Заводная птица

      Есть разные виды споров: ради азарта или ради цели. В этот раз действие «до» было не так важно, ведь глаза Сону загорелись только в тот момент, когда сделка с чертенышем была закончена, а приговор приведен в исполнение. Голени в гольфиках подрагивали, ведь из двери, напротив которой они копошились сейчас должен был выйти новый Сонхун, такой, каким его хотелось видеть не только на бумаге в «непосредственном» и сюрреалистичном стиле Сону. Неделю назад он нарисовал хена с розовыми клыками и несколькими стразиками в виде сердечек на соседних зубах, уже зная, как этот прорыв в искусстве воплотить в реальность.       — Посмотри на это с другой стороны, тебе же нравятся мои рисунки? Так ты станешь моей первой скульптурой!       — Сону, я не американский рэпер, чтобы клеить себе на зубы крашеный сухой завтрак.       Маленького Кима никогда не ограничивали в палитре внешнего вида, поэтому до сих пор в свои 17 он выглядел, будто заблудился где-то на оси цветового круга и не может выйти в монохромную гамму, на которой уже который год его поджидал Сонхун. Они жили на одной линии по — соседству, но выглядели участки их родителей как мем с розовым, черным и бежевый домами, только вместо последнего были раскидистые заросли заброшенного сада. Мама Сону, выглядывая бритой головой в резное окошко называла их «роскошными», а родители Сонхуна, окидывая взором окрестности с балкона в шесть утра за чашечкой кофе «позорищем».       Постепенно на бурую гладь паркета обители семьи Пак начали долетать лимонные, лиловые, сизые и зеленые, как след от травы на белой штанине школьных брюк брызги жизнедеятельности буйной дружбы их сына с отпрыском «хипарей», как их окрестили после первого общего ужина. Как будто узенькая кладка потрескавшихся салатовых стен Ким вытянулась еще немного сильнее в бок чтобы шлепнуть по плечу с другой стороны рядом стоящего бетонного зануду: " У тебя спина белая».       Это же, не задумываясь, ляпнул Сонхун, когда они впервые встретились в узком, всеми оставленном проходе, в центре небольшого квартала, образованного двумя рядами участочков, плотно прижатых друг к другу. Забитый под завязку азиатский, неотстроенный после войны городок сжимал пространство из последних силенок. Тут, где нога человека ступает только в загадочном настроении была тишина и ржавчина, да выброшенный не весть когда расколотый фонтан с остатками фигуры девушки в центре.       Сону, медленно обернувшись, несдержанно улыбнулся всем телом:       — Я знаю, это я загрунтовал куртку, чтобы потом нарисовать что-нибудь. У тебя, кстати, нет идей?       Мальчик замялся, поежился от всполоха ветра, бегая взглядом за муравьями, стряхнул их с рукава и слишком решительно выпалил:       — Видел в планетарии фотки разных планет вблизи, они ничего такие, тебе подходят.       — Тогда жди здесь, кот, я сбегаю за красками и покажешь, идет?       — Мгм.       Суетливый незнакомец сдернул рукава, и, оказавшись в прыжок прямо под красным носом, накинул на плечи Сонхуна полуживую дубленку с кривым белым пятном на спине. Тот только похлопал глазами и проследил до поворота за удаляющимся силуэтом в гафрированных развивающихся штанах и майке до самых колен. Мандраж от незапланированного взаимодействия с новым человеком обмяк и позволил Хуну пару мыслей вроде «Почему он выглядит так, будто у него мама с земли, а папа с Сатурна? Так правда могут выглядеть настоящие люди? Он же улыбнулся мне целым лицом! " пока он солдатиком развернулся и поспешил к своей дырке в живой изгороди. В гостиной восседала мать, она отвлеклась от бокала:       — Ты где взял этот кошмар? Что за бабкина сорочка?       — Это не мое, я сейчас отдам обратно.       — Кому? Бомжу?       — Нет, нашим новым соседям.       — Хм, надо пригласить их на ужин, подивиться хоть и представиться.       — Ага.       Свернув вещь, над которой женщина успела надругаться в калачик и прижав к груди юноша взметнулся на парах игнорируемой досады на второй этаж по изящной винтовой лестнице и откинул несколько крышек с побитых дорогой коробок. Одной остался удовлетворен и слетел вниз уже с двумя свертками ткани. Просеменил до кустовой завесы, отделяющей от другого, сонного мира хрустящих веток, оглянулся и заново нырнул. На сером камне его уже встречали разочарованные подвижные глазки. По лицу Сону разлилась удивительно горькая гримасса.       — Господи, кот! Я думал, ты уже сбежал! — а перед ним раскрытая, безбожно заляпаная сумка, с кучей значков снаружи и всевозможной степени избитости тюбиков внутри.       — Нет, нет, я ходил, вот, за пледом! Тут холодный камень, — он потянул в доказательство синий шерстяной комок. От странного обращения внутри что-то зашевелилось, ведь в первый раз казалось, что такое могло только послышаться. Сону зарылся в самую гущу распустившейся ткани пальчиками и, довольный, посветлел: — Какой мягкий, бросай сюда, — он поднял свою сокровищницу, пока покрывало облегало испещренную созвездмями паутинок поверхность, — какая красота.       Возможно, конечно, что в какой-то далекой галактике и есть точно такие же планеты (а возможно они их только что создали, кто знает как придумывают дизайны для постоянно расширяющейся вселенной), но сотни каплей и отпечатков четырех рук, двадцати пальцев и двух носов не подходили ни под один из снимков NASA. Указательной подушечкой Хун провел поверх очередного шаровидного месива малиновую линию, — Сатурн, — пояснил он взмокшему от возгласов рисовальщику, и тут же оставил отпечаток на узкой площади переносицы: «Эй!» Сону насупился и ринулся в наступление темной иссиней ладонью, которой Сонхун даже не пытался избежать, а встретил покорной белой улыбкой. Тогда то клычки и блеснули перед Кимом новой идеей фикс. Парни закрутились в схватке по всей площади метрового колодца широкого фонтана, забиваясь в складки пледа и переодически ощущая сладость медовых красок. Яркий парень из соседней-калитки-если-не-считать-заброшеного-сада разошелся не на шутку, оттягивая ворот чужой рубашки в попытке прижать соперника к холодной стенке. Грязный трюк удался, Сонхун чувствует спиной безжизненную ровность и холод чаши, а спереди навалившегося, такого же как он сам опьяненного активностью подростка и его жар. Сону без понятия, что делать с победой, поэтому просто опускает розовое лицо и прижимается к тяжело дышащим губам. Почему бы и нет? Хун позволяет этой мысли его рукой не дать отстраниться забравшемуся на него мальчишке. Мелко дрожа, прижимает за шею. В поцелуе, они хаотично трутся друг о друга носами и цепляются за одежду липкими пальцами. Еще ближе и они смогут пройти насквозь и поменяться местами. Перетираются персиковый и ультрамарировый оттенки, на блестящих лицах создается мягкий и воздушный лиловый. После вынужденного отступления Сону глубоко вбирает воздух, убирая с расцветшего напротив лица переломанные пряди, и выдыхает, сверкает глазами.       — Теперь это мой любимый цвет, — Сонхун завораженно изучает волну улыбки, кажется, когда-то, будучи отдельным существом, поселившейся на щеках очаровательного мальчишки. Только бы ему не было двенадцать. Зачем он об этом думает? Надо что-то ответить. Какой ты потрясающий.       — Мне тоже.       — На что это ты ответил? Хах, — Хун бессознательно выгнул брови, а Сону, умилившись, наклонился и тесно прижался к белой шее всей своей взбудораженной мимикой, — ты мне тоже, сразу же.       