hishe

Пальцы филигранными движениями вращали стакан; янтарный блеск жидкости играл неверными бликами под ярким светом ламп. Руфус облизнул губы, оживляя в памяти пряное послевкусие. Веки казались до странного тяжёлыми. Трудный день? Мороз на улице? Быть может, не стоило сегодня пить — вот только виски он едва пригубил, и необходимая лёгкость в голове ещё даже не поселилась. Руфус глубоко вдохнул, впуская в лёгкие густой, тяжёлый от предпраздничной суеты воздух — кружившие голову пары спиртного и скрипучую свежесть мороза, врывавшегося в бар с каждым хлопком входной двери. Взгляд опустился к пальто, небрежно брошенному поперёк сиденья напротив; подсаживаться не решались — посетитель из него был недружелюбный. Рено говорил, здесь мало что изменилось. В меру опрятно, в меру уютно, в меру комфортно — всё было в меру. Руфус вот-вот бы примерил на себя это спокойствие, если бы не жужжание нервного возбуждения. Осторожно и внимательно обводя взглядом посетителей — самых разнообразных — он остановился, наконец, на хозяйке. В вечерней суете за ней было сложно уследить; она была то совсем рядом, то где-то недосягаемо далеко. Руфус не уверен был даже, что его признали. Взгляд её останавливался на клиентах, но ненадолго; гораздо чаще внимание привлекал небольшой блокнотик, куда уверенным почерком заносились заказы. Он заметил небольшую худобу в руках, взгляд, носивший оттенок отстранённости; небрежно собранные в пучок волосы, которые едва-едва для того отросли. А уж голос, севший к концу рабочего дня — это Руфус даже своими связками прочувствовал. Несмотря на все эти детали, Тифа в его глазах определённо не изменилась. Руфус не без неудовольствия вернулся к книге. Сказать честно, подобное невнимание к его персоне несколько… охлаждало пыл: он уверен был, что с ним хотя бы поздороваются! И вообще как-то иначе всё это представлялось в те редкие минуты, когда он позволял себе об этом думать. Когда лёд в стакане стаял, а народу поубавилось, на желтоватую бумагу книги легла тень. Готовясь дать молчаливый отпор очередному любопытствующему, Руфус медленно и многозначительно поднял голову. — Помочь не желаете? Высившаяся над ним мисс Локхарт выглядела нарочито грозно, но что-то подсказывало, что она не очень-то расстроена его визитом. Впрочем, это не мешало чувствовать себя до странного беззащитным. Того и гляди, кулаком… Руфус неуютно передёрнул плечами. Значит, знала. Значит, нарочно не заговорила. Руфус осторожно осмотрел полуопустевший, к его удивлению, бар. Признаться, в уборке он, мягко говоря, не блистал. И помощь наверняка обернулась бы катастрофой. Определённо. Потому губы сложились в холодную, вежливую улыбку. — Не желаю. Тифа быстро сбросила напускную доброжелательность и даже слегка удивилась. Брови нахмурились, уголок рта недобро потянулся вверх. — Шинра, ты… — Шинра. Я, — невозмутимо парировал Руфус, с интересом разглядывая рукав пиджака, и скользнул к ней взглядом. — Вы неправильно подходите к вопросу эксплуатации, мисс… Кольцо на безымянном пальце; тонкое, серебряное, неказистое… «Я мог бы подобрать получше». …и всё та же голова волка по центру. — О, — только и смог выдохнуть Руфус, прежде чем вернуть себе осмысленное выражение и продолжить: — Как мне теперь вас величать? Тифа ничуть не переменилась — ни в стойке, ни в лице. Недоброе подобие улыбки продолжало украшать её губы. — О чем это вы, господин президент? — осведомилась она, понизив голос. Руфус в очередной раз крутнул своего новоиспечённого стеклянного спутника, решивши потянуть время, осмыслить и распробовать этот удар по самолюбию. До чего же странно иногда поворачивается судьба — особенно когда эта судьба затрагивает Тифу Локхарт. Ну, теперь хоть понятно, почему она вернулась. К кому вернулась. — Ваш отъезд, — Руфус решил не говорить об очевидном; это казалось ему… непристойным. — Так тщательно пытаются замести следы разве что люди, решившие начать с чистого листа. Тифа беззвучно рассмеялась, привычным движением складывая