***
— Прежде чем начать занятие, я бы хотел озвучить вам кое-какую информацию. Мистер Хейл говорит размеренно и чеканит каждое слово, как генерал перед толпой необученных новобранцев. Лиам даже допускает мысль, что тот отслужил не один год в армии, потому что его выправка и аккуратность слишком уж заметны; для некоторых даже слишком. Данбар постоянно наблюдает, как восторженно Стайлз смотрит на Дерека — между ними должно быть не больше десяти или двенадцати лет разницы, а Стилински без пары месяцев совершеннолетний — и не менее часто рассказывает, как он прекрасен. Пожалуй, эта тема в его речи занимает всего-то порядка девяноста процентов. — Нашим ежегодным мероприятием является «Гордость школы», которое состоится уже через две недели. Сегодня пройдёт тайная лотерея, по результатам которой будет выбран один представитель от каждого класса. Не будут участвовать лишь те, кто побеждал в прошлых годах. Мистер Хейл гремит выдвижным ящиком стола и достаёт оттуда холщовый мешок. Каждый ученик с придыханием вытягивает из мешка по одной бумажке, скрученной в трубочку, чтобы надпись внутри нельзя было увидеть заранее, и так мистер Хейл обходит весь класс, пока не останавливается перед Лиамом. — В твоей прошлой школе было что-то подобное? — спрашивает он, в то время как Данбар шарит рукой в опустевшем мешке. — Ничего подобного. — Что ж, всё бывает впервые, — с улыбкой отвечает мистер Хейл и уходит к своему столу. — А теперь поднимите руку, у кого на бумажке написано: «Ты в игре!» Не глядя на одноклассников, Лиам разворачивает свой миниатюрный свиток дрожащими руками — только не я, пожалуйста, это не могу быть я — и издаёт тихий, полный разочарования вскрик. На белом прямоугольнике бумаги скачущим почерком мистера Хейла выведена надпись: «Ты в игре!»***
— Не-е-е-ет! — вопит Лиам на всю раздевалку, и аргументы заканчиваются даже у Стайлза. — Да брось ты, всё пройдёт гладко, — увещевает его Стилински, пока Скотт пытается переодевать убитого новостью и равнодушного ко всему Данбара в спортивную форму. — Мы тебе быстро накидаем программу, ты её исполнишь и больше не вспомнишь об этом кринже. Ну, до следующего года, если не повезёт снова вытянуть пригласительный билет. Лиам издаёт очередной вопль из смеси паники и недовольства. Надо же было так умудриться — бумажка была последней, и никто из впереди сидящих до неё не добрался. Или же мистер Хейл заранее всё продумал: Лиам всегда сидит в дальнем углу аудитории, и если положить бумажку на дно, то вероятность, что её вытянет последний, оказывается выше. С другой стороны, кто-то мог хорошенько перемешать содержимое мешка и тогда… Лиам безразлично поднимает руки, когда Скотт пытается стянуть с него футболку, и понимает, что всё это ерунда. Не повезло — значит не повезло. Обменяться не вышло, аннулировать свой приговор у мистера Хейла — тоже, так что иных вариантов, кроме как участвовать, у него не предвидится. — А знаешь, — пыхтит Скотт, распутывая шнурки на бутсах Лиама, — может быть, это даже хорошо. Ты ведь не знаешь про особенный приз победителю, который вот уже как пару лет практикуется после конкурса. Лиам без особого интереса наклоняет голову вниз, где на корточках перед ним сидит МакКолл, а Стайлз со всей силы бьёт себя ладонью по лбу. — Я никогда тебе не говорил и не скажу этого больше, Скотт, но прямо сейчас ты гений. — Да в чём дело? — не выдерживает Лиам. — Победителю Тео Рейкен дарит танец! — вскрикивает Стайлз, привлекая к себе внимание всей раздевалки, и слава всем богам, что объект разговора переодевается всегда за пять минут и первым выходит на поле. — Ага, — тупо отзывается Данбар, несколько секунд сидит с ошарашенным лицом, а потом отбирает шнурки, с которыми до сих пор не разобрался Скотт, и быстро заканчивает с переодеванием. — Тогда начинаем готовиться к конкурсу с сегодняшнего дня!***
В тот же день на доске объявлений появляется список участников «Гордости школы», и Лиам не видит ни одной знакомой фамилии. В том числе ни одной мужской. — Я не могу проиграть Тео незнакомой девчонке, — решительно заявляет Данбар, и Мейсон, заканчивающий изучение списка, хохочет ему на ухо. — Конечно, ведь самая горячая девчонка в школе — это ты, — продолжает хохмить Хьюитт. Они вливаются в поток школьников, тянущийся на весь коридор. Пересменка скоро закончится, и Лиам пытается хотя бы в общих чертах узнать, к чему ему предстоит готовиться. — Сам конкурс состоит из пяти этапов, — рассказывает Мейсон, ловко лавируя между разрозненными потоками школьников. — Это первое впечатление, самопрезентация, дефиле, интеллектуальный и творческий этапы. — Дефиле? — переспрашивает Лиам и содрогается от предположения: — Не в купальник же, правда? Мейсон только отмахивается. — Нет, вульгарная одежда запрещена. Ах да, тебе бы само положение почитать. — Для этого конкурса ещё и официальное положен... — начинает Лиам и обрывается на полуслове, когда врезается в вышедшего из-за угла человека. Первой идеей становится извиниться и дальше пойти по своим делам. В конце концов, вышли наперерез ему, и вообще не надо так внезапно появляться из-за угла, который