Безусловность

Взгляд цепляет нещадно. Расслабленный галстук лежит ровно по линии выреза белой рубашки с расстегнутыми верхними пуговицами, а вызывающе приоткрытая шея украшена масивными, серебрянными цепями. Сверху небрежно накинут широкий, черный пиджак. Свободного кроя классические брюки застегнуты кожаным ремнем с фурнитурой в цвет цепей, которые украшают не только шею, но и правую штанину, поблескивая и звеня друг об друга, привлекая внимание. Одна рука, с красивыми часами, на лямке рюкзака, вторая - в кармане брюк. Грубая обувь из черной кожи идеально дополняет этот полуклассический-полу-гранж образ, вызывая весьма ощутимый (в виде мурашек на кончиках пальцев и тесноты в штанах) интерес к его носителю. Шумно пропускают воздух между зубов и медленно поднимаю взгляд на его лицо. Весь воздух из легких вышибает, будто под дых ударили. Пытаюсь, игнорируя дикие, по силе, импульсы, набатом бьющие в голове, вдохнуть и проглотить слюну, смочить моментально просохшее горло. Давлюсь нахрен и еле сдерживаю рвущийся наружу кашель. Алекс. Блондинистые, почти белые волосы длиной до середины ушей, чуть спадающие на глаза с естественным лисьим прищуром, серые зрачки под густыми реснцами и выразительные, острые скулы. Память сама добавляет к этому образу зеленые вкрапления ближе к краям его радужек и пару еле заметных точек-родинок над верхней губой, слева. Алекс, мать твою. Лешка.

***

- Чего сидишь тут один? Присаживаюсь на ступеньку, рядом. - Та задолбали белоснежкой называть. У нее же черные волосы, что за невежество? Он перевелся больше года назад, еще в начале пятого класса, но с ребятами из класса так и не подружился. Только со мной общается. Смотрит как-то мимо, говорит всегда не о том, будто не от мира сего. Будто в сказке живет, только эта сказка трещину дала и он в реальный мир вывалился. - Забей, коротышка. Все путем, не парься. Запускаю пальцы в его мягкие, волнистые волосы и немного ерошу их, улыбаясь. Он не любит эту кличку, но мне можно. Встаю и протягиваю ему руку. Колеблется, но все же принимает и встает вслед. Стоит на ступеньку выше, а все равно ниже меня на полголовы. Беспричинных прозвищ не бывает. Улыбается в ответ и с какой-то неуловимой тоской убирает руку.

***

- Лекс! Он поднимает взгляд в мою сторону и я уже успеваю подумать, что сам его окликнул в обход сознательной части мозга, хоть и таким непривычным способом, но в следующую секунду мимо проходит Дима Капралов и я понимаю, почему Лешин взгляд был будто сквозь меня. Короткостриженный шатен, незначительно выше меня ростом и значительно крупнее телосложением, одетый в небрежном, спортивном стиле, подходит к нему, уже с заранее распростертыми объятиями. Он не любит, когда его касаются - проносится в голове - Никогда не любил. Надо заметить, для человека, на дух не переносящего касания, он вполне стойко переносит эти объятия, и, вроде как, даже сам подается навстречу. Скулы сводит от резкого приступа взявшейся из ниоткуда ревности. Раньше обнимать его можно было только мне. И не важно, что это "раньше" было больше пяти лет назад.

