Никуда я от тебя не денусь

БИЗОН «Глупость никогда не вознаграждается!» - словно я этого не знаю. Прекрасно знаю, но вот Батя с Багирой меня видимо считают идиотом. А может и правильно делают. Только вот в госпитале я не останусь! Не такое у меня ранение, чтоб прохлаждаться, когда ребята рискуют своими жизнями. И, в конце - концов, кто лучше знает мой организм: я сам или толпа людей в белых халатах? Правда дышать вот пока больно. Зараза, что ушиб ребер, что перелом, разницы никакой, а вот боль ужасная. Но если я покажу им свою слабость, точно оставят тут. Хватит ума еще и охрану приставить. И ладно бы, если салажат каких-то, так нет же, кто-то из своих останется… Автор Размышления раненого Тарасова прервала молодая девушка, стремительно вошедшая в перевязочную. - Вам повезло, капитан третьего ранга. Очень повезло, - тон доктора был настолько ледяной, что вполне мог бы остудить и Красное море. Вот только на Бизона это не произвело абсолютно никакого впечатления. Он просто сидел на кушетке, демонстрируя свою внушительную фигуру и улыбаясь. Причем, улыбался Борис, несмотря на боль в ушибленных ребрах, на глубокий порез на плече, который, теперь был аккуратно сшит, ссадина на лбу тоже доставляла мелкое неудобство. Но это все были только лишь временные трудности. А тут такая милая девушка…- Все могло быть намного хуже. « Словно я сам этого не знаю», - в который раз за последние несколько минут подумал Тарасов. Он уже начинал выходить из себя. Эта докторица решила держать его тут до седин? - Доктор, так я пойду? – Бизон продолжил улыбаться, и потянул к себе футболку. Он был уверен, что его обаяния хватит, чтоб взять этот неприступный бастион в белом халате и погонах старлея. - Пойдете, - разрешила девушка и что-то записала в карту, - Вот сейчас вам принесут пижаму, и вы пойдете прямиком в палату. Тарасов решил что ослышался: - Как в палату? Зачем? Вы меня оставляете тут? - Да, капитан третьего ранга Тарасов, я вас оставляю тут, – девушка положила папку с бумагами на небольшой столик и подошла к пациенту. - И не думайте, что вам удастся сбежать. Вы пробудете в этих стенах минимум сутки, а дальше я посмотрю. Ответить Борису было нечего. Он, просто молча, натянул футболку и осторожно встал с кушетки. И ежу понятно, что это Батя с Багирой подсуетились. Ну ладно, сутки он потерпит. Тарасов морщась, вышел в больничный коридор, где его ждали друзья. - Кого мы видим, - Рита встала навстречу другу и раскрыла объятья. - Как себя чувствуешь? - Как в тисках, - ответил Борис, имея ввиду тугую повязку на ребрах. Но Рита не обратила никакого внимания на его тон и нежно обняла друга. Она прекрасно знала, насколько скверное расположение духа сейчас у Бизона и втайне радовалась этому. « В следующий раз будет вести себя осмотрительнее». Багира уже приготовилась отражать словесные атаки Бориса Андреевича, но только открыла рот от удивления, когда Тарасов, вздохнув, произнес: - Я останусь тут на сутки, и вы можете не беспокоиться, сбегать я не буду. Но ровно через двадцать четыре часа я уйду отсюда, не зависимо от того отпустят меня или нет. Так, что господа и дамы офицеры, сверим часы. Булатову и Кошкиной не оставалось ничего иного, как достать свои часы. - Ну вот. А теперь я пошел болеть, - и Бизон последовал за санитаром, который терпеливо ждал в сторонке строптивого моряка. - Даже неинтересно, - сказал Батя, глядя вслед другу, - я уже приготовился к сражению, и даже нашел несколько аргументов в пользу того, чтоб остаться здесь. - Ты подожди, вот пройдут сутки, и тогда уже будем вдвоем сражаться против этого толстолобого, - Багира тяжело вздохнула и посмотрела на командира, - Вань, я уже приготовилась сегодня ночевать одна. Булатов даже покрылся гусиной кожей при одном мимолетном упоминании о совместной ночевке, но взял себя в руки. Сейчас не время и не место. Личное только дома. - Русалка, пойдем, пошепчемся с добрым доктором, - Ваня как-то воровато оглянулся и пошел искать ординаторскую. В его голове уже созрел план, как отправить упрямого Бизона отдохнуть, но для его выполнения он должен заручиться поддержкой медиков. - Товарищ старший лейтенант медицинской службы, - обратился Булатов к докторше, - завтра вы выпишите капитана третьего ранга Тарасова, но нужно чтоб он услышал следующее… - и контр-адмирал