руки на груди, и склонила голову, глядя на него куда более дружелюбно. В этот момент Шинра подумал почему-то, что она заметила его желание резко сменить тему — и, наверное, нашла это смешным. «Унизительно». — Я даже не знаю, как тут пошутить, — хозяйка понимающе прищурилась, будто видела его насквозь. — Вам не впервой?.. Или нет, лучше так: кто-то пытался меня разыскать? Руфус поджал губы, выражая притворную неловкость. — Туше, мисс Локхарт, — он даже не заметил, как это обращение слетело с языка. — Однако прошло уже… — Два месяца. Руфус не нашел нужных слов, чтобы что-то ответить, и возникла ненавистная неловкая тишина — главный враг любых переговоров. «Переговоров. Серьезно?» Тифа нашлась быстрее. — Так или иначе, — тряхнула она головой, отгоняя какие-то свои мысли. — Бар скоро закрывается. Вечер, честно говоря, сумасшедший выдался, не продохнуть. Но мне бы хотелось… — она чуть запнулась, отводя взгляд, — ещё поговорить. Сам того не ведая, он довольно улыбнулся. — Признаться, время позднее, и я не хотел бы мешать… — Ох, не юли, Шинра. Это заставило его остановиться на полуслове. Тифа смотрела на него с некоторым оценивающим ожиданием, пытаясь, по-видимому, предречь ответ. — Мне ещё бар закрывать. Самой. Помочь мне, получается, отказались. Ха! Вот в чём дело, значит. — Буду рад составить компанию, — склонил он голову в притворном почтении. — Тифа. Та испуганно вдохнула, и Руфус не без удовольствия отметил, как щёки и шею ей тронул румянец. Лишь когда Тифа отошла, Руфус позволил себе глубоко выдохнуть и спрятать лицо за ладонью. Составить компанию. Замечательно. Можно было сразу сказать: «Перестроим корпорацию, мисс Локхарт». Убедившись, что Тифа отошла достаточно далеко, Руфус вернулся к чтению. Взгляд то и дело скользил по одной и той же строчке, изредка срываясь вниз, где вылавливались вырванные из контекста фразы. Приходилось покорно карабкаться обратно, нащупывать в буквах слова, в словах — смысл. «…утверждалось, что внутреннее созерцание необходимо для обретения гармонии тела и духа…» — Ноги. Руфус вздрогнул и скептически — естественно, скептически, ни капли не сонно — посмотрел на Тифу, вновь оказавшуюся рядом. В руках она держала метлу, а взгляд был полон отнюдь не бесконечного ожидания. Просьбу он выполнил безропотно, продолжая делать вид, будто книга его невероятно увлекла. — Эта страница у вас какой-то особый трепет вызывает, Руфус? — Занимательные мысли, — без особого смущения держал он ответ, хотя внутри готов был сгореть от стыда. — Вас тоже заинтересовало? …Потому что его не заинтересовало нисколько. Тифа сделала вид, будто не слышала вопроса. Сейчас она была занята скрупулезной борьбой с пылью под столиком; мерный шелест жестких волокон о дерево единственный нарушал тишину в опустевшем баре, и это поселило в Руфусе странный, ностальгический покой. — Внутреннее созерцание, — продолжил он, заходя в наступление. — Часто таким промышляете? Мисс Локхарт выпрямилась и многозначительно, совершенно не женственно шмыгнула носом, всем своим видом показывая, как ей нравятся разговоры о высоких материях в компании чопорного принца корпоратократии. — Да нет, — задумчиво проговорила Тифа, лишь отчасти обратив своё внимание на него. — Не в последнее время. Руфус волевым движением закрыл книгу. Тифа от резкого звука вернулась из задумчивости, рассеянно хлопая глазами. — Как вы поживаете, мисс Локхарт? — Руфус смотрел прямо и уверенно, вознамерившись услышать ответ. Она молчала; пальцы неловкими движениями затеребили кольцо, немо напоминая, что с обращениями следует повременить. Не любил он, когда его поправляют. Особенно если это была Локхарт. Особенно… «…если она уже не Локхарт». — Что угодно! — взмолилась Тифа, слишком громко и живо. — Что угодно, только не «мисс Локхарт». Руфус не ответил — ждал, когда же она изволит хоть как-то изъясниться. Изволит ли. Тифа неловко покрутила в руках метлу и неуверенным движением оперла её о ближайшее сидение — то же, где лежало пальто. Очередная