***
Довольно тяжёлый после бессонной ночи день отдаёт трескучей головной болью в виски, но Жеглов, освободившийся от возни с Фоксом только спустя почти три часа, и предоставивший Тараскину оформление нужных бумаг, а Шарапову — дознание, не собирается облегчать себе жизнь. Направляется прямо в больницу. Состояние Алисы вполне стабильно, и Глеб не может себе не признаться в том, что это известие несколько облегчает ему совесть, позволяя до конца вернуть хладнокровие. А на то, что ранена она нечего глядеть! Живая же, в конце-то концов. Жеглов шагает уверенно, переступая порог больничной палаты и вроде не крадётся, но по тому как Алиса вздрагивает понимает, что она его приближения не услышала. Девушка сразу резко сесть пробует, хоть он совершенно точно её к этому не призывал, однако боль быстрее него пресекает эти попытки — заставляя глаза зажмурить, сползая чуть вниз на подушки, и зубы сжать. Главный оперуполномоченный молчит до тех пор, пока на стул рядом с её койкой не садится. А уж потом спрашивает коротко: — Как ты? Нордина кажется, бегло ухмыляется в ответ на его слова и он спустя пару секунд понимает, что причина в вопросе. И сам, не сдерживаясь, фыркает. В самом деле, как она ещё может себя чувствовать, кроме как паршиво? «Н-д-а-а, теряешь хватку, Жеглов, перестаёшь логичные вопросы задавать, «, — думает он про себя, не очень-то весело. Но ему, странное дело, почему-то хочется быть рядом с ней таким — спрашивающим не так, реагирующем не так, ощущающем не так… …как все привыкли. — Пожалуй нормально, только колотьё в боку уже замучило, — наконец, произносит Алиса, морщась при очередной попытке пошевелиться. — Ну ещё бы, дорогая! Тебе, если ты запамятовала, его осколком хорошенько проткнуло, — усмехаясь, отвечает Глеб, видя, что его интонацию она уловила. И в самом деле: с трудом приняв полусидячее положение девушка сдула со лба огненную прядь волос, а потом, восстановив очевидно силы, ответила с сарказмом: — Уж я-то это получше вашего запомнила, товарищ главный оперуполномоченный!.. — губы в усмешке хоть и довольно блёклой изогнулись. А потом она спросила уже обычным тоном: — Фокс где? Черты лица Глеба сразу стали жестче, едва он вопрос расслышал, и смешинки из глаз пропали. — На допросе — где ж ему ещё быть? — отозвался очень небрежно. — Ты с ним поосторожнее, Глеб, хитёр он уж больно. — Известно дело! Ты мне лучше, Алиска, вот что скажи, — разговор на другую тему перевёл и паузу сделал. — Что? — За каким чёртом наперерез Фоксу бросилась? Она пожала плечом, ругнувшись, когда боль от движение в тело отдала. — Так если б не бросилась, то он бы удрал. Да и вообще, мне несложно было… — Погоди, об этом речи не шло… У нас план был, запамятовала? Мы всё продумали и при тебе это было. И твои выкрутасы в наш план не вписывались, — Жеглов говорил жёстко, немного громче положенного — как привык чаще всего разговаривать. Тут Нордина усмехнулась. Раздражённо. — Любой план под обстоятельства подгонять надо, ты же всегда сам говорил! Ну отсиделась бы я в сторонке — и вы бы этого гада ещё бы неделю по дворам ловили. И вообще… если надеялся, что в сторонке постою, то надо было меня с Гришей в машине оставить… Мужчина её прервал, сорвавшись: — Да, надо было, и в следующий раз так и поступлю! Потому что мы чуть на него новую статью не повесили, мне-то, конечно, всё равно, за что он сидеть будет, но ведь тебя же дурную жалко — убить ведь мог! — он говорил быстро и почти зло, на последних фразах чуть со стула не вскочив. Думал Глеб, что после повышения голоса его из палаты тут же выставят, но никто как ни удивительно, не пришёл. А Алиса как-то странно примолкла, после тирады его — только