Никогда-нибудь

О! Мы только мухи в янтаре судьбы Загадочные роли для таких как я и ты       Лёнечка был таким ласковым с другими мужчинами. Ластился под руку, мурлыкал, когда чесали за ушком как маленького котёнка, пытался хорошо отрабатывать заплаченные деньги. Он реально пытался, хотел доставить удовольствие, только как всегда бывает, сам никаких эмоций не получал.       Кирилл каждый раз, приходя в семнашку, наблюдал за ним. 1703 – популярный бордель в Санкт-Петербурге с кучей услуг: и отсосать могут, и потрахаться с тобой, а если много заплатишь – то можешь с собой забрать навсегда. Такие правила устраивали всех, и обслуживающий персонал (стриптизерши, пати-герл, эскортницы и т.д), и самих гостей. Конечно с семнашкой было очень много конфликтов, столько слухов плодилось вокруг неё, от чего ещё больше хотелось сходить, узнать, правду ли глаголят люди на улице или это типичный тест на пиздабола.       Здесь было, кажется, всё: и драки, и ругани, и убийство, и наркоту находили, но даже после такого контору не прикрыли. Почему? Анатольев думал, что Ресторатор просто-напросто откупался перед ментами, предоставлял пару шлюх из персонала, платил дохуя денег и опять уходил в свой тайный кабинет, из которого выходил крайне редко.       Виски обжигает горло, а в груди раздается тепло, значит всё нормально пошло. Он так долго смотрел на Лёнечку, любовался им со стороны, глядел как он мужиков всяких обслуживает, а они с ним обращаются как со скотом, твари ебучие. Они не видят, что нельзя так обращаться с Лёнечкой? Они не видят взгляд Кирилла, когда тот на них смотрит? Как у него руки чешутся вмазать кому-нибудь в табло, чтобы точно поняли? Не видят? Скоро точно увидят, шарманка перестанет играть и Лёнечка их больше никогда не узреет, этих злых дядек.       - Отъебись нахуй от него, - Кирилл уже где-то с минуту стоит и смотрит, как Стяжкин на коленках богатого старичка ёрзает, противно смотреть на такого Лёнечку, который полностью освещен фиолетовым цветом, что даже цвет глаз не видно, который натянуто улыбается каждому встречному, который изгибается как блядь последняя. Но он же не такой на самом деле, не такой, - пойдем.       Татуированная рука нежно касается такой маленькой ладошки, у него такая тонкая кисть, пиздец, сломать будто можно. Лёнечка не сопротивляется, ему слова не давали в этом заведении, за его пределами говори что хочешь, делай что хочешь, думай что хочешь, а пока ты тут – не смей открывать рот и просто выполняй свою работу. Кир уводит его в vip-зону, туда, где их точно никто не достанет, никто не сможет им помешать.       - Обслужи меня, - Анатольев садится на диван, раздвигая немного ноги и руки закидывает на спинку мебели.       А Лёнечка сразу весь собрался, медленно, так аккуратно садится к нему на колени, гладит по плечам, поясницу напрягает, чтобы выпрямиться и быть ближе. Поцелуй случается. Такой развязный, легкий, без лишнего груза, они будто так отдыхали.       - Хороший мальчик, давай выпьем? – Кир подает ему стакан, в котором никакое не виски, никакая не водка или текила, а именно глифт*. Лёнечка не сопротивляется, берет стакан – раз ему разрешают – и благополучно пьет, вместе с Анатольевым. Зачем он дал ему его? Он сам понятия не имел, ведь знает, что случается с теми, кто выпьет эту гремучую смесь.       Он знал, что после него люди умирают, они засыпают и больше не просыпаются, знал же, блять, и все равно дал. Для чего? Хотел мальчика спасти? Мог бы просто забрать из этого блядюшника и жить дальше с ним, почему именно так? Но он же пьет вместе с ним, а значит…значит и умрет вместе с ним? Как же глупо. Умирать из-за какого-то мелкого австралийского пацанёнка, что сам выбрал работать буквально проституткой, его никто не заставлял.       Или заставлял? Конечно заставлял, а как ещё тут выживать? Хочешь жить – умей вертеться.       - Кенгуренок..- Кир улыбается, искренне улыбается, его уже тянет в сон, как и самого Лёнечку, глаза медленно накрывает белая пелена, он в последний раз видит его, и тот тоже в последний раз видит эту татуированную руку, что сейчас находилась на его талии, эти слегка пьяные глаза, такие тёмные.       Они засыпают, и больше никогда не проснутся, к сожалению или к счастью.

В лимонаде твоём пузырёк

Перед тем как погаснуть изрек

Никогда-нибудь, baby

Нигде-нибудь baby.