Профессор!

Малфой вытащил нос из котла и потёр его тыльной стороной ладони. Бодроперцовое булькало энергично, в соответствии с названием, и забивалось в ноздри в таком количестве, кое обещало Мастеру Зелий жизнь вечную — не меньше. — Как же вы мне все остопиздели, — любовно обратился он к котлам, как к детям нерадивым. — Смотрю на вас и думаю, что студенческий бред в эссе имеет шансы быть интереснее. Вот до чего довели, негодники. — Ёбнулся? — вежливо уточнил Нотт, сидящий в углу лаборатории за письменным столом. — Не знаю. Думаешь, всё-таки не интереснее? — Думаю, в котлах не Бодроперцовое, а Веселящее. — Да ну тебя, — махнул рукой Драко. — У меня тут драма: считай, последние деньки на свободе отгуливаю, а ты… — А я обеспечиваю тебе возможность эти деньки отгуливать, а не грести по волнам в тюремной лодке, — буркнул он и продолжил свои записи. У Драко сегодня было игривое настроение («игривое» — синоним к слову «сучье», прим. Мерлина), поэтому он скуксил лицо и показательно сложил руки на груди. — Ты на меня плохо влияешь, Тео. — Хуя заявление. Тебя Люциус укусил? — Нотт оторвался от бумажек и призывно посмотрел другу в глаза, предлагая продолжить. — Да! С детства мне говорил: «Сын, Ноттов отрок учит тебя непотребствам! Нечего в его компании делать». — Ну и лицемерный же у тебя батюшка, — беззлобно хмыкнул Тео, вспоминая винные потери в семейном погребе, следовавшие за визитами старшего Малфоя к его родителю. Он знал, что Драко периодически надрачивает своё умение ныть и зубоскалить исключительно в профилактических целях — душу отвести. Нормальному человеку под горячую руку этой стервочке лучше не попадаться, но Тео-то, слава Мерлину, не нормальный, поэтому позволял ему развлекаться за свой счёт. Ну и сам развлекался, что уж пятинога за яйца тянуть. — Батюшка мой был мудр, аки сова, — назидательно поднял палец Малфой, который разве что в таких шутливых перебранках и называл Люциуса «батюшкой», а не «сволочью, жизнь мне попортившей». — Ты посмотри, как дальновиден оказался: я стою и болтаю с котлами, мат на перемате, смею заметить, будто не лорд потомственный, а так, на лужайку поссать вышел. Откуда, скажи на милость, я этого понабрался? — От меня, очевидно же, — невозмутимо пожал плечами Тео. — Я, бессовестный, вашу жопость ещё и в наркобизнес втянул. — Вот-вот! Соблазнил рассказами про Лютный, так разгребай теперь последствия, дружище. На твоей, можно сказать, совести — или что у тебя там вместо? — моё законопослушное будущее. — Хуй у меня вместо совести, на нём ты своё «законопослушное» и вертишь. — Ой, Тео, — фальшиво вздохнул Драко, — не превращай приятный разговор в мои семейные вечера. Нотт, чью душу согрели последние слова, прокрутил в голове не самый адекватный поступок, совершённый им накануне. В тот судьбоносный день, когда Драко совершил барыжский каминг-аут и попросил его о помощи, они ещё долго напивались в баре, вспоминая Хогвартс. Ну а что? Стоит промелькнуть фамилии «Поттер» и всё — у мышек ушки на макушке. Могли они, уважаемые лорды, распрощаться без сплетен о гриффиндорском? Риторический вопрос — нет, конечно. Драко раскраснелся и принялся в сердцах доказывать, что Поттер — мальчик с психоневрологическим сюрпризом, ибо здоровый человек под Аваду не сунется. Тео, дабы привнести новшества в их однообразные обсосы героической задницы, вдруг встал на защиту последней. Ему стало интересно, сколько контраргументов удастся наскрести по сусекам пьяного мозга. Итог: немного. Друг напряг свои неполные два курса медицинской академии, и по окончании вечера в анамнезе Того-Который-Выжил изящным, летящем почерком несостоявшегося колдомедика был выведен диагноз: «Ебанат. Стадия последняя, прогнозы неутешительные». Они смеялись, как дети, отпинывая подальше память о девяносто седьмом, судах и искренней благодарности. Столько мочи утекло с тех времён, можно было уже язвить и насмехаться, в глубине души признавая, что никто из них двоих никогда бы не смог повторить тот же путь, что проделал несчастный Поттер. Драко, добровольно осуждённый на ссылку в Хогвартс, будет убегать от мыслей о прошлом, да только десятилетний стаж курения скрыться не позволит — мысли догонят. Тео знал это, поэтому всеми силами пытался показать другу, что всё в порядке: сейчас и потом в его мире будет существовать константа, за которую можно ухватиться, как за спасительную соломинку. Сейчас и потом он сможет позвать его в бар, налить виски и сказать: «Тео, у меня пиздец», и с чем бы тот связан ни был, — семья, бизнес, наркотики — Тео подставит плечо. Может быть, полоскание Поттеровых трусишек — не самый тривиальный способ проявить чудеса дружбы, но проявлять их по-другому они не умели, не были научены. Вывалившись в заснеженную февральскую ночь, Тео напомнил, что с Амандой — своей нынешней женщиной — он вдрызг разругался, поэтому домой не вернётся и под угрозой тройных Круциатусов. Драко в ответ пожал плечами и схватил его за рукав, аппарируя к мэнору. Не то чтобы Нотт напрашивался в гости, его бы устроил и отель в Косом, но от предложенной чести грешно было отказываться. Он для проформы, конечно, побурчал на пьяную аппарацию, — ещё и двойную! — но потом лишь рукой махнул, отгоняя Малфоевское «У меня в лаборатории бадьяна и на Третью Магическую хватит. Залечили бы», будто муху вредную. Пьяным, как говорится, и море — по колено, и хуём по лбу. Напившийся Драко представлял собой внезапно оживший, но сбежавший из «Вредных Вредилок» эксперимент, который взрывался, вонял, вопил и предлагал скрасить будни ещё