Кошмарное чаепитие

      Чарующий аромат свежезаваренного черного чая с кусочками ягод заставляет раствориться, стоит его только почувствовать. Словно сахар, таешь в нем, и твой разум заполняют различные образы: вот ты кидаешь в снежную бурю брата из окна, а потом хохочешь на всю округу под его ругань, а потом холодный густой лес встречает тебя, ты прячешься в нем от бури, именуемой "Босс", затем бежишь, нет, ты почти паришь над сугробами, торопишься в любимый бар, чтобы отметить очередной день, который ты пережил. Воспоминания. Они такие родные и теплые. Окунаешься в них и в душе как будто появляется собственный камин, в котором тихо потрескивают дрова. Главное, что не твои кости.       Помимо яркого запаха прекрасного согревающего напитка окутывает и дурманящий разум аромат распустившихся недавно бутонов роз. О, кустарники этих цветов окружают каменную беседку, в которой сейчас, выпрямив спину, элегантно держит чашечку Санс. Оттопыривая мизинчик, он приближает чашку к своему лицу, делает глубокий вдох, насыщает себя горячим и сладковатым паром, а затем, совсем капельку, отпивает наконец чай. Звучит протяжное и довольное мычание, оценивающее. Сиё действие повторяет и сидящий напротив Папайрус. Он также протягивает хриплое «М-мм» и ставит совсем бережно чашку в блюдце.       Птицы, пролетающие мимо и устраивающиеся на ветках деревьев маленького сада, где и расположена беседка, что-то чирикают, насвистывают мелодии.       — Вы не находите это прекрасным, дорогой брат? — обращается Папайрус, вновь делая осторожный глоток. — Изумительная мелодия, окружающая нас, так подходит под мероприятие, по случаю которого мы здесь.       — Полностью соглашусь с Вами, брат. Природа — лучшая музыка для наших душ, она наполняет тело энергией, так мы становимся едины не только с самими собой, но и с окружающим нас миром, — протягивая руку к корзиночке с печеньем, Санс вытаскивает одну, слегка стряхивает крошки над блюдцем и откусывает выпечку.       — Припоминаю, был с Вами один господин. Я поручал Вам, дорогой брат, следить за ним. Где же сейчас находится Фриск? — снова глоток, Папайрус гордо выпрямляется, на его лице полное умиротворение.       — А, Вы, наверное, говорите про дитя, пришедшее к нам совершенно случайно с поверхности. Не переживайте, брат, он разговаривает с цветами, если пройти чуть ниже по тропинке, возле водоема.       — Что ж, это прекрасно. Детям полезно проводить время на природе, как Вы считаете?       — Я всецело с Вами согласен. А что за мероприятие мы празднуем, позвольте уточнить, ведь запамятовал я слегка, пока речь шла про дитя человеческое.       — Как же так, брат. Разве можно забыть такой важный в календаре день для наших с Вами взаимоотношений? В этот день мы впервые познакомились с Фриск, — все также безмятежно говорит Папайрус, пока Санс утягивает печеньку за печенькой.       — Правда? Но это же было неделю назад, позвольте вспомнить.       — Нет, Санс, это было, блять, три месяца назад, Вы, мудак эдакий, ушли в запой и продрыхли все это время в лесу на булыжнике!       Санс подрывается с кровати, его подушка, пожалуй, мокрее, чем весь Вотерфолл вместе взятый, а его лицо бледнее самого снега, почти сливается с цветом его пепельных волос. Глаза несколько секунд таращатся в темноту впереди, он ничерта не видит, но ему и не нужно, даже если он ослеп, то это лучшее, что могло произойти. Если бы сейчас перед глазами были эти гребные алые бутоны роз, а в уши кудахтали эти ебаные птицы, то Санс бы без колебаний прыгнул в реку, чтобы она его либо потопила, либо унесла куда-нибудь подальше.       — Это был лишь сон... — выдыхает наконец напряженно мужчина и расслаблено падает обратно на постель. — Блядский сон...       — Что было сном, дорогой братец? — звучит голос из темноты. Загорается свет. У двери стоит Папайрус, держа в руках красивую маленькую фарфоровую чашечку, из которой виднеется тонкая ниточка пара, взмывающая вверх. — Вы в порядке? Может, Вам что-нибудь принести? — Папс держит лицо, он спокоен.       — ТВОЮ МАТЬ! — Санс падает на пол, подскакивает и, запинаясь об тумбочку, материт ее. Он предпринимает еще попытку встать, убежать куда-нибудь, при том в попыхах натягивая носки, причем разные совершенно, но на сей раз его тормозит громкий ржач брата. — Хули ты смеешься..?       — Из-за твоей болтовни во сне, я, блять, проснулся и ждал, когда же ты закончишь этот бред нести! Какой только хуйни от тебя не услышишь...       Санс косится на уходящую фигуру брата, слышит хлопок двери комнаты того и, совершенно недовольно и хмуро усаживается на полу. Даже проскакивает мысль, что Папайрус во сне был куда приятнее, чем есть на самом деле. Хотя, когда вспоминаются фразы прошедшего кошмара, мужчина несколько раз вздрагивает, качает головой и морщится, словно это что-то мерзкое. Нет уж, нахуй эти ваши вежливые разговорчики. Ему и так заебись.