является слепой зоной. Лиам поднимает глаза, уперевшиеся на уровень подбородка ввиду разницы в росте, чтобы увидеть всё лицо, и не может сказать ни слова. — Упс, прости, — извиняется Тео Рейкен и виновато улыбается. Зрительный контакт длится несколько секунд — глаза в глаза, такой пристальный, что у Лиама перехватывает дыхание. А ещё он наконец-то как следует рассматривает цвет радужки: такой светло-коричневый, с зелёным подтоном. — Я тебя не ушиб? — серьёзно спрашивает Тео, когда пауза затягивается. Данбар вспоминает, что моргать и дышать — совершенно нормальное явление и это можно делать в присутствии Тео. Он прокашливается, приняв самый нелюдимый вид из всех, который есть в его арсенале, и, на ходу буркнув: — Нет, — поспешно обходит Тео и быстрым шагом примешивается к разноцветной толпе. Мейсон догоняет его, когда сердце, накормленное адреналином, готово выскочить через горло. — Это что сейчас было? — шипит Мейсон. — Я врезался в Тео. — Да я о твоём лице, — раздражённо уточняет Хьюитт и тычет пальцем в сведённые брови Лиама. — Если тебе нравится человек, не надо встречать его с такой гримасой пренебрежения. — Да тихо ты, — шипит в ответ Лиам и оборачивается по сторонам, проверяя, слышит ли кто-нибудь их разговор. — Я растерялся. Он выскочил так резко. Лиам доходит до своего шкафчика и долго не может вспомнить от него код. Сердце едва замедляет ритм, ноги подкашиваются, и всё это так глупо: у Лиама ведь уже были отношения, это не так страшно и сложно, как в первый раз, но Тео… Он вызывает в Данбаре благоговейный трепет, словно смотрит на произведение искусства. А смотреть на такие вещи без дрожи и идиотских поступков нельзя. — Тридцать пять и девятнадцать, — напоминает Мейсон, когда Лиам так и не отпирает замок. — Да, спасибо, — рассеянно говорит тот и прислоняется к шкафчику. Он молчит ещё некоторое время. — Это было тупо? — Это было очень тупо, — отчитывающим тоном поправляет Мейсон и вздыхает. — Когда ты выиграешь и пойдёшь с ним танцевать, не дай бог, Лиам, ты поведёшь себя как придурок. Клянусь, я тебя лично бить буду. — А я выиграю? — скептически уточняет Данбар, за что получает первую порцию обещанного — лёгкий удар в плечо. — Конечно, ведь тебя будут учить профессионалы.***
Лидия в очередной раз проходится по сцене. Короткая юбка вкупе с высоким каблуком выгодно подчёркивают её длинные ноги, с каждым движением бёдер волосы, достающие почти до талии, эффектно колыхаются и подпрыгивают. Лиам заворожённо смотрит на неё, когда на последнем шаге она круто поворачивается и отправляет воздушный поцелуй в пустой актовый зал. — Это было моё первое впечатление в прошлом году. Мне только после него подарили три букета, — без особого восторга в голосе рассказывает Лидия и, уперев руки в бока, смотрит на Лиама. — Но тебе такое явно не подойдёт. Данбар согласно кивает. Хоть он и самая горячая девчонка в школе — спасибо, Мейсон, — но нет. — Важно держать спину прямой, и смотреть тоже нужно прямо. Иди сюда, давай. Мартин протягивает руку и с удивительной ловкостью втаскивает Лиама на сцену. Критично оглядев его обычную осанку, она требовательно давит сзади на поясницу, а спереди — на грудную клетку, чтобы выпрямить спину по струне. — Вот так вот. И подбородок выше. Лиам повторяет в точности за её словами. Не горбиться неудобно, спина начинает ныть от непривычного для неё положения, а потом Лидия ещё усложняет задачу: — А теперь иди. Не сильно виляй бёдрами, но старайся идти ближе к воображаемой линии, которая проходит на середине между шириной ног. Сначала Лиам не понимает, где идёт эта линия. Потом недоумевает, как можно идти по такой траектории и не заваливаться набок, при том что Мартин требует смотреть исключительно прямо. Он проходит едва ли полметра, смотря вперёд, как запинается о собственный ботинок и чуть не падает со сцены. — Да я так и пары шагов не сделаю. Лидия наклоняется к нему, присевшему на корточки, и, цокнув языком, говорит: — Это я тебе не сказала главное правило: всегда улыбайся. Лиам обречённо закатывает глаза.***
— Читай, — в приказном тоне говорит Мейсон и протягивает Лиаму исписанный лист. Данбар устраивается за своей партой и принимается за чтение, пока есть около пяти минут до звонка. Почерк у Мейсона — эльфийская вязь, но даже то, что он с трудом разбирает, вызывает в нём долю сомнения. — Это же сухое перечисление всего, что я умею, — неуверенно заключает Лиам и искоса смотрит за реакцией Хьюитта. — Ну да, тебе ведь нужно рассказать о себе. — А разве не нужна некоторая… театральность? Художественность? Мейсон закусывает губу, и Лиам ещё раз просматривает текст, не надеясь найти там что-то большее, чем список невеликих навыков типа игры на гитаре или езды на велосипеде. — Давай я доработаю, раз тебе не нравится, — предлагает Мейсон спокойно. — Время до репетиции есть. Репетиция? Боже, конечно, как же школа могла пустить такую самодеятельность на самотёк; упаси боже, кто-то захочет пошутить пошлую шутку, какую ещё не слышали преподаватели. — Без обид? — уточняет Лиам, передавая текст, у Мейсона, потому что никак не может расшифровать его спокойное-тире-равнодушно-обиженное лицо. — Разумеется, — уверяет Мейсон. Следом раздаётся звонок на урок, и обсуждаемую тему временно приходится отложить.***