парочкой приятных способов. Напившийся Тео из раза в раз умолял Драко написать научную работу на тему схожести компонентов Веритасерума и Огневиски. Он клялся, что работают они идентично, и не мог заткнуть поток правды-матки, стоило только замаячить на горизонте обладателю хоть каких-нибудь ушей. Вот и в ту ночь слушатель нашёлся. Даже два. Как Драко проморгал момент и оставил друга-дружище в гостиной — это с него спрашивать надо, не Ноттова епархия, но вот как старшие Малфои прознали о дури-порошке — это да, Тео поведает. Он стоял, оперевшись на спинку дивана и качаемый ветрами в собственной голове, смотрел на кривившего губы Люциуса с холодной Нарциссой и вдруг вздумал, что портреты почившей четы непозволительно спокойны. С чего он так решил и чего он хотел своим откровением добиться — Мерлин его знает, но когда Драко вернулся в гостиную, французская брань взорвалась ослепительным фейерверком. Люциус эпитетов не жалел — счастье, что уже с десяток лет существует мазнёй кисти и перемещается исключительно по стенам. Нотт щурился, довольный, ещё не понимая масштабов своего действа, и выразительно смотрел на друга. Набирайся, мол, сеансу — не я, так родичи мозги на место поставят. Судя по странному веществу, что ныне покоилось в дальнем углу лаборатории, — не поставили. Малфой разругался с Малфоями, разругался с Ноттом и ушёл разозлённый на весь мир в собственную спальню. А пьяный Теодор зародил в себе зёрна стыда — чувства, казалось бы, давно атрофированного — и мучился им ровно до этого момента. — Вот и поделом тебе, наркодилер доморощенный. — Ябеда, — по-детски сморщился Драко и вернул свой нос в котёл. — Как там расчёты? — К удивлению, всё сходится. Твой Томсон действительно чистокровный. Ну или очень мощный полукровка, на котором прервалась преемственность. Типо Поттера с Дамблдором. — Это вряд ли. — Вряд ли, — согласился Нотт. — Но магический потенциал в крови высокий, можно проводить операцию. Задачка, подкинутая ему в начале февраля Малфоем, занимала всё свободное время. В конце концов Тео выбросил из головы мысли о том, зачем нужна его побрякушка, и стал думать о том, как, Мерлин дери, её правильно соорудить и где отрыть нужные материалы. «Нет, ну точно в Америку уеду, пусть Аманда хоть захлебнётся пеной у рта! Как, вот скажите, порядочным артефакторам пытаться наебать закон, если использование половины из списка нужных материалов — внушительный срок в Азкабане? И кто ещё на кого плохо влияет, а, Драко?» Артефакторика в Англии действительно страдала и с виду находилась в зародышевом состоянии. На самом деле ремесло было древним, наработок по нему хватало, но вот проблема: осторожные англичане прятали свои достижения по семейным библиотекам, как прах по колумбариям, поэтому о научной преемственности речи не шло. Каждый новый мастер работал на ощупь, зачастую изобретая велосипед за велосипедом. Строгий министерский контроль ингредиентов и материалов, очевидно, не способствовал развитию юных талантов и мешал талантам старым. Тео понимал, что подобные меры отчасти оправданы, — слишком уж много жутких историй о чужих творениях слышал — однако чаще всего бесился: сам-то он ничего опасного не создавал. Незаконного — может быть, иногда; ну так кто виноват, что законы уродские? Он? Американские товарищи, вон, называли Ноттовские работы гениальными. «Чтобы про меня так в Англии сказали, сограждане должны запастись подгузниками, успокоительными и Тёмным Лордом в министрах. И это как минимум». В этом смысле Америка, с её смелым и дружелюбным «комьюнити», манила запахом свободы и признания. «Но как я брошу мэнор? А Малфоев как? Драко же с детства — магнит для неприятностей, Скорпиус у него вообще гриффиндорец под прикрытием… Я уеду в Америку, обязательно уеду, но чуть позже». — Томсон едва из штанов не выпрыгнул, когда я сказал ему про наш план. — Твой план. Я наёмник, а не подельник. — Для Визенгамота репетируешь? — с усмешкой. — Для матушки твоей, — огрызнулся Тео. — Я думал, Томсон орать начнёт: чистокровка — и под скальпель. Как маггл. Какой из наших этому обрадуется? — Какой-какой… Прогрессивный. — Хах, скажешь тоже. Лютный — обитель прогрессивности. Знала бы Грейнджер, где ей на самом деле союзников нужно искать, давно бы уже в светлом-прекрасном жили. — Помолись ночью на неосведомлённость уважаемого замминистра, — Драко аж передёрнуло. — Томсону кажется, что он с твоим маячком непобедим. — Он с моим маячком утащит нас всех к дементорам, если попадётся. Так что пусть огоньки-то потушит. — Да ну хватит, Тео. Не дураки же мы совсем. — Мордред его знает, Драко. Ты с меткой в наркоту полез: я уже начинаю сомневаться в твоём благоразумии. — Прекращай, — поморщился он. — И так достаточно наговорил за эти дни, я виноват и трепещу. — Как-то не очень виновато трепещешь, — Тео кивнул в угол лаборатории на порцию чего-то весёлого. — Я к отъезду готовлюсь, — невозмутимо пожал плечами Драко. — Прикроем нашу лавочку, как в Хог попаду, успокойся уже. — Ладно, постараюсь поверить, — вздохнул Нотт и почесал лоб. — Скажи вот, всем зельеварам из Хога нужно с Азкабаном в догонялки играть, чтобы на работу взяли? По какому принципу директора персонал набирают? — Слизнорт вроде чист был. — Мальчиков после приёмов своих трахал, — уверительно закивал головой Тео. — По-любому. — Уточни у Забини, как в Италию поедешь, — вспомнил Драко Клуб Слизней. — Не, лучше ты у Поттера: быстрее встретитесь. Драко кинул в него сушёный желудочек летучей мыши, что нашёлся под рукой. Попал. «Надо было в Хоге за охотника играть».