***

- Да не буду я с ней танцевать, даже ты переубедить не сможешь, и не пытайся. Лешка стоит, надувшийся весь, недовольный, руки на груди сложил и чуть-ли не фырчит в знак негодования. Танцевать его, видите-ли, заставляют. Трагедия. - Я и не буду, Леш, дело твое. - Он сразу заметно сдувается и смотрит на меня с благодарностью. Интересно, когда он перестанет удивляться с каждого раза, когда я встаю на его сторону? Это же, вроде, не такая уж и редкость, даже скорее норма. Безусловная. - А с кем бы ты хотел танцевать? Давай попробуем сменить тебе партнершу. - Вообще ни с кем. Я в принципе участвовать не хочу, ни то, что танцевать. Опирается спиной о подоконник и смотрит на меня пристально, ожидая реакции. Трет кожу ладоней, будто пытается очистить себя от ее касаний. Лариса, конечно, не очень приятная особа, но не до такой же степени? Явно тут что-то не то. - Ладно. Я поговорю с завучем, не парься. Тянусь, чтобы привычно потрепать его по волосам, но рука застывает на половине пути. Мне же никогда не приходит в голову спросить, можно ли его трогать. Вдруг действительно неприятно? В замешательстве убираю руку обратно, отведя взгляд. - Эй, ты чего? Его голос кажется разочарованным и удивленным. - Ничего, ничего. Ты же, я так понял, не особо любишь, когда тебя трогают. Не хочу лишний раз... Договорить мне не дают. Воздух из легких вышибается его грудью, с силой ударившейся об мою. В Эту же секунду длинные, тонкие руки смыкаются на моей спине, перекрывая путь к отступлению. Все длится недолго, всего несколько секунд, после чего он отстраняется и принимает прежнее положение. Мое замешательство длится гораздо дольше. Даже после его объяснений. - Тебе можно. Всегда. Склоняет голову на бок и улыбается умопомрачительно. Несмотря на смятение, улыбаюсь ему в ответ и уже без сомнений запускаю пальцы в его волосы. Мне можно)

***

-Плохо, конечно, что вчера не успел приехать, знакомство со всеми пропустил - Дима продолжает улыбаться, пригласительным жестом указывая Леше на место, с которого спустился. - Как доехал, кстати? Вахтерша же без проблем впустила тебя? Я предупреждал утром, что ко мне сосед заедет. - Продолжает тараторить, вперед него шагая по проходу. Слежу за всем молча, продолжая сжимать челюсть и направив все усилия на то, чтобы хоть остальное тело выглядело расслабленным. Сосед. Сосед, черт возьми. Лешка-то.

***

- Та ради бога, Макс, какой, к черту, лагерь? Я, что, сдурел по своей воле переться куда-то, где мне придется делить комнату с кучей парней, которые с душем только за руки здороваются? Обойдусь. Лешка снова злится. Пихает в стену тонкую палку, отламывая от нее по кусочку и ковыряя ею же бетон, скрепляющий камни. Сюда обычно приходят курить, но сейчас уроки уже закончились и место пустует, а значит, можно спокойно постоять и поговорить. А точнее, в очередной раз попытаться убедить его смотаться со мной в лагерь через полтора месяца. До конца шестого класса осталось всего-то две недели. Лето еще не вступило в свою полную силу, но солнце уже палит нещадно, выжигая сетчатку глаз. Щурюсь, но продолжаю смотреть на него с надеждой. Нет.

***

- Нормально, не возникала. Коротко кидает Леша и следует за ним, попутно окидывая всех окружающих безразличным взглядом. Проходит несколько секунд, прежде, чем этот взгляд дойдет до меня. Продолжаю сидеть молча и неподвижно, будто к месту пригвожденный, но взгляд отвести не могу. Его зрачки расширяются, брови непроизвольно ползут наверх от удивления, а губы поджимаются в тонкую линию. Он мешкается на секунду, приоткрывает рот, потом снова плотно зажимает губы, переводит взгляд мне за спину и проходит мимо, будто нашего общего прошлого и в помине небыло. Будто я просто надоедливый знакомый, вечно маячивший перед глазами. Руки зажимаются в крепкие кулаки несмотря на все мои попытки держать их расслабленными. Стараюсь дышать глубоко, через нос, чтобы успокоиться. Милая девушка, сидящая рядом со мной, Катя, кажется, окидывает меня обеспокоенным взглядом, но ничего не говорит. Полумрак огромной аудитории сгущается и давит все больше и больше с каждой секундой. Хочется убежать и выйти на свежий воздух, на солнечный свет. Заставляю себя продолжить сидеть и ждать препода. Он приходит меньше, чем через минуту и незамедлительно начинает лекцию, за что я ему очень благодарен. Сзади, через стол от меня слышится приглушенный шепот Димы и редкие, тихие ответы Леши. Диалог, мать вашу. Задушить хочется обоих.

***

В лагерь мы не поехали. А в седьмой класс я уже не вернулся. Родители спонтанно решили переехать на другой край страны, к маминому брату, который предлагал обоим хорошую работу. Меня, естественно, никто спрашивать не стал. Сейчас даже представить трудно, как было легко потерять с кем-то связь в эпоху, когда телефоны еще были домашние, а интернет и подавно был только в специальных кафешках. А для нас тогда это и стало концом всего.