По части дефиле всё проходит на удивление гладко: Скотт предлагает свою помощь в подборе костюма, и вместе они перерывают сначала гардероб Лиама, а не найдя ничего определённо достойного, отправляются за помощью к Мелиссе. Миссис МакКолл тратит втрое меньше времени, чтобы собрать образ Лиаму из его вещей и части — Скотта, и Данбару нравится, что он видит в зеркале: чуть зауженные книзу брюки, полностью закрывающие щиколотку, начищенные до действительно белого цвета кеды и приталенная белая рубашка с закатанными рукавами, чтобы было видно контурирующие вены на предплечьях. Финальный штрих ставит Скотт, когда спустя двадцать минут копания в шкафу достаёт оттуда чёрную атласную бабочку и радужные подтяжки, о происхождении которых Данбар старается не думать. — Учись я в школе, отдала бы за тебя только за этот конкурс десять голосов, — подытоживает Мелисса, когда Лиам встаёт перед зеркалом после дополнения образа. Лиам разглаживает рубашку на груди и благодарно улыбается.***
— К счастью, в конкурсе я никогда не участвовал, но всегда приходил посмотреть, — тараторит Стайлз через несколько дней у себя в комнате, пока переворачивает вверх дном заваленный бумагами рабочий стол, — так что помню большинство вопросов. Лиам принимает один лист, потом второй, затем ещё с десяток, и все испещрены записями — печатными, к великому его счастью, так что Данбар выдыхает, что не придётся тратить время на дешифровку чужого почерка. — А почему ты думаешь, что будут те же вопросы? — А потому что они ещё ни разу не менялись, как я в старшую школу перешёл. Лиам хмыкает, удовлетворённый этим объяснением, и два вечера ему требуется, чтобы вместе со Стайлзом разучивать, в каком году была построена школа или кто придумал такое издевательство, как женский корсет.***
Неделя, предназначенная для подготовки всех этапов конкурса, пролетает молниеносно. Лиам бегает с тренировок по лакроссу на куда более тяжёлые тренировки с Лидией, с них — домой к Стайлзу, чтобы учить вопросы, а на ночь его ждёт сказка от Мейсона в виде переписанного текста самопрезентации, которая ему всё равно не нравится. На сон остаётся так мало времени, что его можно обнулить. Субботняя тренировка заканчивается на полчаса раньше, потому что Лиам, главный нападающий команды, допускает ошибку за ошибкой, и тренер просто устаёт кричать и дуть в свисток. Скотт поддерживающе хлопает его по плечу и стремительно пропадает из вида, когда к Данбару подходит Тео. — Трудный день? — без тени сарказма или обвинения интересуется Рейкен и лучезарно улыбается. Мысли мечутся между «какого чёрта тебе надо?» и «неужели он говорит со мной, продолжай», и Лиам снова впадает в ступор. Ответная реплика находится с таким трудом, что Данбар чувствует, как из ушей валит невидимый дым. — Да, это всё из-за конкурса. — Да, конечно, ты же участвуешь. — Тео сочувственно кивает головой и, в задумчивости закусив губу, в следующую секунду предлагает: — Я сегодня устраиваю небольшую вечеринку, так, чисто для команды и друзей, и... Приходи, если есть свободный час. Буду рад тебя видеть. Тео улыбается на прощание и молча уходит, а Лиам стоит как вкопанный, будто в него метеорит ударил. Его позвал на вечеринку Тео Рейкен. Тео. Рейкен. В которого он, на минуточку, по уши влюблён. — Что он сказал? — шепчет Скотт из-за спины Лиама, и тот только пожимает плечами. — Позвал к себе домой на вечеринку. Скотт обходит Лиама со стороны и внимательно заглядывает в лицо. Данбар кое-как переводит на него ошалелый взгляд. — Я надеюсь, ты не планируешь стоять перед ним с таким лицом, потому что иначе... — Ты меня побьёшь, знаю, — стонет Лиам и закатывает глаза.***
Ближе к десяти часам Лиам добирается до дома Тео, предварительно получив звонки и сообщения от всех друзей, смысл которых сводился к следующему: если ты не пойдёшь на вечеринку своими ногами, то мы уведём тебя туда силой. Не то чтобы Лиам не хотел идти — ему хотелось, очень сильно, потому что проигнорировать предложение Тео было бы верхом тупости, но Скотт и Стайлз отказались, а остальных ребят он знает плохо. Лиам нажимает на звонок, прежде чем хотя бы подумает отказаться и трусливо сбежать. Из-за двери грохочет музыка, и спустя пару минут бессмысленного топтания на пороге Данбар решает, что ему никто не откроет и тогда его уход будет вполне оправдан. Но ему открывают. — Ты? — удивлённо спрашивает Уиттмор, появившись в дверном проёме, и осматривает Лиама с ног до головы таким пренебрежительным взглядом, что начинают чесаться кулаки. Данбар с силой сжимает челюсти и глубоко дышит, когда другой голос доносится из-за спины Джексона. — Кто там? — Лиам Данбар, — выплёвывает Уиттмор. — Я его пригласил, впускай. Лиам заходит и будто бы случайно задевает плечом Джексона, который и не подумал отойти в сторону. Завязаться драке не даёт Тео, который с двумя стаканами в руках выходит в прихожую. — Рад, что ты пришёл, — приветливо говорит Рейкен и протягивает стакан