***

Как бы Драко ни храбрился перед Ноттом, а тревога крепко держала его за яйца. Операция для компаньона была назначена на эту неделю, проводить её должен он сам — спасибо Пожирательскому прошлому и неоконченному колдомедицинскому. Однако, несмотря на скорое решение проблемы, Аврорат, дышащий в спину, действовал на нервы способом вовсе не терапевтическим. Даже после внедрения артефакта оставался риск быть пойманным: Драко молился, чтобы тот не оправдался. Он не лгал Нотту: после сентября наркобизнес будет прикрыт. Сейчас его главной целью было заработать как можно больше галлеонов, чтобы подготовить к своему отъезду ещё и бизнес официальный. Собеседования на должность штатных зельеваров должны были начаться уже в следующем месяце. Драко планировал отобрать лучших из тех, кто вообще решится с ним работать, и натаскать их под личным руководством: давайте, поищите дурачка из бывших ПСов, который вверит собственную репутацию кому попало. На должность администратора будет назначен Томсон: Драко не мог оставить человека совсем без работы, тот успел понравиться ему за эти полтора года… Впереди Малфоя ждал Хогвартс, сын, незавершённые научные работы и толпы глупых студентов. И он соврал бы, если бы сказал, что совсем не переживает о собственном будущем. Ждать письмо из школы — волнительно, а как же. Ехать в школу преподавателем — волнительно не меньше. Макгонагалл отправила ему внушительный список книг, который требовалось прочесть перед учебным годом. Помимо очевидных пунктов — учебников, в нём присутствовали и книги по педагогике с психологией. Где отыскать время, чтобы всё это впитать — он не имел ни малейшего представления, но действительно пытался выкроить минутку в напряжённом графике и иногда даже преуспевал в этом. Вот и сейчас Драко, выдворив Тео из мэнора, горбился над учебником зельеварения за пятый курс. Домашняя библиотека располагала и к изучению, и к изъяснению матом: — Мерлин, ну что за идиотизм? Антисглазной лак? Они бы ещё доксицид учились варить на пятом курсе. Северусов на этих авторов не хватает. Он перелистнул страницу и сонно моргнул. — Ну уж нет, полная хуйня. Никаких кретинских зелий на сегодня, хватит. Сам напишу программу для старших курсов: пора прекращать выпускать из Хога полусквибов. Он закрыл учебник на сто тридцатой странице и встал из-за стола.

