***
Нико Робин дописала строчку и, подперев ладонью лицо, мило и загадочно улыбнулась — ни за что не поймёшь, о чём думает. Крок утверждал, что за этой маской она мысленно украшает интерьер кишками собеседника. Если это правда, неудивительно, что они с Ло поладили! Только Ло не смотрел таким ясным, прозрачным взглядом без единой мысли. Идеальный шпион! Росинант хорошо знал эти маски, примерял их перед зеркалом, перед другими людьми, перед Доффи и его шайкой. Перед Ло, когда хотел развеселить, подбодрить, утешить. Последнюю маску носить было приятно и радостно, словно он возвращался к чему-то хорошему. В памяти редкими вспышками возникали нежное лицо матери, её мягкие тёплые руки, улыбка отца. Росинант не умел обнимать так, как мама, но делал это от всего сердца. А тут… Два несчастных ребенка, нахлебавшиеся ужасов из-за политики Мирового правительства и Дозора. Дозора, которому он служил, в силу, миссию и справедливость которого верил. Справедливость! Несколько иероглифов на белом, свод правил и законов, присяга… Ничего общего с реальностью, в которой теперь жил Росинант. Эта девочка пострадала не меньше, чем Ло, и чувство вины перед обоими сжигало почище солнца Алабасты. Он всегда старался поступать по справедливости, и если раньше казалось, что ему по пути с Дозором (и только рядом с Ло он понял, что считал службу легальным способом остановить Доффи), то теперь… Теперь он инкогнито сидел у шичибукая с амбициями не меньше, чем у Доффи, а «демон Охары» писала с его слов донос! Росинант вздохнул, поудобнее умостился на стуле и поощрительно кивнул: спрашивай. — Аокидзи-сан. Он до сих пор ищет меня. Он очень хороший дозорный. И, наверное, хороший человек? Росинант едва не подавился. Он помнил, что дядя Аокидзи был человеком ленивым, вечно задерживал отчёты и бросал свои велосипеды где ни попадя. Он был… честным и добрым, не особо разговорчивым. Да уж, вряд ли это хочет услышать жертва его хорошей службы. А что хочет? Какие-то слабости, привычки, личные воспоминания, чтобы использовать как шантаж, как… оружие? Росинант потянулся к затылку почесать, но вспомнил, что нечем. Обе руки ему отрезал Ло, чтоб не курил. И Луффи отдал, чтоб тот спрятал, — и на этой мысли Росинант привычно затревожился. Где он их закопал? Скормил бананавани? Сам съел? Этот ветреный, неугомонный мальчишка хоть запомнил тайник или как белка? Да блин! А ведь ещ… Нико Робин кашлянула, и Росинант опомнился. — Зачем… почему ты спрашиваешь? Лампа в кабинете мигнула, на секунду лицо юной девушки утонуло во тьме, оставляя яркими одни пронзительно-синие глаза. — Мне любопытно, — безукоризненно вежливо солгала она, одновременно мешая ложечкой сахар в фарфоровой чашке, перелистывая заметки по доносу, который надо было написать заново: капсула сгинула на Миньоне, а ногами он писать не умел, — и поджигая Росинанту новую сигарету. Как жаль, что она ушла в пираты! Нет, коммандер, ты опять не о том думаешь, соберись. — Спасибо. И, если честно, я не понимаю, что ты хочешь услышать, и что надо сказать, и… что такое хороший человек — теперь тоже не знаю. Человек честный и добропорядочный? Добрый? Справедливый? Мой отец был добрым, любящим и хотел равенства для всех. И начал в первую очередь с себя и своей семьи. Росинант сгорбился и поворошил чёлку обрубком кисти. Прошлое клубилось в памяти кошмарным сном — детским кошмарным сном, и с позиции взрослого оценивать его он не научился до сих пор. Поэтому повторил слова Сэнгоку, который объяснял ему маленькому, что и почему на самом деле произошло. — Но ещё он был оторванным от реальности романтиком, который, как у нас сказали бы, «не проверил обстановку» и «действовал необдуманно». Интересно, а Доффи твердил о предательстве и ничтожности отца тоже из-за детских ощущений обиженного, разозлённого… и даже, может, напуганного ребёнка? — В итоге, ну… Люди узнали, что мы тенрьюбито. Мы скрывались от горожан, которые не желали признавать нас равными, терпели голод, унижения, побои, мама умерла от истощения, и мой братец, не выдержав, обвинил в своих несчастьях отца и… пристрелил его. — Росинант поджал губы. В горле противно саднило, и голос точно дрогнул бы. Сухие казённые слова не выражали боли и страха, только бесстрастные факты, произносить их было странно: они легко давались и ничего не значили, но то, чем отзывались в сердце, легко могло понять дитя из Охары. Сэнгоку говорил: Доффи слабак, выбрал путь наименьшего сопротивления. Росинанту Доффи казался пугающим незнакомцем, монстром, который сожрал его братика и с лёгкостью сожрёт и его. Поэтому всю жизнь он бежал. Поэтому на Миньоне он хотел наконец остановиться и развернуться к страху лицом. Об этом страхе, о своей трусости он сейчас, наверное, и говорил: — Хороший ли я человек, раз хотел остановить Доффи и разрушить его чудовищные планы? Я всю жизнь его боялся. Я не остановил его в тот день, когда он стрелял, и когда отпиливал отцу голову, и когда потащился на Мариджоа, и вот — пытался это исправить. Но что сделано, то сделано, так? Разбитая чашка не станет новой, как ни склеивай. — Или плохой, ведь я его бросил, обманул и предал? Ло, конечно, не был чашкой — Ло живой человек, измученный ребёнок! Но по ощущению был именно той новой чашкой. Росинант устыдился, когда поймал себя на такой… схеме. Но всё же перестать сжимать осколки старой, отпустить — смог. Лучше уж так. Так. — И Дозор предал, — Росинант помрачнел ещё пуще. Он совершенно не понимал, как будет жить дальше. Ло по-прежнему нуждался в заботе и защите. И воспитании! Он потряс обрубками кистей и вдруг вспомнил то утро, когда Ло впервые назвал его Кора-сан. Как тот морщился и кривился от вкуса Опе-Опе. И как впервые искренне улыбался, весь в белых пятнах, с красным от холода носом и запорошенный снегом. Покидая Миньон, Ло ревел от страха и радости и стискивал его шею изо всех сил. Росинант невольно расплылся в улыбке. — Но я ни о чем не жалею. Ведь Ло жив! Он не станет таким же бездушным, жестоким монстром, как Доффи. Не будет отрезать головы, мстить, разрушать… И не обменяет свою жизнь на его бессмертие! Дети должны оставаться детьми. И иметь выбор, — твердо закончил Росинант и посмотрел на Робин. У неё было странное застывшее лицо. Гнев или слезы, или всё вместе, но сердце у Росинанта сжалось. Со всей искренностью и горечью он произнёс: — Мне очень жаль, что Мировое правительство и Дозор у тебя его отобрали. И у Ло. И… у Доффи, по сути, тоже. Но я… не думаю, что их