тишина опустилась на них ватным покрывалом, и он чувствовал, как расходятся неровные швы их стихийного взаимопонимания. Что они стали ещё дальше друг от друга, Руфусу почти нравилось. Меньше вопросов, легче дышать. — Я присяду? — А… да, — Руфус, точно ужаленный, едва не подскочил с места; взгляд остановился на пальто, загородившем половину противоположного сидения. Проклятье. Пока он пытался что-то сделать, Тифа уже присела рядом. Руфус, тая в себе крайнее неудобство, вызванное этим решением, как ни в чем не бывало повернулся, готовясь к разговору. Недальновидность. Сколько раз ещё он собирается её проявить? Короткое мгновение их плечи едва-едва соприкасались, и тепло, охватившее руку и поднявшееся к шее, заставило Руфуса восстановить дистанцию. Тифа тоже смутилась, не то от мимолётного контакта, не то от бестактности, с которой он от неё отпрянул. Плавной речью, оживлённой и неловкой, Тифа начала рассказывать о Вутае, который давно хотела посетить; о свадьбе Годо Кисараги, о его дочери. Юффи каким-то образом умудрилась привезти на торжество Винсента, за ними же увязались Руд и Рено — Руфус припомнил, что с большим нежеланием отпустил их тогда на целую неделю. Тифа говорила о быстрых холодных реках и величественных горных хребтах с таким упоением, что он вообразил себя там, вместе с ней — в месте, куда они никогда бы не добрались после злосчастного Каньона. В её рассказе нашёл место и Рокет-таун со своими занятными обитателями. Сид Хайвинд, говорила она, усмехаясь, никак не мог вжиться в роль будущего родителя, в панике исполнял любые прихоти супруги, что получалось, мягко говоря, не идеально — потому весь дом тонул в отборной басовитой ругани. Руфус даже подумал, что Тифа сделала ему комплимент: с рассказов Рива Хайвинд в последние недели беременности своей жёнушки был чем-то средним между взведённым револьвером и гранатой без чеки. Последним, о чём Тифа заговорила, были рассказанные Юффи слухи о пропавшем Генезисе. Поговаривали, тот скитался где-то по Западному континенту, и Шелке отправилась вместе с ним. Винсент, сокрушалась Кисараги, наверняка что-то об этом знал, но, будучи Винсентом, предпочитал не распространяться. Рив, однако, заверил Тифу, когда в очередной раз приглашал её в ОВМ, что с Рапсодосом и его юной спутницей всё в порядке, а сотрудничество с бывшим Солдатом хоть и не всегда безоблачно, но более чем удачно. «Впрочем, что ещё может сказать Рив», — невольно подумалось Руфусу, который эту историю уже от Туэсти слышал и эту затею инстинктивно не поощрял. Весь рассказ он старательно чередовал объекты своего внимания, то кивая Тифе, то рассеянно поглядывая на сиротливых обитателей столика — стакан и книгу. Иногда — и за то он себя одёргивал — взгляд всё-таки задерживался на хозяйке бара чересчур надолго. Когда Локхарт стихла, повернувшись, наконец, к Руфусу, то немало озадачилась отстраненным выражением на его лице. — Хорошие были два месяца, — подытожила она, выдыхая. — Хотя не того я, наверное, ожидала. — И чего же вы ожидали? Тифа улыбнулась, и Руфусу привиделась во взгляде какая-то горечь. Пальцы её вновь прильнули к кольцу. — Одной на всё это смотреть — совсем по-другому. Правда, когда я вернулась… Она смолкла. Руфус, пожалуй, без того всё понял. Не уверен был, что хотел это слышать. Однако печаль, померещившаяся ему секундой ранее, сбивала с толку. — Когда вы вернулись, мисс Локхарт? Тифа пожала плечами, приглашая забыть свою невысказанную мысль. Руфус окончательно запутался. — Не хотите прогуляться? — несколько секунд — и она опять дружелюбно улыбалась, уверенно встречая его взгляд. — Не думаю, что оставлять детей одних — хорошая идея. Руфус невольно вспомнил обстоятельства их сентябрьской встречи и понял вдруг, как живо его волнуют ситуации, когда кого-то оставляют без присмотра. Тифа удивилась чему-то, будто вообще о таком не задумывалась. — И то правда. Но они и не одни. Он только покачал головой, отчаявшись прояснить хоть что-то в этом разговоре.

