Демоны умеют любить?

      Они говорили, что демоны не умеют любить, и Мэл еще будучи ребенком им верила, глядя на то, как отец безжалостно издевается над матерью. Ей тоже порой попадало, и чаще всего она даже не могла понять за что. Он просто делал то, что ему вздумается и когда вздумается. Много раз Мэл слышала крики матери из спальни, но у неё никогда не хватало духу войти и помочь, потому что глядя на мелькающие тени, которые терялись во тьме, стоило отцу опрокинуть лампы, она понимала что там происходит что-то, что ребенку вроде неё видеть не стоит.        Если бы она зашла в тот вечер, когда он её убил, то вероятно не лежала бы сейчас на тёплых коленях, бессмысленно пялясь в клочок звездного неба, который открывался среди обступивших демоническое логово скал. Ей не было страшно, когда пришлось уйти из дома, чтобы выжить, Мэл помнила лишь ненависть к отцу, пылающую в груди. С этим же чувством девчонка сравнивала горячую демоническую кровь, когда она меняла её тело.        Было больно?        Да.       Но даже это не помогло ей найти ответ на один единственный вопрос, которым она живет:        «А люди умеют любить?»        Демоны не умеют любить, они наслаждаются красотой и эстетикой. Наслаждаются правильной формой носа, необычным цветом глаз, изящной линией губ, кожей без изъянов, запахом невинности и худощавыми пальцами с милыми розовыми ноготками.        Так Мэл говорили с самого детства и поэтому она считает, что не имеет права любить её, чьи светлые кудри золотым водопадом переливаются до самых плеч. Чьи ясные глаза заменяют ей дневное небо, позволяя насладиться темными крапинками, как птенцом в первый раз, но храбро взмахнувшим крыльями. Её, чья улыбка светит ярче луны и греет куда лучше солнца медленно тающее и смягчающее рядом с ней сердце. Её руки горячее огня, но никогда не обжигают, её голос звонче оркестра, но никогда не перебивает. Она — само солнце, но убивает Мэл медленно и мягко, и ей никогда не понять умирает ли она рядом с ней или рождается вновь.        А умею ли любить я?        — У тебя красивые глаза, Мэл, — сладкий шёпот сводит с ума, как и теплая рука, перебирающая темные пряди.        — У тебя красивее, — тихо, боясь спугнуть момент, отвечает Мэл, — как ясное дневное небо, которое увидеть у меня больше нет возможности…       — А твои как ночное. Такие же тёмные, глубокие и завораживающие своей таинственностью, — не теряется девушка.        — В моих глаз нет ни луны, ни звезд, — печально пожимает плечами демон.        — Они в них отражаются, а значит есть, — невинно смеётся та, и Мэл влюбляется снова, в миллионный раз. Она прикрывает уставшие видеть кровь глаза и не чувствует ничего кроме тепла нежных ладоней. Ей больше ничего и не хочется чувствовать, кроме безмерной любви к этому божественному созданию, которого мрачное существо, вроде её самой совершенно точно недостойно. Звенящая тишина одиночества, что раньше была незваным, но постоянным гостем в этом спрятанном в тёмных пещерах месте, и от которого лопались ушные перепонки, теперь сменяется тишиной умиротворения, спокойствия и желанной душевной целостностью, пустоту которой заполняли голубые глаза напротив.       — Как ты считаешь, — начинает после минуты сладкого молчания Мэл, — демоны умеют любить?        — Умеют, — ни секунды не колебаясь отвечает голубоглазая.        — А демона можно любить? — не унимается Мэл.        — Можно, — тепло улыбаются ей. Девушка тянет к ней руку, с невероятной нежностью касаясь румяной щеки, будто до хрупких крыльев мотылька.        — Тогда можно я буду любить тебя, а ты меня, моя чудесная Лэнн? — шепчет она.       — Можно, — ласково произносит Лэнн и целуют холодную руку.