***

Альбус потёр сонные глаза, но твёрдо решил не сдаваться и поэтому перелистнул учебник по зельям на сто тридцатую страницу. — Антисглазной лак? Зачем нам уметь его готовить? — недовольно пробурчал он и зевнул. Вставать в шесть часов, чтобы избежать встречи со Скорпиусом, было не самой мудрой затеей (не только потому, что встречи он так и не избежал). При мысли об утреннем происшествии кулаки непроизвольно сжимались, а глаза щурились: «Как? Просто как это случилось? Этот идиот не может быть настолько идиотом, чтобы не понимать, почему Роза неожиданно стала милой-пушистой с ним!» Он злился и одновременно волновался за Малфоя. Очевидно же, чем закончится их роман с кузиной (а в том, что роман случится, он не сомневался — Роза не сторонник полумер). В конце концов Скорпиус приползёт к нему с разбитым сердцем, и Альбус его, конечно же, простит. Но сколько ему ждать этого ползучего марафона? И как прожить эти дни без него? «С кем я вообще общаюсь, помимо Скорпа?» Удивительно: на поверку оказалось, что ни с кем. Альбусу всегда представлялось, будто их дружба — нерушимая константа. Он гордился этими отношениями, считал, что не существует в мире причин, по которым их пути могли бы разойтись. Был настолько уверен в крепком плече рядом, что даже и не пытался обращать своё внимание на кого-то другого. Зачем? Скорпиуса с головой хватало. И вот достаточно было лишь шелеста юбки, чтобы всё сломалось. Теперь Альбусу было непонятно, кем он больше опечален: Скорпиусом или самим собой, который однажды решил, что их дружба подлинная, и поверил в это. «Но, Мордред дери, если то была не дружба, что вообще тогда — дружба? Если эта глубина отношений недостаточна, то, блять, какая достаточна? Насколько сильно нужно вывернуться наизнанку перед человеком, чтобы хватило? И как набраться смелости сделать это снова?» Он смотрел на страницу с рецептом зелья и не замечал букв. Убегать от мыслей больше не получалось, но и какой-никакой урок из всей этой ситуации он вычленить не мог. Внутренний голос периодически прерывался на тишину, периодически сменялся неконтролируемыми воспоминаниями. Казалось, здесь они — руку вытяни и поймаешь.

«Ал, они все конченые ублюдки», — шептал Скорпиус ему на ухо, когда на первом курсе одногруппники смеялись над неудачами в чарах у сына главного героя столетия. Слово «ублюдки» в исполнении одиннадцатилетнего ребёнка казалось таким весомым и правдивым, что Альбус вдруг выдыхал и слабо улыбался неожиданному товарищу.

«Ал, они просто не знают, какой ты на самом деле, — успокаивал он на втором курсе, когда никто не хотел вставать с Поттером в пару на ЗОТИ. — В тебе есть много талантов, палочкой же и я помахать смогу, если понадобится. Ты будешь варить зелья и придумывать планы спасения, а я защищу нас от тварей».

«Ал, спасибо, что был рядом. Наверное, я бы свихнулся без твоих писем», — говорил Скорп после зимних каникул на третий год их дружбы. В то Рождество умерла его мама.

«Да нахуй мне твоя защита не нужна!», — орал он вчера.

