i'll never let them hurt you, not tonight

Фрэнк не мог без этого жить. Он всегда говорил, что это, всё равно, что дышать — необходимо ему для существования. В такие моменты, когда музыка практически оглушала, истошно вопя из потасканных, старых колонок, он чувствовал себя свободным и счастливым. Всё теряло смысл, кроме гитары и беснуюшейся толпы, которая иногда могла состоять лишь из пары десятков человек и это было одним из лучших исходов. Он любил это… нет, он буквально жил этим. Неуверенность в себе и своих силах переставали истязать его сознание только в те недолгие мнгновения, когда он полностью отдавался музыке. И это было превосходно! Было не столь важно, любят ли его самого, если любили музыку, которую он создавал. Музыка, да и любой вид искусства могут стать любовью всей жизни, но только они очень редко любят в ответ. Одинокий творец — довольно романтичное клише, так ведь? Правда, оно моментально теряет своё очарование, как только ты становишься его заложником. Наверное, странно называть одиноким человека, который вечно окружён людьми, знакомыми и не очень. Но именно так он себя и чувствовал — одиноким и ненужным, как книги на полках, к которым никогда не возвращаются, лишь изредка сдувая с их корешков многолетнюю пыль. Зато, у Фрэнка отлично получалось держать на лице маску гипперактивного весельчака-подростка, который всегда чересчур быстро говорил, время от времени теряясь в собственных мыслях. И он изо всех сил отрицал, что ему нужен был кто-то рядом — человек, с которым можно просто тихо лежать на потёртом диване, наслаждаясь успокаивающей тишиной. Ему хотелось, чтобы кто-то мог его выслушать, не обвиняя ни в чём, потому что внутри Фрэнка творилось что-то по-настоящему страшное. Он чувствовал себя полнейшим ничтожеством, и с каждым днём всё глубже собственноручно закапывал себя в эту могилу. Фрэнк жалел себя и из-за этого ненависть к себе лишь возростала. Он испытывал отвращение ко всему, что создавал и до жути хотелось, чтобы кто-то сказал, что он будет в порядке и, что он достаточно хорош. Но жестокая правда заключается в том, что всем плевать, насколько тебе плохо. Люди эгоистичны, а те, кто это отрицают, просто лжецы, занимающиеся самообманом. В этот вечером его особенно трясло перед выходом на сцену, хоть она и не была больше той, где они играли на прошлой недели. В зале, в лучшем случае, стояло человек двадцать, из которых лишь шестеро проявляли какой-то интерес ко всему происходящему. Как и все начинающие музыканты, он мечтал когда-то оказаться на каком-нибудь крупном фестивале, где толпа настолько огромна, что невозможно разглядеть, где она кончается. Но, честно говоря, Фрэнк ни на что бы не променял полуподвальные помещения баров Нью-Джерси, где была дешёвая выпивка и, где можно было с лёгкостью покурить травку. В таких местах была своя, особая атмосфера, как-будто ты находился дома, в кругу близких друзей. Это было бесценно и, по правде говоря, вечера проведённые здесь были единственным, что всё ещё заставляло Фрэнка вставать по утрам, если он вообще ложился. Во время концертов, сознание отключалось и он мог просто чувствовать происходящее, наслаждаясь этим слегка потерянным состоянием. Фрэнк большую часть каждого дня боролся с неконтролируемой тревогой, которую он усердно пытался скрывать от окружающих. Парадоксально — отчаянно желать умереть, каждую ночь мечтая о тихой, мирной смерти, но в то же время страдать от панических атак, которые, как известно, являются ничем иным, как проявлением неконтролируемого страха смерти. Тревога — очень пугающее чувство, к которому, на удивление быстро привыкаешь, особенно, если оно преследует тебя каждый чёртов день твоей никчёмнойх жизни. Поначалу, было крайне тяжело совладать с дрожащими руками, но со временем осознание того, что в любую секунду твоя жизнь может оборваться стало чем-то