молча сидела, приподнявшись на локтях, и глазами большими на него прямо смотря. Сам же он о несдержанности своей пожалеть успел, потому что она ещё не оправилась после всего произошедшего, но только косо посмотрел на неё, молчаливо извинившись. А потом тяжело вздохнул, волосы свои лохматя и глаза на секунду прикрывая: — Ох, Алиса, как же с тобой сладить тяжело… Итак всё не гладко, а тут ещё упрямство твоё. И жаловаться-то ей не планировал, да вот — получилась как-то. Жеглов вздрогнул, когда прикосновение к своему плечу ощутил, и подняв голову на девушку с невысказанным вопросом взглянул. А она только молча поближе подвинулась, насколько могла с подушек вниз спускаясь, чтобы прикосновение не прерывать. — Я знаю, что ты прав, Глеб. Причём во всём, что сейчас сказал, — проговорила тихо, самыми кончиками пальцев по его щеке скользнув. Погладив. — Но мы же оба понимаем, что без риска на нашей работе делать нечего. К тому же, этот хитрющий лис скоро за решётку отправится — так что сожалеть не о чем, согласись, — уточнила, в глаза заглянув. Оперуполномоченный хрипло рассмеялся, качая головой, в ответ пальцы Алисы своими огрубевшими сжимая. — Д-а-а, надо признать, ты кое в чём права, — не прекращая смеяться кивнул он. За спиной шаги раздались, но к тому моменту, как медсестричка порог переступила, чтобы всю картину взглядом оглядеть, Нордина уже от Глеба на расстояние отпрянула, и рука её из его ладоней выскользнула. Жеглову не нужны слова и замечания — догадливый, сам понял, что время посещения закончилось. Поэтому молча встаёт, к двери поворачиваясь и уже почти выходя. В последний момент только отмечая, какие же яркие у Алисы волосы, когда в косу не заплетены… И прежде, чем исчезнуть в коридоре, мужчина на девушку взгляд кидает. Даже рот слегка приоткрывает, но уходит так ничего и не произнеся. А она этот взгляд в голове своей прокручивает. «Не делай так больше, » — он словно говорит. И никто бы в целом мире не догадался, что несмотря на ранение она сейчас — самый счастливый человек!***
Неугомонным нет преград. И врачебные предписания оказались бессильны против желания одной девушки-МУРовца, желающей поскорее и бойко в жизнь влиться. Выписали-то её всё равно не раньше срока, но даже в тот день врач головой покачивал, бормоча что-то о том, что «Вам бы, товарищ Нордина, ещё бы в покое полежать». Но она только улыбалась озорно, да сверкнув глазами благодарно доктора в покрытую сединой щёку чмокнула. Алиса сидела на ступеньках. С Фоксом бумажной возни было втрое больше, чем с остальными бандитами, которых ловили, да и дознание Володя хоть и провёл, но легче от этого как-то не стало. Потому что посложнее задачка перед ними теперь стояла, но об этом не во время короткого перерыва говорят. От постоянного мельтешения перед лицом документов, которые надо оформить, рябило в глазах. Самочувствие оставляло желать лучшего, но девушка никому бы в этом не призналась. Шаги за спиной прекратились ровно тогда, когда в ноздри Нординой ударил запах сигарет. Улыбка чуть заметная тронула женские губы. А потом она обернулась, чтобы как и ожидалось, увидеть перед собой своё непосредственное начальство. — Чего ты тут на пороге сидишь как неродная? — спокойно поинтересовался он. Пожала плечами. — Свой заслуженный перерыв использую. — А, понятно, — как показалось чуть фыркнул мужчина, присаживаясь с ней рядом. Но помолчали они недолго. Ну не могла она рядом с ним молчать! Хотя и сама не понимала, почему. — Что-то случилось, Жеглов? — наконец, спросила, к нему корпусом повернувшись. — Почему что-то обязательно должно случиться? — главный оперуполномоченный смотрел на неё с неподдельным интересом, словно