Oceans

seafret — oceans

Нико резко выдохнул от прокатившейся по всему телу волны удовольствия, когда горячие, сухие руки обняли его сзади, а такие же горячие губы поцеловали его в шею. Дыхание Нико участилось, а сердце загрохотало, стремясь сломать каждое ребро. Пальцы начали оглаживать живот, чуть царапая кожу ногтями. Мурашек было так много, что они проносились под кожей до одури приятными ощущениями. Эти ладони такие теплые, а касания такие трепетные… Сразу всюду… Крепкие руки развернули Нико к себе, обняли, а горячие губы принялись оставлять поцелуи за ухом. Много, слишком много всего. Нико шумно дышал, разнеженный до сладкой истомы. Сейчас, когда он точно не знал, где он, а время будто потеряло смысл, он чувствовал себя слабым, слишком уязвимым. Таял в этих горячих поцелуях и руках, раскаленном шепоте, он плавился и изнывал под тяжестью чужого тела. Дышать было трудно, на щеках горел румянец, колени дрожали… Серые глаза были так близко… Они словно пронзили его, точно метательные ножи, и Нико всхлипнул, обнял его так крепко, будто хотел задушить. Чужая щетина ощущалась на щеке мягкостью… Жар, пепел, касания… Пепел… Первое, что сделал Нико, когда открыл глаза и резко сел в постели, выныривая из сна, — это спихнул с себя тяжелую леопардицу. Та напряженно легла на полу, осовело смотря прямо на него. — Пошла ты… — Нико посмотрел в ее серые глаза и сжал зубы. — Тупое создание… Он рухнул на подушки и закрыл лицо ладонями — было еще совсем поздно, еще спать и спать… Нико закрыл глаза локтем, а вторую руку положил на сердце, где теперь жгло и беспомощно тянуло. Нико вспомнил, как искал Чинуша после разговора с Такаламом. Везде. Повсюду во дворце, в столице, за стенами… Он увидел один лишь пепел, а невысказанная вереница слов так и осталась у него на губах. Прошло два тридня. Два долгих тридня. Между ними океан, который невозможно пересечь. Нико оставалось только смотреть на беспокойные волны с растерянностью слепого и истерить, кричать, злиться, вопить, проклинать… — Заживет, — шепнул Нико самому себе. Полежал, слушая сопение леопардицы. Затем тихо заговорил: — Ты мне нравился. — Ничего не слышно… — Да что там, я был в тебя влюблен. Горячей, первой любовью. Как же приторно это звучит, аж фу, ты не подумай… — поморщился он. — И я все еще тебя люблю, кажется. Время не дает мне забыть все это, забыть тебя. Паршиво, что ты оставил мою любовь без ответа. Или не любовь. Так сложно. — Стало тихо. Нико переплел пальцы на животе, открыл глаза, наблюдая за тьмой потолка. Будто он вновь ничего не видит и вот-вот услышит запах крови и такой знакомый голос… Он прождал с минуту, а потом закрыл глаза и нахмурился, сглотнув слезы. — Пожалуйста, если ты слышишь… Если ты меня слышишь, то покажись. Покажись уже, я… — Нико сухо всхлипнул и лег на бок, обнимая себя за плечи. — Придурок, какой же ты придурок… — почти смеялся он, сжимая губы и щурясь. — Зачем ты это делаешь?.. Зачем? Зачем?! Леопардица прекратила сопеть — ее разбудил его тихий окрик. Нико шмыгнул носом, вжался лицом в подушки. Не впервые он просыпался от подобного сна посреди ночи. В прошлый раз они с Чинушем просто лежали рядом, любуясь ласковым рассветом, вплавляясь друг в друга голыми телами, слегка блестящими от пота и разомлевшими до истомы… А в позапрошлый сидели рядом, плечом в плечу, и просто дышали друг другом. Ужасные сны, отвратительные в своей притягательности. — Ты же слышишь меня, прекрасно слышишь. — Раздражение раздирало глотку. — Прячешься в каком-то углу крысой, идиот. Ненавижу тебя. — Стало спокойно. Нико устало, опустошенно вздохнул, подминая под себя подушку: — Увижу тебя — задушу. Разобью тебе лицо. Все ребра тебе пересчитаю, такой суке, ты слышишь меня?.. «Тогда точно не буду тебе на глаза показываться», — фыркнул про себя Чинуш, выслушав всю речь, предназначенную ему одному. Внешне Чинуш оставался серьезным. Только между бровей залегла складка. Услышанное зацепилось за ребра болотной тиной и теперь тянуло вниз. Захотелось отодвинуть занавеску и ввалиться в комнату, как к себе на праздник. Чинуш бы вытерпел любые агрессивные побои, даже готов был справиться с натравленным на него леопардом. Лишь бы потом обнять принца и никогда больше не отпускать его, никогда в жизни. Но он заставил себя подтянуться, уцепиться за край крыши и бесшумно, украдкой уйти прочь. Между ними разверзлась пропасть и наполнилась водой. Океан резал кожу солеными брызгами. Чинуш знал, что где-то там, за всеми этими водными, непостоянными барханами живет его божество, сияя в этом сером мире лучом надежды. Специально для него, для Чинуша. Чинуш приходил сюда раз в тридень, но решил не тревожить Нико. Он решил, что так будет лучше для них обоих. А сложно будет только в начале. Человек привыкает ко всему.