***

- Да почему ты меня избегаешь?! Не выдерживаю после третьего случайного столкновения с ним, закончившимся одинаково - его презрительным взглядом и тотальным игнором. Еще и вымахал, зараза, что выше меня на целую голову, так что, чтобы смотреть с высока, ему особо и напрягаться не нужно. Лешкой называть уже язык не поворачивается. На этот раз мы у двери в деканат, оба пришли подписать документы на зачисление. Первый курс, что уж там. Ан-нет, не оба. Трое. Дима выруливает из-за угла аккурат в момент, когда Леша все же удосуживается вернуть взгляд на меня и даже открыть рот. - Лекс, я с кофе. - Улыбается раздражающе уже, протягивает одну кружку с торчащей посреди горы льда трубочкой и прикрывающей все это дело куполовидной крышкой. - О, привет. - Замечает - Марк, да? - Протягивает туку. Моя рука поднимается в ответном жесте раньше, чем мозг отреагирует на то, что нифига я не Марк. - Макс. Даже рот открыть не успеваю. Мы оба с Димой застываем, так и не пожав друг-другу руки. Не знаю, о чем думает он, но я в срочном режиме пытаюсь переварить то, что сейчас произошло. От человека, высокомерно игнорирующего тебя весь день, в последнюю очередь ожидаешь, что ему будет настолько не все равно на ошибку в твоем имени, что он исправит ее сам, а не дождется, пока это сделаешь ты. - Вы знакомы? Наконец отмирает Капралов и убирает вытянутую руку. Спешно повторяю за ним и, не придумав ничего лучше, просто сую руки в карманы худи. Забавно, что я запомнил его фамилию, а он даже моего имени вспомнить не смог. Впрочем, память на имена у меня всегда была хорошая. Да, господин Алексей Степанович Миронов? - Да. Леша спокоен, как удав. спина ровная, смотрит прямо. На лице ни следа эмоций. И при этом никаких уклоняющихся ответов из разряда "типа" и "вроде того". Сейчас он не смотрит мимо, нет, сейчас он смотрит мне прямо в душу. Будто ищет там что-то. Ждет. Дима тоже ждет, но не получает от него больше ни слова. Не хочешь выяснять отношения при нем? Ладно, я подожду. Надеюсь, наедине ты будешь более разговорчив. - А... хочу спросить про то, есть ли внутри кто-то из студентов, или можно заходить, но при первом же вдохе давлюсь собственной слюной и начинаю кашлять, как туберкулезник. Во внезапно закружившемся урагане моих хаотичных движений и Диминых попыток помочь, стуча по спине, выхватываю взлядом тень улыбки на Лешином лице. Совсем не высокомерной, скорее теплой, ностальгической. Есть, значит, надежда. Не совсем остыл пациент. Следующим кадром перед глазами мелькает кофе, который он мне протягивает. Беру, не задумываясь, и делаю пару глотков. Кашель отступает, освободив в голове место для мыслей и все мгновенно заполоняет осознание того, что именно сейчас произошло. Я пил его кофе. Он дал мне выпить свой кофе. Он дал мне попить из своей кружки. Он. Он, который даже после самого себя брезгует с горлышка воду пить. Я умер и вижу сон? Нет, погодите, мертвые снов не видят. Они... мертвы. Да. Леша забирает обратно свой напиток и, не сказав больше ни слова, уходит, оставив и меня, и, думаю, Диму в полнейшем смятении. Мне шатена даже жалко немного. Явно не особо знаком с его характером, но всеми силами пытается угодить. Видимо, нравится он ему сильно. Новый укол ревности немного притупляет сострадание к нему, но не оглушает его полностью. Лешу я, конечно, отвоюю обратно, но делать больно Диме в мои приоритеты не входит. Он, все же, ни в чем не виноват. В Лешу вообще сложно не влюбиться. Оглядываясь назад, сейчас я понимаю, что всегда это знал. Просто не обращал внимания. Куда мне, тринадцатилетке, такие мысли? В то время я даже слово "гей" не особо понимал. Ну, ругательство и ругательство, зачем вникать? Тем более, что девочки мне всегда нравились, да и нравятся. Но Леша... Леша - это другое. *** Он выходит из душа в одних коротких шортах, протирая полотенцем до капель мокрые волосы и я давлюсь собственным дыханием, едва завидев его. Сжимаю пальцы на краях скамейки, пытаясь держаться смирно, но ноги все таки перекрещиваю. На всякий случай. Я уже давно перестал удивляться этой своей реакции на него. О да, он чертовски красив. И вполне нормально, что мне это нравится. А не слишком ли мне это нравится, раз я каждый раз так на него реагирую? А кто будет вникать? Факт остается фактом. Он неотразим. Мышц нигде особо не видно, но все тело подтянуто и пропорционально, плечи и ноги сильные, даже на глаз видно. На животе еле проглядываются задатки пресса. Но это все неважно. Важно то, как напряжена в наклоне его шея. Как выступают жилки, плавно перетекающие в ключицы, по которым каплями течет вода. Важно то, как он смотрит на меня и умопомрачительно улыбается, как-бы извиняясь, что заставил ждать. Действительно, в этой полупустой, полумрачной раздевалке я нахожусь только из-да него. Только с ним. И черт меня дери, если я не готов просидеть тут, с ним, до конца времен.

