valkyrie

— То, что у тебя есть ключи, не позволяет тебе вот так запросто заявляться в мою квартиру, — Хосок прошел по обширному холлу в зал. Часы в прихожей мерно тикали, отвлекая его от старательного продумывания линии нападения. Чтобы довести ее до идеального вида, оставалось только сдобрить всё это тонной напускного спокойствия. Чон кинул пиджак на спинку стула у барной стойки и растегнул верхние пуговицы рубашки, не обращая внимания на чужое присутствие, — Тэхён, я разве непонятно что-то сказал? Ким хотел, чтобы его заметили. Аккуратно поставленные лакированные туфли, включенная подсветка у кухонного «островка» жаждали внимания, мозоля Хосоку глаза. Тэхён чувствовал себя, как дома, хотя не имел на это ни малейшего права, по мнению хозяина квартиры. Только спустя несколько минут, когда Хосок замер посреди комнаты, он позволил себе выдохнуть, чтобы тут же его сердце сделало кульбит, опасно подпирая ребра. Он медленно повел головой, потому что не услышать чужие шаги сзади себя было бы нелепым упущением. Ким не заставил себя ждать. На талию легли тяжелые руки и легко сжали её, но Хосок сдавленно зашипел от неприятных ощущений и вывернулся из чужой насмешливой хватки. Тэхён примирительно, но больше издевательски поднял руки. Губы, растянутые в улыбке, отчётливо контрастировали с могильным холодом в глазах. — Ты такой шугливый, хён. Бока заныли. Хосок физически ощущал, с какой филигранной точностью пальцы Кима прошлись по оставленным им же синякам. Они уже давно пожелтели. В таком не было ничего красивого, но Тэхёну нравилось. И совершенно не нравилось Хосоку. — Дыши, Хосок, дыши, — Ким приблизился настолько, что Чон отчетливо уловил до боли знакомый аромат ели и кедра. — Ты так долго не протянешь, если будешь так волноваться, — усмехнулся Тэхён, но в этой усмешке не было ничего хорошего. В его заботе априори не могло быть ничего хорошего, потому что то, что росло в нем, никак нельзя было назвать любовью. Это было желание власти, желание поглотить другого человека и полностью обладать им. Но Чон всё ещё колебался, оправдывая Кима не потому, что верил в его безусловную искренность, а потому, что сам замечал в себе проблески чего-то… нездорового. Хосок с ужасом понимал, что Тэхён вытачивал его под себя, а он не был против, как бы сильно он не плевался ядом. Ким был одинаков во всём. В введении бизнеса, в общении, в любви. Он был безумно осторожен. Хосок почти осязал эту колючую проволоку, которой тот был обмотан. — Зачем ты пришел? — Ты не отвечал на мои звонки, — заметил Тэхён. Белая свободная рубашка выгодно подчеркивала его широкие плечи. Хосок помнил, что Ким всегда любил классику в одежде, которая неизменно ему шла. Любые мелочи, которые замечал Чон, тщательно сортировались и складывались в папку под названием «Ким Тэхён». — Не думаю, что хотел бы слышать твой голос чаще, чем раз в неделю, — быстро проговорил Хосок, желая избавиться от ощущения, будто его разглядывают голым под микроскопом. — Тебе некомфортно? — вопрос, который больше прозвучал, как утверждение, заставил Хосока мгновенно выпрямить напряжённую спину. Давление, с которым Тэхён настойчиво закатывал его в асфальт, пульсировало в висках. Да, ему было некомфортно. И Ким прекрасно знал об этом. — Что ты хотел показать мне этим? — Любовь. — Не ври мне. — Ты же любишь, когда я говорю о своих чувствах. Хосок налил в стакан воды из графина. Горло сушило, поэтому он предпочел оставить без ответа давящую на больное реплику Тэхёна. У того была просто отвратительная привычка вспоминать всё хорошее, выставляя это таким образом, что Чону было стыдно за свое же поведение. — Прячешься. — Не понял. Хосок с трудом сделал глоток. Холодная вода будто бы еще больше порезала израненную глотку, царапинами пробираясь вниз по горлу. — Ты всё понял, — любовно улыбнулся Тэхён, обходя барную стойку. Хосок инстинктивно попятился назад, но тут же