абсолютно обыденным. Поэтому и сейчас ощущение лёгкого головокружения ничуть не пугало. Он готов был вновь оставить частичку себя на этой деревянной сцене с прогнившими досками, чтобы после вернуться домой настолько уставшим и пьяным, что не останется сил на самокопание. Никаких саундчеков или банальной проверки аппаратуры у них не было, поэтому оставалось лишь поверить на слово владельцу задения, что микрофоны и другая техника работают. Фрэнк неспеша вышел на сцену, до боли сжимая в руках гриф гитары, будто только она держала его в сознании. — Хэй! Всем привет. Меня зовут Фрэнк, а это моя группа «Pencey Prep». Я понимаю, что вы о нас, скорее всего, слышите впервые, но я обещаю, что мы не настолько ужасны, как может показаться на первый взгляд. — он смущённо улыбнулся, наконец-то подняв глаза и окинув взглядом зал, который больше походил на крошечную комнату в подвале домс. Первое, что он заметил — парень, уверенно стоящий в первом ряду, на котором небрежно висела старая кожаная куртка. Его руки были сложены на груди, он слегка закусывал нижнюю губу и пристально смотрел прямо на Фрэнка, очевидно, внимательно его слушая. В его взгляде не было угрозы или чего-то пугающего, только искренняя заинтересованность и внимательность, которой Фрэнк давно не испытывал на себе. Этот пронзительный взгляд буквально заставил Айеро на секунду замереть, потеряв ход мыслей. Он нервно сглотнул и продолжил. — Эм, и я надеюсь, что этот микрофон не сильно громкий, потому что я буду много кричать и, возможно, вам это надоест. Хорошего вечера! Первые аккорды наполнили пространство чем-то завораживающим. Как и всегда, были среди зрителей те, кто не разделял подобных чувств и очарование музыки не имело для них вообще никакого значения. Но даже скучающий вид таких людей не мог заставить Фрэнка остановиться. Как только начиналось шоу, он терял голову и казалось, что остановить его мог только конец света. Сегодняшний вечер был более будоражащим, потому что он знал, что за ним сейчас внииательно наблюдают. И это не просто созерцание концерта малоизвестной группы очередным, случайно забредшим сюда идиотом, у которого был свободный вечер. Он чувствовал, что смотрят именно на него, пытаясь разглядеть того, кто кроется за маской сумасшедшего лидера группы. Поэтому сегодня он решил не просто отдать частичку своего существа этой группке незнакомцев, а оставить на жертвенном алтаре всего себя целиком, ни на секунду не задумавшись, чем это может обернуться. Фрэнк никогда ничего не делал «для кого-то», особенно, если это «что-то» можно было назвать искусством. Каждое действие подпитывалось внутренним огнём и искренним интересом, без которых он не мог ничего создать. Но он бы солгал, если бы сказал, что не почувствовал ни капли радости, когда понял, что сегодня он выступает не только для себя. Поэтому, когда вечер подошёл к концу, уступив место ночи, а сетлист группы, небрежно нацарапанный на помятом листе бумаги, неизбежно закончился, Фрэнк испытал не приятную эйфорию, притупляемую безграничной усталостью, как это было всегда, а самую настоящую тоску. Отчаянно не хотелось возвращаться в унылую, захламлённую и абсолютно пустую квартиру, в которой из атрибутов уюта были только старые фотографии, хаотично развешенные на стенах. Сейчас, всё ещё находясь в стенах прокуренного бара, в окружении десятков незнакомцев, он как никогда остро ощутил это мерзкое чувство одиночества. Из головы всё никак не уходил тот парень, которого даже описать было сложно. Он не был загадочным и необычным, но и простым человеком его считать было бы настоящей глупостью. Что-то в этом незнакомце цепляло и Фрэнку хотелось это что-то отыскать. Парень в кожаной куртке, очевидно, пришёл сегодня не один. Не то чтобы Фрэнк настолько пристально за ним наблюдал. Просто невозможно было не заметить, как другой парень, стоящий