надо разрушать. Уничтожать подчистую. Менять и разоблачать — да! Поэтому я хочу помочь тебе и Кроку найти понеглифы. Взять за яйца этих старых пердунов. Обнажить правду. Это моя справедливость — я хочу, чтоб больше не было историй, подобных Флевансу и Охаре. Чтобы прекратили изгонять, преследовать и убивать невиновных. Чтобы дети были детьми, а не мстителями. Даже если это разрушит мир — но такой мир и не достоин того, чтобы существовать!.. Боже, я эгоист похуже Доффи… — забормотал Росинант и сглотнул. — Да и к чёрту. Он глубоко вздохнул и улыбнулся беззаботно. Силуэт Робин против окна отчего-то расплывался. Он прищурился и отвернулся. Порезанная скальпелем обивка кресла была зашита аккуратными стежками. Робин молчала, и от этого было неловко. — А дядя Кузан… ну… когда я был салагой и в основном драил полы и мешался под ногами, он морозил с помощью своего фрукта лёд из чая и сока и угощал нас, а потом у всех в казарме болело горло. А мой ужасный брат когда-то любил маму и заботился обо мне… Я был просто неуклюжим плаксой, а не лжецом и предателем. Во всех, наверное, есть что-то хорошее. — Росинант пожал плечами и от души пыхнул сигаретой — она тут же истлела и обожгла ему губы. Ощущение было привычным и спасительным: вскрикнув и вернувшись в себя, Росинант завалился, потерял равновесие и рухнул на пол. Почти. Его поддержали десяток заботливых рук, возвращая в вертикальное положение и отряхивая от пепла множеством ловких пальцев, от которых у Росинанта слегка рябило в глазах. Как бы между прочим Робин заметила: — Я думаю, вы можете вернуть свои руки очень просто. — Я всё перепробовал! Угрожал и стращал, обещал мешок мяса, попугайчика, даже чёрного ден-ден муши! — Господин Росинант, обещать надо то, что можете только и исключительно вы. — А? — Росинант озадаченно моргнул и пожевал губу. — И что же? — Покажите ему действие своего фрукта.***
— Извлеки из этого пользу, — приказал Крокодайл Нико Робин и подтолкнул к ней пару листов спецпергамента. Он рассчитывал (довольно опрометчиво и малодушно, как выяснилось), что из казуса с руками они извлекут приличную выгоду. Он знал не понаслышке, что такое оказаться без рук. Насколько сильно ощущение беспомощности и шатко положение. Из такого человека намного проще вытянуть что угодно, бросив пару нужных слов. Росинант мог лгать — и про Дозор, и про брата, и про себя, конечно. Или не договаривать важное, что хуже. Крокодайл чуял грядущие перемены и неприятности так же явственно, как немытый гальюн на задрипанном корабле. Хаос и разрушения всегда шли за Донкихотами по пятам, этот урок Крокодайл давно уяснил. И предпочёл бы сам управлять бурей. Для этого требовалось заглянуть в чужие карты. — Сделай копию доноса. И поговори с ним. Когда через пару часов Нико Робин — его правая рука, шпион и козырь — вышла из кабинета, где общалась с Росинантом, к совместному полднику, то на молчаливый вопрос ответила с самой ласковой и опасной улыбкой: что если встретит Дофламинго, то убьёт его — и размазала ножом по хрустящей булке апельсиновый джем. М-да. Возможно, в Барок Воркс — на вербовку новичков — Росинант отлично подошёл бы. Диверсант хренов! Уроки стоило уяснять получше.***
Отмытый и переодетый Росинант был… никакущий. Ещё одна доска в дозорном заборе, полосочка на воротнике матроски. Бледный невыразительный тип, который легко затеряется в толпе даже со своим ростом. Или среди фриков Дофламинго — зависит от цели. Крокодайл смотрел, раздражался, недоумевал, одобрительно хмыкал, прикидывая то так, то эдак, как мог бы использовать это «что нарисуешь, то и будет». Использовать. С этим была маленькая проблема. Что бы Крокодайл ни подсовывал невзначай, ни предлагал открыто или намекал, ничего не менялось: Росинант не реагировал на сокровища, на девок, на ползающих мимо него зубастых тварей, был безразличен к золотому вину и наркотикам, к демонстрации силы, роскоши или обмолвкам государственной важности — ну или мастерски делал вид, пока… Пока мимо не проходил Ло. Да хоть появлялся краем шапки на горизонте. И всё. Росинант преображался — мгновенно. Вся его рожа, скучная и мёртвая, трескалась, как лёд на реке по весне, оживала. И сам он весь, от рук и ног до, кажется, цвета волос — становился живее, ярче… Донкихот сиял. Как, мать его, разноцветный витраж. Невыносимой широкой улыбкой, глазами, раскрытыми объятиями и громким певучим голосом, совсем не похожим на прокуренный казённый голос коммандера Донкихота. Это было откровенно жутко — даже сила Бон Клея не имела такого эффекта. Обычно Ло попадал в это сияние, в эти загребущие руки и улыбку, как маленький волчонок в капкан. Раз за разом. И даже оставив шапку в зубьях, далеко убежать не мог. При всех воплях и сопротивлении не очень-то и хотел — Крокодайл это видел и морщился от идиотского шоу Росинанта — отвратная жизнерадостность — и от привязанности Ло — придётся за компанию и этого клоуна-шпиона приручать (да мать его, чем?) И от того, что с радостным воплем на сопливые тисканья прибегал резиновый пездюк. Вот кому только дай распустить руки, Крокодайл замучился его от себя отдирать (быстро сообразил, что это бесполезно, и перестал реагировать — спасибо опыту общения с Бон Клеем, где его черти носят?) А теперь у этой макаки появилась новая пальма. Пальма, любящая обниматься. Облегчение? Нет, Крокодайл испытывал только и исключительно раздражение! (Нико Робин, вытряхивая песок из документов и чашек, одним утром спросила, всё ли с ним в порядке, и Крокодайл пожалел, что Даза нет рядом — вот кто не лез в душу. Жить в кругу эмпатичных, заботливых, медленно сжимающих круг «приличных» людей, и ни одного не грохнешь — вот где ад!). И хрен с ними, с пацанами. Щенки, молоко на губах не обсохло. Перерастут, возмужают. Но когда Росинант без запинки распахнул объятья Нико Робин. И второй раз. И третий. А на пятый она сама (демон Охары! Его умная, сдержанная, хладнокровная убийца!) встала в очередь и раскрыла руки (целый веер). А потом три омерзительно счастливые рожи и одна сияющая пили на веранде какао… Крокодайл впервые едва не выколол себе крюком глаз — отказываясь смотреть на эту пошлость!***
