего где-то на периферии старшего, — Ран, он обезумел! Как Майки говорить будем? — вышеназванный вмиг подходит, оглядывает светловолосого и опускает голову на плечо брата, хмыкая, будто разговор не о живом человек, даже о коллеге, а предмете техники: — Да оставь ты его, Рин-Рин, перезагрузка просто нужна. — Ещё раз говорю, что там красивая серьга, моё предложение тоже в силе если что. Просто отвлекись от телефона уже, — чужой взгляд в последний раз пробегается по Коко, который отмирает, но на подколку Хайтани не язвит, игнорируя её и отвечая только Риндо обычным кивком, удовлетворённый даже таким, позволяя брату увести себя куда-то вглубь магазина. И хоть Хаджиме и пообещал, что примерит что-нибудь, но идея свалить подальше от Хайтани и Санзу, последний благо был где-то далеко во время этого диалога, иначе точно бы подкалывал весь оставшийся день, была слишком заманчивой. Да и где-то на первом этаже находилась его любимая кофейня, а чашечка прекрасного напитка помогла бы отвлечься, что является выполнением сказанного на целых пятьдесят процентов! Путь до самого заведения светловолосый помнит очень туманно, да и не особо оно и важно, когда в нос ударяет запах любимого орехового капучино. В офисе у него стояла кофемашина, но вкус всё равно был не тот. Как способ быстро получить дозу кофеина, она подходила идеально, но точно не насладиться вкусом. Дома же Коконой перемалывал зёрна и варил всё исключительно в турке, так было натуральнее, а купить профессиональное оборудование всё не решался, хоть и не раз задумывался, слишком уж много место занимала такая машина на кухне, которая на самом деле была значительных размеров, но все поверхности были вечно заставлены то ноутбуками, чтобы всегда быть способным проверить акции, то книгами по финансами, до сих пор читаемые от особой скуки, то сплошными квартальными отчётами Бонтена, что напоминали скорее необъятные горы, расстилающиеся буквально везде, где только хозяин квартиры их не находил. Так задуматься, а работа занимала и вправду слишком много места в его жизни, как в буквальном, так и в переносном смысле. Обладатель угольных глаз на самом деле вспомнить не мог, когда вот так вот мог сидеть в одиночестве за чашечкой кофе и просто наслаждаться. Но в голове всплывает мысль, что где-то внутри он был бы не против разделить этот отдых с кем-нибудь. Из всех возможных кандидатов вырисовывается сразу профиль младшего Хайтани, сидящего напротив и растягивающего губы в удовлетворённой улыбке. Такую Коконой видел лишь раз, когда после миссии ненароком заглянул в кабинет Рина по поводу отчёта, а увидел картину того, как другой сидит с прикрытыми глазами на чёрном кожаном диване и кутается в плед. Тогда он развернулся и, тихо затворив дверь, ушёл — прерывать чужой сон не хотелось, особенно когда он был настолько хрупким, что напоминал скорее полудремоту. За продолжительную работу в составе Бонтена схожесть их характеров лишь подтвердилась, отчего-то мужчина с длинными фиолетовыми волосами прекрасно знал, когда стоит промолчать и не отвлекать, делая такую тишину комфортной и совершенно не неловкой, а пару раз даже поддерживал диалог с Хаджиме, который часто увлечённый чем-то, касаемо экономики, использовал довольно сложные термины. А во время сделок, если что-то шло не так, то прикрывал лучше всех из той троицы, с которой светловолосый постоянно имел дело, в особо экстренных случаях и сустав вправлял так, что, помимо громкого щёлканья и лёгкого нытья в пострадавшей конечности, не чувствовалось ничего неприятного, хотя в иных ситуациях сам выбивал так, что противник мог корчиться в болях, лишённый способности двигать частью тела. Наверное, подобное можно было бы назвать своеобразной заботой? И поведение в магазине тоже попадало под это понятие. Но думать сейчас так о коллеге, который никогда просто так не окажется здесь, разве не странно? — Можно присесть? — А? Да, конечно, — финансист и сам не знает, с чего вдруг сейчас ответил согласием, возможно, слишком задумался о том, что хотел бы сейчас найти компаньона, но ему, как одному из руководителей преступной организации, стоило бы сначала посмотреть, поэтому взгляд тёмных глаз поднимается, сталкиваясь с аметистовыми глазами — для простой шутки сознания уж слишком детальный образ, да и пакеты, устроенные на подоконнике неподалёку, тоже до непозволительного реальны, — Риндо? Ты, вообще, как тут оказался? — о своём местоположении он явно не оглашал, а мест, где он мог оказаться в торговом центре, слишком много. Да и ушёл вроде как не так давно, чтобы они успели уже столько магазинов обойти, судя по различным люксовым маркам на пакетах. — Ага, ты куда-то на час пропал, мы уже всё закончили и думали трогаться, но тебя не нашли. Санзу у нас оказывается самый настоящий гений, сказал неожиданно название этой кофейни, мол ты по утрам, если и приходил с кофе, то стаканчики принадлежали этой сети. Никогда бы не подумал, что он такие детали запоминает, а вот лавандовый айс-латте тут и вправду неплох, — свои объяснения фиолетововолосый заканчивает перемешиванием стаканчика с холодным напитком, что отражается