Под сенью голубых гортензий

ᴀɴᴅ ɪ ᴡᴏᴜʟᴅ sᴀʏ ɪ ʟᴏᴠᴇ ʏᴏᴜ ʙᴜᴛ sᴀʏɪɴɢ ɪᴛ ᴏᴜᴛ ʟᴏᴜᴅ ɪs ʜᴀʀᴅ sᴏ ɪ ᴡᴏɴ'ᴛ sᴀʏ ɪᴛ ᴀᴛ ᴀʟʟ ᴀɴᴅ ɪ ᴡᴏɴ'ᴛ sᴛᴀʏ ᴠᴇʀʏ ʟᴏɴɢ ʙᴜᴛ ʏᴏᴜ ᴀʀᴇ ʟɪꜰᴇ ɪ ɴᴇᴇᴅᴇᴅ ᴀʟʟ ᴀʟᴏɴɢ ɪ ᴛʜɪɴᴋ ᴏꜰ ʏᴏᴜ ᴀs ᴍʏ ʙʀᴏᴛʜᴇʀ ᴀʟᴛʜᴏᴜɢʜ ᴛʜᴀᴛ sᴏᴜɴᴅs ᴅᴜᴍʙ ᴀɴᴅ ᴡᴏʀᴅs ᴀʀᴇ ꜰᴜᴛɪʟᴇ ᴅᴇᴠɪᴄᴇs Сириус не любил праздновать свои Дни рождения. Торжественный приём в честь наследника; куча родственников, к которым гриффиндорец был так же равнодушен, как и они к нему; мать, которая произносила тост, словно соболезнования самой себе... Ничто из этого не несло на себе ни намёка на праздник. Так что каждый год Сириус ждал этот день как неизбежное наказание. Солнце неспешно подбиралось к зениту, когда виновник грядущего торжества разлёгся под кустом голубой гортензии где-то в глубине сада Блэков. Он затянулся самокруткой, вглядываясь в отчаянную синеву июльского неба. Мысли уносились далеко. Быть здесь и сейчас не хотелось. Сириус расслабленно прикрыл веки, как вдруг... — Агуаменти! — успел услышать Сириус до боли знакомый голос, а затем ощутил, как его окатывает водой. Он фыркнул, выплюнул потухшую самокрутку и сел. — Разве ты не должен готовиться к вечеринке? — насмешливо спросил Регулус, любуясь мокрым старшим братом. — Какого дементора, братец?! — возмутился Сириус, помотав головой, чтобы немного просушить волосы. — Тебе так даже лучше, — усмехнувшись, сказал Регулус и как ни в чём не бывало уселся на траву рядом. — Ты просто невыносим! — Спасибо, я старался, — всё ещё улыбающийся Регулус, прищурившись, посмотрел на солнце, — написал уже вишлист? — Ты серьёзно? — хмуро отозвался Сириус и, не удосужившись высушить себя, достал из маленького блестящего портсигара новую самокрутку, чтобы вновь закурить. — Желание моё только одно. Пусть скорее наступит завтра. — А как же помечтать? Говорят, в День рождения сбываются даже самые безумные желания. — В мой День рождения никогда ничего хорошего не происходит, — вздохнул Сириус и затянулся поглубже сладковатым дымом с ароматом вишни. — Да неужели? — Регулус ловко перехватыватил самокрутку и затянулся тоже. — Ну вот! Я же говорил... Не успел Сириус закончить фразу, как Регулус, не говоря ни слова, притянул брата к себе и прильнул губами к его губам. Не ожидавший ничего подобного, старший брат приоткрыл рот, позволяя младшему выпустить вишнёвый дым. Сириусу показалось, что ни одна доза никотина прежде не вызывала такой эйфории, отозвавшись в сонной артерии учащённым пульсом. Бродяга ощутил, как язык брата проник в его рот, и, поддавшись импульсу, стал жадно отвечать на поцелуй. Это было странно, неправильно, но так хорошо и возбуждающе, что останавливаться не хотелось. Сириус зарылся тонкими пальцами в кудри брата, продолжая сминать нежные губы Регулуса нетерпеливыми поцелуями. Наконец младший брат не спеша отстранился. Старший как загипнотизированный посмотрел на припухшие от поцелуев губы брата, невольно залюбовавшись. — С Днём рождения, Сириус, — улыбнувшись, сказал Регулус, отдал брату самокрутку и ловко поднялся на ноги. — Отличный вкус, кстати. — Спасибо, — с растерянной улыбкой отозвался гриффиндорец. Сириус всё ещё ощущал поцелуи брата на своих губах, хотя Регулус уже исчез где-то за дальними оранжереями. Сириус растянулся на мягкой траве звёздочкой и вновь стал всматриваться в безмятежное небо. Перистые облака лёгкой рябью прерывали однородную синеву небесного полотна. Нежная трель кузнечиков разбавляли тишину сада. Воздух был наполнен ароматами роз, гортензий и глицинии. Сириуса накрыло безудержной волной любви ко всему миру. Может, и в самом деле есть какая-то магия в Дне рождения? Под влиянием момента Сириус отломил от куста гортензии одно соцветие и осторожно коснулся его губами. *** Сириус стоял на коленях перед мраморным надгробием. Он знал, что гроб в этой могиле пуст, но всё равно приходил сюда минимум несколько раз в год. На День рождения брата он всегда приносил букет ирисов, а в предполагаемую годовщину смерти — исключительно голубую гортензию. — Я не знаю, почему я прихожу сюда и говорю с тобой. Просто... я всё ещё помню тот июльский полдень в саду. И я не знаю, почему ты тогда это сделал. И, наверно, это вообще ничего не значило, но... Я скучаю по тебе, сукин ты сын. Я надеялся, что ты будешь портить мне жизнь хотя бы ещё лет 20, а ты... — Сириус замолчал, сдерживая подступивший к горлу ком. — Ты не должен был... не должен. Сириус поцеловал гортензию и бережно положил голубой цветок на чёрную осеннюю землю, неспешно поднялся на ноги, отряхнулся и, не оглядываясь, пошёл прочь с кладбища, зябко кутаясь в чёрное осеннее пальто и щурясь от непрошенных слёз. Чугунная ограда жалобно скрипнула, выпуская Сириуса, и он скоро исчез, растворившись во влажном лондонском тумане. Бродяга не видел, как из-за ближайшего памятника бесшумно выскользнул темноволосый юноша в расстёгнутой дорогой мантии глубокого тёмно-синего цвета с не менее дорогим бирюзовым шарфом. Брюнет подошёл к той же могиле и недвижно постоял с минуту, потом наклонился, подхватил голубой цветок тонкими бледными пальцами и поспешил прочь. Регулус знал, что ровно через год всё повторится.