***
В трактире жутко недовольный хозяин, которому вместо обычной работы пришлось закрыть заведение и оттирать кровь с пола, сказал Анне, что понятия не имеет, кто был этот убитый. Знает только, что ни с того ни с сего завалились к нему полицейские, мол, ищут кого-то. Оглядели помещение, кажется, нашли. Хотели его задержать и арестовать, но он и собутыльник его, начали вырываться, завязалась потасовка и… вот. Одного из этих мужиков пристрелили на месте, второго ранили, но не сильно и повезли в участок. Но перед этим он успел задать всем жара и изувечил кого-то из полицейских. — Кого… кого из полицейских? — судорожно спросила Анна. — А я по чем знаю? — нахмурился хозяин трактира, недовольный таким бурным потоком вопросом от любопытной дамочки. — Вот ещё мне делать нечего — всех фараонов в лицо запоминать, — фыркнул он.***
Следующим пунктом назначения стал полицейский участок. Он был ближе к трактиру, чем больница. Анна очень надеялась, что застанет Штольмана в участке целым и невредимым, потому что если его там не будет… останется ехать за ним в больницу. А исходя из того, что ей рассказали, тому полицейскому, которого отправили в больницу, совсем не позавидуешь. Она выскочила из пролетки и помчалась ко входу, пронеслась мимо городовых, и наконец отворила дверь в кабинет начальника сыскного отделения. Там за своим столом сидел Коробейников, осторожно ощупывая свой шатающийся после драки зуб, а рядом с его столом стоял… Штольман, придирчиво рассматривая свой порванный сюртук и набухающий на скуле синяк, в зеркале. Мужчины почти одновременно повернулись на звук открывшейся двери. «Живой» — пронеслось у Анны в голове. Потрёпанный, взъерошенный, с разорванным костюмом, синяками и ссадинами, но живой. Анна облегченно выдохнула. Но в тот же момент облегчение в её взгляде сменилось гневом. Ну ничего, она сейчас собственноручно ему нанесёт тяжкие телесные. Чтоб неповадно было! Чтоб не смел больше так её пугать! Она сделала шаг вперёд, и дверь за ней захлопнулась с таким грохотом, что Антон Андреевич невольно вздрогнул. Впрочем, как и городовые за стенкой. — Документы, значит, разбираете, — с недовольством протянула Анна, и перед тем, как воинственно скрестить руки на груди, швырнула свою сумочку на свободный рабочий стол. Штольман не отрывал от неё взгляда. — Так получилось, Аня. Получилось. Получилось у него! А у неё чуть сердечный приступ не получился! — Ты… ты хоть… представляешь… как я испугалась! Она кинулась к Штольману так резко, что Коробейников в первое мгновение растерялся, то ли ему удалиться и не мешать семейному примирению, то ли спасать Штольмана от рукоприкладства со стороны жены. Но через секунду, видя, что Анна Викторовна, всхлипнув, обняла Якова Платоновича за шею, а тот в свою очередь крепко обхватил её руками, предпочёл ретироваться из кабинета как можно скорее. Никто из присутствующих даже не обратил внимание на его уход. Штольман, честно говоря, был немного обеспокоен реакцией Анны на всё это. Она знала, что работа у него не из самых безопасных, но всё же даже дома, в Петербурге, когда он занимался своими прямыми обязанностями на службе, она не пугалась так. Переживала, конечно, но не настолько. А ещё она то радуется, завидев его, то злится и кидает сумочку, то плачет и кидается ему на шею, и всё это за каких-то неполных пять минут. В последний раз он видел, чтобы её так швыряло из одного состояния в другое, давно — года четыре назад, когда она была беременна Верочкой. — Прости, прости, что напугал, — зашептал он ей на ухо и провел руками по изящной спине, — мы разбирали одно дело и поняли, кого из подозреваемых нужно искать… это должно было быть обычным арестом, но… кое-что пошло не по плану. Продолжая судорожно всхлипывать, Анна сильнее к нему прижалась и заговорила: — И ты меня прости за эту… сцену. Я не знаю, что на меня нашло. Я ждала тебя дома… а прибежал сын кухарки и сказал, что в трактире кого-то до смерти забили… и что ты тоже был там… и у меня в глазах потемнело сразу… как представила, что я одна… без тебя… с детьми… — С детьми? — непонимающе переспросил Штольман. Кажется, когда он утром уходил в управление, у них был только один ребёнок. Анна в ответ ничего не говорила, только опустила голову слегка, смахнула с лацкана его пиджака невидимую пылинку, потом вновь подняла на него взгляд и мягко улыбнулась. Он всё смотрел на неё недоуменно, а она всё продолжала улыбаться, терпеливо ожидая, когда до него наконец дойдёт. Вдруг в голове Штольмана что-то щёлкнуло и глаза его широко распахнулись. Он понял.