рядом, то и дело запрыгивал на него, хватал за плечо или шею. В картине мира Фрэнка так себя вели, как минимум хорошие знакомые, или друзья, но уж точно не те, кто впервые встретились в богом забытом месте на окраине Нью-Джерси. Фрэнк практически набрался смелости, чтобы заговорить с тем, привлёкшим его внимание парнем, но когда он вышел из комнаты, которую они называли гримёркой, но другие бы скорее описали это помещение, как обыкновенную подсобку, его нигде не было. И он не знал, что его больше расстроило — то, что он впервые за долгое время решился сделать что-то, чтобы выйти из зоны комфорта, но с треском провалился, или то, что вероятно он больше никогда этого парня не увидит. Желание напиться в этот вечер было слишком кричащим, чтобы его проигнорировать. *** Спустя неделю жизнь Фрэнка настолько сильно перевернулась, полностью выбив его из равновесия, что он напрочь забыл о мрачном парне из бара и о том, что его это всё когда-то волновало. Да, ещё неделю назад ему казалось, что его жизнь просто ужасна и он полнейший неудачник, но тогда, по крайне мере, он был неудачником, у которого была группа. Распад слишком громкое слово, но другое, увы, Фрэнк подобрать бы не смог, потому что именно это и произошло — они распались. Их творческий путь был недостаточно долгим, чтобы назвать произошедшее уходом или завершением карьеры. Да и отразилось это лишь на них самих, ведь о тысячах плачущих фанатов было слишком рано даже думать. От этого становилось ещё хуже, потому что казалось, будто никто не понимает, почему ему так чертовски плохо. «Чувак, это была всего лишь группа. Вы даже в туре толком не были.» И он не придумал ничего лучше, чем снова пойти в знакомый бар, но на этот раз с совершенно другой целью. В этот вечер он планировал напиться, потому что по-другому двадцатилетние парни не умеют справляться с проблемами. Правда, оказалось, что когда ты пьёшь в полном одиночестве, не так просто расслабиться и насладиться пустотой в голове, особенно, если ты находишься в месте, где ещё неделю назад выступал, не подозревая, что твой мир вскоре рухнет. Поэтому одинокие люди часто плохо заканчивали. У тебя есть всё время мира, чтобы творить и это невероятно, но постоянный мыслительный процесс порой может завести в самые мрачные уголки твоей души, а это приводит к трагическим последствиям. Фрэнк был одиноким, но не привык быть один, поэтому, когда парень по имени Майкл или Майки, показавшийся Айеро смутно знакомым, предложил поехать на какую-то, по его словам «ахуенную» вечеринку, Фрэнк, не задумываясь согласился. Тем более, он уже был не самым трезвым, так что подобная идея показалась ему интересной, а не настораживающей и опасной. Они подъехали к какому-то дому, не самому примечательному, но достаточно милому по меркам Нью-Джерси. Оттуда доносился лёгкий гул, так что было ясно, что вечеринка была в самом разгаре. Он прошёл вслед за Майки по дорожке, вымощенной камнем, прямиком ко входной двери. Иии… вау! Там было гораздо больше народу, чем Фрэнк ожидал. Он чувствовал, что мог с лёгкостью потеряться в толпе и больше никогда не выбраться из этого своеобразного дома «Винчестера». И единственный человек, которого он тут знал, был странный незнакомец, по имени Майки, в растянутой футболке «The Smashing Pumpkins» и с очками на носу, который практически сразу же исчез в бесконечном потоке танцующих, общающихся и выпивающих людей. — Если не сложно, сходи за выпивкой в подвал. — стараясь перекричать музыку, бросил ему на прощание худощавый парень, указав рукой в другую часть дома, где, скорее всего, была лестница, ведущая вниз. Изначальной целью Фрэнка и был алкоголь, поэтому он не стал возражать и медленно направился выполнять просьбу своего нового знакомого. Ему предоставилась возможность как следует осмотреть дом, ну или, по крайней мере, его часть. Он был уютным