Лиаму. Внутри налито что-то зеленоватое и явно опьяняющее. — Проходи. Дом дышит в лицо парами алкоголя. В основной комнате минимум человек пятнадцать парней и девушек, занявших диван, все стулья и даже пол. Со второго этажа доносится свист сразу нескольких голосов. Музыка надрывается из колонки, и Лиам морщится: играет совсем не то, что он любит, да и не с той громкостью. Впрочем, проблема не только в музыкальной подборке. — Неуютно? — интересуется Тео, заметив сгорбленные плечи Данбара и мечущийся взгляд. — Если хочешь, можем выйти на задний двор, там тише. Лиам охотно соглашается и быстро выскальзывает на свежий воздух вслед за Тео. На улице и правда спокойнее. Вечерний ветер разносит громыхающие басы и оставляет вместо себя шуршание сухой листвы, которая успела завалить аккуратный газон. Лиам несколько раз глубоко вдыхает и, успокоившись, усаживается на ступеньки лестницы. — Так... — неуверенно начинает Данбар, вспоминая данные ему советы. — Часто ты такие вечеринки устраиваешь? Тео стоит рядом, прислонившись к колонне дома плечом, и изучает собственный задний двор, словно видит его впервые. Он неловко пожимает плечами. — Раз в год. Лиам хмурится, изображая на лице экран смерти, и никак не может понять смысл такой странной периодичности, пока его не озаряет внезапная догадка. — Боже, у тебя сегодня день рождения? Тео тихо смеётся и кивает, а Данбар смущённо сжимает переносицу. Неужели никто не знал об этом и не мог предупредить? Скотт учится с Тео с самой начальной школы — и тот промолчал. — Почему ты не сказал мне? — недоумевает Лиам и поспешно добавляет: — Прими мои поздравления, хоть я и без подарка. Прими мои поздравления — господи, будто со смертью поздравил, но Тео молча улыбается, и эта его улыбка не похожа на тот самодовольный оскал, который он раздаривает всем в школе. Лиам смотрит на плавный изгиб уголков губ, который чертит мелкую паутинку морщин со внешней стороны глаз, и его пробирает до костей. Лиам боится признаться себе, крутит эту мысль в голове на утроенной скорости, но сдаётся: с таким нежным обожанием во взгляде на него никогда не смотрели. — Я загадал, чтобы ты пришёл. Лиам думает, что опьянел от одного запаха алкоголя, потому что стакан, что он до сих пор держит в руках, всё ещё полон, а Тео говорит такие вещи, которые в трезвом уме никогда не услышать. Или же он просто выдаёт желаемое за действительное, и улыбка, и слова Рейкена ему просто чудятся, а его на самом деле сейчас просят уйти и не возвращаться. Лиам не находит, что ответить на это признание, а Тео, едва начавший говорить, замолкает на полуслове, когда из дома долетают смутно знакомые слова песни: И вот я сижу, запутавшись в собственных чувствах, и спрашиваю себя: «Сделал ли я что-нибудь не так?» Если Бог есть, то он определённо сейчас следит за Лиамом и так издевается. Некоторое время Тео слушает песню в задумчивости, так и не продолжив свою мысль, и у Лиама есть время просто любоваться им без каких-либо неловкостей. — Моя любимая композиция, — признаётся Тео, когда песня заканчивается и следом раздаётся энергичный бит. Момент всепоглощающего счастья развеивается, как в сказках, когда часы пробивают полночь. Лиам бросает на Тео ещё один внимательный взгляд, чтобы крепче запомнить этот вечер, полный странных, но приятных недосказанностей, и ворвавшийся на задний двор Уиттмор окончательно возвращает в реальность. — Тео, девочки приготовили тебе сюрприз, пойдём. — Намеренно игнорируя Лиама, Джексон хватает Рейкена за плечи и уводит в дом. Уже в дверях Тео оборачивается, и Лиам машет ему рукой. — Это твой день — веселись. Но потухший взгляд Тео разбивает весь смысл фразы. Лиам незаметно для всех выходит из дома, когда над крышей взрывается фейерверк, и думает: какого хрена это сейчас было?***
В день первой репетиции Лиам не чувствует ни капли волнения: готовый номер лежит у него на коленях, распечатанный и без дополнительных исправлений, и даже самопрезентация, над которой он вместе с Мейсоном бился дольше всего, наконец-то выглядит достойно. Первым на сцену выходит Хьюитт — ведущий в этом году, и Данбар мысленно благодарит его в тысячный раз: он сам вызвался добровольцем, чтобы влиять на течение конкурса, если у Лиама возникнут сложности. И держится Хьюитт, надо сказать, весьма уверенно; Данбар успевает удивиться, как в повседневной жизни он прячет такой властный голос и харизму, которые сейчас заставляют безотрывно смотреть на него всех участников и организаторов. А потом начинается основное действо. Если модельную походку сложно сделать уникальной, учитывая её жёсткие стандарты, то почти полную идентичность номеров остальных этапов объяснить уже нечем. С каждым увиденным выступлением, похожим на своё собственное, Лиам теряет краску с лица и уверенность, и под конец репетиции безэмоционально и небрежно начинает читать текст с листа, когда его зовут на сцену. Мейсон смотрит то на него, то на других участников в растерянности, и это действительно провал. Насмешливые взгляды липнут со всех сторон, куда бы Лиам ни повернулся, и шушуканье на ухо становится фоновой музыкой предстоящего