Он снял одну руку с онемевшего плеча Сонхуна и переплелся с его пальцами, улегся вокруг нагретого корпуса. Темы от переезда до куста малины, который растет неподалеку закручивались в единый поток с такой же вольностью. Смех в шею вызывал мурашки, стало катастрофически тепло где-то глубоко. Мысль об этом пугала и будоражила. Стемнело, и, как по часам, у Хуна заурчал живот. Решение вместе наведаться в дом справа было будто бы очевидным.              Распластанная куртка под слоем акрила явно не была готова отрываться от земли, так что уединенное место даже после ухода парней перестало выглядеть заброшенно.       — Мама не будет против того, что ты где-то не возле ее ног?       — Хах, нет, если я не умер и не позорю ее — все в порядке.       — Моей маме нравится позориться, можешь делать это у нас в любое время. Сейчас увидишь мою собаку, она собьет нас где-то сразу же. Нам сюда. Смотри, это наш фонарь! Сколько мы его перли с барахолки… Ма-ам! Я дома! Со мной Сонхун-и!       Его виски прострелило уколом странного страха, и он быстро постарался вывернуть свою руку из нежной хватки, пока женщина в милом индийском блестящем халате в пол не обернулась. Сону окоуглил глазки мол, ты чего делаешь, дурак, и поймав пальцами ладонь сжал ее еще крепче, выставляя жест в радиус всеобщего обзора.       Тут, из-за угла, противно скрипя и скользя когтями по полу вырулила большая белая туша, и с воплями набросилась на парней.       — Джена!       Черная лакированная лестница в доме Сонхуна задрожала, когда он со всей возможной сдержанностью взбежал наверх. Хлопнула дверь — проеб. Он прижался спиной, прикусил щеку, но все равно не смог сдержать режущей губы улыбки и в смущении комочком повалился на незаправленную кровать. На смятом пледе с одной стороны отчетливо было видно десятки свежих пятен от краски, которые, если честно, никто не собирался отстирывать, ведь теперь было достаточно отогнуть угол постели, если нужны будут доказательства, что это был не сон. Когда все было застелено, Сонхун с настроем авантюриста или ребенка перед подарком проделал сценку «на случай, если будет грустно»: осторожно перевернул край покрывала и захихикал от увиденного широкого малинового мазка на ровном синем фоне. Он окинул взглядом минималистично серую комнату. Вдруг проскочила мысль, что на контрасте с соседями здесь все кажется еще более заброшенным, чем в старом летнем саду. Ну и нечего привыкать, скоро снова придется собирать вещи. Если бы супруги Пак были бы какими-нибудь путешественниками, исследователями, то это можно было бы терпеть, но, кажется, они делают это просто ему на зло, не дают обзавестись «местечками», ходить улицам, где ты был в детстве, знать округу и ездить на автобусе, зная весь его маршрут, чувствовать себя «своим», а не гостем. В этот раз, как бы Сонхун ни старался, не прикипеть к обстановке не удалось. Не отпускало ощущение, что родители специально задержались тут чуть дольше чтобы подразнить. Но время шло, серьезный разговор никак не наступал, и, учась на примере Сону он осторожно начал украшать комнату, спрашивать как прошел день у продавщицы ближайшего продуктового, ходить пешком на все четыре стороны, то есть по главным улицам и волубь доступных узких проходов между домами. Каждую прогулку хотелось закончить так же, как они завершили свою первую совместную работу красками. Сонхун не хотел позволять себе такой роскоши, как привязываться к людям, чтобы потом не приходилось долго прощаться. В каждый подходящий момент, у двери, на красивом закате, после после внезапной активной игры в кровати, всегда Сонхун разбивал повисшее напряжение, просто толкал в плечо, тыкал в щеку, просто отворачивался с паникующей ухмылкой или вовсе клацал зубами перед носом. Сону каждый раз выглядел ошеломленным или ужасно раздосадрванным украденным поцелуем, даже не скрывая этого. Поэтому все прошедшие три месяца дружбу со стороны никак нельзя было назвать не платонической, если не залезать никому в душу.       