***

- Ты так и не поговоришь со мной? В следующий раз встречаю я его уже в коридоре общежития. Судьба, великая и ужасная, расположила нас чуть ли не в соседних комнатах. За три двери друг от друга, чего уж там. Он смотрит на меня испепеляюще холодно, но все же, сменив курс, подходит и встает всего в паре шагах. сверяет меня с ног до головы еще одним презрительным взглядом, потом быстро оглядывается по сторонам и, никого не заметив, возаращается взглядом ко мне. Только на этот раз там что-то изменилось. Что-то неуловимое, но очень весомое. Он достает одну руку из кармана брюк, ерошит волосы во все еще привычном жесте (некоторые вещи, видимо, не меняются никогда) и начинает медленно, шаг за шагом, сокращать расстояние между нами. Мнусь, не понимая, что происходит. Сердце стучит, как бешеное, в ушах поступательно нарастает шум, а руки по какой-то неизвестной причине начинают дрожать. По мере его наступления, мелкими, неуверенными шагами отступаю назад, пока не впечатываюсь в стену. зажмуриваю глаза от неожиданности на секунду, а когда открываю, успеваю лишь на периферии заметить тень его руки, скользнувшей наверх и оперевшейся о стену в нескольких сантиметрах от моей головы. Нервно сглатываю и заставляю себя поднять глаза. (Некоторые вещи, видимо, не меняются никогда. Типа незамедлительной и весьма бурной реакции моего тела на любое его действие) Поймать его взгляд не составляет особого труда, будто он ждал этого. И сейчас я предельно четко понимаю, что изменилось в его глазах. Однако он не дает мне времени до конца осознать ситуацию и продолжает молчаливое наступление, приближаясь лицом к моему. И снова немного мимо. Ближе к изгибу шеи. - А ты со мной поговорил? Шепчет мне прямо в ухо, обдавая жаром ушную раковину и невероятно чувствительную кожу на шее. Весь покрываюсь мурашками, звон в голове усиливается, ноги начинают дрожать, сердце стучит под двести ударов. Зато, когда он резко отстраняется и спокойно уходит, я нахожу в себе силы посмотреть ему в след. И сейчас я имею достаточно времени и пространства, чтобы осмыслить произошедшее. И сейчас я предельно четко понимаю, что изменилось в его глазах. Там появился азарт.