Управлять резиновым пездюком было невозможно. Но некоторые реакции предсказать — вполне. Крокодайл сидел под пальмой в плетёном кресле, мусолил газету и посматривал на фокусы Беззвучного человека. Всё же Нико Робин подкинула Росинанту дельную мысль. Знать, что умеет фрукт наги-наги было полезно, но, кажется, этот ходячий кусок нелепости и проблем умел хорошо таить секреты. Раньше Крокодайл считал, что Дофламинго слепой идиот, раз не раскусил братца в первый же месяц, но, кажется, он недооценивал обоих. Ло сидел в соседнем кресле с мрачным видом, грыз трубочку от лимонада и источал флюиды обиды и ревности на весь сад. Луффи на каждый нелепый трюк Росинанта радостно вопил и подпрыгивал. — А ещё я могу вот так! Крокодайл закатил глаза. Невероятно полезное умение — беззвучно пердеть! Пездюк, конечно, был в восторге и тут же решил поучаствовать, социальное животное. Две вонючих струи вырвались на этот раз синхронно. И в полнейшей тишине беззвучно ржали два довольных идиота, а мимо них безмятежно полз бананавани. В шею Крокодайлу тревожно дохнуло морозцем. Хм… А вот это любопытно. — Жуть, — прокомментировал Ло в унисон мыслям Крокодайла. Они понимающе посмотрели друг на друга с примерно одинаковым выражением. — Смею заметить, ты по этой жаре в своей шапке скоро тепловой удар схватишь. От песка и перегрева хорошо помогают лёгкие платки. А для сохранности шапки могу устроить на этажах вип-вешалку с ловушкой для дураков или выделить сейф. Умение находить общий язык, договариваться, подбираться ключик к будущему партнёру — Крокодайл это умел. Припугнуть и подкупить было бы проще, но чем подкупать — не ясно (пока), а бояться этот пацан явно разучился и давно. Ло вцепился в шапку обеими руками и хмуро глянул. — Ваше пальто, — буркнул он, — тоже не по погоде. — Песок защищает меня от перегрева и переохлаждения. У тебя нет такой защиты, — снисходительно пояснил Крокодайл и задумался. Он сейчас сболтнул лишнего или оказал честь этому щенку, выдав кредит доверия? Холодный серый взгляд ощупал его с головы до ног с врачебным любопытством и скептическим недоверием. А потом пездюк ухмыльнулся: — Броня? — и, не дав и секунды опомниться, крикнул: — Луф-фи-и! А что сэр Крок умеет! Ты видел? — Ды-а-а-а-а! Он та-а-а-кой кру-у-у-той! Кро-о-о-ок! Покажь! К ручкам кресла со свистом прикрепились исцарапанные резиновые руки, и Гарпов пездюк влетел в Крокодайла снарядом, запрыгал на его коленях: — Вжух! Покажи вжух! И песочного человека! Давай делать это беззвучно! А Ло может перенести нас куда угодно! И я оттуда — бах, бах! Отличная команда, Крок! В голове у Крокодайла звенело от ора, из пасти пездюка несло жареными орехами, мясом и медовой дыней, и смысл слов долетал до него обрывками. Он со злостью спихнул мартышку волной песка — тот покатился с заливистым смехом и шлёпнулся на спину бананавани, греющихся в пруду. — Можно устроить гонки на крокодилах! Ло-о! Пришей мне ещё две ноги и хвост! Тогда я смогу тебя покатать, круто же! А Крок может покатать Роси! И Робин! «Роси» с добродушной улыбкой (как он, видимо, думал), больше похожей на оскал, уже прижимал хищника ботинком к земле, с наслаждением разминая пальцы. Ло бережно передавал шапку на выросшие из столика с напитками руки Нико Робин. Бананавани в пруду беспокойно таращились на Крокодайла. Крокодайл оторопело смотрел на всё это буйство. В голове по кирпичику складывались слова Луффи про командную работу (ай да пездюк!). И про гонки на крокодилах. — Каков будет приз победителю в загоне? — уточнил он, откладывая измятую газету. Усмехнулся: — Предлагаю «на желание». Заодно покажу вам «вжух».***
Пожалуй, хорошая сигара и развернувшаяся картина пустыни в кровавом свете заката вселяли умиротворение и бодрость духа. Крокодайл меланхолично курил, поглаживая морду бананавани — тот косил глазом, таким же чистым и золотым, как камень в перстне. Крокодайл любил золото и драгоценные камни. Робин была уже достойно оправлена, пездюки еще требовали допилки, а вот Росинант… была это фальшивая жемчужина или драконья? Из-за бархана появился караван из трех бананавани, трусящих ему навстречу. Вела их Нико Робин, легко и с достоинством сидящая на упитанном красавце весом в пару центнеров. За ней, подпрыгивая костлявой задницей в седле, трусил Росинант — руки и ноги то и дело тряпками мелькали в воздухе, словно он не знал, куда их девать. Вокруг них, вздымая пески Алабасты, дворнягой носился… Луффи?! Бананавани с его башкой и руками? Морские Дьяволы, что это?! Чем управлял Ло? Крокодайл подавился дымом и захохотал. — Луффи! Пожалуйста! Не урони Ло! — Кора-сан, не волнуйтесь за меня! Пожалуйста, себя не уроните! Может, я всё же поеду с вами? — Нет-нет, Ло! Со мной, ай… тпру, тпру! В порядке! Может, тебе не стоило сшивать их? А вдруг оно так и останется, навсегда? — Не волнуйтесь, господин Росинант. От меня лишние части отделялись без проблем, но… — Но я не хочу с ними расставаться! —… но со мной они были недолго, минут пятнадцать. Новые части тела могут отторгаться, загнить швы. Начнётся заражение крови, сепсис… — Нико Робин мечтательно улыбнулась: — Это очень больно, Луффи, и можно умереть, даже если гниющую плоть, — она рубанула ладонью по горлу, — отрезать. — Что-о?! Ло! — Я без них скоро смогу! Срезы должны сами… но пока разваливаются… — Ло мрачно забубнил себе под нос, — я пока не очень… могу поддерживать стабильное поле Операционной… — Ох, Ло, — и Росинант полез обнимать своего пездюка. Конечно, навернувшись вверх тормашками. Крокодайл оценил длину ног и хорошую растяжку и, пока это ходячее бедствие не затоптали заботливые твари, шевельнул пальцами, вынимая его из песка, который, стекая, передал Крокодайлу много занятных… ощущений. Пока Росинант тискал Ло, заливая его материнской верой, заботой и любовью, а Ло брыкался, краснел и сдерживал сопли, химера из Луффи вертелась вокруг Робин, беспокойно заглядывала ей в лицо и канючила: Робин же пошутила? Я собираюсь стать Королём Пиратов, я шляпу ещё Шанксу не вернул! Король Пиратов, Король Пиратов, дался ему этот Ван Пис. Крокодайл зацепил шею Росинанта крюком и притянул к себе: — Не души ребёнка заботой, ему бы научиться решать проблемы самостоятельно, а не под твою юбку, хм, шубу лезть, — но ты, чуть что, пихаешь его туда. И пусть Ло ставит перед собой реальные цели, а не «всё-всё, что захочешь, получится». Как вы с этим задрали! Ло прекратил корчить рожи и отталкивать грабли Росинанта, испуганно глянул на Крокодайла. — Поддержка всем нужна! — возмутился Росинант, неаккуратно выскальзывая из петли крюка. Ло втянул сопли и кивнул. Крокодайл закатил глаза — проклятье, он всё же подхватил этот жест у Бон Клея. Раздражение заклокотало в горле, завихрился у ног песок — и замер. Запах сигарет, мягкие волосы, тёплая щека и горячие