её реакции уже давно его интересовали, но он этого не показывал. — Ты обычно не выходишь вот так просто воздухом от нечего делать подышать, — а вот теперь уже девушка чуть слышно фыркнула. В ответ на это Глеб только покачал головой, улыбку за ухмылкой маскируя. И на этот раз они действительно молчали. Никто, кроме пожалуй, совсем избранных людей не видел товарища Жеглова таким — чуть расслабленным, спокойным. Не хладнокровным, а именно расслабленным. Но Алиса была из избранных. И ей и раньше приходилось видеть его не напряжённые черты лица, расслабленные плечи, отсутствие резкости в движениях. Солнышко припекало. Нордина не шевелилась, ничем не выдавая внутри своей бури эмоций, но знала почти наверняка, что если бы только сейчас подвинулась бы чуток влево — коснулась бы его плеча своим. А проведя рукой по выточенным ступенькам могла бы случайно наткнуться на его шершавую ладонь. Но… — Почти дело закончили, — прервал сам молчание мужчина. — Теперь бы только до конца довести!.. Но хватит ли у нас средств на то, чтобы это логово бандитское разворошить? — говорил немного взволнованно — так что это волнение делало его хрипотцу ещё заметнее. И непонятно: то ли к собеседнице своей обращается, то ли в в пустоту говорит. Алиса дёрнулась, искоса на него посмотрев. — Что, сомневаться начал? Жеглов, да ты ли это?.. — Не иронизируй! — одёрнул он почти сердито, сдвинув брови, но она всё-таки хохотнула, впрочем, быстро смех свой маскируя кашлем. — Сама же знаешь, как это бывает. Вот-вот уже кажется, сейчас всё пойдёт как надо, а потом всё к чертям летит… — объяснил несколько торопливо, на последних фразах руки в кулаки сжимая. — Знаю, но у нас не тот случай. Почти уже всё. Да и ребята остальные наши твои любые приказы выполнят, привыкшие, — она не стала добавлять «и я тоже», потому что это было слишком очевидно и сентиментально. — А что если нет? Вдруг убедить их до конца не смогу? Вон уже и без того на меня иногда косо смотрят… Или же настою на своём, всё закрутится — а потом на моей совести их смерть будет, — мысли в голове у главного оперуполномоченного, видимо, скакали сильно, что и не удивляло, его характер учитывая. Несколько кажется, минут проходит в ожидании ответа: — Не стоит недооценивать своё влияние, Глеб. Во всяком случае, на меня. Я ведь всегда на твоей стороне, — Алиса на мужчину почти не глядит, в замок пальцы сцепляя, но говорить продолжает. — Ты — моя сила, — едва слышно, одними губами. Слышно как Жеглов возиться со спичками и сигаретой, прикуривая. — И слабость?.. — слышится затем его хриплый голос, отдающий слегка вопросительными нотками. А девушка поворачивается к нему наконец, лицом, и смотрит, грустно его догадливостью восхищаясь. Уходит в помещение первая, неопределённо головой качнув, желая от продолжения разговора скрыться. Знает, что несмотря на удивительное, даже для всех хорошо знавших его, доверие Глеба Жеглова к ней не она, а другая девушка будет ждать его бессонной ночью в успевшей промёрзнуть квартирке. Не она будет стряпать ему ужин, и с некоторой досадой отмечать, что к часу его возвращения тот уже станет холодным и почти несъедобным. Не она будет, вешая его тяжёлую куртку, вдыхать возможный запах дождя, пыли, песка или ещё чего-нибудь… И видит бог, ей от этого и впрямь невыносимо иногда становится жить. Потому что всё, что ей, Алисе, остаётся — это осознание, горечь, застывшая на самом кончике языка и боль в ещё не успевшем до конца зажить боку, в комплекте с повязкой, сдавливающей рёбра и мешающей сделать вдох… Так всё же… … сила или слабость?.. Это похоже на игру в угадайку изо дня в день. Бесконечную и мучительную, но необходимую игру…