***

Обилие мыслей в голове не дает уснуть уже третий час. Поняв, что такими темпами я вряд ли вообще усну, одним рывком вскакиваю с кровати и подхожу к окну. С Лешкой я тогда не поговорил. Мог бы, но струсил. Не смог себя заставить к нему прийти, хотя и адрес знал, и код от домофона, и родителей его. Ничего не мешало мне объясниться с ним. Ничего, кроме моей собственной трусости. От одной только мысли о том, чтобы посмотреть ему в глаза и сказать, что уезжаю, меня бросало то в жар, то в холод. Руки начинали дрожать, стоило мне только мимолетом представить, как я обнимаю его на прощание. Как пальцы не запутываются в волосах, потому что нельзя. Как колени подгибаются, чтобы он подхватил. Как губы сжимаются с силой, чтобы не коснуться. Чтобы не сделать то, что одним махом разрушит все, что мы строили два года. Наша дружба должна остаться светлой в его памяти. И пусть он возненавидит меня за то, что я ушел без слов, он, хотя-бы, запомнит меня своим когда-то лучшим другом, а не больным извращенцем, как я тогда думал. Сейчас я думаю так-же, потому что не знаю, как думать иначе. Но что-то внутри меня неугомонно бьется о стены сознания, крича, что я неправ. Я чертовски не прав. И эта ошибка может стоить мне всего. Я так боялся посмотреть ему в глаза тогда... А он ждал именно этого. Я знал, что он ждет. Но все же не смог. Он близко общался только со мной. В школе, во дворе, в городе. В мире. И я оставил его одного, прекрасно осознавая это. И я даже не удостоил его объяснений и прощаний. Так что обижаться мне неначто. Честно говоря, я бы сам себя возненавидел.

***

Душевая, общая на этаж, одним своим существованием заставляет всех просыпаться рано, чтобы успеть до формирования очереди, но в итоге очередь просто формируется на час раньше и успевает какраз рассосаться к тому времени, когда еще можно спокойно все успеть. Узнаю я об этом от соседа, который будит меня бурным рассказом о том, как проснулся на час раньше и все же угодил в толпу, а я, такой везучий, пойду сейчас мыться в гордом одиночестве. Оказывается, я, все таки, заснул. Еле как заставив себя разлепить веки, встаю, роюсь в шкафу в поисках подходящей одежды и, захватив полотенце, вразвалку плетусь к двери душевой. Третья дверь от моей комнаты открывается ровно в тот момент, когда я прохожу мимо и оттуда спокойно и даже как-то слишком бодро для семи утра, выходит Леша. Взглянув на меня лишь на секунду, он накидывает полотенце на плече и спокойно пристраивается рядом, примерно в метре от меня. Интересное решение, учитывая, что коридор тут метра в три шириной, а я иду практически у противоположной от его комнаты стены. Тем не менее, никаких признаков заинтересованности в разговоре, или банально того, что я тут существую и меня видно, он не выказывает. Играем в игнор, Леша? Что-ж, давай сыграем. Чуть ускоряю шаг на последних метрах, подходя к двери первым. Он уступает и молча ждет, пока я пройду внутрь, потом заходит сам и закрывает дверь за собой. оглянувшись, вижу небольшое, прямоугольное помещение с пятью раковинами и зеркалами на одной длинной стене и множеством вешалок на противоположной, где и входная дверь. Скамейка под зеркалом, во всю длину стены. На стене слева большое окно, справа - прикрытая дверь в другое помещение. Положив небольшой мешочек на скамейку, рядом со стопкой аккуратно уложенной одежды, Леша, не осмотревшись, идет к той двери. Такое ощущение, что он здесь не впервые, хотя заселился только вчера днем. Однако же, учитывая его маниакальную тягу к чистоте, удивляться тут нечему. Некоторые вещи не меняются никогда, это мы уже выяснили. Кидаю свои вещи рядом с его и следую за ним в эту другую комнату, по пути пропустив троих парней, которые уже выходили и оказываюсь в самой душевой. Пять отдельных кабинок с одной стороны и столько же с противоположной, а на дальней стене большое окно с матовым стеклом. Весьма неплохо. Вижу Лешино идеально белое полотенце, висящее у первой кабинки справа, захожу в первую слева и сердито задергиваю штору. Все в нем бесит. От его этих охуенно глубоких глаз, до охуенно глубокого безразличия в них.