конкурса. Ни жив ни мёртв Данбар покидает актовый зал, едва Мейсон заканчивает благодарственную речь, и уходит на запасную лестницу, на которой вечером, когда все занятия давно окончились, невозможно встретить людей. Лиам массирует виски до головной боли. Идей нет: не был он никогда креативным и уникальным, и, наверное, ничего удивительного в исходе и не получил. Как всегда, он делает то, что может, но этого оказывается недостаточно. — Эй, ты как? Не открывая глаз, Лиам качает головой. — Мейсон, ты же знаешь: это провал. Как говорил мой дед: «Хотел пёрднуть, а в итоге обосрался». Воздух невесомой волной ударяет слева и застывает — Данбар понимает, что Мейсон сел рядом, и открывает глаза. Хьюитт молча теребит в руках лист бумаги, который привлекает внимание лишь издаваемым шумом. — Это тебе. Тео не смог тебя найти после репетиции и попросил передать. Лиам скашивает взгляд вбок, по очереди изучая лицо Мейсона и сложенный пополам тетрадный лист. Если там написана очередная гадость, как глупо Лиам смотрелся на сцене, или насколько плохо выглядел его номер, или то, что произошло в доме Тео, было ошибкой по пьяни или розыгрышем, Данбар клянётся уговорить родителей переехать снова, потому что это будет слишком для него. Разворачивая бумагу и контролируя дыхание, он вспоминает все издёвки, что сыпались ему за шиворот в прошлой школе, и обещание самому себе не становиться вновь всеобщим посмешищем. Лиам читает всего пару строк, написанных явно впопыхах. Перечитывает. И снова возвращается к ровным буквам, которые, словно лампочки, дают необходимый свет для новых дел. Несмотря ни на что, ты выглядел смело на сцене, и если у тебя что-то не получилось, то ты можешь это исправить. Лиам так долго всматривается в лист, что Мейсон не удерживается и заглядывает тоже. Вдвоём они перечитывают его ещё несколько раз, а потом долго молчат, пока Хьюитт не констатирует: — Во-первых, мы исправим сценарий, а во-вторых... — Во-вторых? — протягивает Лиам и выгибает бровь. — Ты такой придурок, Лиам, — от всей души говорит Мейсон и заходится почти истерическим смехом.***
Оставшуюся до конкурса неделю Лиам почти не помнит себя: он снова не ест, не отдыхает и почти не спит, но теперь знает, чем всё это оправдано. Каждая свободная минута уходит в прожорливую пасть подготовки и мозгового штурма, затеянного Стайлзом совместно для всех, что должно повысить шанс на проскальзывание по-настоящему хороших идей. И общими усилиями они действительно успевают придумать новый сценарий, который Стилински категорически запретил показывать на репетициях, чтобы — дословно — тёмная лошадка сокрушила всех своим успехом, и уложиться в срок. Мейсон, Скотт и Стайлз продолжают обсуждать детали выступления, пока Лиам бездумно изучает коридор, заполненный школьниками. Сфокусироваться так сложно, что Данбар поддаётся усталости: взгляд хаотично прыгает с одной фигуры на другую, все незнакомые и безликие, пока не натыкается около шкафчиков на широкий размах плеч. Тео, прислонившись спиной к шкафчикам, приторно улыбается размахивающей руками девушке, стоящей перед ним, в ожидании подробностей явно увлекательного разговора. Ладонь сжимается в кулак непроизвольно, а потом разжимается. Пальцами Лидии. — Спокойнее, — мягко говорит Мартин, будто умеет читать мысли, — он этой улыбкой каждой дворняге улыбается. Лиам непонимающе хмурится. — Мне должно стать от этого легче? — Да, — решительно отвечает Лидия, и Лиам не понимает, как это должно работать — как обожание во взгляде Тео к каждому человеку, который появляется в радиусе его видимости, может успокоить его. — Он на всех смотрит любовным взглядом. Но ему ведь не может нравиться каждая девчонка или парень, которые начинают с ним разговор, так? — терпеливо объясняет Лидия и, взяв Лиама за подбородок, поворачивает в сторону, где стоит Тео. — На человека, к которому он небезразличен, он будет смотреть иначе. За Данбаром точно следят, иначе он не может понять, как ровно в ту минуту, как Мартин заканчивает говорить, Тео оборачивается и теряет свою слащавую улыбку. Лиам встречается с ним взглядом — губы Рейкена заметно расслабляются, щёки чуть опадают, и даже с такого расстояния он видит, как с области наружного угла глаз расползается милая сеточка морщин. Лидия не говорит больше ни слова, а Лиам наконец-то понимает, почему Мейсон назвал его придурком.***
