Autistic shutdown

      - Привет, я дома. - Тёплый, словно расплавленная карамель, поцелуй осел на щеке. Даже захотелось ощутить его снова, чтобы удостовериться, что это не сон, что антропофаг и сделал, принявшись тереться башкой о смеющуюся Баст. Все мысли крутились лишь вокруг одного - как, оказывается, приятно снова оказаться не в одиночестве. - Ну, Штерн, ты мне сейчас весь макияж сотрешь, стой!       Поймав его голову, девушка оставила на нём еще пару легких касаний губ вместе с полукружьями помады. - Только не говори мне, что ты так сильно по мне соскучился всего за три дня.       - Нет, не соскучился. - Не скрывая довольной ухмылки, Штерн отстранился и с силой потёр лицо руками - аллергия, будь она неладна. Если бы не риск отечь и сопливиться несколько дней от грамма пудры или одного только запаха сладкого блеска для губ, он бы даже был не против чуть подкрасить "свои невероятно выразительные глаза", не уменьшив от этого мужественности. - Я фильм интересный нашел, если хочешь, могу тебе потом показать.       Не менее солнечная и горячая, чем первая, улыбка была ему ответом, и Баст отвернулась, предоставив людоеду забрать сумку, с которой она ездила к родителям на несколько дней. Уж в чем, а в разборе вещей её домашней хтони не было равных - она даже не пыталась лезть в его идеально логичную и удобную систему распихивания всякой херни по свободным местам.       Какое-то время все было нормально - Бастет даже не наплямкала грязи с кроссовок, а про водостойкий макияж ей не напиздели в рекламе, и он не смылся. Наверное, она бы так и витала в радостной дымке возвращения домой - нет, у родителей, конечно, не было плохо, но вечные провокационные вопросы отца и "ну он же тебя не обижает?" от матушки... Нет, когда она завела разговор про то, пользуются ли они "защитой", родительская забота перешла все границы. Дома было хорошо отсутствием этого незримого давления излишних вопросов и тревоги. Но спустя какое-то время появилось ощущение, что что-то неладно в датском королевстве.       Серьёзно, ну когда во время разбора сумок было так тихо?       В прошлый раз тишина на несколько месяцев заставила Бастет обрести несколько седых волос на голове. О том, какие остались у самого источника тишины последствия, говорить было и вовсе тяжело. До сих пор Штерн иногда просыпался по ночам с криком от судорог, и даже супер дорогие и навороченные лекарства их не убрали. Как и лёгкую дрожь в руках, которая теперь стала частью их жизни. Не то, чтобы сильно мешающей, но зато они теперь очень часто обновляли коллекцию посуды. Такой себе плюс, но все-таки.       Людоед обнаружился в гостиной. И с первого взгляда стало видно, что что-то и правда не так. Во-первых, вытащенные вещи лежали вокруг, образуя даже не творческий беспорядок, а бардак. Это было явно не место их назначения и даже не промежуточный этап складывания - сумку просто вытряхнули к хуям на пол. А во-вторых, среди этой кучи сидел Штерн, обложившись выброшенными полотенцами и не реагируя на открывшуюся дверь. И по нему было понятно - всё пиздец, как плохо.       О, эта сгорбленная скорбная поза была ей отлично знакома. И отсутствующее выражение спрятанного в поднятых плечах лица - особенно.       - Всё хорошо? - Баст осторожно приблизилась, стараясь, чтобы каждый её шаг через раскиданные вещи и каждое движение было явным, предсказуемым и уверенным. Точнее, такими они и были, но Штерну это было неплохо дать почувствовать, и как хищнику, и как явно чем-то расстроенному существу, чтобы избежать печальной сцены извинений после того, как он инстинктивно на неё кинется. Да и затылок хотелось сберечь - первые полгода жизни вместе у Бастет частенько болела голова. Не то, чтобы антропофаг намеренно хотел ей навредить - достаточно было увидеть его полные ужаса и истерики глаза вместе с потоком извинений и самобичевания. Но да, к сожалению, рефлекторно броситься, ебнувшись вместе с потревожившим объектом на пол, он всё ещё мог, хоть и куда реже, чем раньше. Психотерапия творила чудеса, а Баст привыкла действовать в рамках разумного, пока неудачливый недоабьюзер не избавиться от этой херни окончательно на самом глубинном уровне.       - Я проебался. Пиздец, как сильно. - Он словно весь сжался, когда она села рядом. Как сдавленная пружина, которую положили под пресс, и ей некуда деть накопленный потенциал, кроме как направить его внутрь себя. А от слишком большого давления трескается даже железо. Неудивительно, что плечи антропофага выглядели сломанными, будто их с силой сдвинули вперед, чтобы спрятать опущенную голову. Штерн был бы и рад её поднять, но было видно, что ему просто страшно смотреть в глаза. Поэтому неизвестно, каких огромных усилий ему стоило хотя бы пробормотать тихий ответ: - Я сказал, что не скучал по тебе.       И его голова опустилась еще ниже. Если бы он мог, наверное, и вовсе вжал её в грудную клетку, чтобы спрятаться в ней, как черепаха. Это было настолько же трогательно, насколько и грустно. В детстве у Бастет была подруга с таким животным, и до сих пор в памяти была жива смутная жалость при виде того, как беззащитное существо спасается бегством в свой панцирь от слишком сильного воздействия.       Только тут оно было внутренним, и это даже хуже.       - И что в этом такого страшного? Ты же сказал правду, это нормально. - Как бы инстинкты не кричали, что сжавшегося в комок антропофага не стоит трогать, потому что в таком состоянии он плохо себя контролирует, она всё равно села рядом и положила руку на напряженную спину. Черепашка, конечно, может больно укусить, но, если не раздражать её ещё сильнее, то у неё не будет смысла так делать. Возможно, это распространялось и на людоедов.       - Лет в семнадцать я решил рассказать родителям, что у меня едет кукуха. Хуевая идея, конечно, но я тогда ещё верил в мифическую помощь старших и мудрых взрослых, не замечая, что на мои проблемы с башкой всем так-то посрать. - И правда, стало легче. Мягкие поглаживания словно помогали Штерну говорить, направляя искривлённые тревогой лопатки в нормальное положение. В какой-то момент он даже стал тише дышать - сжатые в груди лёгкие перестали напрягаться и наконец-то расправились, когда разогнулась спина. - Ну и рассказал. В том числе и про все эти аутичные херни. Честно сказал, что никогда, даже в детстве, не скучал по ним, когда они уходили. И в принципе ни по кому.       Глубоко вздохнув, он резко замолк, собираясь с силами. Нежно массирующая спину рука помогала. Людоед с презрением усмехнулся - и в этой усмешке был явный горький привкус. - А мне устроили скандал. Орали, что я тварь, неспособная даже на любовь, что не окупил вложенных в меня сил и не даю ничего, кроме страданий. Отлично мы тогда, блять, поговорили. Просто охуенно. Зато я больше ни с одной проблемой кукухи к ним ни разу не подошел.       - И почему ты думаешь, что я отреагирую так? Я же не они. - Бастет осторожно повернула голову антропофага на себя, поглаживая пальцами впалые щёки, но не дотрагиваясь до губ. Одно дело целовать, когда у него нормальное настроение, а сейчас любое вздрагивание, даже от страха, могло принести неприятную царапину от клыков.       Штерн послушно поддался этому недопоцелую, специально прикрыв вечно приоткрытый рот. Проблемы с постоянно заложенным носом сделали чуть искривленный прикус его изюминкой. Хотя он сам не то, чтобы был с этим согласен - причитания, когда он снова замечал, что дышит через открытый рот, лились рекой. У Баст были подозрения, что он не с нихуя связал эту милую особенность с "уродством", ноя, что выглядит как стереотипный аутист с отвисающей челюстью, и "а, если у меня слюна вдруг потечет, я этого не замечу, и буду ходить, как зпршник." Ещё одна причина бросить на его семью презрительный взгляд при встрече.       - Потому что все хотят, чтобы по ним скучали. А я не могу, потому что ты для меня скорее удобная вещь, с которой комфортно, а не личность в полной мере. - Слизнув помаду с губ, несмотря на то, что через полчаса его будут ждать опухшие глаза и зудящее лицо, антропофаг уткнулся ей в плечо, с удовольствием принимая ласку. - Тебе от этого должно быть обидно, а я виноват в том, что не могу дать тебе то, что ты хочешь.       - Бегу и прыгаю обижаться на то, что у тебя есть какие-то врожденные особенности, которые никак не меняют нашу жизнь и не отражаются на мне. - Фыркнула Баст, и отросшая карешка коротко хлестнула по плечам, поднимая в воздух аромат каких-то легких духов, а может, это был запах её шампуня. В любом случае, его хотелось нюхать и нюхать, что она спокойно позволила, отклонив голову, чтобы Штерн мог зарыться носом в пушистые пряди. - Всё нормально. Ты не можешь быть виноват в том, что не оправдываешь мои ожидания своими чувствами. Тем более, что у меня ожиданий и нет. Я знаю, с кем встречаюсь.       - Ты точно не обижена и не уйдешь? - Наконец-то, блеклые, отражающие лампу на потолке глаза, посмотрели на неё. Вопрос казался бесхитростным, как у маленького ребенка, но под ним крылась такая бездна, что нельзя было не проникнуться страхом антропофага.       - Когда я обижусь, ты узнаешь об этом первым, и мы поговорим о ситуации, как ты любишь. - И она прониклась, спокойно давая Штерну возможность выразить этот страх, а потом почувствовать её абсолютное спокойствие с каплей принятия.       Громкий треск, с которым штора отошла в сторону, заставил поморщится. Наверное, стоило бы перекатиться на другую сторону кровати. Но не было сил. Не физически, хотя физически их тоже не было. Где вы видели, чтобы у антропофага с таким истощением они были.       Нет, в первую очередь их не было морально. Зато Штерну было жарко. И липко - одеяло пропиталось запахом пота, вкусом пота, текстурой пота. Его, блять, обнимал один большой потный гриб, выросший поверх тёплого зимнего одеяла. Жаль, без дополнительного утяжеления спалось плохо, а то его можно было бы сменить на простынь. Нет, он не настолько "тяжелый" аутист, чтобы без утяжеленного одеяла нельзя было выжить, но да... Без него нельзя было выжить, кого он обманывает, сука.       Матрас с выскочившей на краю от долгого там лежания пружиной прогнулся. Чуть-чуть, Баст старалась не нарушать его право на половину кровати, как он не лез на её часть, если они спали вместе. Как давно они спали вместе? Наверное, когда...       - Когда ты последний раз был в душе? - Оо, нет. Вот сейчас Штерн издал натуральный стон, какому бы позавидовал любой порноактёр. Не надо... Но пахнущая чистотой и свежестью рука уже принялась мягко гладить его по плечу. - Я вижу, что ты не спишь, давай. Просто ответь.       Только не это. Да, он знал, что его запах ужасен. Вот, реально, футболка воняла так, что даже с заложенным носом было слышно просто дико. А уж, как воняло со стороны... Это не бастетовские духи и гель для волос с запахом "диких ягод". А недельный пот, причем не просто скопившийся на самой ткани, если бы он мылся. Нет, этот запах разил ещё и от него самого. А ещё запахи еды, лекарств, пара застывших на ткани корок соплей, которые антропофаг вытер обо все, что нашел в предельной близости, когда рыдал насколько часов подряд. Говорить о том, как должны были пахнуть боксеры, вообще не приходилось. Первые пару дней приступа Штерн честно ходил хотя бы тупо полить себя водичкой из душа в области паха и уйти обратно в кровать. Но потом сил не стало и на это.       - Уйди, пожалуйста. - Откатившись от Бастет, он закутался в одеяло, моментально почувствовав выступивший пот от жары. Мерзко. Но лучше так, чем она ещё секунду будет слышать эти запахи, наверняка кривясь от отвращения. Людоед был на сто процентов уверен, что именно это девушка сейчас и делала. - Оставь меня разлагаться дальше и не мучайся.       - Он разложится на плесень и на липовый мёд... - Баст не стала тянуть его обратно к себе. Просто спокойно легла рядом, зная, что жарче от того, что она обнимет закутанное в одеяло тело, телу уже не будет. - У тебя всё идёт по плану?       По-джентльменски вежливая, и пусть осмеют того, кто скажет, что девушка не может быть джентльменом, её рука взлохматило торчащий из-под одеяла клочок волос. Жирные даже на вид, на ощупь они и вовсе скользили между пальцами, будто покрытые толстым слоем сливочного масла. И блестели, бликуя от солнца, когда Баст приподняла несколько прядей, где были видны явные колтуны.       - Нет. У меня нет плана, как и мотивации вставать. - Штерн дернулся, когда она потянула один такой колтун, пытаясь его распутать. И наконец-то повернулся помятым лицом, где на щеке и лбу отпечатались красные линии от подушки. - Баст, уйди, а? Я же уебищно воняю, оно тебе не надо.       - С точки зрения антропофагов воняют все, знаешь. - Девушка хмыкнула и вытащила из его пряди комок спутавшихся волос. Ломкие и хрупкие после химий, те легко отрывались, оставаясь на руках и расческах при неосторожном движении целыми прядями. Какой бы запах немытой головы не шёл от них, это были просто волосы, в которых не было ничего особо страшного.       Да и в жизни Бастет были моменты, когда приходилось не мыться целыми неделями, вроде ебнутых школьных походов, которые устраивали в ее детстве старшие классы. И это была отнюдь не ночевка на опушке леса, а реальные такие заходы на десятки километров, по полторы-две недели. Тогда это казалось веселым, хотя сейчас она бы хуй попёрлась, и на запах немытых тел никто особо внимания не обращал. Тратить запасы питьевой воды на то, чтобы лишний раз подмыться, естественно, никто не хотел. По сравнению с этим какие-то пять дней в постели не были чем-то страшным, грозя разве что усилением перхоти, да несколькими прыщами.       - А я хуже всех, уйди. Это неприятно. - Ласковые поглаживания подкупали, но выползти из своего кокона на белый свет Штерну было всё ещё страшно. Хотя, в голосе Баст вроде не было осуждающих ноток... Но всё же... Рискнув, антропофаг откинул одеяло к ногам, показывая замызганную за неделю футболку, промокшую после ночи от пота. - Ну и чё делать будем?       - Снимать трусы и бегать? - К его удивлению Бастет не просто не отодвинулась и не нахмурилась, готовясь сказать неприятный комментарий, коих людоед наслушался в прошлой жизни вволю. Но и с лёгкостью перемахнула через него, усевшись на торчащие от предлейкоза бёдра, с которых чуть не соскальзывали боксеры от худобы. Да, жрал Штерн тоже все это время не то, чтобы нормально - ибо не то, чтобы было желание есть. Зато в толчок подниматься почти не надо, охуенно. Интересно, как скоро там пизда почкам с его нынешним обезвоживанием?       В другой ситуации он бы засмеялся и предложил и правда снять, но сейчас... Сейчас лицо людоеда пошло красными пятнами от смущения, легкого стыда и чувства вины за то, что вместо приятного запаха и сексуальной картинки девушка видит... Это. Просто это, иначе назвать его сейчас был невозможно.       Но ни один мускул на её лице не сложился в гримасу неприятия или отвращения. Просто спокойное изучающее лицо, излучавшее комфорт и нормальность. Словно ей не то, чтобы было прям всё равно... Скорее никак не смущало то, что она видит. Бастет просто принимала это как вариант событий, ни на что не влияющий. И это было невероятно ценно для того, кто привык, что в вот такие моменты его тащили за волосы в ванную, на ходу больно сдирая одежду. Не то, чтобы в моменты депрессивных эпизодов его можно было силой заставить что-то делать. Нет, Штерн не собирался срочно хватать себя в охапку и мчать в ванную на всех парах, преисполнившись вселенской любви и бешеной энергии.       