***

— Рено! — Тифа не могла скрыть удивления, завидев знакомое лицо в слепящем свете фар. Турк, отчаянно пытавшийся согреться, подбежал поближе и приветственно махнул рукой. — Тифа, — улыбался он отбивающей дробь улыбкой. — Что, уломал тебя босс ехать к нему? Прежде, чем Тифа успела что-то ответить, Руфус поспешил пресечь любые варианты развития этого разговора. — Мы немного прогуляемся, — Рено чересчур довольно улыбнулся, и пришлось порезче, похолоднее выдохнуть: — Своё мнение можешь оставить при себе. Рено и впрямь промолчал, не переставая, впрочем, попеременно на них посматривать. Руфус украдкой взглянул на Тифу: казалось, она совершенно не смутилась. — И давно ты тут мёрзнешь? — интересовалась она вполне искренне. — На тебя смотреть холодно!.. Руфус ощутил на себе косой взгляд Локхарт. Выдохнул. Рено при этом и слова не проронил, зато значительно усугубил несчастный вид: принялся рьяно тереть руки да чаще застучал зубами. Прохвост. — Ты бы хоть зашёл, — засуетилась Тифа, распаляясь в своём радушии; Руфус даже приметил, как щёки зарделись. — Тебе отогреться не мешает! Вот, — пораздумав немного, она протянула ключи, — всё одно лучше, чем на улице стоять. Рено с благодарным, но пока ещё страдальческим выражением потянулся за ними, но Тифа вдруг отставила руку, смерив Турка строгим взглядом. — Только не злоупотребляй. Гостеприимством. — Обижаешь, — Рено проворно выхватил из её рук ключи и махнул им, метнувшись к машине, чтобы всё там выключить да запереть. Руфус наблюдал всё это не без зависти, раздражаясь, как живо и дружелюбно она разговаривала с Рено. За эти месяцы, похоже, двое восстановили приятельские отношения, а его подчинённый, этакий плут, ещё и отмалчивался. Правда, Руфус не мог признать, что когда-нибудь напрямую об этом спрашивал. Он вообще старался ей не интересоваться. Щедрый жест Тифы, впрочем, окончательно убедил Руфуса в том, этим вечером в баре никого больше нет. Мелькнула даже догадка, что Локхарт просто использовала его компанию, чтобы кого-то проучить — кого-то, кто сегодня оставил её одну. Не сказать, что ему нравилось, что Тифа так поступала, но вряд ли он был вправе её упрекать. — Вы предоставили Рено карт-бланш, — пробормотал Руфус, кисло наблюдая, как тот порхал вокруг машины. — А он за рулём, между прочим. — Какая досада! — Тифа изобразила притворное сожаление. — Если Рено меня не довезёт, моя реинкарнация вас засудит. Тифа беззвучно рассмеялась, одаривая его проницательным взглядом. Такая вот Тифа, раскрасневшаяся от мороза, весёлая и доброжелательная, снова сбила его с толку — и подняла весь тот ворох противоречий, который Руфус надеялся считать пережитым и забытым. — Вас, я понимаю, веселит перспектива моей скорейшей смерти. Его спутница только покачала головой, всё ещё посмеиваясь, и прошагала в сторону площади, молча приглашая начать уже, наконец, прогулку. Руфус выдохнул и последовал за ней. Улицы вечернего Эджа, выхватываемые из объятий темноты жёлтыми фонарями, сегодня пестрели цветными огоньками гирлянд. Дышалось тяжело из-за кусачего мороза, но свежесть зимы приветствовали многие и многие жители, уставшие от дождей и капелей. Тифа, похоже, радовалась такой погоде не меньше, чем остальные, а вот Руфус этого энтузиазма не разделял. Холодно, чёрт побери. По направлению к центру поток прохожих, раскрасневшихся и довольных, заметно густел. Обменявшись