На последнем вдохе...

Для него Африка всегда ассоциировалась с жарой, саванной, львами, гиенами и сафари. И довольно теплая одежда, море и пингвины — это последнее, что он мог представить себе, когда только начинал свой путь. Друзья — те, которые к группе не имели никакого отношения — крутили пальцем у виска, а мемберы… Им Кенсу ничего не сказал. Все потом. Может быть. На смотровой площадке Бэка не было. И не то, чтобы Кенсу ожидал его там найти, но где-то глубоко внутри жила слабая надежда. Глупая. Потому как Бэкхен на памяти Кенсу никогда не делал очевидные вещи или те, которые от него ждали. Но Кенсу достаточно изучил его, чтобы знать, куда смотреть, чтобы заметить красное пятно на песке в ста метрах правее от площадки. — Кейптаун? Серьезно? — Кенсу навис над лежащим на спине головой на пыльном рюкзаке Бэкхеном. — Ты решил использовать отпуск для того, чтобы поваляться на пляже с пингвинами? А почему не Антарктика? Он несильно пнул Бэкхена по ноге, а потом бросил свой рюкзак и опустился на песок. — Это было следующим пунктом моей программы, — Бэкхен даже глаза не открыл, но хоть улыбнулся. — Зато здесь меня никто не знает, и всем на меня плевать. Даже пингвинам. — И искать не будут, в случае чего. Почему ты не сказал, что собираешься сюда? — Чунмен знал, — Бэкхен пожал плечами и распахнул ресницы. Кенсу поймал его взгляд и невольно вздрогнул. Он редко видел Бэкхена таким. Словно выцветшим. Для него Бэкхен был синонимом солнца, света, шума, взрыва. Даже сидя тихо в уголке, Бэкхен умудрялся сиять, но иногда, совсем как сейчас, в нем кто-то словно щелкал выключателем. И Бэкхен гас. Ненадолго. И тогда даже те, кто всегда говорил, что Бэкхена слишком много, что он мешает-раздражает-«заткнись, Бэк», начинали жалеть о своих словах и прикидывали варианты, как вернуть прежнего Бэка. Ну или хотя бы найти причины такого его поведения. А сейчас… — Чунмен? — Кенсу с трудом отвел взгляд от его ставших прозрачными глаз. — Я спрашивал его. Но он ничего мне не сказал. — Я взял с него обещание, что он не расскажет никому. Вернусь — скажу хёну спасибо. Но если он не сказал, как ты нашел меня? — Очень хотел найти? — Кенсу отвернулся с самым равнодушным видом. Несколько мгновений изучал водную гладь и семенящих у смотровой площадки пингвинов, и еле заметно улыбнулся. Бэкхен выбрал самое странное место из всех, чтобы сбежать. — Почему именно сюда? — Потому что пингвины. Мне нужно было хоть что-то, что будет напоминать мне о реальности. Так почему не ты? — Бэкхен поднялся, садясь рядом с Кенсу. — Я? — Кенсу не знал, плакать ему или смеяться. Фанаты, конечно, довольно часто называли его пингвином, но… — Вон тот, смотри, очень похож на тебя, — Бэкхен сжал его плечо и вскинул руку, привлекая внимание Кенсу. Тот пингвин, на которого он указывал, не топтался вместе со всеми и держался чуть в стороне. Нахохлившийся, смешной и милый — он смотрел только в сторону моря и, кажется, мечтал о чем-то. Кенсу понятия не имел, могут ли пингвины мечтать, но почему-то был уверен, что конкретно этот точно мечтал. О свежей рыбе или Антарктике — без разницы, он просто мечтал. — Хён-ни, ты такой… — Кенсу не знал, как выразить все, что крутилось в голове и сердце, обычными словами. — Придурок? — Бэкхен хмыкнул и положил голову на его плечо. — Спасибо, я в курсе. Кенсу вздохнул и, найдя его руку, сплел пальцы. Он не особо любил, когда касаются его, но любил касаться сам. До некоторых людей. А пальцы Бэкхена — нежные, тонкие — были фетишем не только его фанаток и пары-тройки айдолов. Да, это было эгоизмом в чистом виде, но отказаться от этого Кенсу