руки. Росинант его обнял — чёртов капкан любви. — Что, проблемы с доверием, да? — Глаза Росинанта, подсвеченные солнцем, были ярко-оранжевые, густые, с мелкой сетью капиллярных разрывов. И ресницы — полностью выгоревшие, неровные и длинные. За челкой не разглядеть. Только вот так — в упор, на дозволительном только смерти и любви расстоянии. В любовь Крокодайл не верил. Для смерти было рановато. Он вынул крюк из Росинанта — так, скорей поцарапал ему бок. Они отодвинулись друг от друга. Крокодайл скосил взгляд — Ло, и Луффи, и Нико Робин, даже бананавани смотрели на них. Дьявол. — Ненавижу, когда лезут в душу. Сделаешь так вновь без разрешения, я тебя убью. — Крокодайл вынул сигару изо рта, аромат табака перебивал запах Росинанта. — Ло, советую завести полезную привычку: не ждать, когда любой залезет ногами в душу и осчастливит, а внятно проговаривать свои чувства и держать личные границы. Это и тебя касается, Росинант. Луффи, не тереби Нико Робин, твой дед таких слов не знает, а ты его копия. — Я не буду дозорным! Я стану Королем Пиратов! Они его вывели из себя. Вжух, песочный человек, торнадо — Крокодайл щедро пересыпал их путь ловушками и контратаками. В один момент они разделились: Крокодайл захапал себе мальчишек, Нико Робин объединилась с Росинантом. Бесшумные руки и ноги выныривали из барханов: множество цветов на поляне — или пираний в пруду, они ловили, держали, ставили подножки, щекотали до поросячьего визга некоторых пездюков. Да-да, Трафальгар Ло, я смотрю на тебя. О, злишься? Это хорошо. Злость придаёт сил. К своему неудовольствию Крокодайл обнаружил, что Луффи запомнил большинство увиденных его атак и быстро подстраивался под стиль боя, а то и, наглая мартышка, диктовал свой. Закрыть оппонента стеной песка, сквозь которую вылетает резиновый кулак — неплохая идея. И пусть сила удара пока невелика, это пока. Ло в основном уклонялся и иногда менял себя и его песчаные клоны местами — свежая идея от юных дарований (Крокодайл идею принял благосклонно и тут же заметил, что Нико Робин хитро улыбается. Хм, да неужели? Фрукт Хана-Хана мог выращивать её части тела на любой поверхности или?). Похоже, выносливости на долгую схватку Ло не хватало, это стоило взять на заметку и потренировать мальчишку. У владельца Опе-Опе, как и любой парамецией, был предел сил, но эти границы можно двигать, осталось выяснить, какой ценой. Крокодайл взвил стену, укрывая мальчишку, и тот странно на него глянул. Росинант… Бравый (и бывший) дозорный и шпион несколько раз сверзился из седла, был заботливо подхвачен Нико Робин и использован как щит и как пушечное ядро — сбивать атаки Луффи. Ещё пару раз Росинанта поймал Ло, видимо, безотчётно (алло, мы против них играем!), а в другой — выдернул Луффи из стены песка за крокодилий хвост, совершенно внезапно. Как интересно, воля наблюдения? Или просчитал алгоритм их атак? Ещё — упал очень удачно, и удар Скальпелем Ло рассёк песчаный кулак, а не его самого. Зато выяснилось, что отделённая от Крокодайла часть тела при помощи Опе-опе теряет силу дьявольского фрукта. Занятно. Пока Луффи и Росинант сходились в рукопашке — ну хоть чему-то полезному пездюка поучит, — он поднял и приставил к срезу свою руку. Она срослась, словно прихваченная магнитом, безболезненно и легко. — Извини, — буркнул Ло, и Крокодайл сжал-разжал кулак. — Свои прирастают сами, а чужие только на нитках? — Угу. — КУЛАК ЛЮБВИ! — разнеслось за ними леденяще-весёлое — и тут же зазвенел полный детского ужаса вопль, который заглушил звук удара. Химера разлетелась на куски, вздымая струи песка. Голова Луффи врезалась в Ло, а хвост упал под ноги Крокодайлу. Крокодайл моргнул и с уважением глянул на Росинанта. Психологическая атака? А казался таким идиотом. И атаку приберёг под самый конец, ушлый Корасон. Или какой статус у него теперь? Очень, очень коварное Сердце. — Так нечестно! Откуда ты знаешь приём деда?! — голова Луффи подпрыгивала на животе Ло, забавно вращая глазами. — Да я сам от него всё детство страдал! Нико Робин засмеялась и предложила организовать клуб пострадавших от Дозора. Крокодайл второй раз за неделю чуть не выколол себе глаз.***
— Я думаю, из этого можно сделать народное развлечение, — предложила Нико Робин, подъезжая к Крокодайлу и подстраивая шаг своего бананавани под его. — Гонки на крокодилах, что скажете? Такого ни на Сабаоди, ни на Ватер 7 нет. Удивительно, что никто до сих пор не додумался. — Пожалуй, — рассеянно согласился он, глядя в маячившую впереди спину Росинанта. Ночь в пустыне была звёздная и холодная, Росинант пересадил обоих мальчишек на своего ездового и запихнул под тёплую накидку, курица-наседка. — Курица-наседка, — фыркнул Крокодайл вслух. Проигрыш в маленькой потасовке не был обидным и окупался полезной информацией. Но мучило неясное беспокойство, что может пожелать… — Любящая мама нужна всем, — неожиданно вклинилась в его размышления Нико Робин. На самом деле Крокодайл вовсе не жаждал раскрывать, что у него договор с дитя Охары, но бравый бывший дозорный (ведь бывший?) мигом узнал ребёнка с листовки. Это изрядно обеспокоило их обоих. Однако все эти дни Росинант не слал никаких писем, не звонил и, гуляя по городу, праздно болтал о всяких местных сплетнях и слухах, и кто кому сват и брат, и чем торгует, и о здоровье, словно всерьёз собирался пустить тут корни. Следить за ним было подозрительно просто, и это ничуть не успокаивало, наоборот. — Мисс Оллсандей, вы скучаете по своей матери? — У мисс Оллсандей нет матери, — сухим тоном проинформировала та, — как и отца, и братьев с сёстрами. — Лишние связи только мешают. — Поэтому в Барок Воркс все агенты работают парами? Ах да, Бон Клей — но он понятное исключение, сэр. Крокодайл хмуро покосился. Полы шляпы скрывали выражение чужого лица. — Пригласите его на свидание. Не Бон Клея, а господина Росинанта, — с тонкой усмешкой уточнила Нико Робин и вдруг улыбнулась намного искренней и шире. Очень знакомо — и этот факт особенно встревожил Крокодайла. Если в его ближнем кругу переведутся нормальные пираты… — Зачем? — Поговорите о воспитании детей. Поделите обязанности. Узнайте его планы. Вкусно поешьте, пофлиртуйте — что обычно делают взрослые, разумные, неженатые люди? — Ты хотела сказать — деловые партнёры? — У мисс Оллсандей нет ни матери, ни отца, — повторила Нико Робин и припустила бананавани вперёд. Звёзды засеребрились в её чёрных волосах, вместе с запахом сигарет до Крокодайла донеслось чуточку лукавое: — Но, мне кажется, я узнала много новых приёмов — и не я одна, — в командной работе. А команда — это семья, разве нет?***