и семейным, что заставило Фрэнка искренне улыбнуться. Ему не хватало в жизни такого домашнего комфорта. Он неспеша спускался на нулевой этаж, стараясь сильно не скрипеть старыми ступеньками, хотя вряд ли это бы кто-то услышал, из-за громкой музыки. И оказалось, что внизу его ожидал настоящий лабиринт, где ему предстояло найти верную комнату с алкольным святым источником. Он интуитивно выбрал массивную дверь, на которой висел повидавший многое плакат, и тут же распахнул её, вздрогнув от неожиданности. На него тут же уставилась пара знакомых глаз, выделяющихся на фоне тёмного, небрежного макияжа, который явно был нанесён давно. Это был тот самый парень, который был на их последнем концерте. По ощущениям, это произошло с ним будто десятки лет назад. — Эм… прости. — извиняющимся тоном пролепетал Фрэнк и тут же продолжил, спешно оправдываясь. — Меня просто отправили за выпивкой, а я впервые в этом доме, поэтому я не знал, что здесь не одна комната. Я пойду. — он уже начал пятиться назад, закрывая за собой дверь, но его остановил спокойный, приятный и не обвиняющий голос. — Успокойся. Всё в порядке. Кто тебя отправил? — Майки. Мы познакомились час назад в баре. Я где-то его видел до этого, кажется, но мы не были знакомы. — смотря в пол и нервно похрустывая суставами ответил Фрэнк. — Да, похоже на него. — усмехнулся парень. — Ты хорошо его знаешь? — Он мой брат. А это моя комната. — ответил он, не отрываясь от блокнота, в котором что-то рисовал чёрным маркером. — Оу… Я не знал. — а вот и оставшиеся пазлы воспоминаний собрались воедино. Майки тоже был на том концерте, просто стоял чуть поодаль, прямо за спиной своего брата. — Я Джерард. — сказал парень, оторвав взгляд от листка бумаги и посмотрев прямо в глаза Фрэнку. — Я Фрэнк. — Я знаю. — очевидно, его взгляд выдал неподдельное удивление, поэтому Джерард продолжил. — Я давно слежу за вашей группой. Вы крутые. — Мы распались. — наверное, стоило сначала поблагодарить его за сказанные слова, но это первое, что пришло Фрэнку в голову, а его речь порой была куда быстрее, чем его мозг. — Мне жаль. Вы правда были крутыми. — Спасибо. Это правда важно, особенно сейчас. — сказал Фрэнк, улыбнувшись и вновь наклонив голову вниз, разглядывая носки своих кед. — Я, наверное пойду. Все ждут алкоголь и, если они его не получат, это будет моя вина. — Да, ты прав. Если надоест шум, спускайся сюда. Не обязательно со мной говорить, можно просто посидеть в тишине. — Хорошо, буду иметь в виду. Пока, Джерард. — Пока, Фрэнк. — ответил он, вновь сосредоточив всё внимание на своём рисунке. *** После той вечеринки, остаток которой Фрэнк потом вспоминал с трудом, братья Уэй не исчезли из его жизни, а стали полноценной её частью. Они действительно теперь много времени проводили вместе, отчасти из-за того, что их связывало нечто общее — любовь к музыке. Чуть позже выяснилось, что Майки был потрясающим басистом, а вот Джерарду было тяжело совладать с гитарой, о чём он говорил очень неохотно и смущённо. Когда Рэй — ещё один новый человек в окружении Фрэнка, предложил ему присоединиться к их группе, он сначала не поверил, а лишь начал глупо смеяться, будто над ним пытались подшутить. Возможно, дело было в том, что Фрэнк был до чёртиков накуреным, но в его голове действительно не укладывалось, как он смог стать частью этой компании, за такой короткий промежуток времени. И, несмотря на сомнения и глубоко спящий внутри страх, что всё происходящее на самом деле не реально, а всего лишь жалкая иллюзия, через несколько дней они уже вместе репетировали. Чувствовал ли он себя лучше? Стал ли он жизнерадостнее? Вовсе нет, но теперь в жизни, наполненной мучениями и изматывающей болью, вечно пульсирующей в голове, появился какой-то смысл. Он чувствовал, что впервые находиться в правильном месте с правильными людьми. И теперь Фрэнк больше всего на