Он все так же не хотел нихуя, кроме как лечь и заснуть обратно. Но где-то внутри появилось некое не неприятие мысли, что можно сделать маленькое бессмысленное усилие, чтобы снова почувствовать себя в этой атмосфере нормальности и принятия. Абсолютно бесполезно, как вся его жизнь, но просто, почему бы и нет, раз всё не имеет смысла. Это конечно же был даже не выход из этого состояния, не пробуждение голоса разума. Просто в какой-то момент Штерн допустил, что он мог бы совершить эту херню и снова заснуть на часов так двенадцать.       И именно в этот момент Баст плавно потянула футболку за край, задирая ее вверх.       - Давай сейчас всё это снимем, я включу тебе воду, и ты просто посидишь под душем? Прохладным, если пустишь, то я могу посидеть с тобой, после того, как перестелю постель. - Она не давила, но её тон делал больше, чем все акты таскания тушки Штерна за волосы в душ все эти годы. Настолько, что он даже позволил себя раздеть, не просто валяясь бревном, а ещё и сесть, чтобы ей было удобнее. Такими темпами он реально даже решится нахуя-то встать сегодня и принять этот ебучий душ, чтобы потом дождаться конца этого уебищного периода.       Язык резко стал тяжелым от осознания всех усилий, которые придется приложить. Но антропофаг все-таки почувствовал в себе силы на это, а потому тихо согласился: - Я попробую.       - Сука, наушники забыл. - Истерическое хлопанье по карманам закончилось ничем, и Штерн с силой сунул в них руки. Карманы были неприятно пусты, разве что мобильник давал хоть какую-то сенсорную стимуляцию пальцам, но его мусолить было нельзя - защитное стекло спасало от когтей лишь экран. Царапать и без того поёбанный жизнью телефон было бы лишним. А вот наушники не только закрывали от излишнего внешнего шума на улице, но и давали приятную нагрузку пальцам, когда антропофаг чувствовал, что она необходима.       Но бля, защита от шума всё же была бы лучше.       - Мы можем поехать обратно. - Вкинутая Бастет идея была охуенной. Просто чудо, а не идея, если бы кое-кто, не стоит тыкать в тощую высокую фигуру людоеда пальцем, не забыл насколько дней назад заправить бак. Поэтому, поехать можно было либо до магазина и заправки в паре километров от него. Либо нахуй, толкая потом авто ручками весь оставшийся путь. Выбор был ясен, словно стёклышко.       "Значит, ты выбрал страдать" - отлично описывало ситуацию.       Нет, сначала всё было не так уж и плохо. Даже громкая музыка, и без аутистических проблем неприятная чувствительным ушам антропофагов была терпима. Бодренький такой, прикольный поп-рок, редкий гость в больших торговых центрах. Как обладатель чувствительного слуха и хуевого здоровья, Штерн честно предпочитал мотаться по гипермаркетам как можно реже, настолько это утомляло. В начале всегда было приемлемо, но приезжал домой он выжатый, словно лимон, и с нестерпимым желанием спать тысячу часов, лишь бы боли в костях отпустили без очередной порции мощного обезбола, от которого страдала печень с почками.       Вот и сейчас, началось всё вполне цивильно. Яркие упаковки, громкие звуки и море движений оплетали, словно кокон пёстрых тканей. Но пока ещё не мешали слишком сильно, позволив антропофагу даже сосредоточиться на выборе необходимых вещей и не дать Баст сунуть в корзину огромную пачку цветных хлопьев, предшественники которой стояли неоткрытые в шкафчике на кухне месяцами. Да, можно было бы и поменьше цветов пихать на баннеры, и переключить радио на что-то менее громкое, да и пиздеть можно тише...       