Песок был везде, даже в тех местах, о которых вслух не скажешь. Росинант замучился вытряхивать его из себя и в итоге залез в душ, а потом в ванную. Роскошь и удобство особняка Крокодайла впечатляли, у Доффи таких хором не было. А вот безвкусица — словно они подглядывали друг у друга и по-детски соревновались, у кого круче получится. Впрочем, может это в нём дозорные казармы аукались, кто знает. Райские сады и пелерины Мариджоа, о которых грезил братец, он не помнил. Росинант с чистой совестью закурил и вывернул вентиль золотого крана погорячее. — Не боитесь свариться с вашей удачливостью? — насмешка повисла в воздухе вместе с паром и ароматом сигары. Росинант скривился. — Я всё ещё жив. — Да. Не понимаю, правда, почему. Особенно глядя на карту вашей «удачливости», — блеснул у изголовья крюк, очерчивая контур тела Росинанта, и у него нервно зачесалась расцарапанная шея. — Вам не кажется, что это несколько неприлично? Входить в ванную к чужому человеку, пока он моется. — В мою ванную. — Ну тогда полезайте за компанию, что ли, раз невтерпёж. — Росинант пожал плечами и сбил столбик пепла прямо на кафель. — Или потрите мне спину, только… — не пяльтесь, — не стойте без дела. — Дозорные привычки? Не умеете расслабляться? — А вы любите пассивную агрессию, как погляжу. — И прямую — тоже. Мне оторвать вам голову, Росинант? — Лучше подскажите, чем помыть, — улыбнулся он кривовато, — а то я в ваших склянках совсем запутался, что для лица, что для зад… кхм. Над ним тяжко вздохнули и правда зазвенели склянками. — Ну что, светские беседы и обмен любезностями на этом закончим? — На волосы шлёпнулось что-то холодное и пахучее. — Чтоб перебить запах сигарет. — Ло нравится, — рассеянно возразил Росинант. Пахло чем-то… смутно знакомым и приятным. В волосах зашуршал крюк. Нет, пальцы — ай! — перстнями цепляются. — Ему от тебя что угодно понравится. И это плохо. Не подавляй его волю и личные границы. Забота… иногда душит. «Закон крови», — провозгласил на собрании Дофламинго, хищно улыбаясь — и направил на Росинанта револьвер. «Кулак любви!» «Умоляю, заберите хотя бы жену и детей!» «Ты всё ещё пиздишь тех детишек? Они не ушли от Дофламинго?» И вряд ли уйдут. Он ошибался. Он так ошибался! «Я умру через три года». «Это ребёнок из Флеванса! Респиратор и дезинфекцию мне! Вы хоть понимаете!..» «Моя сестра сгорела в больнице». «Доффи, Роси. Простите, что был вам плохим отцом». «Я отнесу голову предателя в Мариджоа, и тогда нас простят и пустят домой!» Дом там, где любят и ждут, Доффи. — Крок, — хрипло позвал Росинант. Сквозь пену он ничего не видел. — Разве нынешние дети умеют… станут просить их обнять, когда им грустно, больно, плохо, одиноко? Разве их услышат, откликнутся? Они дерутся и убивают, чтобы выжить, их зовут монстрами из Белого города, демоном Охары, их пихают в дозорные, но кто принимает их такими, какие они есть, без осуждения и ненависти, с любовью? — Что за бред? Это не сказка, Росинант, мы все здесь потому… — Потому что мы монстры и мы выжили, да. Мои шрамы — ты смеёшься над ними. — Росинант ладонью смахнул пену с лица и посмотрел на Крокодайла в отражении зеркала напротив, но оно запотело. Он дотронулся до шрамов от пуль на рёбрах. — А для меня это о другом. Сэнгоку часто говорил: «Был бы я умным, не был бы таким опытным», но опыт это ведь сумма ошибок и побед. Твой шрам на лице и крюк — разве не доказательство… всего этого? — Он махнул рукой, сбил несколько флаконов, ойкнул, потёр отбитые пальцы и расстроено плюхнулся в воду: пусть и не морская, она тянула силы. — Вы закончили страдать? — донеслось усталое сквозь толщу воды. Он пробулькал невнятное «да». Бултых, и челюсть обхватила рука в массивных перстнях, оцарапала ему подбородок, и Росинанта дёрнули на поверхность. Пока он отплёвывался, Крокодайл уточнил злым голосом: — Ты не хочешь, чтобы Ло ошибался или что, я не понял? — Я хочу, чтобы ему не пришлось набираться этого чёртова опыта. Не в смысле вообще никакого! А вот этого, — он нервно замахал руками, обрызгивая Крокодайла, — только плохого, месть, насилие, что сделает из него подобие Доффи, теб… а, чёрт! На Росинанта обрушился поток воды. Он задохнулся, потеряв верх и низ, и едва не вывалился за бортик. В обморок Сквозь шум в заложенных ушах он различил хохот и… — Кора-сан, вы что, горите в воде? Вы не захлебнулись? Луффи, тащи полотенце! Сэр, помогите мне его поднять. Кора-сан, ответьте мне, Кора-сан! А-а-а, только не поскользнитесь! Крок смеялся, сотрясаясь всем телом. Его ребёнок суетился и отдавал приказы. Луффи солидарно бухнулся к ним в ванну вместе с полотенцем. Нико Робин сотней рук подняла бронзовую махину на гнутых ножках и вытряхнула их всех наружу. В песок, который опять забился во все места, мерзко щекотал, а Росинант мог только прижимать к себе бранящегося как последний пират Ло и улыбаться. До комнаты ему помогли дойти, завернув в огромный махровый халат. Крокодайл клубился злой весёлой тенью в кильватере, потом за дверью, и, как только стихли шаги, просочился внутрь. Росинант, сидя в кресле, ожесточённо сушил волосы полотенцем. — Так зачем вы припёрлись? Не спину же мне тереть. Сэр. — Хотел убедиться, что во время крокодильих бегов мне не померещилось. — Про шрамы? Вы поэтому за мной следите? — И про вашу боязнь щекотки. Не стройте идиотское лицо, я пришёл не шантажировать, а пригласить вас на свидание. Что думаете на счёт, хм… завтра? И без детей. Дома уединённо можно встретиться исключительно в ванной и гардеробной, но вы уже наглядно показали… — Стоп-стоп, свидание? А… но… забег выиграл я? — И Нико Робин. Она желает отправить нас на… — Свидание, я понял. Ладно. Тогда за мной… как оно пройдёт? — Боги Алабасты, пойду напишу завещание. — Крок! Вы умеете шутить? Ай! Нет! Уберите песок! Полночи Росинант вертелся с мыслью: «Но им же придется сказать, да? Они нас разорвут!» Но утром эту новость, вопреки ожиданиям, дети встретили… хорошо. — О, круто, свидание! Мы тоже пойдём! — заявила голова Луффи подмышкой Ло.***