Альбус поморщился. Уход к Розе предательством не казался: Скорпиус давно был в неё влюблён, Поттер смирился. В какой-нибудь параллельной вселенной, где кузина не была такой противной сукой, он бы даже порадовался. Но как Малфой при этом поступил с их дружбой… Этого Альбус оправдать не мог. Будто бы не было между ними трёх с половиной лет, будто бы они не прочли друг друга от корки до корки, будто бы все их разговоры по ночам ничего не значили… Но ведь это не так. Или всё-таки? «Интересно, а в жизни теперь всегда…» — Привет! — энергично оборвали его мысль из-за плеча. Альбус вздрогнул от неожиданности и обернулся. Вчерашняя девушка-рейвенкловка-вроде-подружка-Джеймса улыбнулась ему и села рядом на лавку. «Точно подружка Джеймса, это ведь она стояла с ним у входа в замок, когда мы со Скорпом шли из теплиц. Только вот тогда она нам совсем не улыбалась. Что изменилось?» Он наколдовал «Темпус», игнорируя её приветствие, и сожалением отметил, что до отработки у отца оставалось чуть меньше часа. Бежать было некуда, но отсесть-то можно? Альбус подвинулся влево, увеличивая расстояние между ними, в то время как «вроде-то-есть-уже-точно-подружка-Джеймса» повторила его движение. Она так и не прекратила улыбаться, продолжая заглядывать прямо в глаза. Альбус пододвинулся ещё раз. Девушка ещё раз скопировала его движение. — Да что тебе нужно? — не выдержал он. — Давай дружить? — невозмутимо произнесла она и протянула руку. — Что? «Дружить? Спасибо, подружил уже с одним, сижу теперь сопли на кулак наматываю». — Ну, общаться, шутить, вместе проводить время, — девушка неопределённо помахала рукой в воздухе, ни на секунду не отводя дружелюбного взгляда. Альбус подвис и резко забыл все слова. «Вот так просто всё у людей, да? Шутить и вместе проводить время. Ахуеть. Как бы от неё свалить? Странная». — Иди дружить с кем-нибудь другим, — он снова отодвинулся, примостившись на самом краю лавки. — У меня достаточно друзей, но я хочу ещё и с тобой. — А чем тебя мой брат перестал устраивать? — Ничем. С ним мы тоже дружим. Альбус скептично её осмотрел и отвернулся. Девушка была неряшливой: синий галстук болтался распущенной петлёй, на рукавах рубашки виднелись мелкие пятна чернил, а на вороте мантии блестели блондинистые волоски, выпавшие из растрёпанного каре. «Хотя чья бы корова мычала. Ты сам с гнездом на голове какие уже сутки ходишь, Малфой-то перестал колдовать над шевелюрой». Она ничуть не смутилась очередной резкости и снова — Мерлин, снова! — подобралась ближе, мазанув худой коленкой по его бедру. — Весь Хог знает, что вы поругались с Малфоем. Я просто не могу видеть тебя тут такого грустного. — Прибереги жалость для самой себя: понадобится, когда Джеймс кинет. — Альбус и сам не понимал, откуда в нём вдруг появилась эта желчь. Обычно он холодно-вежлив с незнакомцами, — «Зачем тратить энергию на идиотов?» — другой вопрос, что раньше идиоты не были столь настойчивы. — Уже кинул. Говорю же, мы дружим. — Ладно, мне плевать. Уйди, пожалуйста. Отсядь вон куда-нибудь подальше, я пообещаю не докучать своей грустью. — О, а ты читаешь зелья за пятый курс? Мы на прошлой паре антисглазной варили. — Ты меня вообще слушаешь? Проваливай! — Ты очень грубый, Альбус Поттер, — протянула девушка. «Ага, грустный, грубый и не хочу с тобой дружить. Давай, заплачь. — Альбус вздохнул и стащил со стола учебник, убирая его в сумку. — Ну, шляться так шляться. К Миртл давно не заглядывал, пора исправлять». Он поднялся со скамьи и, не оглядываясь, стал уходить. — В другой раз поболтаем! Хорошего тебе вечера! — прилетело ему вдогонку. «Идиотка не оправдывает цвет своего галстука».