не мог. — Почему ты никому ничего не сказал о том, что болеешь? — Кенсу спросил и сам испугался. Он не собирался спрашивать его об этом. Не собирался лезть настолько глубоко, но мертвенно-бледное лицо Бэкхена, рухнувшего на пол без сознания прямо посередине последней репетиции предстоящего тура, ему до сих пор снится в кошмарах. Пожалуй, ему никогда не было так страшно ни до, ни после, как в тот момент, когда перепуганный Минсок-хен поднял Бэкхена на руки, чтобы отнести его к машине. Когда вдруг дошло: вечная егоза и задира Бен Бэкхен на самом деле уязвим и беззащитен. И что вот сейчас без его подколов, шуточек разной степени тупости, да просто без его голоса холодно и пусто. И не только До Кенсу. — Прости, я не должен был… — поняв, что молчание слишком затянулось, начал было Кенсу, но Бэкхен сжал его пальцы. — Потому что ненавижу жалость. И когда ко мне относятся, как к хрустальной вазе. Я не смертельно больной, и на самом деле сам во всем виноват. Пропустил прием таблеток, наелся всякой гадости накануне… — Это не жалость, — Кенсу нахмурился. Он жалеть не умел, но умел сочувствовать. — Ты мог сказать, чтобы знать что делать, в случае чего… хоть кому-нибудь… — Знал Чондэ, — нехотя, после долгой паузы выдохнул Бэкхен, и Кенсу поджал губы. Чондэ. Который в тот день ушел раньше, потому что у него было еще расписание. И который — как теперь вспоминал Кенсу — опекал Бэкхена, как мог, пока был рядом, порой вызывая у Кенсу раздражение. Теперь понятно почему. — Почему он? Почему не я? — Кенсу надеялся, что это не прозвучало настолько ревниво, как ему самому послышалось. — Ты ревнуешь? — Судя по всему, надеялся зря. — К кому? К Чондэ? — Кенсу даже вскинул бровь, изображая презрение к такому предположению. — Не говори ерунды. Бэкхен только хмыкнул, опалив горячим дыханием его шею и вызвав целый табун мурашек. — Я сделаю вид, что поверил. Ты же знаешь, что у него настоящие отношения? — Знаю. Ты сбежал сюда из-за этого? — бесцветно выдохнул Кенсу. Слабо шевельнул пальцами, словно собираясь забрать свою руку, но на этом и остановился. Он слишком часто отпускал Бэкхена. К Чанелю, Каю, Минсок-хену. К Чондэ. — Кенсу, — упрек в голосе Бэкхена был мягким, но Кенсу все равно почувствовал себя отвратительно. — Прости, — он виновато вздохнул, принимаясь поглаживать подушечкой пальца его запястье. Тактильное наслаждение, от которого Кенсу не откажется никогда. Тонкая кожа, бьющаяся, словно в истерике, ниточка пульса… — Смотри, у тебя-пингвина есть приятель. Он припозднился сегодня, я уже боялся, что он не придет, — Бэкхен ткнул его в плечо свободной рукой, и Кенсу повернул голову туда, где возле «его-пингвина» довольно шустро семенил еще один. Крутился, хлопал, толкал клювом, словно пытаясь расшевелить замечтавшегося собрата. Но тот только коротко посмотрел на него, и этого хватило, чтобы его оставили в покое и устроились рядом на песочке. Теперь казалось, что они мечтают вместе, может, даже об одном и том же. — А этот приятель похож на тебя, — Кенсу невольно хихикнул, наблюдая за пингвиньей парочкой. — Как думаешь, им хорошо вместе? — задал вопрос Бэкхен самым невинным тоном, но Кенсу напрягся. Что-то еще было за всем этим. За словами, глубоко в бархатных обертонах. — Думаю, да. Каждому молчаливому мечтателю нужен тот, кто будет напоминать ему о том, что жизнь нужно жить, а не мечтать о ней. — Кенсу, — после долгой паузы позвал его Бэкхен и тот обернулся, почти уткнувшись губами в пахнущие соленой водой и ветром волосы. Тяжесть головы Бэкхена на собственном плече показалось вдруг неподъемной. — Что? — Зачем ты приехал? Кенсу