***

Выхожу я ожидаемо первым. Обмакиваю полотенцем волосы, оборачиваю его вокруг торса и выхожу в первую комнату. Одновременно со мной заходят еще два парня, которые только пришли. Вещи еще одного замечаю рядом со стопками наших с Лешиным вещей. Моих, с Лешиным вещей*. Видимо, он уже занял кабинку. Жду, пока эти двое тоже уйдут внутрь и Поспешно натягиваю белье, потом черные спортивные штаны. Сажусь, чтобы надеть носки и, подняв голову на звук, замираю, когда Леша показывается в дверях. Да, некоторые вещи определенно не меняются. Например, моя реакция на его тело. А вот само его тело... В очередной раз убеждаюсь, что леша умеет меняться только к лучшему. Он такой... такой... Мысли покинули мозг вместе с кислородом, вышибнутым из легких вместе с небрежным махом его головы, смахнувшим капельки с кончиков волос. Полотенце сидит низко на бедрах, позволяя видеть, куда уходят мышцы заметного, но не чересчур высушенного пресса. Перескакиваю взглядом через полотенце, заставляя себя не заострять внимание на том, во что перетекают эти самые мышцы и перехожу на ноги. Бедра, икры, щиколотки. Каждый сантиметр его тела идеальнее, чем предыдущий. Ухожу глазами вниз, на пол и продолжаю бродить по комнате, активно делая вид, что ни на что конкретное не смотрю. Ни на кого конкретного. Насильно заставляю себя не вернуться взглядом к его рукам и шее и, стараясь не смотреть на него так же, как он не смотрит на меня, натягиваю-таки эти бедные носки. Усердно поправлю их несколько десятков раз, пока периферический взгляд вылавливает силуэт неспешно одевавшегося парня. - Дай мне все объяснить. Не выдерживаю первым. Если какие-то эмоции и проскользнули на его лице, то я их не заметил, потому что специально не поднимал взгляд. В любом случае, никакой вербальной реакции я от него не получил. гребаная тишина в ответ на мою третью по счету попытку все исправить. Потихоньку начинаю сомневаться в состоятельности этой идеи. Наконец, он натягивает шорты, я натягиваю носки и, встав, тянусь в его сторону за футболкой, все так же не смотря на него. Но рука до футболки так и не доходит. Леша перехватывает ее в воздухе и дергает ее вверх, заставляя взглянуть на себя. Рефлекторно поднимаю взгляд и натыкаюсь на его, холодный, но изучающий. Уже хоть что-то. Всяко лучше того напускного безразличия, которого он не жалел, находясь рядом со мной. - Объяснить, Макс? Преодолевает расстояние между нами в один шаг и встает в считанных сантиметрах. Слишком быстро. Слишком близко. Слишком много открытой кожи, слишком мало воздуха между нами. Начинаю задыхаться практически сразу. Тщетные попытки не подать виду только усугубляют ситуацию. - Хочешь объяснить, почему бросил меня, не сказав ни слова напоследок? Сжимает руку ощутимо, но не больно. Смотрит в глаза, обжигает дыханием кожу. Отступаю на шаг в отчаянной попытке сделать хоть глоток воздуха и немного перевести дух, но он шагает следом, впечатав меня в стену в пробеле между скамейкой и дверью. Это окончательно вышибает весь оставшийся воздух из груди, заставляя сердце бешено колотиться, доставляя кислород в отключившийся подчистую мозг, заставляя его работать. - Или объяснить, что же все таки было между нами тогда? Что? Открываю рот для ответа, но не успеваю проронить и слова, как он каким-то непонятным движением разворачивает меня спиной к себе, все еще продолжая крепко держать за руку. Пытаюсь осмыслить происходящее, но рассудок отказывается принимать и поверить во что-либо из того, что происходит прямо сейчас. Потому что в одну секунду он дергает меня за руку, а в следующую - оказывается прижатым ко мне всем телом, а его свободная рука беспардонно ложится на мой пах, нащупав и сжав ствол пениса. На миг перед глазами темнеет и, потеряв равновесие, сам опираюсь второй рукой о стену, чтобы ненароком не упасть. - А может, объяснишь мне стояк, Макс? - Вибрирующим голосом шепчет над самым ухом, дразня, пуская мурашки по всему телу. - Объясни мне, друг, почему у тебя так нещадно встает на меня, сколько я нас помню. Тогда, возможно, я захочу услышать объяснение остального. Отпускает так же резко, дерганными движениями отталкивает от себя и отходит сам. Через секунду улавливаю скрип двери душевой. Поднимаю взгляд и в расфокусе вижу мокрого Диму, приветственно улыбающегося мне. Сквозь пелену, плотно задернувшего все мысли, смутно понимаю, что нужно ему ответить и, выдавив на лицо что-то, похожее на улыбку, вяло машу ему в ответ. Тот сразу теряет ко мне интерес и переключается на Лешу, начав непринужденно о чем-то с ним болтать. Переведя дух и таки напялив на себя футболку, подхожу к раковине, чтобы почистить зубы, параллельно краем уха вслушиваясь в их разговор. Пустой диалог ни про что, просто чтобы заполнить тишину. Леша, одевшись, как ни в чем не бывало подходит к соседней раковине и достает из мешочка кейс зубной щетки. Закрываю глаза на секунду, чтобы сконцентрироваться и перевожу все внимание на свои собственные зубы. Эта маленькая игра в то, кто кого переигнорит, мне совсем не нравится, но, стиснув зубы, я принимаю равила. Если это то, как ты хочешь впустить меня обратно в свою жизнь, то я готов потерпеть.