***

«Так, где там стопка с буквой «О»? На парту, кажется, убирал. А, вон, у окна, точно». «Может ли сейчас Скорпиус быть с Розой?» «Ага, стопка с «К» у стремянки, вижу». «Как они вообще стали общаться? Роза смогла убедить Скорпа в том, что все года в глаза долбилась, поэтому не замечала золотце под носом?» «Почему так много фамилий на «М»? Надо вторую стопку организовать, эта, не дай Мерлин, развалится». «Он сейчас, наверное, улыбается, пока с ней». «Да где это «О»?! А, у окна. Опять забыл». «Он не предал меня, нет. Он просто влюбился и запутался». «А где новая стопка с «М»? Может, мне всё это добро тоже по алфавиту расставить, чтобы быстрее ориентироваться?» «А если он всегда будет так влюбляться и «путаться»? Что тогда? Начнёшь коллекционировать эпизоды собственного одиночества, расставляя по алфавиту фамилии его новых дам?» «Книга о боевых зельях? Такие существуют?» «Буду ли я тряпкой, если прощу Скорпиуса?» «Мерлин, разбивать зелья в бою! Это ж надо додуматься! Заберу книгу себе». «А если за это время он поймёт, что ему без меня хорошо, и не придёт просить прощения? С чего я вообще взял, что Скорп воспринимает нашу дружбу так же, как и я? Ну да, он тоже говорил, что эти отношения особенные, но мало ли что он там говорил? Хуйня это всё для него, видимо». «Как я умудрился прожить четырнадцать лет в магическом мире и не узнать про боевые зелья? Теперь ЗОТИ может стать по-настоящему интересной». «Ладно, если для него это всё ничего и не значило, то даже хорошо, что мы поссорились. Значит, мне не нужен такой друг, который променяет меня на гнилых людей. И никакие оправдания о «влюбился» и «запутался» тут не сработают. Не придёт просить прощения, так скатертью дорога! Проживу как-нибудь. Наверное». — Альбус… — вдруг позвал его отец, который так же, как и вчера, сидел за столом и что-то чёркал в бумагах. — Да? — Кхм… за завтраком я видел, что вы ещё сильнее поругались со Скорпиусом. Что случилось? — Я не хочу это обсуждать. Внешнее спокойствие младшего Поттера слетело с него, как шляпа на ветру: «Папуля решил поиграть в папулю? Другие Поттеры оплошали? Или наскучили? Четырнадцать лет жил со мной в доме не семьёй, а однофамильцем — ни привет, ни здравствуйте: сбагривал деду с бабушкой, бежал на работу, занятой ты мой. А теперь, ахуеть: «Что случилось?» Что-что, пап? Иди-ка поработай». — Почему? Я ведь могу помочь. — Надо же — как? — Найти выход из этой ситуации. «Какой, нахуй, выход? Что ты вообще о нас со Скорпиусом знаешь? Хоть раз за четыре года в Хогвартсе спрашивал у меня о нём?» — А найти домовика, который приносил бы мне еду в постель, сможешь? — огрызнулся Альбус, разозлённый этой беседой. — Мне Большой зал портит аппетит в последнее время. Отец поджал губы и на мгновение отвёл взгляд, однако быстро совладал со злостью или, может, обидой — Альбус не понимал, что именно скрывалось за этими глазами. — Я не уверен, но, кажется, если отыскать в подземельях портрет с грушей и пощекотать её, можно попасть в интересное место. — Гарри вздохнул и пододвинул очередные бумаги ближе. — Забеги перед завтраком. Альбус вздёрнул бровь и отвернулся. Пощекотал корешок книги о боевых зельях.

***

Роза стащила резинку и распустила косу. Пышные рыжие кудри упали на плечи, ярко выделяясь на тёмной ткани мантии. Она знала, что была красивой. Черты лица у неё мамины, мягкие, «окрас» же классической уизлевской породы. С огоньком. С самого детства из зеркала на неё смотрела хорошенькая девочка, Роза никогда не сомневалась в себе. Да и с чего бы? Папа называл её «Золотцем», Джеймс — «Цветочком»: мужчины в семье любили и оберегали свою малышку. «Кроме Альбуса, конечно, но так тот разве мужчина?» Она прокручивала в голове утреннюю ссору и почти блаженно жмурилась. Лицо кузена наконец-то обезобразилось эмоциями: это зрелище стоило десяти свиданий со Скорпиусом, не меньше. «Стоит ли мне с ним спать? Встречаться-то — понятно, конечно, начну. Но обязательно ли спать? Наверное, буду смотреть по состоянию Поттера. Если сможет быстро прийти в себя, то, пожалуй, да, пересплю». — Роза! — позвали за пределами ванной, постучавшись в дверь. — Мы хотим в душ, выходи. Уизли вздохнула, в последний раз взглянула на своё отражение и натянуто улыбнулась: «Ну что, бежим покорять сердца?»