остановился. Показывать Тэхёну слабость ему не хотелось. Тем более, если она была из-за него. Ким остановился возле Хосока, заострив внимание на аккуратной сережке, защелкнутой клипсой на мочке уха. Всё-таки не проколол. — Ты никуда не денешься. Человек, который любит, привязан. — Несмешно, — на лице Чона не дрогнул ни единый мускул. Непроницаемая маска, надетая вовремя, вернула Чону хоть немного самообладания. Он жутко бесился. Внутри. Ким был на несколько лет младше его, но сейчас он нависал над ним, подчинял низким голосом и был абсолютно уверен в своем нерушимом превосходстве. Тэхён знал, какую силу он имел над Хосоком, и это раздражало ещё больше, потому что было правдой. Хотелось задать вполне очевидный вопрос, но Чона больше пугал ответ. А любил ли его Тэхён? — Я не понимаю, чего ты ожидал, если я ясно дал понять, что не хочу тебя видеть, — припечатал Хосок, внутренне содрогаясь от силы наконец-то сказанных слов. То, что он озвучил давно накипевшее, подбросило адреналина. Сказать такое Тэхёну было равносильно добровольному самосожжению на костре в домашних условиях. Ким лил бы бензин, а Хосок горел. И он действительно горел. Шея покрылась красными пятнами, но он не сдвинулся с места. — Так значит, ты говорил правду, — задумчиво качнул головой Тэхён. — Я похож на лжеца? — Хосок оторопело уставился на него. — По моим наблюдениям, ты крайне часто врешь, стараясь запрятать свою сломанную натуру за кучу ядовитости, — Ким внимательно изучил лицо Хосока, прежде чем холодно улыбнуться и сделать шаг в его сторону, слегка наклоняясь к обескураженному Хосоку, — ты патологический лжец, хён. Чем больше Тэхён говорил, тем сильнее мутило Хосока. Он делал шаг назад, но его неспешно догоняли, неуклонно наступая. Тэхён смотрел ему прямо в глаза, и Хосок едва ли не тушевался под его взглядом. — Я не прощаю измен, Тэхён. Заруби себе это на носу, я даю только одну попытку, — глаза Чона предупреждающе сверкнули, когда он напомнил себе, по какой причине Ким здесь. Отстоять себя нужно было при любом раскладе, — если ты думаешь, что тебе это сойдет с рук, то ты глубоко ошибаешься. У Хосока было достаточно доводов для того, чтобы измельчить Кима в пыль и развеять её над океаном. Останавливало только бешено бьющееся сердце, которое наотрез отказывалось верить реальности. Для Тэхена он был драгоценностью, но не той, которую бережно хранят, а той, которую ставят за стекло, и упиваются ее обладанием, имея десятки других в своей коллекции. — Хён, — на лице Кима не было видно ни грамма расстерянности. Он превосходно держал себя в руках, — ты… — Прекрати, — процедил Хосок, — я слышал это уже миллион раз. Любовь Хосока превращалась в валькирию — громовую воительницу с мечом наперевес. Хосок умел любить. Жить этим чувством. Делиться им. А потом появился Ким Тэхён. И всё стало ещё хуже. Они познакомились на вечере, который устраивала семья Кимов. Обычное мероприятие, после которого Хосок планировал уехать один, но никак не оказаться в машине Кима. Тэхён хотел развлечься, и Хосок с лёгкостью согласился дать ему это. В своей манере. За тот вечер Тэхён узнал о себе много нелестных эпитетов. Хосок наговорил ему это в ответ на оскорбительное предложение, которое его явно не устроило. Ким улыбнулся после того, как всё же аккуратно хлопнула дверь машины, оставляя его наедине с narciso rodriguez* Хосока. Чон был хорош, это стоило признать. Его ответная реакция более чем удовлетворила Кима. Не соглашаться на предложение уже было чем-то, что могло заинтересовать его. И Тэхёна заинтересовало. Он никогда не озвучивал, что собирался делать. Морально подготовиться к его визиту удавалось только за пять минут, потому что sms-ки он присылал, уже будучи в лифте, поднимавшемся на нужный этаж. Как охранники пропускали его на закрытую территорию элитного комплекса, оставалось загадкой, для решения которой достаточно было назвать только