характерным звяканьем льда о стеклянные стенки. Пепельноволосый даже не удерживается от смешка то ли неожиданное появление Хайтани, который пару минут назад занимал его мысли, то ли абсурдность всей ситуации, а то ли, вообще, от такого выбора, в какой-то степени было бы даже странно, если мужчина взял что-то не связанное с лавандой. А Хаджиме поддерживает диалог, не удержавшись от высказывания пары лестных слов заведению, советуя некие позиции, которые можно было бы попробовать в следующий раз. Аметистовые глаза слушают внимательно, не перебивая, лишь когда диалог вновь сходит на нет после недолгой заминки, сам продолжает, задумчиво помешивая трубочкой латте. — Не закапывай себя, Коко, — кажется, вышеназванный перестаёт дышать в ту минуту, пока Риндо просто мычит, думая, как лучше озвучить задуманное, — Потом утонешь насовсем, ничего не поможет, я был в подобной ситуации, сам себя едва не зарыл в тени Рана… — Неужели? — подобное откровение вызывает искреннее удивление, потому что уж кто-кто, а эти двое выглядели в его глазах всегда неразлучными, идеальными дополнениями друг друга, а вопрос вроде бы некорректный, что доходит довольно поздно, ведь собеседник не выглядит задетым, наоборот, по-видимому, пребывая в своих воспоминаниях, рассказывает. — Во многом тогда Ран помог мне. Ещё, когда наши родители были живы, мне часто преподносили брата, как пример для подражания, — на спокойном лице появляется лёгкая хмурость, показывающая о неприятной части в жизни, и темноглазый порывается остановить от последующего рассказа, разве он достоин услышать что-то настолько личное? Но его тут же останавливают, жестом заверяя, что всё в порядке, — У нас с братом отношения были ещё тогда прекрасные и излишне близкие, поэтому я и так всегда равнялся на него, но слышал подобное всё чаще, при том не только от родителей, а ещё от одноклассников, до которых, в принципе, мне дело не было. Вот уже, когда мы начали свою бандитскую деятельность, что-то перещёлкнуло. Слышал про «Битву Роппонги за пепел»? — в ответ согласный кивок — кто же не слышал о таком, это сражение, когда фамилия Хайтани стала всё чаще употребляться с благоговейным ужасом или ненавистью от тех, кто попал под руку ужасающему дуэту, — Мы сели в колонию, даже когда вышли, везде слышалось: «Ран Хайтани положил двоих, Ран Хайтани сильнейший, Ран Хайтани стал новым королём Роппонги». И нет, братишка не забывал про меня, не к этому говорю, наоборот, лишь он затыкал рты тем дебилам. Я сам убедил себя в том, что всё сказанное, правда, а что-то внутри каждый раз нашёптывало, что я не нужен Ран-Рану. Ему надоело просто наблюдать за тем, как в свои пятнадцать я начинаю отдаляться, скорее неосознанно, чем специально, мы поговорили, пусть и с некими трудностями, но прояснили всё, за что я сейчас так благодарен. Кто знает, чем бы закончилось, и та тьма, порождённая моими сомнениями, исчезла, а если появлялась вновь, то научились рассказывать о таких недомолвках и сразу их решать. По твоему состоянию сегодня смог окончательно убедиться, что у тебя всё то же самое, правда не могу утверждать касается это денег или прошлых отношений, что тебя с кем-то связывали. Просто ты тонешь, заметно тому, кто уже прошёл через это, и я не хочу, чтобы в твоём случае всё закончилось как раз плохо. — Ты…ты бы смог это изменить? — слова давались с трудом после такого, казалось, что Коко, вообще, и не дышал на протяжении всего монолога, впитывая в себя чужие эмоции и сравнивая со своими. Ситуации с первого взгляда совершенно разные, но всё, что их сопровождало, до банальности одинаковое. Аметисты напротив сияют уверенностью, а на пухловатых губах и вовсе сверкает улыбка — какая-то по-домашнему особенная, оттого и приятная. — Конечно, — мужчина тянется к своим покупкам в поисках чего-то и, наконец, найдя, переводит взгляд на Хаджиме, кидая ему белую коробочку. А финансист ловит, смотрит удивлённо до того, как перевести взгляд на вещицу, и выгибает тёмную бровь, вылавливая на периферии знакомое Chanel. Руки сами открывают коробочку, обнаруживая ту самую серьгу, которую пару часов назад Риндо просил померить. Подарок явно дорогой, что видно по камням, сияющим на протяжении всего изделия. Длинная золотая серёжка, в основе своей состоящая из шара, от которого шли необычайной красоты волны, соединяющие с разбитой раковиной, из-под которой виднелась жемчужина, выполненная из десятков маленьких бриллиантов, но в ухе чувствуется, на удивление, нетяжело, замок крепко прилегает, излишне не пережимая, а большое количество золота компенсируется узорами, отдающими дань традиционному азиатскому стилю — с первого взгляда видно, что эксклюзив. Тёмные омуты изучают улыбающееся лицо Риндо, который совсем каплю любуется, довольный, что вещицу примерили сразу же, — Как это в твоей стезе называется? Кхм, скажем так, это первый доверительный вклад в будущее. — Ха, я смогу встречаться только с тем, у кого есть деньги? И вправду, всё именно так, — то название, которое подобрал Хайтани подарку, вызывает добрую усмешку и полную уверенность, что этот доверительный вклад точно оправдается…