Утро.

      Настойчивый дождь барабанит по крышам, словно намериваясь разбудить отсыпающихся после тяжёлой пятницы жителей Хоукинса, не обходя стороной и трейлерный парк. Окно открыто и холодный воздух, пропитанный ароматом осеннего ливня, пробирается в спальню, охватывая каждый её сантиметр, некоторые, особенно стремительные, капли тоже пользуются этой лазейкой и проникают внутрь, падая на пыльный ковёр оставляя на махровом покрытии тёмные мокрые пятна. Кажется, Эдди это совсем не волнует: он продолжает молча наблюдать за своеобразным хаосом, творящимся на улице, держа в правой руке затухающую сигарету, едва заметная струйка дыма которой, подхваченная порывом ветра рассеивается вместе с ним по комнате. Спина Мансона оголена, а волосы собраны в небрежный пучок, что позволяет разглядеть самую интересную татуировку на этом изящном худом теле — потрёпанные ангельские крылья с наполовину выдранными перьями берут начало от одного из верхних позвонков и растягиваются через лопатки до самых плеч. Тонкие чёрные линии с мягкими изгибами и тщательной детализацией завораживают, словно околдовывают, не позволяя отвести взгляд и заставляя желать большего, чем просто смотреть. Дастин поддаётся этому и спихивает с себя одеяло, производя достаточно шороха, чтобы Эдди услышал, но недостаточно, чтобы он оторвался от любования дождём. Оголённая кожа тут же сталкивается с холодным воздухом, побуждая невольно поёжится, но Хендерсон удачно игнорирует это, поднимаясь на ноги и бесшумными шагами приближаясь к Мансону. Пальцы робко касаются места, где начинается правое крыло, и Эдди едва заметно вздрагивает, но ничего не говорит, не оборачивается, не останавливает. Указательным пальцем Дастин ведёт по вороновидной, плечевой, лучевой и локтевой кости, кости запястья, пряжке, фаланге второго пальца, в очередной раз проговаривая это про себя и убеждаясь, что крыло анатомически верное. Кончиками всех пяти пяти пальцев Хендерсон оглаживает оперение, не чувствуя, чтобы текстура сильно менялась, конечно, они ведь ненастоящие. Дастин удивляется этому каждый раз, потому что вечно забывает, что это лишь контур, обводка истинных, но не видимых глазу крыльев. Ладонь съезжает чуть ниже, освобождая тату от контакта с рукой, но не с губами, кротко коснувшимися первого изгиба сплошной линии. Мансон выдыхает, похоже, вспомнив про то, что дышать всё же необходимо, и расслабляется, зная, что незначительная доза приятных и тёплых ощущений этим прохладным утром не повредит. Осмелев, Дастин обнимает Эдди за талию, проводит ладонью по плоскому животу, и очерчивает кости крыльев дорожкой влажных поцелуев, заканчивая на самом длинном первостепенном маховом пёрышке, расположившимся на плече. Мансон стучит пальцами по чужим костяшкам, призывая прекратить ласки, как только ощущает маленький мокрый язык под правой лопаткой. Дастин послушно отстраняется, напоследок чмокнув чувствительною кожу. Контакт потерян и снова становится холодно. Хендерсон возвращается к кровати, берёт с близстоящего стула тёмно-серую футболку со странной картинкой и лого какой-то металл-группы и надевает её на себя. Она явно свободна, но от этого в ней только комфортнее, а мысль о том, кому она принадлежит, отзывается волнительным трепетом в сердце. Дастин вдыхает неповторимый запах, пропитавший всю одежду Эдди — это похоже на сложную смесь ароматов, связанных с привычками и личностью Мансона: табак, терпкий алкоголь, дешёвый стиральный порошок, яблочный шампунь, за неимением лишних денег, использующийся и в качестве геля, горький кофе, фруктовый пакетированный чай, пахучая травка и что-то ещё, что-то неуловимое и притягательное, словно едва уловимый отпечаток души, обладающей своим собственным ароматом. Дастин отпускает