говорят, мир был создан для двоих

Это был конец горячо любимого ими мая, когда сирень уже отцветала, но всё ещё окутывала своим ароматом тихие улочки окраин города. Солнце грело, но не обжигало; проворный ветер не заставлял дрожать, а лишь ласково прикасался к щекам. Нарушителями долгожданной тишины были лишь птичьи голоса и плеск маленьких волн, разбивающихся о берег. Не хотелось думать о прошлом, а от предвкушения скорого будущего приятно щемило сердце. Жизнь, не останавливая своего бурного течения, будто замерла в этом трепетном моменте. Тэхён, откинувшись спиной на ствол дуба, в тени которого они сидели, усердно вырисовывал что-то в своём блокноте, изредка поднимая взгляд на маленький пруд, заросший камышами. Проворные лучики света, ловко пробирающиеся сквозь пышную зелень, рисовали на розовых щеках новые веснушки. Его неторопливые, размеренные движения действовали на него самого же успокаивающе, позволяя освободить голову от жужжания мыслей. А это как раз то, что ему было необходимо. Чонгук знал это как никто другой. Именно поэтому он выкрал Тэхёна из лап зловещего мегаполиса, в котором замедлить темп хоть на секунду равно проигрышу. Где каждый новый день – новое испытание, не предусматривающее права на ошибку. В котором учеба–дом–работа – это бесконечный цикл, и из него не вырваться. Чонгук видел, как тяжело стали даваться Тэхёну, всем сердцем любящему утренние часы, ранние подъёмы, с какой неохотой тот начал браться за новые дела, будто действовал по инерции, не особо вдумываясь в их суть. Забив тревогу, Чонгук схватил его в охапку, усадил в машину и увёз подальше от всего в этот уголочек мирного спокойствия, скрытого от посторонних глаз, вручив в руки покрывшийся слоем пыли скетчбук. Тэхён, не сразу понявший, что, чёрт возьми, Чонгук творит, едва сдерживал слёзы любви и благодарности. Они сидели так уже несколько часов, наслаждаясь тишиной, шептали друг другу всякие глупости, не сдерживая радостного хихиканья, и поедали сладости, которые Чонгук предусмотрительно прихватил с собой. Остаться в этом моменте обоим хотелось навсегда. Чонгук уложил свою голову на колени Тэхёна и любовался открывшимся видом на сведённые к переносице густые брови и прикушенный в сосредоточении кончик языка. Он словно тонул в своём безразмерном свитере, но эта деталь придавала ему ещё больше уютности. Ветер играл с его вьющимися волосами, то и дело заставляя их спадать на глаза. Оторвать взгляд от столь прекрасного зрелища для Чонгука было задачей непосильной. Не то чтобы он даже пытался с ней справится. – Дыру во мне прожжешь, – насупившись, бубнит Тэхён, чем вызывает у Чонгука широкую улыбку. – Ничего не могу с собой поделать, – жмурясь не то от солнца, не то от наслаждения, говорит Чонгук. Тэхён нежно стукает чужой самодовольный нос кончиком карандаша, на что тот очаровательно морщиться от смеха. Чонгук ловит его руку, украшенную тонкими кольцами, и мягко касается её губами, к огромной радости Тэхёна, не замечая его алеющих щёчек. Удивительно, как простые действия до сих пор вызывают щемящий сердце трепет, словно они только-только влюбляются. Как изучив друг друга вдоль и поперёк, с каждым днём открывать что-то новое. Прекрасно знать о милой родинке под его губой, и вдруг понять, что она становится ещё очаровательней, когда тот улыбается именно ему. Или знать, как сильно он любит джаз, но внезапно осознать, что танцевать он любит только для него. И понимать, что как бы не был красив пейзаж вокруг, рядом с ним он становится ещё прекраснее. – Покажешь, что нарисовал? – спрашивает Чонгук чуть хриплым голосом. – Обязательно, – хмыкают ему в ответ. – Как только выпустишь мою руку из заложников. – Мм, она слишком ценная пленница, не могу отпустить её просто так, – лепечет Чонгук и даже не скрывает смешинок в голосе. Он подносит ладонь Тэхёна к своим губам, покрывая мягкими поцелуями. – Думаю, я смогу требовать за неё большой выкуп. – Страшно представить, насколько большим он может быть! – наигранно восклицает Тэхён, прикрыв рот другой ладонью. – Надеюсь, я смогу расплатиться с тобой хотя бы до конца своей жизни. – Счёт идет на миллионы… Хотя, нет, даже на миллиарды, – говорит Чонгук с важным видом и задумчиво потирает подбородок. – Я надеюсь вон, а не долларов, – хихикает Тэхён. – Я рассчитывал взимать долг часами, проведёнными с тобой, – оставив очередной невесомый поцелуй на запястье взятой в плен руки, Чонгук поднимает свои глаза, в которых резвятся блики веселья от собственной же выходки, на Тэхёна. Тот, схватившись за сердце, начинает заливисто смеяться. Ну и досталось же ему такое чудо. – Думаю, что смогу осилить такую сумму. Где можно поставить подпись? – Прямо здесь! Чонгук забавно вытягивает губы, становясь похожим на уточку, и прикрывает глаза, ожидая. Всё ещё не переставая хихикать, Тэхён склоняется над смешной гримасой и принимается