В этих краях считалось, что настоящий кофе должен быть крепок настолько, что брось в него подкову, — и она встанет. Крепкий, чёрный и ароматный кофе — что за гадость. Крокодайл любил ром, бренди и кофе со сливками. Взбитая шапка густых жирных сливок и ром, пару унций — идеально. Зато местный дьявольский напиток обожала Нико Робин и, как выяснилось, Трафальгар Ло прикипел к нему тоже. Каждое утро Нико Робин обжаривала зёрна, молола и варила их в джезве — запах разливался по всему дому и часто будил Крокодайла. На стол она водружала поднос с парой маленьких чашек-фиджан, финиками и орехами, с вежливой улыбкой указывала на его чашку и спрашивала: «подлить в кофе сгущенного молока, сэр? Король Нефертари так делает», засранка. Росинант тоже пристрастился к кофе, но щедро добавлял специи: шафран и кардамон, иногда ложку сахара — ему Робин приносила целый кофейник. Луффи, на второй день своей ссылки от души хлебнув из чашки Робин, вывалил с отвращением язык на колени и пожаловался на горечь и что «из этой смешной чашечки и не напиться!». Ему наливали в кружку размером с супницу молоко с кофе и посыпали зефирками. На подначку, что он пьёт девчачью бурду, он с удивлением возразил: «Но деда не похож на девчонку!» — и накрошил в своё ведро печенья. Удивительный ребёнок — другой мальчишка из одного чувства протеста не пил бы то же, что и его деспотичный и грубый дед, но этот подобными глупостями не занимался. Ло, увидев это варварство, выразительно скривился. — Я Кроку составляю компанию, а ты — Робин! А у Коры нечто посередине! Росинант на это заявление подавился и закашлялся, Крокодайл с подозрением глянул на свою чашку, а Ло, судя по всему, едва не разорвало от желания усидеть на двух стульях: пить что ему нравится и быть в одном загоне с ненаглядным Корой. — Меня за что-то отселили из группы? — состроил огорчённую рожу Росинант, когда Робин и Ло вытерли брызги и налили ему новую чашку из дахана. — Не! Ты — связующее звено! Нико Робин тогда засмеялась в ладошку и влюблённо посмотрела на Луффи, будто старшая сестра на своего — Крокодайл устало потёр шрам на переносице — капитана. И сейчас посмеивалась, глядя на то, как они пытаются отвязаться от детей. Отселение из группы, подумал Крокодайл. Где ваш детский протест, ну хоть ты, Ло — бунтуй! Тогда я с чистой совестью прикажу Нико Робин запереть вас дома и стеречь. На «чистой совести» Крокодайл споткнулся. Что-что? — Ло-о, — заныл Росинант, обнимая пездюка (Луффи тоже оказался прижат к «материнской» груди, а за окном прыгало всё остальное, оживлённо жестикулируя). — Нам с Кроком надо посекретничать, мы ненадолго! Поиграйте с Робин? — Мы не маленькие, Кора-сан! Крокодайл выдернул голову Луффи из тесных объятий, и тот громко выдохнул — синюшность быстро спала с лица. Отсечённые части чувствуют друг друга? — Я за ним присмотрю, — пообещал Крокодайл насмешливо, вручая Нико Робин голову и три наливных яблока. — Сиротой повторно не станешь, слово мужчины. — Вы там будете жрать и веселиться, — возмутился Луффи, не забывая жевать. Нико Робин погладила его по волосам. — Нечестно! — Мы будем не только есть и веселиться, а это тебе совсем не интересно. — Крокодайл подцепил крюком Ло и, выдернув его как пробку, тоже сдал на руки помощнице. — Пригляди за ними. Ло открыл было рот возразить (и ринуться в атаку), но Крокодайл выразительно покосился на вип-вешалку с шапкой. Намёк был понят без слов. В ресторане они раскурили кальян и выпили кувшин освежающего вина, а после Росинант огорошил: — Знаешь, когда я плыл сюда, то плохо представлял зачем. Ну, кроме как передать информацию и отдохнуть. — Росинант неопределённо махнул рукой, словно наматывал на запястье терпкий, окутавший его дым. — Не знаю, как Робин пережила годы в бегах, это… ужасно. — Утомительно, — одновременно произнёс Крокодайл, подсказывая. Росинант на его эпитет фыркнул. Неженка. — И что, сейчас представляешь? — Крокодайл развернул меню. За тонкой ширмой стонал дудук, позвякивал бубен и переливчато пела мандала. Наркотики, вино и музыка кому хочешь язык развяжут. И немного песка, определённо. — Да, пожалуй, — задумчиво ответил Росинант. В мягких подушках он лежал удобно и надёжно, Крокодайл заранее договорился с хозяином об обустройстве «столика», когда Росинант выбрал место. — И? Мне тянуть из тебя слова клещами? Оценивающий взгляд скользнул по крюку, и Крокодайл, вместо «дыхательных упражнений» представил, как втыкает его в живот Росинанту. Помогало безотказно. — Да, у меня есть план. — Росинант передал ему трубку кальяна и потянулся к миске со сливами. — Так какую услугу вы хотите, сэр Крокодайл? Полное — нормально произнесённое — имя резануло по ушам как неуместное, почти оскорбительное. Это что, выстраивание новых границ с похолоданием? Как мило. Чопорные манипулятивные игры он у братца подсмотрел или у Сэнгоку? Наверняка у Сэнгоку. Крокодайл покатал во рту дым — привычка курильщика сигар, да и не ради удовольствия он здесь — и медленно выдохнул. Это и вправду было похоже на семейные разборки. Точнее — обидки. — Не рисуй из меня второго Дофламинго, будь так любезен. — Пожалуй, он закажет телячьи рёбрышки. Повар мариновал их от семи часов и ловко рубил большим острым ножом при гостях, м-м-м, великолепно. — Не умаляю его достоинств и силы, но он — щенок, и ты тоже, а отчим твой мудак и идиот, раз подписал сына на такую миссию. Несколько секунд Росинант выглядел как человек, который вот-вот полезет на него с кулаками. Но он неспешно расслабился и подпёр кулаком щеку. — Я думал, ты питаешь слабость к крокодилам, а не собакам. «Дрянной щенок! Давай, подставляй руку!». Крокодайл проткнул матовый картон на строчке «мясо с кровью» и поморщился. — Слушай, Росинант… — На людях лучше не по имени, будь так любезен. И я не верю тебе. Доффи планировал в своих целях использовать Ло. Использовать — и убить. Скажешь, что с Нико Робин ты собираешься поступить иначе, когда получишь оружие? — Ты нарываешься. Кора-сан. — Убьёшь меня? — прищурился Росинант и дёрнул углом рта. — Тогда у тебя будут неприятности с Дозором. И с моим братом. Крокодайл поднял бровь. Росинант говорил без суеты, без нервозности, уверенно и спокойно. Что, собрал и припрятал доносы? Или мастерски блефует? — И с Ло — в особенности. Он же тебе по душе. Хочешь, чтобы Ло ставил перед собой реальные цели? Например, прикончить не только всех дозорных и Доффи, но и тебя? Какая самоотверженность. Это что, какой-то семейный паттерн, детская травма, родовое проклятье? Прости, не успел до конца прочесть книгу Робин по психологии, могу что-то путать. Ах вот о чём бредил Росинант в ванной. «Подобный опыт», надо же. Крокодайл покрепче обхватил кубок и глотнул вина. Что-то он, и вправду, давно не убивал. — Цель в итоге можно скорректировать. Или действовать