парой незначительных фраз, Руфус и Тифа погрузились в спокойную тишину, которой не позволяли стать неловкой звуки улицы. Иногда он поглядывал на неё и встречал ответный взгляд, но молчание никто не нарушал. Сказать, что у него было много вопросов — не сказать ничего. И Локхарт наверняка хотела что-то узнать. Начинать издалека сегодня он был не в настроении, но и выкрикивать вопросы на оживлённой улице не считал уместным. Поэтому, когда памятник с центральной площади уже показался на горизонте рваными металлическими отблесками, Руфус свернул на другую улицу, почти что переулок; Тифа не высказала протестов. Тут было тише. Спокойнее. — Как ты заразился Геостигмой? — в вопросе не было и налета былой иронии. Руфус удивленно посмотрел на неё. — Как последний идиот, — он приложил к ответу самоуверенную ухмылку, но Тифа, очевидно, сантимента не оценила. — Долгая история. Не дольше вашей, полагаю. Не буду лукавить: мне до жути любопытно вас послушать. Дальше он говорить не собирался, пока всё от неё не узнает. Объяснение Локхарт задолжала ещё с тех пор, как объявилась под самый занавес всей этой удивительной, глупой и долгой истории. — О, — только и смогла выдохнуть Тифа, растерявшись на секунду. Впрочем, к ней быстро вернулся боевой дух, и в следующий миг она уже грозно смотрела на Руфуса: — Я бы с радостью всё объяснила ещё тогда. Но, учитывая обстоятельства… — Как мило вы называете попытку избиения, — несмотря на внешнюю холодность, внутри он просто ликовал: наконец-то удалось застать её врасплох! Тифа, видимо, настолько растерялась, что ей пришлось резко остановиться. — Вообще я бы не назвала это «попыткой», — глухо, едва ли не на вдохе пробормотала она. — И не очень-то мне хотелось. Руфус тоже притормозил — как бы нехотя, делая одолжение — и вопросительно выгнул бровь. — Мой нос, поверьте, тоже не искал встречи с вашим кулаком. Тифа неверующе усмехнулась, скрестив руки на груди. — Нос — может быть. Но до языка добраться труднее. — К вашему сведению, — Руфус приблизился к ней на несколько осторожных, вкрадчивых шагов. — Существуют более приятные способы «добраться до языка», мисс Локхарт. Тифа, едва дослушала, отскочила от него подальше. Её бесценная растерянность в эту секунду проявилась так ярко, что Руфус с немалым трудом продолжал держать каменное лицо, про себя всем этим от души забавляясь. — Шинра, — выдохнула она, всё ещё растерянная. — Ты что, флиртуешь со мной? — Вы только заметили? Заявил он об этом так бесстрастно, что сам себе готов был позавидовать. Затылок ему взгрела волна смущения, а внутри только и проносился вопрос, от какого помутнения он это ляпнул. Что дальше делать, Руфус понятия не имел. Судя по задумчивому выражению, посетившему очаровательные черты мисс Локхарт, та находилась в схожем положении. — Зачем ты это сказал? — на сей раз она вопросила так тихо, что он едва услышал. — Очевидно, чтобы прояснить ситуацию. — Нет, — Тифа покачала головой, избегая взгляда. — Зачем ты хотел внушить Клауду, будто… будто мы… ты понимаешь. — Будто мы провели незабываемую ночь? — Руфус на всякий случай отошёл. — Но согласитесь, ночь была незабываемая. …Этих шагов оказалось мало. Или наоборот — слишком много, поскольку до стены дома оставалось совсем чуть-чуть, и именно к стене его прижала Тифа, и в выражении её не было ни крупицы милосердия. У Руфуса невольно дыхание сбилось от