Защитник принцессы

***

      Каждый помнит свою первую любовь как что-то светлое, невинное, даже если она никогда не была взаимной, не могла причинить ничего, кроме боли. Кристон тоже не забывал: Аниса Дондаррион была младшей из дочерей лорда Черного Приюта и волосы ее были рыжими, словно огонь факела. Но каково быть объектом чьей-то первой любви? Быть любимым маленькой девочкой, которой никогда ни в чём не отказывали, и которая уже летает на огнедышащем ящере? Если Дондаррион была огоньком факела, Рейнира же являла собой солнце, подогреваемое драконовым пламенем. О таком не пели в песнях, не рассказывали в сказках. Поэтому Коль лишь делал то, о чем поклялся — защищал свою маленькую драконью принцессу, отвечая её искренней и невинной любви с братской снисходительностью и теплом.       Рейнира выросла быстрее, чем любая другая девочка, расцвела и обернулась прекрасной девушкой. К детской игривости и обаянию прибавилось кокетство, а смышлёность и живая натура не позволяли видеть в ней ребенка, хотя вначале Коль старался изо всех сил. Братские чувства его вскоре переменились до неузнаваемости, что не стало откровением для рыцаря, годами служащего Таргариенам. Кристон видел, как на принцессу смотрел родной дядя, и чувствовал омерзение к Дэймону, юным лордикам, оруженосцам и певцам, искавшим её расположения, желая отгородить милую Рейниру от их сальных взглядов и рук.       С ужасом он вскоре понял, что его поступки были обусловлены клокотавшей в нём ревностью. Именно поэтому слова королевы Алисенты до глубины души оскорбили Коля, и он ещё долго всё никак не мог выбросить их из головы. «Сир Кристон защищает принцессу от врагов, но кто защитит принцессу от него самого?..»       Всегда чутко улавливавшая настроение своего рыцаря, принцесса долго допытывалась до того, пытаясь разузнать что же именно так его волновало. Услышав слова мачехи в пересказе Коля, она впала в такую ярость, готовая рвать и метать всё на пути к Алисенте, что ему пришлось больше часа удерживать её в покоях. Наконец, когда Рейнира немного успокоилась, засыпая в объятиях мужчины, она сказала совсем тихо, пронзительно глядя ему в глаза: — Мне не нужна защита от тебя. Я знаю: ты никогда мне не навредишь. Вижу это в твоих глазах. — Видите что, ваше высочество? — спросил он, позволив маленькой руке погладить скулу и зарыться себе в волосы. — Что ты любишь меня…       Рыцарь сам поцеловал принцессу, в тот самый миг поняв, что на самом деле для него значит белый плащ и клятвы, что он принес пред ликами Новых и Старых Богов. Будучи защитником наследницы престола, её верным рыцарем, Коль должен был стать ей первым и единственным любовником так же, как являлся другом, советником и союзником принцессы. Когда же Рейнира займет престол, принадлежащий ей по праву, он станет её верной десницей. Королеве от крови дракона не пристанет связывать себя узами брака с кем-то из жалких прихлебателей, подобных Порочному Принцу. Любовь её и рука навеки будут принадлежать лишь ему одному.       Победив всех чемпионов королевы одного за другим, он восславил имя принцессы, нарядившейся в черно-красное платье, которое той же ночью рыцарь бережно снял с неё, забрав её невинность в замковой богороще, под серебряным светом луны и мерцанием далёких звёзд. Шелест листвы поглощал их стоны, земля пропиталась девичьей кровью и его семенем, а чардрева служили единственными молчаливыми свидетелями их любви.       Возлюбив свою принцессу сильнее, чем Флориан-Дурак Джонквиль, Кристон холил и лелеял её при свете дня и после захода солнца, под покровом ночи соединялся с ней, с пылом и страстью, коей обладали лишь выходцы из Дорнийских Марок, доказывая Рейнире истинность чувств, что испытывал.       