свете боялся этого лишиться. Они сутками могли не выходить из студии, часами что-то создавая, лишь изредка прерываясь на кофе, или что-то покрепче. Фрэнк, как завороженный наблюдал за всем, что творилось вокруг. Он старался не упустить ни единой мелочи, чтобы всё происходящее навсегда отпечаталось в его памяти. Айеро видел, с каким рвением Рэй и умиротворяющим спокойствием Майки играли на гитарах и, насколько неуверенным и грустным выглядел Джерард. Он казался куда более дерзким, когда был в своём захламлённом подвале, с блокнотом для рисования в руках. Фрэнк искренне не понимал, что влияло на старшего Уэя таким образом. И он бы точно напрямую задал ему этот, беспокоящий вопрос, но за всё время, что они были знакомы он уяснил одну вещь, которую все считали негласным правилом — даже, если Джерард и считал его другом, они не были настолько близки, чтобы говорить на откровенные темы или, например, прикосаться друг к другу. Единственным человеком, которому позволялось всё, был Майки. Это было, пожалуй, главной привилегией младшего брата. Он мог обнимать Джерарда, когда тому было плохо, или лежать у него на плече, в перерывах между работой. А Фрэнку лишь оставалось наблюдать за всем этим со стороны. Айеро всегда тяжело давалось скрывать свои искренние эмоции и очень часто это играло с ним злую шутку. Во время записи одной из песен, когда гитарные партии были полностью готовы и единственным шагом к завершению остался вокал, они все стояли за стеклянной перегородкой, внимательно наблюдая за Джерардом. Он не пел, а буквально кричал в микрофон, вкладывая в это всю свою душу. Казалось, будто кто-то сделал ему очень больно и сейчас он пытался избавиться от этих страданий, вложив их в музыку. — Это невероятно… — прошептал Фрэнк с искренним восторгом на лице и в голосе, но, видимо, недостаточно тихо, чтобы это осталось незамеченным. — Он свободен, если что. — насмешливо сказал Рэй, на что Майки лишь устало закатил глаза. — Я не это имел ввиду. — начал оправдываться Фрэнк, осознавая, что только что произнёс вслух. — Его голос, просто… я не знаю, как это описать. Я впервые слышу нечто подобное. Он невероятный. — Только вот он, кажется, так не думает. — с некой грустью в голосе сказал Торо и оказался чертовски прав. — Мы сможем это перезаписать? — послышался неуверенный, хриплый голос, насквозь пропитанный сигаретным дымом. Они и не заметили, как Джерард окончил запись. — Простите. Я знаю, где ошибся. — виновато добавил Уэй. — Это было хорошо. — попытался убедить его Джефф, единственный человек в студии, чей опыт можно было назвать действительно выдающимся, поэтому его мнению можно было доверять. — Я думаю, нам не стоит тратить на это время. — Я звучу ужасно и не надо мне врать, окей? — нервно, с нескрываемой злостью, сквозящей в голосе заявил старший Уэй и спустя пару секунд добавил. — Мне нужен перерыв. Он моментально направился к выходу и с невероятной силой и некой яростью хлопнул хлипкой дверью, которая выглядела так, словно от сильного порыва ветра могла развалиться на части. Все остались стоять, прикованные к полу, не решаясь пойти за ним или даже заговорить. Фрэнк был уверен, что Майки тут же сорвётся с места и побежит за старшим братом, но тот не двинулся с места. — Почему ты не идёшь за ним? — не смог промолчать Айеро. — Я думаю, тебе стоит догнать его. — неожиданно ответил Майки. — Не думаю, что это хорошая идея. Он никого, кроме тебя, к себе не подпускает, а сейчас он расстроен и на нервах. — Попробуй. В крайнем случаем, он попросит тебя уйти. — со знанием дела заверил его Майки. — Почему я? — всё не мог успокоиться Фрэнк. — Потому что сейчас ему нужно знать, что он важен не только своей семье. — Почему не Рэй? — Айеро растерянно указал на, стоящего рядом Торо. — Тебе он доверяет. — спокойно ответил Майки, словно это было чем-то очевидным, чего не знал