разглядывать. Он мягко обводит пальцами россыпь родинок на щеке, соединяет их в замысловатый узор, а затем плавно движется к еле заметному шрамику на скуле. Чонгук всё это время, кажется, не дышит, замерев от приятных ощущений всё с тем же выражением лица. Потянувшись ниже, Тэхён оставляет поцелуй на чужом лбу, от чего брови на нем незамедлительно сводятся друг другу, а с надутых губ срывается недовольное мычание. «Ребёнок в теле взрослого мужчины» – бурчит себе под нос Тэхён и, хихикнув, всё же находит чужие губы своими. На них ещё остался привкус мармеладных мишек и кислинка от съеденной черешни. Они ласково сминают губы друг друга. Разделяя нежность на двоих, готовы поделиться ею со всем миром. Ни к чему сейчас спешка и резкость. Всё, что им необходимо, – один воздух, один поцелуй, одна любовь и целая вечность в запасе. Тэхён, оставив напоследок поцелуй на кончике чужого носа, немного отстраняется. Улыбка тронула его покрасневшие губы. На такую невозможно не улыбнуться в ответ. Чонгук всё же не спешил выпускать изящные пальцы из плена, начав играться с тонкими колечками на них. Оба смотрели на его действия зачаровано, не смели глаз оторвать, словно боялись упустить из виду что-то важное, неуловимое. Тэхён с каждым прикосновение покрывается всё новыми мурашками, дышит через раз, жаждет больше. И, не выдержав, переплетает свои пальцы с чужими. Их непохожесть, контрастность можно проследить даже в этом маленьком жесте. Руки Чонгука были крупнее, сплошь покрытые чернилами и мозолями, шершавые, но обжигающе тёплые. Тэхёновы же пальцы изящные, тонкие и длинные; единственная краска, которая когда-либо касалась кожи, - чернила капиллярной ручки. Вечно холодные, они греются в ласке и нежности любимых рук. Рассматривать замысловатые рисунки, что покрывали немалую часть тела Чонгука, было одним из любимых занятий Тэхёна. С помощью них он узнавал своего любимого человека, глубже погружался в заложенные смыслы и с каждым годом раскрывал новые в знакомых изображениях. Чонгук собственноручно раскрыл себя как книгу для окружающих, но не каждый способен истолковать её верно. Тэхёну же это удавалось без особого труда. Более того, он сам писал истории на этих руках. Обычной синей ручкой или попавшимся под руку маркером, он аккуратно выводил каждый раз новые сюжеты или дополнял уже имеющиеся, заставляя их порой измениться до неузнаваемости. Вот и сейчас, схватив укатившуюся под ногу ручку, он принялся украшать чужую кожу новой историей. Воспоминанием об этом дне и бесконечной благодарностью Чонгуку за его чуткость и любовь. Он рисует бескрайнее поле ромашек, в которое тот привёз его сегодня рано утром и в котором они оставят частичку своей души. Чонгук же взгляда от него оторвать не в силах. Он так давно не видел этого горячо любимого им блеска в родных глазах. Он так счастлив, что съедающая апатия наконец отступила, позволяя энтузиазму завладеть мыслями Тэхёна. Глядя на то, как тот скрупулёзно выводит каждую линию, как трудится над каждой деталью, словно действительно вбивает пигмент под кожу на долгие-долгие годы, Чонгук ощущает правильность происходящего. Всё так, как должно быть. Лишённый морщинок от переживаний и явно неприятных мыслей лоб, прикушенный в сосредоточении кончик языка и мелодичное мычание под нос. Закончив, Тэхён окидывает получившийся рисунок оценивающим взглядом и, довольный результатом, выпускает руку Чонгука из своей. Он обнимает себя за колени, смотрит выжидающим взглядом и ждёт реакции. – Унесёшь с собой целое ромашковое поле на память, – говорит Тэхён севшим от долгого молчания голосом и не может сдержать улыбки. Чонгук смотрит на рисунок задумчиво, но уголки губ его предсказуемо тянутся вверх. Он кивает каким-то своим мыслям, поднимая глаза и находя ими чужие. – Хочу, чтобы у тебя тоже осталась ромашка, – шепчет он, принявшись выискивать вокруг самые красивые бутоны. Тэхён на это смеётся и выжидающе вытягивает ладошку вперёд, подгоняя. И Чонгук находит. Довольно быстро он срывает пару цветов и зачем-то начинает завязывать стебельки. А закончив, аккуратно переворачивает протянутую ладонь и надевает на безымянный палец получившееся колечко. Тэхён на это только брови сводит, глазками непонимающе хлопает. – Я не шутил про миллионы миллиардов часов вместе, Тэхён, – говорит Чонгук мягко, губами прикасаясь к бутону на его руке. – Согласен ли ты провести всё это время со мной? Осознание сказанных Чонгуком слов накрывает его как лавина. Он хлопает неверяще глазами, с бутона на Чонгука их переводит. А после обвивает чужие плечи руками, случайно свалив обоих на землю. Сердце готово выпрыгнуть из груди, а на душе так хорошо и спокойно. Этот мир был создан для двоих, и теперь у них есть целая вечность вместе. – Дурак, – бурчит он, уткнувшись в шею Чонгуку. – Надеюсь, это значит да, – смеются тот, сильнее Тэхёна к себе прижимает.