нужную фамилию. Ким не походил ни на кого из знакомых Чона. Хосок пытался предугать его действия, но вскоре был вынужден оставить эту затею в покое. Тэхён не ставил ему рамки, но контроль ощущался в каждом действии. Хосока это настораживало, но природное любопытство делало своё дело. Чон постепенно втягивался в игру, спланированную по чужим правилам, заведомо зная, что он проиграет. Они переспали на десятый месяц отношений. Почти год, и личный особый рекорд Тэхёна. Хосок долго ломался. Он не знал, сколько ещё отношения представителей двух известных семей, могут просуществовать втайне. Тэхёну же было плевать, наводя Хосока на подозрение, что тот уже получил всё, что хотел. Напротив фамилии Чон в списке Тэхёна должна была стоять галочка. Но Хосок ошибался. Всё зашло намного дальше, чем он предполагал, и это в который раз разбило в пух и прах его попытки прочитать Тэхёна. Ким был откровенно увлечен им. Хосок становился на тонкий лёд и ждал неумолимую трещину под ногами. И трещина разламывала хлипкую поверхность под ним. Человек, которого Чон любил, оставлял, помимо отметин на его теле, тянущее ощущение в груди. Привязанность наносила незаживающие шрамы, и Чону надоедало смотреть на то, как ранился он один. Ким не показывал себя целиком, не умел или не хотел — Хосок не знал, но каждый раз упорно пытался вытянуть из того больше, чем слово «люблю». Чон не доверял этому слову из уст Тэхёна, потому что раз за разом натыкался на предупреждающий взгляд, в котором плескался приказ не лезть дальше, чем позволено. Ким был идеальным. За исключением своего характера. Неприступный, коронованный восхищеными взглядами бизнесмен, которого Хосок сразу окрестил «выпендрежником», действительно имел идеальную репутацию в высших кругах. Но Чон не мог сказать, что сам не восхищался им. Ким действительно был… идеальным. Хосоковская гордость за собственную независимость постепенно рушилась по кирпичику. Всё началось с безобидного. Рестораны, прогулки, кинотеатры, выставки, поездки, званые ужины. Цветы. Роскошный букет пионов ввел Чона в краску, когда курьер вручил ему эту махину прямо в руки. Ким был в отъезде по делам. Улетев из города, он всё равно не лишал себя удовольствия напоминать Хосоку о себе. Тэхён умел ухаживать красиво. После пионов были белые розы, пудровые тюльпаны, цветы, названия которых Хосок не знал, поэтому Тэхён быстро смекнул, что пионы понравились ему больше всего. Внимание к мелочам у Кима было возведено на совершенно иной уровень. Такое подкупало. Чон смог вынести себе только один неутешительный диагноз: запущенная зависимость. На самом деле Тэхёну не составило никакого труда влюбить, а ему — влюбиться. — Давай поговорим, — сердито настоял Ким. — Разве это еще нужно? — Хосок устало огрызнулся. Брать на себя инициативу в новой перепалке он больше не был намерен, хотя энергии в нем хватило бы на все десять. Объебался здесь Тэхён, а не он, поэтому очередная трата нервных клеток теперь расценивалась им, как халатность по отношению к собственному психическому здоровью. — У тебя появилось новое оправдание? — приподнял бровь Хосок. Всё происходящее было абсурдом. Чон поверить не мог, что он допустил такое отношение к себе. — Я не собирался оправдываться, — пожал плечами Ким. Хосоку захотелось врезать ему. Безразличие, с которым Тэхён это говорил, ножом вспороло тряпичное сердце. — И зачем ты тогда здесь? — Хосок обошел Тэхёна, решительно направляясь в прихожую, — если нечего сказать, тогда на выход. Чон остановился. Спину прожигало чужим взглядом. — Я не буду повторять, Тэхён, — Хосок дёрнул за цепочку на шее, вытаскивая из-под рубашки кулон. Он покрутил его в пальцах, успокаиваясь, — я боюсь, что нам не удастся нормально поговорить. Иначе Хосок наорал бы на Кима, а после разрыдался бы, лежа на диване в одиночестве, как было за несколько дней до этого. Негативные воспоминания были ещё слишком