Змей

Все, кто хоть немного знал Змея, давали ему безапелляционную характеристику: «Тварь». Впрочем, такое впечатление он производил и на тех, кто его впервые видел. Этому способствовала характерная внешность, будто сотканная из острых граней и углов, странно сочетающимися с по-звериному плавными движениями, действительно больше подходящих змее, чем человеку. Возвышаясь над окружающими на голову, он словно ледокол беспрепятственно рассекал толпу, подталкивая нерасторопных прохожих широкими плечами. Жесткий прищур глаз, скулы, о которые можно порезаться даже не касаясь, ядовитая ухмылка, растягивающая тонкие губы в бритвенном оскале — каждая черта отталкивала и парадоксально завораживала, приковывая взгляды. Если глаза можно было назвать зеркалами души, то ни у кого не вызывала сомнений, что у Змея та если и есть, то давно обуглилась до глянцевой черноты — темные провалы зрачков больше напоминали окна в Бездну, готовые в любой момент то ли выплеснуться наружу, то ли затянуть в свою глубину того неосторожного, осмеливающегося задержать взгляд хоть на секунду дольше. Подобное можно было бы назвать лишь случайностью, если бы не причуда, окупающая все подозрения — Гипноз. Простое название, таящее за собой неприглядную истину, скрытую за стеклами темных очков. Змей был неправильным. До зубовного скрежета, до мозга костей он от макушки до кончика длиннющей косы был неправильным, настолько, что ломало изнутри. У нормальных людей не должно быть настолько ядовитой ухмылки что кажется еще секунда — и меж узких губ покажется раздвоенный язык. У нормальных героев нет пластики танцора — большинство из них движутся пусть и бесшумно, но быстро и отрывисто, а не плавно, будто с ленцой, перетекая из одной позы в другую, так что кажется можно проследить как мышца одна за другой сокращаются и расслабляются, выделяя еще сильнее витые жилы на руках и шее. С нормальных людей не хочется сорвать оправу темных очков, чтобы об этом в момент пожалеть — окна открыты не то что в Бездну — в сам Ад, отблески которого мечутся в глубине обсидиановых глаз, пленяя и обезоруживая даже без причуды. И хочется отдать все что угодно, сделать все что пожелает — лишь бы не отводил взгляда, смотрел-смотрел-смотрел с тем бешеным голодом, находящим отклик внутри. И со стороны было видно, как злодей S-класса, смертоносный настолько же, сколь и безумный, испуганным кроликом застыл пред медленно приближающимся к нему героем, словно его личный жнец, обещающий тому вечное забвение если он пойдет за ним. И, будь у преступника выбор — последовал за своей персональной Смертью с послушанием крысы, очарованной мелодией сказочной флейты. Секунда — и взметнулись точеные руки, фиксируя злодея в захвате, лишая возможности использовать — причуду и разум — соображать, оставляя осоловело моргать в растерянности, потеряв ориентиры кроме одного — кончика косы с вплетенными в нее лезвиями, матово отблескивающими в свете неона вывесок. Глубокий голос с шипящими нотками вкрадчиво втолковывает что-то по коммуникатору, и мелодия мягкого баритона опутывает крепче стальных нитей на теле — всего лишь мираж, вызванный остатками причуды, но мелкая дрожь проходит по телу и злодей, захлебывающийся в своем помутнении, ненавидит это как обожает запах крови, дразняще ласкающий рецепторы. Ему кажется, что поверни голову чуть левее — и можно слизать холодную каплю с ледяной кожи, украшенной едва заметными чешуйками. Но голова зафиксирована так же плотно как и тело — руки с узловатыми пальцами безжалостно намотали на кулак отросшие волосы, царапая до крови острыми когтями, а кровь что чувствуется — на самом деле его собственная, стекает каплями с разорванной ножом губы, не уклонился вовремя — была бы перерезана глотка. У Змея высокая смертность преступников — охотится за сильнейшими, выжигает с корнями, травит ядом острых клыков или на лезвиях ножей, ломает разум и кости, не оставляя ни шанса на милосердие, оставляя подобную честь тем, кто желает прослыть «символом» и разгребая после них последствия в виде безумцев и маньяков, «милосердно» запертых когда-то в клетки и вырвавшиеся из них спустя года, еще более озлобленных и горящих жаждой уничтожать. Однако этому злодею в какой-то мере повезло — Змей решил его сдать полиции вместо того чтобы разделаться самостоятельно. Откуда же маньяку было знать, что герой обещал вернуться домой без следов крови на одежде и руках, которые должны были быть заняты праздничным тортом, а не остатками злодея, расстраивая маленькую племянницу, чья улыбка, столь же острая, как и у него, сияла ярче солнца? Небольшой подарок — метательные клинки, острые как бритва, и обещание научить ими пользоваться, данное пару лет назад с их близнецами в ножнах, разве что в сто крат безопаснее. Полицейская машина появилась за считанные минуты, позволив вновь надевшему темные очки Змею передать связанного злодея в руки правосудия, махнув на прощание рукой. Отчеты — завтра, сегодня был взят выходной. Забрав с пролета лестницы чудом уцелевший торт от известной пекарни, Змей без шума скрылся в вечерних сумерках.