В день конкурса школа сияет чистотой и украшениями, каких не видела, должно быть, со дня открытия: воздушные шары, блестящие ленты, свисающие с потолка, и огромный постер над сценой, прямо на всю её ширину, нарисованный специально к «Гордости школы» десятками учеников. Лиам стоит у самого входа, наблюдая за рассаживающимися зрителями. Ладони некстати потеют, волнение подступает к горлу, несмотря на продуманный план. Мейсон стоит около колыхающегося занавеса, убалтывая мистера Хейла, который ревностно следит за проведением конкурса с самого момента выбора участников, и пока всё идёт по плану: отсутствие Лиама за кулисами никто не заметил, а значит, у него будут две минуты, чтобы незаметно и быстро добежать до подсобки на углу коридора и забрать необходимый реквизит. — А вот и наша королева бала, — раздаётся насмешливое за спиной, и едва начавшего поворачиваться Лиама грубо толкают в плечо. Устоять получается чудом, не уронив лицо в буквально смысле. Джексон омерзительно склабится, проходя мимо, и следующие за ним Брэтт, Итан и Эйдан копируют издевательский смех. Лиам выпрямляется, разминая плечи и шею, и делает шаг следом, когда звук фанфар сотрясает зал. Остатки зрителей занимают свои места, на сцене появляется Мейсон. Данбару приходится ретироваться за дверь, ожидая сигнал Хьюитта. Лиам выжидает не больше пары минут, пока не звучит громогласное: — А теперь встречайте участников! — и под звуки аплодисментов зрителей припускает по коридору. Сцепление на плиточном полу коридора никудышное. Шины велосипеда виляют, и Данбар, не желая рисковать, докатывает его до актового зала, аккурат когда объявляют его имя. Лиам запрыгивает на велик, специально раскрашенный в кислотные цвета, и въезжает в проём между креслами. Боковые сиденья охают, заслышав поскрипывание спиц, и Кори, расчищавший проход от портфелей и ног, в последний момент уходит в сторону, открывая путь на сцену. У Лиама одна попытка, чтобы сделать эффектный прыжок. Деревянный пол позволяет держать управление уверенно, и, напрягшись, Данбар делает резкий рывок руля вверх на подъезде к лесенке из трёх ступеней; верхнее колесо отрывается от пола, следом поднимается заднее. Прыжок по времени длится меньше секунды, по ощущениям — вечность, за которую сердце тысячу раз успевает сделать кульбит. Приземление выходит мягким. Предусмотрительно опущенная нога не даёт велосипеду уехать вглубь сцены и переломать кому-нибудь стопы, снижая скорость, и становится точкой опоры, вокруг которой Лиам делает полукруг и окончательно тормозит лицом к залу. Женская половина зрителей сидит с откровенно испуганными лицами, и участницы на сцене в таком же испуге прижимаются ближе к стенам, а парни... Небольшая заминка, за время которой формировалась реакция зала, переходит в бурные овации и восторженное улюлюканье десятков мужских голосов. Лиам стреляет глазами в сторону Мейсона, скрытого за портьерой, — тот радостно сотрясает кулаками, и даже мистер Хейл, глядящий со смесью ужаса и восторга, решает не вмешиваться в происходящее. Взбудораженный гомон длится так долго, что Мейсону, вернувшемуся на сцену, приходится призывать к спокойствию. Лиам в спешке снимает оверсайз-футболку, толстовку и мешковатые потёртые джинсы, натягивает подобранный Скоттом и миссис МакКолл образ, который решено было оставить без изменений, и надевает сверху свою привычную одежду, прибавляя в весе пару килограмм. — Дамы и господа, мы начинаем второй этап «Гордости школы» — дефиле. Я приглашаю на сцену... Девушки по одной выходят на сцену, делают небольшой круг, показывая себя со всех сторон, и выстраиваются в шеренгу позади тех, кто выходит следом. Прожекторы бликуют на платьях, расшитых блёстками, усиливают и без того яркие, вырвиглазные, цвета коротких платьев, длинные подолы с шелестом тянутся по полу за их обладательницами, и после каждого выхода звучат одобрительные громкие хлопки. Когда Лиам выходит на сцену, в зале тихо. Он шаркает скрытыми под длинными широкими джинсами начищенными кедами по полу, идёт сгорбившись и осторожно, словно случайно забрёл в незнакомый район и не знает, в каком направлении ему надо двигаться дальше. Данбар останавливается у края сцены, неловко прячет руки в карманы огромной куртки, из-под которой торчит рубашка, и поправляет кепку на голове. Он оглядывает зал, вспоминая мимику Лидии, которая показывала ему азы актёрского мастерства, и удивлённо вскрикивает: — Ой, мне сейчас красивым быть надо, да? Подождите минутку. Первой в зал летит куртка, которую ловит уже приготовившаяся Малия. Лиам по очереди избавляется от одежды, в которой его привыкли видеть окружающие, и старается не торопиться, но и не делать из своего выступления дешёвый мужской стриптиз, о чём очень просил Стайлз. По залу проходится взбудораженная волна вздохов. Последней Данбар снимает кепку и откидывает отросшие волосы со лба небрежным жестом. Приталенная рубашка и обнимающие по контуру крепких мышц брюки делают своё дело — теперь свистят девчонки, одна из которых выкрикивает: «Я хочу от тебя ребёнка!» Мистер Хейл мечет молнии из глаз, высматривая источник, изо рта которого вылетела эта непристойщина, и Лиам оттягивает подтяжки со звонким шлепком, удаляясь со сцены, чем вызывает только больше подобных фраз. За портьерой, когда Лиам уже начинает переодеваться вместе с другими участниками, начинающими смотреть на него со всё возрастающим недовольством и слишком уж явным желанием изувечить, его хватает под руку чёрт-те откуда взявшийся Стайлз. — Боже, ты шикарен! — горячо шепчет Стилински. — Не так, как мистер Хейл, конечно, но ты всё равно большой молодец. Лиам нервно смеётся, натягивая защитный щиток от спортивной формы, и Стайлз наконец-то начинает помогать ему: торопливо натягивает именную футболку игрока в лакросс и помогает шнуровать бутсы. — Я ещё успею всё запороть, поэтому