невольно напрягся. Еще утром у него был сто и один ответ. Сейчас не осталось ни одного. — А почему именно сюда? Про пингвинов можешь не говорить. Бэкхен хмыкнул. — Надеюсь, ты помнишь, каким упрямым я бываю, — он выпрямился, и Кенсу еле успел остановить себя от того, чтобы не притянуть его к себе обратно. — Прогуляемся? — Ты ел сегодня что-нибудь? — невпопад спросил Кенсу, поднимаясь первым и протягивая ему руку. — Нет. А у тебя есть что пожевать? — Я приехал сюда сразу, как только сошел с самолета. Ты же не думал, что я тебе рамен из Сеула привезу? — Кто ты и куда дел моего До Кенсу? — Бэкхен принял его руку, но вставать не торопился. Наоборот, держал его пальцы и смотрел на Кенсу вот так, снизу вверх. Неуютно смотрел, непонятно. И это вот «моего» было совершенно ни при чем. — Никто никуда никого… — Пара бутербродов и термос с кофе. У тебя в рюкзаке, — Бэкхен вдруг широко улыбнулся. Так, как улыбался всегда. И Кенсу показалось, что он даже услышал, как щелкнул выключатель, зажигая солнце снова. — Я тебя ненавижу, — прошипел Кенсу, пытаясь скрыть взметнувшуюся радость от этой улыбки Бэка. Сжал пальцы, дернул на себя, ловя в короткие объятия. — Только, надеюсь, ты не думаешь, что я все это сам готовил? — Я похож на идиота? — Бэкхен на миг прижался к нему, глядя все так же непонятно. Словно искал что-то в его, До Кенсу, глазах. — Временами ты и есть идиот, — Кенсу не смог сдержать разочарованный выдох, когда Бэкхен отстранился от него, не найдя, что искал. — Но ты ведь меня и таким любишь, правда? — Бэкхен сверкнул улыбкой, облил его шалым и внезапно напряженным взглядом и, стиснув запястье, повел за собой. А Кенсу… — Люблю… — сглотнув, выдохнул он еле слышно. И плевать, что он имеет в виду совсем другое. И что вопрос Бэкхена ответ не предусматривал. А песок под ногами шуршал, искрил мелкими вкраплениями природного стекла. Задувающий с воды ветер пробирался под теплую куртку, и Кенсу невольно стискивал пальцы Бэкхена сильнее. И отстраненно удивлялся тому, какие они горячие, хотя обычно Бэкхен всегда мерз. Он вообще плохо переносил холод, «спасибо» болезни, и кто-то периодически да отогревал на репетициях или перед концертом замерзшего и стучащего зубами Бэкхена своим пуховиком, курткой или концертным пиджаком. Чанель, Кай, Сехун — Кенсу нравилось смотреть на то, каким крошечным выглядел Бэк в их руках, и в то же время хотелось выдрать его из их медвежьих объятий и согреть самому. При мысли об этом он только вздохнул, покосился на профиль идущего чуть впереди него Бэкхена и улыбнулся немного грустно. Его личное солнце словно включили, но спрятали за облаками. И вроде бы есть, и светит, но не так, как хочется и нужно. — Хён-ни… — Хотелось оказаться там, где нет никого, но кто-то да есть. Ты, кстати, в курсе, что здесь гулять вообще-то нельзя, чтобы пингвинов не пугать? — Прочитал, — Кенсу потянул его чуть в сторону, чтобы обойти целое пингвинье семейство. — Какой штраф ты заплатил за то, чтобы тебя никто не трогал? — Большой. Плюс обещание не трогать, не вредить и вообще держаться в стороне, — Бэкхен улыбнулся, обогнул большой валун, проверил на наличие спрятавшихся там пингвинов и, выбрав солнечную сторону, опустился на песок. — Иди сюда, камень нагрелся и тепло. И даже столик есть. — Ты привел меня сюда для того, чтобы поесть с комфортом? — Кенсу оглядел «столик», как назвал Бэкхен плоский булыжник с большой поверхностью, и покачал головой. — Отдать должное твоим стараниям, зануда, — Бэкхен дотянулся до него, дернул за полу куртки вниз. — И вообще пользуйся случаем, когда еще выдастся возможность поесть