превентивно. Сворачивай свою пассивную агрессию. Мы можем договориться — Ты угрожаешь моему Ло. — Росинант зло прищурился. Между его губ тянулся сизый дым кальяна, ноздри раздувались — сущий демон, почище Охары. Демоны Крокодайлу нравились. Он чувствовал с ними родство душ. Однако… — Что за тяга к мортидо, — устало вопросил у вина Крокодайл и, зацепив рубашку крюком, подтянул к себе Росинанта; осклабился. Песчаные джинны были очень опасными и убивали за исполнение желания. Росинант щерился в ответ белыми зубами, и от его улыбки сладкий холодок полз по шрамам. — Последнее желание, Корасон? — Кора-сан, на первом свидании целоваться с кем попало — это неприлично! Они оба повернулись на голос с изрядным удивлением и оторопью. Напротив них за столик плюхнулся Ло и поставил голову Луффи рядом, а потом переложил вместе со второй подушкой на стол, поближе к миске с сухофруктами. — Ло! Ты что тут делаешь? И почему… Луффи, где твоё тело?! — Мы проводим эксперимент. Как далеко могут находиться разрезанные части тела и что при этом чувствуют, — монотонно проинформировал Ло и бросил злой взгляд на Крокодайла. Пятнистая шапка была надвинута по самые брови, и обычно серые глаза светились жёлтым от ламп и золотых шелков вокруг. Крокодайл стиснул челюсть. — Нико Робин… — А, Робин просила передать это. Ло вынул из кармана штанов помятый листок. «Простите, сэр, они взяли мою книгу по понеглифам в заложники». И плачущие глазки пририсованы. Сама же и отдала, наверняка! — Мы за вами следили, — всё тем же монотонным скучным голосом продолжил «что он тут делает» Ло, закидывая в рот Луффи орешки. — Охранник у входа не хотел нас пускать, но я закатил голову Луффи с помощью Такта, и он отвлёк охранника. — Ты выучил новую технику, Ло? — Росинант вновь переключил тумблер и «засиял», пездюк моментально тоже оттаял. Отвратительно. — Ага. И ещё кое-что придумал! — заулыбался в ответ Ло. В этот момент «план» Крокодайла стремительно набрал обороты, как пыльная буря. В ресторан толпой ворвались нанятые Нико Робин бандиты и начали старательно громить зал. Крокодайл застонал, почти вслух. Он собирался вызвать сюда дозорных, когда всех раскидает. Сдать им заодно Росинанта. Или прикрыть того — в знак доверия. Варианты были, и все по-разному выигрышные. Но на глазах у мелкотни выбор изрядно сужался. Никаких дозорных и никаких «случайно прибить». И прикрывать теперь не ему. — Защити мальчишек, я разберусь, — Крокодайл поднялся на ноги и отбросил пинком подушку. Луффи возмущённо заворчал. — Уймись. Успеешь ещё подраться. Вон, за Росинантом приглядите. Он хрустнул пальцами и смерчем ворвался в толпу идиотов. Пока раскидывал их в злом веселье, сливая накопившееся недовольство, совсем упустил из виду «своих». … В смысле, «своих»? И в смысле, открыл им спину? Крокодайл на секунду замер — и кое-кто попытался это использовать. Удар саблей ему не навредил бы, конечно, но отлетела она резво — и не его усилиями. Крокодайл уставился на деревянное копьё, торчащее из пола, и почувствовал, что стоит в сфере Операционной Ло. Это его «придумал кое-что новое»? Пездюк, кажется, скрестил его атаку и атаку Нико Робин. Крокодайл ощутил неуместную гордость, словно он и вправду был отцом. Или отчимом. Тьфу! Под потолком раздался зловещий мальчишеский смех, а следом — вопли, лязг и молитвы. Над ними, в клубах кальянного дыма парила голова Луффи, деморализуя одним своим видом особо набожных и впечатлительных. И пока все в ужасе на него таращились, ловил языком сливы и абрикосы, парящие рядом, и пулемётной очередью оплёвывал — добивал косточками. Этот ребёнок всё-таки поражал своей неутомимостью и умением на ходу изобретать новое. Крокодайл поймал его, когда Ло выдохся и отпустил технику. Сунул голову в карман пальто с коротким, но вполне искренним «молодец» — пездюк заулыбался так, словно ему баранью ногу принесли. Крокодайл против воли довольно хмыкнул. И заодно потрепал Ло по шапке. — Отличная техника, одобряю. Щенок вывернулся и, определённо смущённый, ткнул в сторону их убежища: — У Коры аллергия на этот кальян! Какого чёрта, ты дал слово! Пока хозяин с работниками вытаскивали тела наружу и прибирались, Росинант лежал за ширмой с мокрым компрессом на лбу, а служанка по рецепту Ло мешала порошки, чтобы отпаивать неудачника. Присев в укрытых шёлком ногах, Крокодайл достал сигару и гильотинку: — Насчёт услуги. Ничего особенного, чтоб так напрягаться. Мне нужно охмурить одну принцессу. — А? — Нефертари Виви. — Крокодайл отсёк кончик сигары и сунул её в рот. Росинант завозился на подушках: — Я не об этом. В смысле, я не из-за услуги напрягся! Подожди, Виви? Она же ребёнок! — Угу. И ей моё внимание неинтересно. Зато ты легко находишь язык с людьми, и мальчишек уговоришь с ней подружиться. Вкус табака отдавал кровью и той пахучей дрянью, которой он мыл Росинанту волосы, как будто он их жевал, а не курил тут и пил вино. Определённо, стоит дождаться рёбрышек. Определённо, Росинант умел пробираться под кожу. — Да блин, зачем? — пихнул его в бедро Росинант. — Я вообще-то не люблю детей, Ло не в счёт! Ну и… неважно. А вот ты и Доффи вечно их за собой тащите! — зашипел он коброй, и Крокодайлу это вконец надоело. Второй раз за вечер зацепив рубашку крюком и подтянув к себе Росинанта, он сделал то, что не хотел и не собирался по крайней мере ещё этим утром. Песчаные джинны были очень опасными и если всё время трясти лампу, они откликнутся. Отодвинувшись и выпустив из крюка добычу, Крокодайл облизал прокушенную губу. С нутряным удовлетворением он наблюдал, как Росинант потерянно моргает, шарит в поисках… револьвера? Компресса? Пропавшего голоса? И рот у него красный от крови и смазанный — почти что Корасон. — Надеюсь, ты не склонен к инцесту. Ведь я буду повторять это всякий раз, реши ты нас сравнивать.***