И вот так всё докатилось до говна.       Антропофаг в душе не ебал, как чувствуют другие аутисты перегрузку, но для него это было похоже на карусель. Старую, обдрипанную тошниловку, на которой катается вся шпана во дворе, раскручивая шатающуюся ржавую конструкцию как можно сильнее. А ты - маленький пиздюк, который не побоялся подойти к взрослым старшим ребятам и попросить тебя прокатить, пока еще не подозревая, почему у карусели такое название. И сейчас Штерн чувствовал ментальную связь с каждым таким ребёнком.       Ебучая карусель заскрипела и... Всё поехало в пизду.       Песни из милого, но слишком громкого музла превратились в звуки ада на минималках, бьющие по ушам своей интенсивностью. И это не считая ебаной кучи шелеста, шороха, криков детей возле отделов со сладостями и бесконечного, беспрерывного, безжалостного пиздежа. Даже от Бастет, как бы не было некрасиво так говорить про её речь. Но именно это слово описывало ту мешанину звуков, в которой участвовала и она. И ладно бы только звуки, нет, таким было всё. Свет бил в глаза при малейшем движении головы, в поле зрения то и дело всплывали, словно рекламные окна, тела людей, и блядский же цирк... Людоед и не подозревал, что яркие цвета в одежде могут быть настолько навязчивыми. Хотя, они всё равно не сравнились бы с яркостью товаров.       Но визуальный перегруз всегда был легче лично для него, чем аудиальный. Запоминавший со своей лёгкой прозопагнозией в первую очередь голоса, а не лица, Штерн в принципе имел сильное звуковое восприятие. Но в такой ситуации всё, конечно же, обострялось до предела, настолько, что ухо улавливало каждое слово, мгновенно осознаваемое и забивающее собой мозг.       И он, блять, даже не мог скривиться от отвращения, чтобы показать ненависть к своему состоянию, шуму, самой этой поездке и всему миру. Некуда было деть руки, теребящие нитки в карманах, скользящие по полу ноги, слезящиеся глаза и дергающиеся от страха губы. Думается, не удержи антропофаг лица, и оно превратилось бы в настоящую гримасу, на которую было бы жутко взглянуть. Поэтому организм поступил, как умничка. В его собственном понимании, конечно.       Всё просто подошло к логическому завершению перегрузки. Отключению.       Через пару ударов по щекам и смоченные водой виски, Штерн таки открыл глаза. Или они были открыты, хуй его знает. В любом случае, мозг не записал последних событий на ленту памяти. Но тревожное лицо Баст говорило, что проблем антропофаг ей доставил.       - Надолго? - Двигать языком было тяжело. Всплеск гормонов от боли и неприятного ощущения воды на лице помогал, но не то, чтобы сильно. Вести машину в таком состоянии было бы тупой идеей. Кажется, он сказал это вслух.       - Я уже вызвала нам такси, завтра съездишь за тачкой. - Баст отхлебнула из бутылки воды и протянула мужчине. Но, стоило тому брезгливо отодвинуться, как тут же исправила ситуацию, протерев горлышко рукавом. - Слюни не пускала, можешь пить.       Что ж, по крайней мере, пока он пьет, он не может заснуть или думать о чувстве вины. А хотелось. Наверняка тяжелый пакет продуктов, стоявший на скамейке, тащила именно Баст. Вместе с едва перебирающим ногами телом, которое было на грани с тем, чтобы лечь на пол и заскулить. Вот и съездили за покупочками, охуенно.       И, наверное, можно было бы подумать, правда. Застыдить себя, чувствуя горький привкус вины на языке, сказать "какая же ты сволочь", глядя в лицо мысленной проекции себя...       Но на нервно сжавшие друг друга руки легла чужая. И расцепила, оставшись меж двух ледяных от тревоги ладоней. Как источник тепла, как якорь, как молчаливый адвокат, оправдавший своего подопечного.       И стало чуточку легче усмирить свои мысли.       - Я не могу, я не могу, я уже просто до трясучки его боюсь. - Баст зарылась пальцами в волосы и с силой потянула свои отросшие пряди, пока не заболела голова. Эта боль хотя бы отвлекала от другой, куда более тяжелой. Той, что не давала спать ночами, не давала выйти в круглосуточную аптеку под домом поздно вечером, если у болезного любимого что-то снова обострялось, не давала надеть ничего короче джинс на работу. Такая простая и частая, но оттого ещё более сильная, личная головная боль. - Он шёл до подъезда, понимаешь, до ебаного подъезда! Если бы я дверь не успела захлопнуть, он бы и внутрь зашёл.       - Ну так я бы его сожрал тогда. - Сидящий рядом с ней антропофаг с громким фырканьем ткнулся носом в её руки. Бастет вздрогнула и всё же отцепилась от себя, переключившись на Штерна, который терпеливо позволил потянуть себя за хрупкие, только отросшие в небольшой хвост волосы. Впрочем, все равно не больно - человеческая сила не шла ни в какое сравнение с его.       Со стороны по спокойному лицу людоеда могло показаться, что он почти не слушает Баст и пребывает в лёгком пофигизме к её эмоциональному рассказу. Чёрта с два. Слюна, буквально заливающая пасть, разве что изо рта не текла от желания сожрать тварь, посмевшую просто посмотреть в сторону его девушки. А вытворенная сегодня хуйня и вовсе заставляла плавиться от ужаса. Но нет, сейчас Баст были не нужны ни сцены ревности и трепетной охраны своего сокровища, ни слова поддержки, которые она бы хера с два восприняла в таком состоянии. А вот возможность выговориться была в самый раз.       - Не могу так. Но и с ним тоже не могу. - Бастет свалилась в объятия антропофага, свернувшись внутри кольца рук в защитный калачик. - Я не хочу впрягать тебя или тем более отца, но мне так нравится эта работа. И он может меня найти даже, если я уволюсь.       - Не знаю, давай, хоть заезжать за тобой вечером буду? - Глядя на этот клубок, невольно начинало ныть сердце. Его солнышко, его лапочка, его, его, его. И какая-то мразь!.. Штерн наклонился, ласково мазнув носом по красной от слёз щеке. Тот ублюдок её трогал, сука, пусть не в интимном плане, но чужой, тухлый запах на одежде чувствовался отчётливо. За плечо, попытался положить руку на талию, но она вывернулась, и прикосновение смазалось, запястье тоже пахло, словно кандалы надели. В горле от злобы вспыхнуло и резко осело рычание, превратившись в тихое успокаивающее мурлыканье. Под такое Бастет лучше засыпала, если они ложились вместе, а вот нервировать её сейчас своими психами не стоит. - У вас можно взять шокер с собой? Или перцовку. Хоть что-то?       Баст лишь отрицательно покачала спрятанной в защитном домике головой и зарылась плотнее. Если бы можно было оставить её так. Или лучше - проглотить. Спрятать внутри, защищая собой от всего мира, словно моллюск свою драгоценную жемчужину. Жаль, природа над ними посмеялась. Бастет-то была бы и не против получить столь необходимую визуальную депривацию и тесное защищённое пространство таким способом, да антропофаг калечный попался, скорее сдохнет, чем кого-то сожрёт. Оставалось довольствоваться лишь объятиями.       По крайней мере, уж их Штерн сделает самыми лучшими. Потянувшись, он подцепил край пледа и накинул сверху на них обоих. Вот так, чтобы плечам стало тяжело от удушливо-мягкой ткани. Кто, как не аутист с кучей психических болячек, знает о заземлении. Достаточно тонкий, чтобы через него проникал тусклый свет, но при этом плотный, плед словно окутал их коконом, как готовых вылупиться бабочек.       Охуенно. С тихим, размеренным мурлыканьем под ухом и таким покрывалом Баст должно было стать хотя бы физически легче, да и соплей она размазывала по чужой футболке куда меньше. А это уже был нихуевый такой прогресс.       Возможно, он не очень хорош в эмпатии и сострадании, но кое-что все-таки умеет.