попридержи поздравления. — Когда ты увидишь лицо Тео, ты поймёшь, что не имеешь права облажаться, — напоследок говорит Стайлз и убегает на исходную позицию в зале, когда первая участница выходит на сцену. Лиам выравнивает дыхание, покрепче перехватывает клюшку влажными ладонями. Смотреть на Тео сейчас, когда он так волнуется, — очень плохая идея. Непривычная обстановка и люди, которые бы с удовольствием столкнули со сцены, не прибавляют уверенности, тем более что предстоящий конкурс кажется самым сложным: нужно рассказывать о себе. Лиам выходит из-за кулис, вальяжно перекатываясь с пятки на носок, и ищет глаза друзей среди прочих, чтобы слова звучали бодрее и без запинок: — Привет! Меня зовут... — Лиам Данбар! — в один голос кричат Кори и Стайлз из зала, и взгляды зрителей мгновенно устремляются на них. — Говорят, — вновь возвращает к себе внимание Данбар, — я не очень хорош в учёбе, зато отменно играю в лакросс. Лиам встаёт наизготовку, пошире расставив ноги, когда запущенный Скоттом мячик уже летит на сцену. Сделав мощный рывок вперёд, чтобы не пропустить теряющий скорость и высоту снаряд, Лиам успевает словить его нижним приёмом, подкинуть вверх и поймать на ладонь. Всё впервые идёт по плану. Лиам расхаживает по сцене, начиная предложение и слушая его окончание голосами друзей, и волнение окончательно испаряется, когда зал благодарит его за номер аплодисментами. Данбар коротко кланяется и, выпрямляясь, попадает взглядом на Тео. Как ребёнок, он восторженно улыбается, показывая белые зубы, и с оттенком удивления беспрестанно качает головой. Лиам освобождает место следующему участнику, тоже не до конца веря, что всё происходящее — взаправду. Интеллектуальный этап проходит без особых восторгов. Отвечает тот, кто первый поднимает руку после прозвучавшего вопроса, и Лиам набирает половину от максимально балла благодаря феноменальной памяти Стайлза и своей быстрой реакции. И вот наступает заключительный этап — творческий номер. Лиам вновь переодевается в привычную мешковатую одежду и на пробу проводит пальцами по струнам. Быть дураком и трусом и дальше нельзя, когда всё настолько очевидно, и пусть его идея рискованная. Лиам подбадривает себя, вспоминая улыбку Тео, какую он не показывает никому другому, — такую добрую и нежную, почти интимную, и выходит под приглушённый свет софитов. Специально для Лиама вынесенный высокий табурет уже стоит посреди сцены, рядом на стойке — микрофон. Данбар усаживается поудобнее, набрасывает ремень от гитары через плечо и заносит пальцы для вступительного перебора струн, когда в последний момент решается и подаётся к микрофону: — У одного, — начинает Лиам и подбирает слово, — дорогого мне человека недавно был праздник. Я не поздравил его должным образом, но сейчас хочу исправиться. Лиам делает первое движение по струнам, и дрожащая мелодия разливается по залу. Переложенная на акустическую гитару, без ударных, музыка кажется совсем другой — более трепетной, уязвимой и личной, как её посыл, и Лиам запевает неторопливым полушёпотом: — Ты звонишь мне — и я у твоих ног. Как можно требовать большего? Зал замирает, само время останавливается. Лиам нежно трогает струны, гладит их жёсткими подушечками пальцев, и они пронзительно поют под его руками. — Я просто продолжаю пытаться, хотя и не понимаю зачем, ведь попытки разлюбить лишь делают тебя ещё более желанным. Кто-то в зале включает фонарик на телефоне и поднимает его вверх, следом загорается второй, третий. Лиам не рвёт струны, но заставляет их кричать — с чувственной болью от невысказанного, которое не объяснить в простом разговоре. Признание звучит через музыку, оно звучит в ней — оно само становится музыкой, которую способны понять и прочувствовать люди всего мира. — Как вдруг позади меня раздался голос, обладатель которого, едва сдерживая слёзы, присел рядом со мной и прошептал на ухо, — ломающимся голосом поёт Лиам, делая небольшой проигрыш, чтобы успокоить дрожь и перейти к окончанию, когда другой голос неожиданно подхватывает точно по нотам. — Сегодня я безумно хочу сказать тебе, — пронзительно протягивает Тео и встаёт со своего места. Всполохи света начинают мерно покачиваться из стороны в сторону в десятках рук. Лиам растворяется в моменте, не чувствуя ничего, кроме струн гитар под пальцами и разрастающегося сгустка тепла в груди, от которого щипет глаза. — Что попытки разлюбить тебя лишь ещё больше кружили голову, — продолжает Тео, и Лиам подхватывает, не отрывая взгляд от Рейкена. — Попытки не нуждаться в тебе разрывали меня на части. Мелодия набирает голос. Звук становится мощнее, надрывнее; весь зал светится, подпевая чужому откровению, звучащему от двух людей одним голосом. — Ведь попытки разлюбить тебя лишь делают ещё более желанным, — признаётся Тео. — Лишь делают тебя ещё более желанным, — подтверждает Лиам, тянет из последних сил слова и плавно выходит в головокружительную тишину. Мейсон объявляет перерыв для определения победителя конкурса, и его едва слышно сквозь непрекращающийся бурный свист и аплодисменты.***