Объяснять очевидные вещи: Нефертари Виви будущая королева, ему нужна её лояльность и тайны, которые передаются от правителя к правителю, — Крокодайл не стал. Росинант отбрыкиваться тоже не стал и через несколько дней они отправились ко дворцу. Нападение бандитов всё-таки пришлось на руку — Кобра захотел лично поблагодарить его и тех, «кто помогал народному герою Алабасты». — Фу, принцесса. Во что с ней играть? — Луффи непокорно сложил руки на груди. Он сидел у Крокодайла на плечах (или висел вниз головой) и последние пять минут досаждал своим вниманием и заботой: «Крок чего-то грустный. Голодный? Во, поешь, сразу станет веселей!» и тыкал надкусанным бифштексом ему в лицо. Когда Крокодайлу надоело, он объявил, что завтра они едут знакомиться с принцессой. Нет, без Нико Робин. Да, и Роси, и Ло тоже будут. — Принцесса Виви состоит в клане Суна Суна и сражалась с пустынными бандитами. Ты тоже с ними дрался. Считай, вы уже знакомы. — Круто! Значит, она умеет драться! — Немного, — уклончиво ответил Крокодайл. Наколол на крюк персик и протянул Луффи: — Думаю, вам есть чему друг у друга поучиться. — А ты играть с нами будешь? — Луффи настырно заглядывал ему в глаза, даже персик не сразу взял. — Нет. Я не в настроении. — Крокодайл отпихнул его голову, и та отлетела на тянущейся резиновой шее к двери. Зацепившись за неё зубами, Луффи заорал: — Роси! Тут Крок грустит! Давай его обнимать! — Иду!***
Росинант в бедуинском платке и раскрашенный под Корасона выглядел… Крокодайл сказал бы, что нелепо, но врать себе он не любил. Это было как минимум занятно. Золотые волосы, белое, чуть тронутое загаром лицо, красная помада до ушей или чем он мазался. Весь сервиз Кобре запачкает, ха-ха. Крокодайл немного понаблюдал, как тот курит своим размалёваным ртом, и пошёл за мундштуком, дополнять образ. Правда, Нико Робин перед самым их отходом пришлось отмывать Луффи от боевой раскраски, вдохновленной гримом Росинанта, но Крокодайла эта заминка странным образом не разозлила. При его-то любви к пунктуальности… Был бы Даз рядом, он бы обратил на это внимание, но его не было. Вокруг Крокодайла второй месяц не было ни одного приличного пирата и нормального ублюдка, одни сумасшедшие. Знакомство (шумное и безобразное, потому что Луффи увидел в саду тигра и закричал, что дрался с таким в лесу, когда деда… а давайте поймаем!) прошло успешно, потом дети хвастались, кто во что горазд, и подельниками, и своими взрослыми: «а вот Ло умеет!», «а Кора-сан!», «а у Крока!», «а Пелл меня катал!»… Потом всех позвали на веранду пить чай, и начался привычный бардак — Крокодайл смотрел на это слегка скучающе и вполне умиротворённо. Был бы рядом Даз… Когда его позвали изображать дракона, похитившего принцессу Ло, которого спасал прекрасный рыцарь Нефертари Виви на своём верном коне Луффи, занявшего место павшего Росинанта, — он с видом огромного одолжения и благосклонности согласился, а не ушёл в тень по привычке. Его грел вид настороженных Пелла и Чака, и как охает тупой Игарам, когда принцесса Виви размахивала настоящим кинжалом («Рыцарю нужен меч, принцесса Виви. Возьмите мой, отличная сталь, рубит одним ударом». — «Я не поранюсь, Пелл! Нет, не отдам, хочу настоящий!». — «Не беспокойтесь, господа, Ло первоклассный врач, если принцесса Виви поранится, Ло всё излечит». — «Ну, да. Только ты его неправильно держишь». — «Кора-сан, вы похожи на коня из старой маминой книжки. Будьте моим конём!»). Потом драконом был Луффи, Виви — законной принцессой, Крокодайл — умным и хитрым советником рыцаря Ло (ездить на нём мог только резиновый пездюк, и то потому, что не спрашивал, а «нагло влезал в душу с ногами»). Потом драконом стал Пелл, а на роль принцессы единогласно выбрали Росинанта. И только тогда обнаружили, что Корасона уже давно с ними нет. — Он с его величеством, дегустируют вина, — странным голосом ответил Чак, когда поиски начали приобретать черты массовой паники. Крокодайл отозвал песок и ослабил шейный платок. Росинант заливал за воротник с Коброй? Это… опасно. — Коре-сан не стоит много пить! — вклинился Ло, но Чак вдруг несолидно хрюкнул и поманил Пелла. — Боюсь, об этом сообщать уже поздно. Они не пьют. Они… играют в прятки? — Ловят светлячков, сэр, — чопорно поправил его Игарам. И, когда Пелл подошёл к нему и Чаку, прошептал: — Его величество надо снять с пальмы, он… не совсем трезв. С пальмы пришлось снимать не только Кобру, но и Росинанта, и Игарама, и Луффи с Виви — все очень беспокоились и хотели помочь. Ло заодно потренировал новые техники. Под утро разнося по комнатам спящих детей и Росинанта (отодрать его от пальмы и от себя было сложнее, чем Луффи. Если б он знал, какой это будет цирк… он бы взял фото-ден-ден муши), Крокодайл посмеивался. Кажется, его величество, как и малявка, были в полном восторге от новых знакомств. Хорошо, что он до сих пор не прибил и не сдал Росинанта. Крокодайл не сожалел, но не очень понимал почему. Потом придумал. — Думаю, стоит поискать все понеглифы. Растрачиваться на один — неразумно. Заодно поищем твой чёртов Ван Пис, будущий Король Пиратов. С удовольствием утру нос Гарпу.***
Всё текло своим чередом. Командная работа, прогулки, крокодильи бега и визиты ко дворцу. Росинант туда особенно зачастил. Они устроили очередное свидание — в подводном саду, в уютном ресторанном дворике под смоляным пузырём. Несколько тысяч километров солёной воды над ними, никакие дети не найдут и не достанут, тем более фруктовики. Повар готовил те самые рёбрышки: маринад источал изысканный мягкий аромат, Корасон попыхивал мундштуком — отчего-то он решил идти на свидание в гриме, но Крокодайл не возражал. Хотя на вкус краска скорей всего была отвратительной. И в самый приятный момент — когда Росинант был готов (раскрыть все карты), к прозрачному пузырю (тысячи километров моря снаружи) прижалась голова Луффи. И голосом Ло зашептала: — Кора-сан, не слушайте его! Он брат Доффи! Брат Доффи! Проснулся Крокодайл в своей кровати, в предрассветной мгле и тишине. Песок, пропотевший за ночь, осыпался с него на простыни, лишая брони. — Доброе утро, Крок. Крокодайл открыл глаза и повернул голову — на фоне серого незашторенного окна клубилась длинная тень джинна. Сон во сне? Новый кошмар? Росинант — в раскраске Корасона. Как есть демон. Крокодайл с неудовольствием сел в кровати и похрустел шеей. — Чем обязан в столь ранний час? В руках Росинант пересыпал горсть песка. Песок был странный, не тот, что подчинялся Крокодайлу, не тот, что отзывался ему в пустыне. Очень старый, едва разбуженный. Росинант затушил сигарету о подошву сапога (очередная дурная дозорная привычка, никаких манер, да чтоб вас, не сыпьте мне в кровать свои окурки, мы не в тех отношениях), поднял взгляд и неожиданно улыбнулся, не размыкая губ. Улыбка была незнакомая, хитрая и довольная; Крокодайл нутром чуял — очень личная. И только для него. Кажется, он начинал понимать, почему Ло влипал в сияние Росинанта и не мог… не хотел убегать. Даже когда Росинант чудил и бредил. — Мне нужна лопата, Крок. И помощь. Я, кажется, знаю, где закопан понеглиф. И он ссыпал в ладонь Крокодайла принесённый песок.