Пустота

Эбигейл считала себя сильной, смелой и независимой, но это так, когда она оставалсь лишь в своих мечтах, где все эти качества были самой важной чертой. На деле же она была скромной и до ужаса робкой. Такой, которую все без стеснения будут назвать пай-девочкой, тыкать пальцем и пользоваться её не способностью отказать в каком-либо деле. И девушка к сожалению с этим соглашалась, молча принимала свою ношу и продолжала идти вперёд, игнорируя свои слабости. Летний лагерь был для неё некой отдушиной, где она могла бы быть собой, забыть на пару месяцев свою привычную серую жизнь и возможно действительно искренне влюбиться? Всё её сердце трепетало от осознания того, что она вполне могла бы быть той самой девушкой, в которую могут влюбиться безпамяти. Стать той, которую будут любить трепетно и так важно для самой девушки. И всё это стало явью. Почти самой настоящей сладостной правдой, от которой сердце трепетало, а ладони от волнения потели. Она ощущала себя особенной в глазах Ника, ощущала как его бдительность и плотно выстроенные стены потихоньку крошатся, позволяя открыть ей одной проход. Эбби помнила их первую встречу. Помнила тот инструктаж, помнила нелепый вид Ника, который просто кивнул ей на её приветствие. Помнила как ей было неловко от того, что ей не хватало смелости. Но именно тогда она уже знала, то что именно Ник стал тем человеком, который разжег в её сердце огонь; такой небольшой костёр, который подпаляли все эти взгляды, неловкие касания и попытки выразить свои чувства. Фурцилло не был мастером говрить о себе, складывать свои чувства и мысли в слова — за него говорили его тёмно-карие глаза, в которых казалось порой было намного намного больше, чем на самом деле. И Эбигейл было этого достаточно. Просто знать и верить в то, что за оставшиеся дни они смогут друг перед другом открыться, рассказать о важных чувствах и наконец-то попробовать стать кем-то большими, чем вожатые и друзья. Но жизнь та ещё сука, и все грёзы с треском крошатся на миллионы осколков, таких маленьких незначительных деталей от которых одна только боль и разочарование. А маленькая девочка, которая сидит внутри Блиг исчезает в мгновение ока. Все детские мечты и грёзы становятся лишь обрывки воспоминаний.

***

Эбигейл страшно, до тихого спёртого дыхания где-то в самых потаённых уголках непроглядной тьмы, до потных ладоней мешающих сжать всю свою волю в кулак, до быстро бьющегося сердца, что кульбитами резкими меняется. Страх Паника Безысходность Плотный груз ответственности за свою жизнь вдогонку бежал за ней, вселяя остатки разума и шанса на спасение, а сердце так и кричало: «Сдайся!» Упади в эти когтистые лапы смерти и прими свою судьбу от тех рук, которые сердцу так важны. Отдай свою чистую невинную душу самому дьяволу, не прячь её. Просто сдайся, дай почувствовать хищнику запах отчаяния. Дай почувствовать Нику то, что он уже не он — оболочка оборотня лишь верхушка айсберга, который так точно целится в неё. И запах отчаяния лишь тонкая нить ведущая его к ней. У Эбигейл Блиг нет шансов на спасение, но разве она не может попытаться? Даже если отчаяние захватило её с головой, накрыло чем-то тяжёлым, неприятным и до ужаса пугающим. Страх за свою жизнь, за жизнь Фурцилло, что сейчас не контролировал себя, но выдавал своё присутствие лишь тем, что голодный вой раздавался среди всей той атмосферы хаоса, боли и отчаяния, которое так упивалась проказница судьба, заставляя подростков выживать, буквально цепляться за жизнь и стараться сделать хоть что-то, что спасёт тебя. Чем быстрее она бежала, тем меньше сил оставалось на то, чтобы противостоять смерти. Она знала, что всё закончится, знала, что его крепкие объятия и тот отчаянный голос, который отдавал хрипотцой. Знала, что последние слова Ника перед тем как он окончательно отдастся той тьме были: — Не оборачивайся, беги так быстро как сможешь, я не смогу долго оставаться собой. Прошу, Эбби, спаси себя…