***

Избегать Лешу получается из рук вон плохо, особенно учитывая, что мы с ним в одной группе. Сегодня он сидит в нескольких партах ниже и левее от меня, все так-же терпеливо выслушивая треп Димы и даже периодически отвечая. Сегодня я даже не пытаюсь отвлечься от него и сосредоточиться на лекторе. В голову все лезут и лезут мысли обо всем, что связано с ним. Почему он все же поступил в Питер, хотя всегда хотел в москву, как так вообще вышло; почему из всех возможных комбинаций гупп и комнат, мы оказались настолько близко; почему он с таким "снисхождением" относится к Диме, что его так изменило; почему, изменившись настолько сильно, он все еще оставался преждним? Почему, почему, почему... Во всем этом круговороте вопросов и догадок, ясным было только одно. Он знал. Он всегда все знал. Знал и все же позволял мне продолжать делать вид, что ничего не происходит. Следующее осознание, посетившее меня, ударилось острой волной обо все тело. Он ждал от меня честности не только в прощании, но и во всем, что объединяло нас в целом. Ждал, но так и не получил. Руки сжимаются в кулаки непроизвольно, но с такой силой, что бедный карандаш, не выдержав, дает трещину и разламывается на два куска. Треск древесины приводит меня в чувство и позволяет выхватить одну единственную мысль. Он не дождался этого тогда, но получит все сейчас. Потому что, несмотря на то, что мои чувства к нему все это время оставались неизменными, одно все таки изменилось. Я научился не бояться ответственности.

***

- Забей и живи спокойно, мне на них плевать. Лешка вытирает кровь с губы с такой небрежностью, будто это просто вода. Будто для него совершенно привычно иметь губу, разбитую чьим-то кулаком. Будто ему совсем не больно. Будто ему совсем не привыкать. И это злит меня еще сильнее. - А мне - нет! Нельзя позволять им так с тобой обращаться и уходить безнаказанным! Он вздыхает с видом глубочайшего покоя и снисхождения на лице, будто познал самые глубокие тайны вселенной и собирается сейчас мне их поведать. - Макс, они не изменятся, это бесполезно. А попробуешь что-то сделать, они ополчатся и против тебя тоже. Так что просто забей. Рано или поздно им надоест. С силой сжимаю кулаки, но все же разжимаю их и сажусь рядом. Смотреть на Лешку все еще больно, я все еще очень сильно хочу насолить этим идиотам, хочу, чтобы им было в сто раз хуже, чем Лешке, чтобы они поняли, что это плохо, но в то же время я понимаю, какие у этой познавательной сессии могут быть последствия для меня. В лучшем случае наругают, в худшем - побьют. И того, и другого хочется избежать, так что я просто глубоко вздыхаю и соглашаюсь с его советом забить. Рано или поздно они свое получат.