на природе, без свидетелей. Только вдвоем. Кенсу демонстративно покосился в сторону семенящего мимо них пингвиненка и, вскинув бровь, повернулся к Бэкхену, надеясь, что реакцию на «только вдвоем» тот не заметит. — Что? — Бэкхен отзеркалил его жест, разве что добавил лукавую улыбку. — Он еще маленький и ничего не понимает. — Прямо как ты, — пробурчал Кенсу и под негромкий смех Бэкхена зарылся к рюкзак. Бутерброды в пластиковой упаковке, кофе в термосе из ближайшей кофейни, пара шоколадных батончиков. Дома Кенсу от одного вида их обеда бы перекосило, но Бэкхен был прав насчет возможности. Когда еще… — Ты сказал, что из аэропорта поехал сразу сюда, — Бэкхен впился зубами в бутерброд с такой жадностью, что Кенсу невольно нахмурился. — Когда ты ел в последний раз? — Вчера. Кажется, — Бэкхен слизнул соус с губ. — В отеле своего ресторана нет, а есть здесь уличную еду я не рискнул. — Идиот, — Кенсу зашипел расстроенно. — Кейптаун достаточно большой город, чтобы найти приличное заведение. — Я лучше поголодаю, чем потом буду желудком мучиться, — Бэкхен посмотрел на Кенсу неожиданно серьезно. — Но если ты скажешь, что это можно есть… — Хён-ни, — Кенсу опустил взгляд на свой бутерброд и подвинул его Бэкхену. Он сам поел в самолете, да и в аэропорту что-то перехватил. — Ты хоть не в хостеле поселился? — В хостеле, — Бэкхен кивнул и тут же рассмеялся вытянувшемуся лицу Кенсу. — Расслабься, нормальный отель. Двухместный номер даже. Так что можешь остаться со мной. Ты ведь еще не? — Еще не, — Кенсу глотнул кофе, едва заметно поморщился и решил, что вкус здешнего кофе для него слишком экзотичный. — Ты же не торчал на пляже все эти дни? — Торчал. Ну, почти. Даже не играл, представляешь? Кенсу только головой покачал. Игнорирующий игрушки Бэкхен — это было что-то из разряда катастрофы мирового масштаба. Хотя вполне соответствовало тому Бэкхену, который валялся на песке еще час назад. — Хён-ни, что случилось? Нужно было дождаться хотя бы когда Бэк закончить есть. Нужно было, но Кенсу удержать вопрос не смог. — А у тебя никогда не возникало желание сбежать куда-нибудь подальше? — Бэкхен пожал плечами, аккуратно поставил на камень металлический походный стаканчик, с которым приехал Кенсу. — Не настолько далеко. Но Бэкхен… Я испугался, когда вернулся в общагу и не нашел в ней тебя. И ты не отвечал на звонки. Я не впал в панику только потому, что Чунмен-хен был спокоен, и в агентстве не стояли на ушах. Ты исчез, а я не понимал, почему и что случилось. Бэкхен… Если ты считаешь, что я не имею право знать, то… — Ты действительно не помнишь? — Бэкхен вскинул на него пронзительный взгляд. — Этот пляж. Кенсу, остановленный фактически на середине слова, поперхнулся воздухом, недоуменно нахмурился. Огляделся даже, но… Они точно здесь не были. Нигде даже рядом. — Ладно, забудь, — Бэкхен мотнул головой, пряча глаза за длинной челкой, собрал все, что не успел собрать Кенсу, поднялся, подмигнув выглядывающему из-за валуна пингвину. — Пойдем, а то, похоже, мы заняли чье-то любимое место. Кенсу? А Кенсу… Отель, поздний вечер после концерта, тяжелая голова Бэка на коленях и пингвины на экране телевизора. «Смотри, как там пусто. И тихо». «Хочешь туда?» «Когда-нибудь — может быть». «Тебе там не понравится, слишком спокойно». «Понравится, если с тобой». «Бэкхен». «Прости, больше не буду. Но пингвины все равно милые». Кенсу зажмурился, стискивая в кулаки подрагивающие пальцы. — Мне жаль… — голос звучал отвратительно. Севший, глухой, такой же выцветший, как Бэкхен, когда они встретились полчаса назад. — Прости? Бэкхен медленно выдохнул. — За