удара — и от близости. Быть может, не такая уж она и злая. Руфус никогда бы не признался, но упивался ей в эти короткие секунды. Дальше уже мысль о случившемся в Каньоне придавила всякое желание ехидничать. — Я видел обгорелое тело, Тифа, — Руфус ответил на её взгляд без тени веселья. — И нашёл кольцо. Предпочитаю верить тому, что вижу. Понимание, медленно вливавшееся в её черты, потихоньку забирало привычное, почти уже ностальгическое ожесточение. Не говоря ни слова, Тифа отпустила Руфуса, снова сложила руки на груди. — Я готов был вас убить, — Руфус разминал ушибленное плечо, говоря как бы между делом. — Всерьёз думал, это меньшее, что можно было сделать. Но, как видите, — он кивнул на кольцо, — это ничего не меняет в ваших тёплых отношениях. С этим вас, конечно же, поздравляю. Признаться, ото всей этой активности Руфус больше не чувствовал сковывавшего движения холода. С лёгким отстранением он наблюдал, как Тифа опять притронулась к кольцу — и сняла его, разглядывая в тусклом свете. — Оно не обручальное, — она спрятала украшение, сжав руку в кулак. — Клауд в Кальме. И дети. В считанные секунды её выражение растеряло прежнюю жизнь, и он увидел в ней того же человека, что при первой их встрече в Коста дель Соль. Руфус, обычно старавшийся беречься от категоричных суждений, не мог назвать это переменой к лучшему. Тифа поджала губы, словно о чём-то раздумывала, и подбросила кольцо, отстранённо наблюдая, как оно, блеснув в воздухе, каплей холодного света приземлилось обратно. — Не знаю, чей труп ты нашел в той комнате, — она слабо улыбнулась. — Ты ведь знаешь, зачем я пришла тогда? Руфус продолжал внимательно на неё смотреть, не выражая ни участия, ни удивления. — Догадываюсь. — Вот и они догадались. В конце концов, я не стала бы отсиживаться там, где уже была засада, — его спутница подошла поближе; какое-то воспоминание расчеркнуло ей лицо сосредоточенностью, граничащей с сожалением. — Не то чтобы меня трудно было выследить. — И что случилось потом? Тифа неуклюже пожала плечами. — Потом я была в беспамятстве. Слышала что-то. Думала, тебя они уже… — она быстрым движением потёрла переносицу. — Не помню, когда мне дали лекарство, но тогда стало только хуже. Он услышал достаточно. Глубоко выдыхая, Руфус едва не устыдился собственных умозаключений. Похоже, за эти два месяца Тифа основательно растеряла свои жизненные ориентиры. Ни Кисараги, ни Валентайн больше не будут с ней теми же друзьями, которыми были до всего этого. То, что делал Рив, она и сама вряд ли забудет - простит, конечно, наверняка простит, но в память оно её долго будет врезаться. Что говорить о Клауде, который вместо себя и детей оставил ей кольцо на память. Не говоря ни слова, он без тени сомнения заключил под локоть её руку и повёл вперед. В конце концов, прогулка у них — или что? — Год от году приключения, — Руфус смотрел вперёд, даже не пытаясь оглянуться; холод вновь начинал сковывать пальцы. — Знаете, мисс Локхарт… довольно долгое время мне претила мысль быть сыном своего отца, — он поморщился, оживляя воспоминания. — «Я не буду жить в тени старика. Мир запомнит меня другим». Дальше вы знаете, чем я грозился. Замечательная позиция. Когда не знаешь, что делать — просто делай всё наоборот, как не сделал бы Шинра-старший. Но вот я здесь, иду с вами, — Руфус не удержался и обратил свой взгляд к Тифе; глаза её живо блестели в