Увы, счастье их длилось недолго: сколь бы сильно он её ни любил, перед глазами Богов и людей, а что важнее, короля Визериса с его Малым Советом сир Кристон не мог претендовать на руку принцессы, когда раскрылась её связь с принцем Дэймоном. Коль не верил ни единому слову, вылетавшему из поганого рта Дэймона и ощутил слабое облегчение, когда король отказался от брака принцессы с ним, лишь для того, чтобы пасть в пучину отчаяния от решения, которое король вскоре озвучил. Они решили отдать её Лейнору Велариону — мальчишке без шпор, содомиту. Этого Кристон позволить никак не мог, особенно, видя отчаяние Рейниры, не желавшей этого брака.       Вечером он молил в септе, в богороще, пав ниц перед алтарём Семерых и безмолвным чардревом, моля лишь об одном: — Не дайте этому случиться… не дайте этому случиться. Не отдавайте её лучше никому. Прошу…       Её желания были законом для Коля, он хотел лишь, чтобы она была счастлива и чтобы улыбка не сходила с её прекрасного лица, так что в темную ночь, когда луна скрылась за облаками, он пришел к ней, предлагая побег, попирающий все клятвы, что он когда-то принёс перед богами, но для Кристона значение имела лишь его принцесса.       Обнимая Рейниру, он целовал её щеки, лоб, губы и руки, шепча будто в бреду, пытаясь убедить её, но она слушала его молча и беспристрастно, словно слова Кристона вовсе не достигали её ушей, не трогали сердца. — Нет. Я люблю тебя, Кристон, правда люблю, но стать королевой — моё предназначение. И если ради этого придется стать на словах женой Лейнору Велариону, то так тому и быть, — в словах принцессы сквозила непоколебимая уверенность, с которой та прежде никогда не говорила. — Слова — это ветер, любовь моя. Зачем сбегать опозоренными в изгнание, когда наши дети могут править Семью Королевствами, сидя на Железном Троне?..       Речи принцессы были как никогда раньше ядовито-сладки, но в горячее сердце рыцаря, что тот вырвал из грудной клетки и отдал на суд любимой, они вонзились тысячей кинжалов, разрушив его веру в её святость. — Наши дети?.. — переспросил он, потемневшими глазами глядя на нее снизу-вверх, все еще находясь, словно раб, подле ее ног, на коленях. — С гербом и именем Лейнора Велариона?       Рейнира утвердительно кивнула так, словно он должен был обрадоваться, но глаза Кристона совсем почернели от горечи и он взметнулся с колен, бурей вылетев из покоев принцессы и больше никогда не появившись там. Он не откликнулся, когда она выбежала вслед за ним, зовя его, сжег все письма, что та писала, был с ней холоден и жесток, с тех пор сделавшись её главным врагом.       Да, Рейнира любила его. Её верный рыцарь стал первой любовью для венценосной девчонки, которой никогда ни в чём не смели отказать. И он тоже не сумел отказать ей в любви. Только вот, она куда больше любила себя, свой титул и положение. Кристон был готов отказаться ради неё от всего, она же считала его любовь и преданность чем-то само-собой разумеющимся.       Вычеркнув принцессу из сердца, он был непоколебим в черной ненависти к ней, лишь в редкие моменты чувствуя вину при виде её первенца Джэкэйриса, неуловимо походившего на него самого в детстве.       Рейнира никогда не говорила, а сир Кристон не смел спрашивать. Ему легче было считать мальчика Стронгом, ибо своему сыну он не позволил бы родиться бастардом, носящим родовое имя названного отца лишь по милости Морского Змея и угрозам вырывания языка от короля Визериса.       Принцесса была горделивой и целеустремлённой женщиной, ни за что не отступавшей в борьбе за отцовский трон. Но Коль был таким же.       Сир Кристон стал первой любовью принцессы, а Рейнира — последней для него.       В конце концов, никто не защитил её от сира Кристона, как и предсказывала королева. Сира Кристона от принцессы, правда, тоже никто не защитил.