Солнце начало неприятно драть щеки. Сону похлопал по ним и на локтях приподнялся с травы. Перед ним висела чуть загоревшая рука, начинающаяся где-то за линией рыжего гамака в черной расстегнутой безрукавке. Они вдвоем зачастили в зеленый угол между своими окнами и решили добавить старому саду еще немного уюта. Помимо высокой травы здесь были ряды облетевших розовых кустов, измученные долгим одиночеством ветви неопознаваемых деревьев, муравьи, остатки зеленого забора, новенький скворечник, два расслабоенных парня, гамак с одним из них, шуршащие фантики, бутылка фанты, полевые цветы и много-много здоровых сорняков. Сону надоело это все пересчитывать, поэтому он засунул в рот еще одну конфету и толкнул ногой в прозрачном носке выступ в виде Сонхуна под гамаком, который тот на сегодня выиграл в споре «направо или налево пойдет эта женщина». На телефоне Сону случайно заметил дату и коварно улыбнулся собственной гениальной идее.       Сонхун открыл глаза и увидел нависшее перевернутое лицо, сонно вскинул брови и ощутил, что его начинают раскачивать. Это мало заинтересовало, но от головы получилась приятная тень, так что он уже было хотел вернуться в дрему, как открыл глаза из-за давления на живот. Сону пытался забраться сверху. Горло сдавило, хотя на него никто не опирался.       — Спи, спи дальше.       Немного неаккуратности и весь и так сомнительный план полетит к чертям, ведь за час до этого они успели пересчитать все кости, пока падали с вечно перекручивающегося гамака. Сону удалось устойчиво устроиться на мерно двигающейся груди: он положил руки под подбородок и вытянул ноги четко поверх других. Перекинул языком леденец к другой щеке.       — Вкусно?       — Ты знаешь, мы уже ошиваемся здесь вдвоем ровно три месяца.       — И что?       Сону удивленно повернул голову на бок.       — Как «что»? Это же прям дата! Детям устраивают праздники на три месяца, а парочки летают в Париж и называют это годовщиной. Считай, целый сезон.       — Да ты что? Мы можем съездить в икею.       Сону шлепает Сонхуна по груди, когда тот расплывается в бессовестной улыбке.       — У меня есть идея по-лучше…       Сонхун думает, что надо научиться отказывать Сону, когда с напряжением следит за птицей, которая роется в их кривом и ярком скворечнике. После уничтожения зерна ей надо было облететь сухой ствол либо справа, либо слева, на что и была поставлена судьба зубов Сонхуна. Облепят ли их стразиками либо Сону с концом каникул разрешит делать себе прически целый месяц. На кону большие ставки. Синичке жутко повезло, что он не сумел поймать ее и расцеловать за то, что птичка выбрала верный путь.       — Скажи, что ты пошутил.       — Йа, Сонхун! Ни за что, я сейчас же напишу дяде и узнаю, когда он свободен.       В косметической стоматологии работает мамин брат, который уже давно согласился в качестве подарка на день рождения дать одно бесплатное посещение. Все звезды сошлись, Сону разворачивает эскиз перед дядей уже в роковой день и в приподнятом настроении, вылетая из кабинета клюет Сонхуна в подбородок губами в знак поддержки.       — Ложитесь сюда, — поворачивается старший Ким, — значит, два клыка розовым покрытием оттенка ноль один и шесть маленьких красных сердец между?       — Да? Кхм, да, — вообще он ожидал худшего, но старается не замечать скрываемую врачом улыбку, — у вас есть звездочки?       — Да, поменяем форму?       — Да, но цвет тот же.       Он ложится и закрывает глаза, чтобы это быстрее кончилось.       — Осторожнее чистите зубы, удачи и смелости вам.       — Я..Спасибо, досвидания.       Он быстро выходит и закрывает дверь, плотно сжимая губы, медленно поднимает интригующий взгляд на вскакивающего со скамейки Сону.