только Фрэнк. Эти слова стали спусковым рычагом для Фрэнка и он тут же сорвался с места, двигаясь в направлении выхода из помещения. За пределами их тесной студии было дождливо и ветренно, поэтому он лишь на секунду задержался в коридоре, чтобы схватить джинсовую куртку, которая практически не могла согреть, но хорошо спасала оголённую кожу от влаги. Джерард далеко не ушёл, а лишь облокотился о кирпичную стену, в одной лишь футболке и с тлеющей сигаретой в руках. Его руки заметно подрагивали, то ли от холода, то ли от нервов. — Надень. — Фрэнк, ни на секунду не задумавшись, протянул свою куртку Джерарду. — Тут холодно. — Ты постоянно болеешь. Тебе она нужнее. — отказался Уэй, продолжая смотреть прямо перед собой, не обращая внимания на рядом стоящего Фрэнка. Да, Джерард был чертовски прав. Большую часть времени Фрэнк проводил в больницах, когда был младше, а теперь просто отмахивался от заявлений, что ему необходимо обратиться за помощью и обходился таблетками, к которым у него был доступ. Но ещё Айеро был жутко упрямым ребёнком, поэтому слова Джерарда на него никак не подействовали. Фрэнк медленно подошёл к нему и просто накинул старую джинсовку ему на плечи. Как только грубая ткань соприкоснулась с руками Джерарда, он тут же отступил назад и как-то виновато опустил голову в пол. — Ты не должен болеть, потому что ты поёшь. Нам нужен твой голос — объяснил свой поступок Фрэнк, стараясь, чтобы это звучало как можно более убедительно. — Спасибо. — просто ответил Джерард, не желая спорить, или не имея достаточного ресурса на это бессмысленное выяснение отношений. Он буквально жил на кофеине и алкоголе, практически забыв о том, что такое здоровый сон, поэтому Фрэнк не мог винить его в немногословности. — Ты же знаешь, что хорошо поёшь? — неуверенно задал вопрос Айеро, нарушив воцарившуюся на несколько секунд тишину. — Я имею ввиду, ты потрясающий и, когда я увидел тебя на сцене, я почувствовал себя полным ничтожеством. — Прекрати, пожалуйста. — устало прикрыв глаза, но при этом очень твёрдо попросил Джерард, при этом махнув рукой, с зажатой между пальцев сигаретой. — Ты себя убиваешь. — Это тут не при чём. — вновь отмахнулся старший Уэй. Всё-таки у них было нечто общее — они оба до последнего отрицали, что у них есть проблемы. — Ты боишься, что недостаточно хорош, но ты не прав. И да, я младше тебя, но это не значит, что я идиот. — Я так никогда не думал. — Я хочу, чтобы ты наслаждался тем, что сейчас происходит, а не ненавидел себя. Я видел, что ты пьёшь таблетки и тебе их явно прописывали не в таком количестве. — Фрэнк ужасно боялся сказать что-то лишнее, но молчать он больше не мог. — Мы не так давно знакомы, но я переживаю. Я боюсь, за твою жизнь. — он больше не мог смотреть на Джерарда, потому что глаза медленно наполнялись слезами, ведь он тоже давно не был впорядке, но при этом отчаянно пытался спасти другого. Фрэнк крепко зажмурился, пытаясь отогнать настигающую его истерику и задержал дыхание, когда почувствовал холодные руки, обнимающие его за плечи. Из-за разницы в росте, он просто уткнулся носом в грудь парня, стараясь не дышать слишком громко и прерывисто. — Ты тоже не похож на того, кто счастлив и хочет жить. — прошептал куда-то в волосы Джерард. — Я не знаю чего хочу. Просто быть с тобой, в этой группе кажется чем-то правильным. — дрожащим голосом объяснил Фрэнк. — Мне спокойно рядом с тобой и я не хочу это потерять. — Я обещаю, что попробую справиться. — уверенно сказал Джерард, наклонившись ниже к лицу Фрэнка. Он поцеловал его слишком нежно. Это был поцелуй на грани платонического проявления чувств, будто целуешь своего близкого друга в порыве эмоций. Но Фрэнк знал, что то, что между ними происходит — это точно не дружба. Что угодно, но только блять не она. Это было чем-то более важным и трепетным. Чем-то, что было необходимо им обоим