свете фонарей, — и кое-что уже понимаю. Видите ли, чем сильнее я противился, тем больше на него походил. Многие наши общие черты никуда не исчезали. Она просто слушала, хотя слушала внимательно. Руфус видел в ней слабость; понимал, что мог заронить сейчас любое зерно. Что, возможно, с этой целью и решил ей помочь тогда, в Коста дель Соль. Весь он теперь от этой мысли пробрался дрожью. — Я — сын своего отца, хотелось бы мне этого или нет, — пробормотал он тише и холоднее, чем хотелось. — Стоило это понять, как мир заиграл новыми красками. Я смотрел назад и видел различия, иные пути, которыми мог бы пойти. Какие-то были лучше, какие-то хуже, но ничто не сравнимо со свободой, которая, оказывается, всегда была у меня в руках. Вам, пожалуй, тоже стоит попробовать. Тифа, до того хранившая молчание, вдруг тихо рассмеялась. Быть может, Руфусу показалось, но в этом смехе он уловил нотки обречённости. — А кто сказал, что я не попробовала?.. Она даже не заметила, что они снова остановились. Даже когда он вместо ответа мягко, но уверенно заключил её руку между своими, даже когда сумел разжать её плотно сжатые пальцы и выудить злосчастное колечко, Тифа не проронила ни слова. Но когда Руфус отвернулся и с размаху бросил украшение, когда серебряная капля затерялась в снежном вихре, налетевшем на переулок, по щеке хлестнуло обжигающей пощёчиной. «Ну, хоть немного согрелся». Изрядно побледневшая, испуганная, Тифа кинулась в ту сторону, где в последний раз мелькнуло кольцо. Руфус неторопливым шагом последовал за ней, без особого участия наблюдая, как она топила пальцы в снегу. Судя по горькому выражению, застывшему на её лице, старания были тщетны. Через несколько минут безуспешных поисков Локхарт поднялась на ноги, готовая обрушить всё своё бушующее негодование. Её взгляд горел болезненной силой, и в какой-то момент Руфус в самом деле почувствовал себя неловко. — Есть вещи, которые нельзя просто так выбрасывать, — Тифа говорила тихо, но голос звенел от презрения и разочарования. — Есть оружие, из которого не стоит стрелять. Есть семидесятые этажи, с которых нежелательно падать, — Шинра удивительным образом вернул себе хладнокровие, которого в этот вечер ему так не хватало. Тифа только больше разозлилась. Она замахнулась, готовя новый удар. …который Руфус без особого труда парировал, успев подхватить её руку. Кожа была мокрая и холодная от долгих поисков. Действуя на опережение, он успел ухватить вторую руку, а сам приблизился вплотную, возвысившись над Тифой. — Есть люди, Локхарт… — слова, тяжёлые и головокружительные, почти сорвавшиеся с языка, замерли в стылом воздухе. Руфус чувствовал, как часто она дышит; видел, как в глазах зарождается замешательство. Но этого ему было мало. Непозволительно, раздражающе мало. Поэтому он взял своё, склонившись к её губам, стремительно высвобождая руку и вплетая пальцы в густые, припорошенные снегом волосы. Вопросы, терзавшие Руфуса до этого — «зачем? почему? что дальше?» — сами собой отошли на задний план, и он потерялся, растворяясь в движениях губ, выпуская её вторую руку. Разумом овладела фатальная обречённость, а тело не спешило спорить. И когда, к невеликому его удивлению, холодные ладони подхватили лицо, а губы подались навстречу, раскрываясь, Руфус понял, что не победил и не проиграл. И это положение, несмотря на обступивший холод, ему определённо нравилось.