что? За то, что не вспомнил? — спокойно, слишком спокойно произнес он. — Тебе не за что извиняться. Кенсу растерялся. Он никогда не умел особо выяснять отношения и боялся все испортить, но… он приехал сюда не на пингвинов смотреть. — Нет, — он вскинул голову, пытаясь поймать взгляд Бэкхена, но тот смотрел на море. — Не за это. За то, что все у нас вышло… так. — Что вышло? — Бэкхен едва заметно улыбнулся, глядя на то, как маленький пингвиненок принялся играть с волнами, накатывающими на берег. — Мы больше не друзья? — Бэкхен! — Кенсу вскочил на ноги. — Прекрати. Ты знаешь, о чем я! — Не знаю, — Бэкхен повернулся к нему, и Кенсу почти со страхом увидел в его глазах то же безмятежное море. — Мы ведь друзья, и я не знаю, про что еще ты говоришь. Кенсу едва не застонал вслух. — Это очень мелкая месть с твоей стороны. — Месть? — Бэк сузил глаза. — О да, я мог бы. Ты два года после моего признания старался держаться от меня подальше, хотя мы вроде как все решили, и я принял твой ответ. Я молчал, когда на тебя находило, и ты вдруг решал, что хочешь проверить границы моего терпения или силы слова, уж не знаю, что там было у тебя в голове… Или ты думаешь, что я могу выключить свои чувства по щелчку и не обращать внимания на все твои касания и объятия? Я не актер, До Кенсу. Я твой друг и всегда им буду, но, надеюсь, ты не думал, что я до конца дней буду смотреть на тебя глазами побитого щенка или ждать, когда ты изменишь свое решение. Ты более, чем ясно, дал понять: личные отношения не для тебя. Особенно в группе и особенно со мной. Я это принял, так не трогай то, что едва зажило. Твои извинения не нужны, ты был честен со мной до конца. И мстить… уже не за что. — Хён-ни… — Кенсу резко выдохнул, теряясь. Хорошо, когда у тебя есть текст и роль. Ты знаешь, что говорить и какую реакцию сыграть. Но сейчас… Он сам когда-то отказал Бэку во взаимности, посчитав, что работа, группа, кино, карьера важнее личных отношений. Тем более, с парнем. С Бэком, которого для тихого Кенсу тогда было слишком много. — Зачем ты приехал, Су? – устало спросил Бэкхен. Словно эта вспышка эмоций отняла у него последние силы. — К тебе, — Кенсу отвел глаза, устремив взгляд на море. Словно пытаясь набраться от него умиротворения и спокойствия. Только колотящееся в груди сердце успокаиваться не желало. — Когда ты исчез… для меня исчез, и никто не хотел говорить, где ты… Я испугался, что это конец нас с тобой. — Никогда и не было нас с тобой, — Бэкхен покачал головой. — Для меня — были! — вскинулся внезапно даже для самого себя Кенсу. Поймал почти шокированный и неверящий взгляд Бэкхена и заторопился, выплескивая то, что должен был на самом деле сказать уже давно, но праздновал труса, прячась за отговорками. — Ты был тем, вокруг которого так или иначе крутилась моя жизнь. Только понял я это слишком поздно. Я смотрел на тебя, на тех, кто рядом, и думал о том, что хочу спрятать тебя куда-нибудь, чтобы никто, кроме меня, не смел приближаться. Ты не знаешь, но я умолял агентство, чтобы меня взяли в ЕХО-СВХ, и вовсе не потому что завидовал, как многие считали. Я боялся… боялся, что, вернувшись, ты больше не будешь смотреть на меня так, как раньше. Ведь там с тобой были Минсок-хен и Чондэ, и я видел, как сильно они оба заботятся о тебе, и Чондэ…. Воздух закончился, и Кенсу остановился, глядя прямо перед собой широко раскрытыми глазами. Несколько долгих мгновений слушал шорох волн и крики чаек, а потом медленно поднял взгляд, надеясь, что не увидит на лице Бэкхена хотя бы ненависти. Но тот смотрел растерянно, болезненно, уязвимо. Растеряв вся свою уверенность