свежи, чтобы ему хотелось продолжения конфликта. В горле защекотало знакомыми мелкими иголками. Хосок слепо уставился перед собой, но Тэхён не шевелился, поэтому молчание затягивалось. — Нечего сказать, да? — Хосок ещё раз повторил вопрос. Тираду, которую он готовил, пришлось затолкать обратно в сердце, ловко переключая кнопку на режим «рассудок». Сейчас он ничего не мог изменить, да и не хотел. — Хосок, — Тэхён запустил руки в карманы брюк. Он заехал к Чону сразу после работы, — я извинился. — Как же я мог забыть, — ему криво улыбнулись в ответ. Улыбка у Хосока была вымученной, будто чужая измена выпила из него все соки и не оставила ни капли, чтобы функционировать нормально. — Этого недостаточно, я понял, — нахмурился Тэхён. — Браво, — Хосок поаплодировал то ли проницательности Кима, то ли своему самообладанию. Он держался дольше, чем предполагал. Вернувшийся после трудного дня на работе Чон еле заставлял себя ворочать языком. Он подозревал, что энергия улетучивались из его тела не по физическим, а по психосоматическим причинам. — Я заеду за тобой завтра, сейчас действительно не лучшее время, — Ким посмотрел на настенные часы, — я забыл, что кому-то пора в кроватку. — Оставь эти шуточки, — сухо проговорил Хосок, хотя живот свело от волнения. Его всегда сводило, когда Чон говорил что-то не то. Ему вспомнились недавние слова Тэхёна о его лжи. — Перестань язвить, — Ким поравнялся с ним, но Чон не опустил глаза, продолжая упрямо смотреть на него. Кончики пальцев заметно похолодели. — Затыкать рот будешь кому угодно, но не мне. Поэтому перед тем, как пойдешь в кроватку, подумай, как следует, над своим поведением, — отзеркалил Хосок. Ким мгновенно помрачнел. Он явно не был готов к такому ответу, поэтому на секунду Чона захлестнула зыбкая радость. Хоть какие-то проблески реакции на его слова. Ким тоже что-то чувствовал. До одиннадцати часов ночи оставалось всего несколько минут, когда он ушел. Хосок замер каменной статуей в прихожей, хотя по ногам всё еще пульсировала кровь, готовя тело к побегу. Тэхён не хлопнул дверью, не разозился, не сделал ничего из того, что сделал бы сам Хосок. Он просто ушёл, напоследок, поцеловав его в лоб и огладив тонкую шею. Хосок на мгновение прикрыл глаза. Раз, два, три. Грудная клетка переставала так лихорадочно вздыматься. Он подошёл ко входной двери, подергав за ручку. Дверь была закрыта снаружи. По спине Чона всё ещё пробегали остаточные мурашки от чужих прикосновений. Наверняка Ким заметил их, потому что объяснить иначе мелькнувший на прощание самодовольный прищур Хосок не мог. Осознание того, что ключи от квартиры так и остались у Тэхёна, маякнуло и растворилось в потоке хаотичных мыслей. Тэхён уже тогда знал, как Хосок себя поведет, знал, что Чон будет сколько угодно брыкаться, но никогда не перейдет черту. Ким был слишком самоуверенным. Неожиданно хлопнула дверь. Чон вздрогнул и поднял голову, оторвавшись от происходящего шторма в сердце и голове. Их отношения были обречены на провал, и провал наступил, когда Хосок, помедлив, въелся в губы вернувшегося Тэхёна, притягивая его за рубашку, которую сам же и подарил. На шею грубо налетела чужая ладонь, чуть сдавливая её, и Хосок коротко застонал, ударяясь о стену, в которую его впечатал Тэхён. Разве здравомыслие играло здесь какую-то роль? Или оно изначально было не для Хосока? Чон вцепился в чужие руки, когда Ким прикусил его оголенное плечо, отодвинув край сползавшей рубашки. Возбужденное дыхание Тэхёна опалило шею, вызвав новую волну мурашек. Ответ на поставленный вопрос Чон не хотел знать, ведь валькирии, прикрываясь кровавыми тучами победы, изначально сопровождали лучших воинов, павших в бою. И Хосок был одним из них. Был павшим. Рубашка из тонкой ткани была откинута на пол, оставляя его в одних брюках. Хосок взял в руки лицо Кима, черным отчаянием целуя родные губы. У Тэхёна была всего одна попытка.