докладно рассказал, что и как должна сделать медик. По мере того, как Батя говорил, на лице молодой докторши сначала отразилось удивление, а потом она начала улыбаться. Рита все это слушала молча, и только когда девица в белом халате упорхнула, с сомнением произнесла: - Я даже не хочу думать, что будет, если он узнает. - А ничего не будет. Потому что никто ничего не узнает. И потом не один Бизон у нас может плести интриги. Упоминание об интригах вызвало на щеках Риты румянец, но под взглядом Ивана она перестала смущаться и заулыбалась… Траурная процессия собрала много людей. И среди этой толпы Соня сумела затеряться. Она шла вслед за катафалком, скрывая лицо за широкими очками. День для октября выдался солнечным, но чересчур уж холодным. Даже в тонких перчатках мерзли руки, и очень хотелось спрятать их в карманы пальто. Но в руках девушка держала оригинальную композицию: сорок кроваво-красных роз, уложенных на пальмовую ветвь. Соня и сама не понимала, почему именно сорок, просто пришла и заказала. Цветочница робко пыталась предложить менее агрессивные цветы, но София на нее бросила единственный взгляд и все. Соня до конца так и не поверила в то, что лучшей подруги, с которой они столько всего пережили, больше нет. И больше не будет их маленьких кутежей, больше не будет знакомств с очередным будущим мужем, больше не будет плача в жилетку. Софии казалось, что у нее отрезали руку, и она понятия не имела как теперь жить дальше. Но жить ведь как-то нужно. Девушка медленно брела рядом с плачущей матерью погибшей подруги и постепенно отрешилась от всего. Она вспоминала, что же такого ей рассказывала Дина, вот только ничего конкретного вспомнить так и не смогла. СОНЯ Дина, что же ты такое нашла, что теперь все, кто любил тебя и кто ненавидел, собрались на твоих похоронах. Уверена, тебе бы это понравилось. Все как ты любила - с шиком, с размахом… даже несколько депутатских лиц мелькнуло… Что говорить, ты знала свое дело. А теперь тебя нет. Вот так просто… Вот только ни я, ни твоя мать, не верим в официальную версию. И будущее без тебя кажется серым. Как в песне: опустела без тебя земля… Опустела навсегда… Автор Похороны известной журналистки освещали все выпуски новостей. Ведь это не просто рядовая акула пера вывалилась из окна собственной квартиры, а действительно талантливая журналистка, которая умело выставляла на всеобщее обозрение грязное белье сильных мира сего. И тем более странно, что официальная версия трагедии банальная неосторожность. Соня вместе с матерью Дины ознакомилась с заключением экспертов: да и дверь заперта изнутри, и никаких следов борьбы. Даже окна обследовали… Ничего необычного. Но вот только интуиция Сони подсказывала, что все намного страшнее и серьезнее. И от этого по спине пробегал холодок. Казалось, этому дню не будет ни конца, ни края. Столько пустых слов над могилой тридцати четырехлетней женщины. Все речи насквозь были пропитаны фальшью, отчего Соне хотелось смеяться. Она готова была хохотать, но успокоительное сделало свое дело, и девушка оставалась безучастной. Даже когда светло-коричневый гроб опускался в могилу, она не проронила ни слезинки. Просто стояла у края и наблюдала сухими воспаленно-красными глазами, как крышка гроба постепенно скрывается под слоем земли. Потом были поминки, устроенные редакцией в дорогом ресторане. «Экономить на рождении и похоронах нельзя» - пафосно сказал владелец газеты, где работала Дина, и подписал соответствующее распоряжение. Но и поминки превратились в фарс. Уже к окончанию мероприятия некоторые просто позабыли, по какому поводу собрались. И Соня не выдержала. Она коротко попрощалась с матерью покойной подруги и ушла. Только в тишине собственной квартиры она позволила себе предаться скорби. Вытирая слезы, Соня открыла бутылку любимого Диной Баффало Трейс и плеснула немного в стакан. Выпила залпом и плеснула еще. Вопреки утверждениям, напиток не придавал сил, но вызывал из памяти самые светлые воспоминания: знакомство, учеба, парни… все смешалось в памяти скорбящей молодой женщины и приобрело какой-то ванильно - коричный вкус. По мере того, как Соня выливала со слезами свое горе, на душе становилось все легче… А закончился вечер в твердой уверенности докопаться до правды. Вот только как осуществить задуманное, София еще не придумала.