Лиам выжат как лимон, и у него нет сил дойти даже до стула — он просто падает на пол вместе с гитарой, едва скрывается за портьерой, и закрывает глаза. Все чувства, что копились в нём с момента, как он впервые увидел Тео, выходят разом, без остатка, и от этого наплыва тяжело дышать. Данбар улыбается, как умалишённый, лелея разлитое в груди тепло. — Лиам, господи... У меня нет слов. Данбар открывает глаза; Стайлз, Скотт и все остальные стоят возле него, и сидящий на корточках Мейсон крепко сжимает его плечо. — Теперь я жалею, что признался Кори в своих чувствах банальным поцелуем. Такого каминг-аута эта страна ещё не видела. Лиам обессиленно фыркает, в то время как остальные хохочут. Шаг в казавшуюся бездну пришёлся на твёрдую поверхность, а значит, все его ночные навязчивые мысли, все метания и сомнения лишь готовили к этому исходу. Поднимаясь с помощью Скотта, Лиам думает даже поблагодарить мистера Хейла за принципиальность, когда не согласился заменять его. — Клянусь, я просплю все выходные после этого, вы меня не добудитесь, — обещает со смехом Лиам, когда все спускаются в зал. Обучающиеся уже толпятся возле коробок для голосования, на которых написаны имена конкурсантов. Квадратные стикеры разлетаются по разным контейнерам, и Лиам безразлично наблюдает за этим некоторое время. — Можно украсть у вас Лиама ненадолго? Данбар оборачивается, когда Стайлз пихает его локтем под рёбра и недвусмысленно подмигивает. — Не скажу, что это было достойно, — начинает Тео и смотрит вслед удаляющимся друзьям Лиама, — потому что этого слова недостаточно. Лиам в смущении опускает взгляд и закусывает губу, но тут же поднимает голову. Тео стоит буквально на расстоянии полушага, такой лучистый и восторженный, и Данбар хочет запомнить его лицо в этот момент. Потому что именно он стал причиной. Множество слов вертится на языке, но ни одно не оказывается нужным. Лиам и Тео молча смотрят в глаза друг друга, отзеркаливая безудержные улыбки счастья, и Рейкен аккуратно касается ладони кончиками пальцев, как совсем недавно Лиам — струн. По позвоночнику пробегает приятная волна дрожи. Не сдерживаясь, Лиам быстро наклоняется и целует Тео, пока прилив головокружения не проходит. Рейкен притягивает его к себе за шлёвку джинс и углубляет поцелуй, кусает губы и сталкивается языками, пока на фоне не начинают скандировать всё громче и громче: — Лиам! Лиам! Лиам! Данбар в ужасе отстраняется, но на него с Тео никто не смотрит. Все толпятся около мистера Хейла и тренера, которые заканчивают потрошить коробки для голосования и раскладывать голоса по стопкам, и одна заметно возвышается над другими. — Это будешь ты, — шепчет на ухо Рейкен, и его губы так близко, что Лиам даже не пытается держать себя в руках и крадёт у него быстрый поцелуй. — Лиа-а-ам! — вопит Стилински и запрыгивает на Скотта, а следом криками и свистом заходится остальная толпа. Мистера Хейла никто не слышит: никому не нужно официальное оглашение победителя, когда шоу так взбудоражило зал. Лиама обступают со всех сторон — ему жмут руку, благодарят, Мейсон наскакивает сверху и душит объятием, а Стайлз продолжает без умолку вопить, что отныне Данбар станет легендой школы благодаря его непосредственному участию. Всеобщее ликование заканчивается нескоро, но медленная музыка, которой неизменно заканчивается «Гордость школы», сбавляет ажиотаж вокруг Лиама. Он облегчённо выдыхает и оглядывается на Тео, который всё время, оказывается, стоял неподалёку. — Ты готов получить свой подарок? — Ты серьёзно будешь танцевать со мной? — смеётся Лиам и заливается краской, которую не видно только благодаря приглушённому свету. — Танцевать с тобой — это минимум, который я бы хотел от тебя получить, — волнительно говорит Тео, и Лиам без долгих раздумий принимает протянутую руку.***
— Ты сделал что?! Стайлз разводит руками, чуть не ударяя Малию по носу, и Скотт быстро встаёт между ними. — Я был так рад, что Лиам выиграл, — тараторит Стилински, играя ключами от джипа, — и что у него всё получилось с Тео, а потом подумал, что я ничем не хуже Лиама. В смысле, Лиам, ты меня тоже ничем не хуже, просто... — И ты просто признался мистеру Хейлу, что он тебе нравится? Стайлз ещё раз разводит руками, как курица крыльями хлопает, и сникает. Скотт задумчиво трёт подбородок, а у Лидии такое лицо, словно она вспоминает хоть одно цензурное слово. Лиам переглядывается с Тео, и они оба думают, что это не самая плохая ситуация, которая могла случиться. — Собственно, я ещё и на свидание его позвал. И тут, как говорится, снизу постучали. Мейсон начинает неконтролируемо смеяться, пока остальные хаотично соображают, чем можно помочь в этой ситуации, кроме как купить Стайлзу билет до Тибета и отдать монахам для бесконечной медитации. — И как он отреагировал? — с ужасом спрашивает Кори. — Он улыбнулся, — с мечтательным видом отвечает Стайлз, вздыхает, а потом заходится отчаянным криком: — И я бы услышал его ответ, если бы не убежал от страха! Смех Мейсона подхватывают остальные, а Лиам невозмутимо достаёт телефон свободной рукой, в то время как другой обнимает Тео за талию. Окей, гугл, сколько стоит билет из США до Тибета в один конец?