***

Не успеваю выловить Лешу на перемене, поэтому следующая лекция выдается сущим адом. Все восемьдесят минут в голове крутится одна единственная мысль о том, что я должен сделать. И сделать как можно раньше, потому что с каждой секундой решимость все больше и больше уступает место тревожности и сомнениям. Глушу их, не давая себя переубедить. Звук звонка, знаменующий конец лекции, звучит в ушах набатом, раздаваясь вибрацией по всему телу. Сейчас. Я должен сделать это сейчас. Осталось только избавиться от Димы, который буквально тенью за ним ходит. Не придумав ничего лучше, перестаю выламывать пальцы, встаю, и, поправив одежду, просто подхожу к ним. - Леш, на минуту. Смотрю ему в глаза, прямо и уверенно, но на самом деле просто пытаюсь не выдать нервозности. Смерив меня нечитаемым взглядом, он кивает Диме, мол, секундочку, потом возвращается и кивает уже мне, мол, веди. Разворачиваюсь спиной к нему и шагаю ко входу из аудитории, судорожно перебирая в уме варианты, куда пойти, чтобы остаться одним. Судьба, явно расположенная ко мне, подкидывает свободную аудиторию всего в нескольких дверях от нашего и я, не раздумывая, захожу. Дальше мозг вылавливает все рваными кадрами, в потоке всего не успевая сложить их в единую картину. Придерживаю дверь, пропуская его внутрь. Захлопываю за ним и тяну его за рукав. Впечатываю в дверь и обеими руками хватаю за грудки. Ловлю взгляд чистого удивления, пробившийся сквозь маску безразличного спокойствия. Поднимаюсь на цыпочки. Целую.

***

Секунда кажется годом, если не вечностью и я успеваю несколько раз умереть, прежде, чем чувствую, как он начинает отвечать. Вены в узел запутываются от того бешеного облегчения вперемешку с усилившейся в сто раз тревогой, которые я испытываю в эту секунду. Следующий заряд электричества проносится по телу, когда я ощущаю его руки, которые ложатся на мои бедра, притягивая ближе. Может, я все-таки умер? Похоже на это. Отстраняюсь на секунду, чтобы посмотреть ему в глаза. И умираю окончательно. Там все. Все без исключения, от лютой ненависти, до бешеного желания и самой искренней теплоты, которую может выражать взгляд. - Не думал, что решишься. Улыбается тепло, прямо как тогда. кладет руку на щеку и притягивает обратно, целуя правильно, близко, цепко. По-настоящему. И я мог получить все это еще пять лет назад?

***

минутой, все, естественно, не ограничивается. Мы сидим долго, заново учась смотреть в глаза и говорить честно, без игр и секретов. Не рассыпаться по кусочкам от волнения мне помогает только осознание того, что он цепляется за мои руки так же отчаянно, как я за его. Ему тоже важно. Он тоже скучал. Рассказываю все, как было, как помню, как я всегда знал, о родителях, о переезде, о своих к нему чувствах. Ни то, чтобы он понимал тогда особо много из того, что замечал (а замечал он, оказывается, чуть ли ни все), но задним числом все же сложил два плюс два и понял, что было к чему. Он говорит не меньше. Об обиде, о ненависти, в которую превратилась разом вся его любовь ко мне, о преданном доверии, которое подпитывало эту самую ненависть все эти годы, не давая ему перешагнуть через ситуацию и жить дальше, о тоске, постоянно тянущей его назад, о жизни без меня, когда он потерял по сути единственную опору и оказался один против всего мира, о любовнице отца, о разводе родителей, об отчиме и постоянных скандалах. Я сильнее сжимаю его ладони в своих руках, слушаю и удивляюсь, как он не сломался, пройдя через все это один. А потом нахожу в себе силы взглянуть ему в глаза и понимаю. Сломался. Перестал верить, перестал надеяться, перестал бороться за свою правду. Поэтому и Диму терпел, не говоря ничего, и меня, будем честными, не послал только поэтому. Мой бедный мальчик... На секунду я снова вижу перед собой тринадцатилетнего пацана с разбитыми коленками и футболкой в полоску, орущего на всю улицу, что не пойдет в заброшку, потому что там грязно. И в эту секунду мне стало тошно от самого себя. Вспомнилось кофе, злой взгляд, рваные движения. Я позволял ему терпеть себя. Но с другой стороны, разве не всегда так было? Я был для него исключением тогда, следовательно, оставался и сейчас. Потому что его чувства неизменны, как и мои. Потому что я это вижу. Потому что я это знаю. Потому что не важно, через что нам обоим пришлось пройти за эти пять лет, это не влияет на безусловные величины. А наши чувства друг к другу - безусловная величина. И совершенно не важно, какое название мы им дадим, руки всегда будут тянуться навстречу, а губы всегда будут искать друг-друга в темноте. Остальное все решаемо.

***

- Давай уйдем отсюда, нас могут заметить. -Забей.