и кажущееся безразличие. — Если ты приехал извиниться… — Я приехал, чтобы спросить, есть ли у меня еще хоть какой-то шанс! — Кенсу сжал кулаки, подаваясь к нему. — Бэкхен, я идиот и эгоист, я знаю. Знаю, что мучил тебя так долго, мучаясь сам, но если… если ты еще хоть что-то чувствуешь ко мне… что-то большее, чем дружба… Он смотрел и смотрел на Бэкхена, ловя реакцию, каждый взмах ресниц, дрожание уголков губ, но оказался не готов к тому, что его сгребут в охапку, обнимут так, что затрещат кости. — Я тебя ненавижу, — прошипел Бэкхен прямо в ухо, обжигая дыханием и эмоциями, что пели в его голосе. Сжал еще сильнее, тряхнул даже, не в силах сдержать эмоции. — Убил бы. — Убей, — Кенсу зарылся лицом в его плечо, стискивая его куртку в ответ. — Что угодно, только дай мне шанс. Не могу больше без тебя. Хочу не только смотреть на тебя, разговаривать с тобой. Хочу быть с тобой. Целовать тебя в реальности, а не во сне. — Ты же сейчас не текст роли зачитываешь? — Бэкхен хмыкнул, но руки так и не разжал, и Кенсу слабо пихнул его в бок. — Придурок… Если я молчун, это не значит, что я не могу говорить красиво. Бэк втянул воздух сквозь стиснутые зубы, а потом медленно выдохнул. — Почему молчал раньше? — Потому что трус и дурак, — Кенсу зажмурился. Но если уж откровенничать, то до конца. Бэк, как никто этого заслуживает. — Сначала я и правда верил, что поступил правильно, но смотреть на тебя не мог. Было неловко и больно. — И ты сбежал к Чонину. — Сбежал. Но тебя не хватало. Так сильно, ты даже не представляешь. И я подумал, что хоть другом смогу быть тебе. Но потом… меня к тебе потянуло. Прикоснуться, обнять. И когда я понял, что от твоих касаний у меня сердце в горле бьется… вот тогда я испугался. Я больше не хотел быть тебе только другом. Но я сам когда-то отказался от тебя, и больше ни на что не имел права. Но я и правда эгоист, и мне нравилось ловить твои взгляды, думать о том, что ты все еще неравнодушен ко мне. Прости меня за это, Хён-ни. — Тебе стоило сказать это тогда, — глухо произнес Бэкхен. — Стоило. — Трудно спорить с очевидным. — Но я не мог. Не после того, как сказал тебе, что не хочу никаких отношений. А потом… Чанель, Сехун, Минсок-хен, Чондэ… Вокруг тебя всегда кто-то был, кому ты улыбался и кто улыбался тебе. Чондэ с Минсок-хеном словно забор вокруг тебя выстроили после ЕХО-СВХ, и я… Прости, Бэкхен. Только не отталкивай меня сейчас. Бэкхен хмыкнул, носом взъерошил его прядки у виска. — Ты же понимаешь, что за каждый день тебе придется расплачиваться? — Я знаю, что ты мстительная сволочь, так что я готов, — Кенсу отстранился от него, но лишь чуть, откровенно не желая вылезать из теплых сильных рук. — Что угодно, Хён-ни. Бэкхен усмехнулся краешком губ, и Кенсу залип на крохотной родинке. Сколько лет он хотел коснуться ее губами, и отворачивался, чтобы не выдать себя. Но залипал снова и снова. Вот только сейчас он отворачиваться не стал. Потянулся, невесомо коснулся кожи. Такой теплой и по-девичьи нежной. И, уже не думая ни о чем, приник к губам. Целуя сначала робко, почти осторожно, но с каждым ударом сердца смелея все больше. Это Бэкхен… Это же Бэкхен… Когда тот разомкнул губы, впуская язык, Кенсу еле слышно застонал, сжал плечи. Сколько он мечтал об этом, глядя на прихотливую форму, сколько видел во сне… Как можно было отказаться от этого? Такой отзывчивый, горячий и нежный… — Кенсу-я… — Бэкхен отстранил его сам. Заглянул в лицо, облизывая губы. — Если ты сейчас спросишь, уверен ли я… — Кенсу напрягся. — Только то, знаешь ли ты, на что подписываешься, — хрипло, чуть задыхаясь, произнес Бэкхен. — Ты