натянутую до носа футболку, и теперь она висит на нём, а её большой ворот открывает для всеобщего обозрения ключицы, точнее их отсутствие. Эдди следит за ним неизвестно сколько, возможно, ещё с того момента, как Хендерсон отошёл от него, но Дастина это мало волнует — у них у обоих странные привычки касательно друг друга, так что он не собирается стыдиться того, что напялил на себя его футболку и бессовестно её нюхал. Мансон мягко улыбается, в сером свете хорошо видны тени, которые легли под его глазами, как следствие бессонной ночи, но лицо вовсе не выглядит уставшим, скорее довольным и окутанным дымкой утренней дремоты. Дастин за несколько шагов вновь оказывается рядом с Эдди, глядя на него снизу-вверх. Левая рука Мансона ложится на чужую щёку, а правая невесомым движением пальцев проводит по доступной зоне ключиц, чувствуя приятную мягкость кожи, и необычное ощущения, схожее со страхом, по отношению к тому, чего не хватает и наводит на мысль о хрупкости мальчишки перед ним. Мансон уводит ладонь вниз и назад, обхватывая Хендерсона за талию и притягивая к себе. Склонившись, Эдди дарит Дастину недолгий ленивый поцелуй, умелыми губами сообщая о своей любви без слов, таких плоских и безжизненных, лишённых чувств, но служащих для их обозначения. Мансон ненавидит толкать речи, он действует, зная, что это сработает в сто крат лучше каких-то слащавых монологов. Руки Эдди спускаются вниз по пояснице и соскальзывают на скрытый двумя слоями ткани зад, но Мансон задирает подол футболки и теперь единственной преградой становятся боксеры, залезть под которые не представляется шанса из-за предупредительного укуса Дастина. Наверняка, мстит за то, что пять минут назад Эдди оборвал его на самом интересном. Мансон ухмыляется в поцелуй, но ладони всё же убирает, позволяя серой ткани снова спрятать обтянутые боксерами ягодицы, а после перемещает руки чуть выше. Парни отстраняются, хорошо понимая друг друга и угадывая момент. Эдди коротко касается губами кончика чужого носа, параллельно нащупывая ладонь Дастина и сплетая их пальцы. Мансон идёт к окну, утягивая за собой Хендерсона, но, достигнув цели, не спешит терять контакт. Ливень так и не стих, поэтому ещё есть возможность полюбоваться этим чарующим природным явлением, продолжая держаться за руки и ощущать тепло друг друга, спасающее от холода, усердно бьющего в лица парней, надеясь спугнуть их и отогнать, но терпящего неудачу, ведь единственное, что их сейчас волнует — запечатлеть в памяти это дождливое, уютное, безмолвное утро, похожее на другие, но в то же время сильно отличающееся. Для них это уже не что-то редкое, но что-то по-прежнему особенное, что-то, что они ценят и не перестают выкраивать в сознании отдельное место для таких воспоминаний. Это действительно важно для них, хоть они и ещё встретят вместе далеко не одно утро.       Дастин стоит у открытого окна своей комнаты, наблюдая за чёрными клубами дыма с кроваво-красным свечением и витающими в воздухе белыми хлопьями. Он должен чувствовать страх, отчаяние, панику или желание бороться и победить Зло, однако ничего, кроме усталости найти в себе ему не удаётся. Его любимого человека больше нет, сражаться за жизнь без него — не имеет никакого смысла, для существования в этом мире ему необходим Эдди, взъерошивающий его кудри по утрам после совместных ночёвок, ласково называющий его «солнцем», трепетно целующий, крепко обнимающий, вселяющий незабываемое тёплое чувство в самое сердце, искренне любящий его и с неподдельным счастьем принимающий его любовь в ответ. Пора опустить руки и уйти с поля боя, остальные прекрасно справятся и без него. А он просто хочет быть рядом со своим самым близким человеком, воссоединиться с ним и встретить вместе хотя бы ещё одно утро.