знаешь меня другом, но в отношениях я совсем другой. — У тебя не получится меня испугать, — Кенсу сдвинул брови, дернул его к себе. — Только если ты больше ничего не испытываешь ко мне. И то — я еще поборюсь за тебя. — Каким смелым ты стал, — Бэкхен криво усмехнулся зацелованными губами, и Кенсу зашипел от нахлынувшего желания впиться в них снова. — Просто теперь я знаю, что могу потерять. Бэкхен. Ты станешь моим парнем? В глазах того взметнулось пламя и осыпалось пеплом. На мгновение Кенсу испугался, что услышит четкое «нет», но уже через секунду Бэкхен засиял. Словно кто-то внутри зажег солнце, и его свет разлился под кожей, добрался даже до кончиков ресниц. — Да, — короткий выдох был полон эмоций, и Кенсу внезапно для самого себя коротко всхлипнул и тут же уткнулся лицом в его плечо. Отпускало. Понемногу, по чуть-чуть. — Спасибо. — Ты еще скажи «я этого никогда не забуду», и я спрошу, кто ты и куда дел моего Кенсу, — Бэкхен негромко рассмеялся, и смутившийся Кенсу стукнул его по плечу. — Ты все испортил. — Но за возможность расслабиться он был благодарен. — Заберешь свое предложение обратно? — Размечтался, — Кенсу возмутился почти по-настоящему. Но на всякий случай нашел его руку, сплел пальцы, чтобы не удрал. В ответ на это Бэкхен только улыбнулся, светло, солнечно, и повернулся к морю. — Знаешь, с того дня в отеле для меня этот пляж был символом боли и твоего «нет». До него я еще надеялся на что-то. Что ты передумаешь и все-таки примешь меня. А тогда… я смотрел на экране на эти волны, на пингвинов… и мечтал стать одним из них. Не знать ни тебя, ни любви, не слышать твое холодное «Бэкхен». И сейчас приехал сюда только для того, чтобы поставить наконец точку. Опуститься на самое дно чувств и выкинуть все из сердца и мыслей. Знаешь, что самое смешное? Я понятия не имел, куда ехать. Все, что я запомнил с того дня — это то, что был пляж и пингвины. И то, что название почему-то ассоциируется с Минсок-хеном. Это так глупо… — Фокси, — еле слышно выдохнул Кенсу, поглаживая костяшки его пальцев. — Лис. Это не глупо. Но Бэкхен только головой покачал. — Сейчас это уже не имеет значения. Я его нашел. А ты нашел меня. И круг замкнулся. — Лет через пять вернемся сюда праздновать круглую дату, — Кенсу едва заметно улыбнулся и устроил голову на его плече. Хотелось увести Бэкхена от тех эмоций, которые стоило бы забыть. — И через десять. — И через сто, — Бэкхен рассмеялся. И только потому, как стало вдруг мягко под виском, Кенсу понял, как сильно тот был напряжен. — И через сто, — он коротко поцеловал костяшки его пальцев, вызвав судорожный выдох, и улыбнулся сам. — Но я бы настолько далеко не заглядывал. Потому что если питаться ты будешь так же, как и всегда, то не дотянешь даже до пятидесяти. — М-м-м… и что? — То, что теперь я сам займусь тобой и твоим здоровьем, — предельно серьезно заявил Кенсу. И даже брови сдвинул для лучшего эффекта. — У меня на тебя очень большие планы. — В самом деле? — Бэкхен лукаво прищурился, улыбаясь любимой улыбкой Кенсу. — Тогда, может, начнешь прямо сейчас? Моему организму очень не хватает твоих поцелуев. Как насчет небольшой терапии? Кенсу фыркнул, закатил глаза, но уже через секунду дернул Бэкхена к себе, накрывая его рот жадным поцелуем. Совсем рядом шумело море, шуршали песком пингвины, занимаясь своими пингвиньими делами. Но Кенсу, прижимающийся к Бэкхену так близко, как только можно, отмечал это лишь краем сознания. Все, что отныне имело для него значение, он целовал прямо сейчас. Он почти опоздал, успев все вернуть на последнем вдохе. И больше отпускать не собирался. Никогда.