Рождение матери

Бета Долька Дыньки (Frozen_Melon на ао3) Кожа ее пахла солнцем. Мне так казалось. Я утыкался носом в сгиб ее острого локтя и жадно-жадно вдыхал этот сладковатый, ни с чем не сравнимый запах. Запах моей женщины. Я был опьянен. Я сходил с ума. И сердце мое, наполненное великим желанием, не умещалось под ребрами и вот-вот готово было выскочить из груди и разбиться на миллионы осколков прямо у ее ног. Банально? Может быть. Но я обожал ее. Она была моей вселенной, пылающей звездой, вокруг которой вращались все мои помыслы. И я наслаждался ею. Я любил ее, как любят звери – наотмашь и дико, я любил ее, как любят птицы – высоко и нежно. Я любил ее, как любят люди – всем сердцем и душой. Телом. И она отвечала мне горячей южной страстью, мы полностью отдавались друг другу, сгорая дотла. И вот, когда любовь моя стала неизмеримо больше меня самого, Альбина вдруг сказала мне: – Я беременна. Я так и застыл, обратившись в камень, точно тролль под первыми лучами солнца. – Что? – ошарашенно спросил я. – Как это возможно? – Ну знаешь, когда мужчина и женщина сильно любят друг друга… – засмеялась Альбина. Да уж. Такой результат нашей кипучей любви был вполне ожидаем, но все же я его не ожидал. Не думал, что такое может случиться с нами на самом деле. Перед глазами возникла картина, как я, маленький пятилетний бутуз, только-только познающий большой удивительный мир, задал вопрос бабушке (тогда я считал ее своей мамой): – Мама! Откуда я взялся? Она почему-то не ответила мне, отвела глаза и даже шлепнула меня ладонью по губам, чтобы не задавал неудобных вопросов, не отвлекал ее от важного дела – просмотра какого-то мексиканского сериала. Тогда столь волновавшая меня тайна так и не была раскрыта. А теперь… поздно, наверное, прикидываться дурачком, который ничего не понимает… – Я думал, ты принимаешь таблетки или что-то вроде того, – я потер переносицу. Альбина прикусила нижнюю губу и замотала головой. Снова засмеялась. – Принимала, а потом вдруг все так завертелось, да и я подумала, что хочу стать матерью. Теперь я готова к этому. Она поднялась с раскладной кровати и направилась к выходу из фургона. Я поплелся за ней следом. – А ты уверена? – запоздало поинтересовался я. – Может быть, надо купить тесты или заехать в клинику? – Можно, – она пожала плечами, – но я и без этого знаю. Женщины всегда чувствуют такое. Она зашла в уличный душ на стоянке, я вместе с ней. Стоял и смотрел, как тугие струи воды стекают по ее рыжим волосам и худому загорелому телу. *** Мне было шестнадцать, когда я впервые увидел ее голой. Я тогда случайно забежал в ванную, когда Альбина мылась. Увидев меня, она нисколько не смутилась, продолжала водить мыльной мочалкой по красивым изгибам стройного тела. Пушистая белая пена заменяла ей платье, но и от этой условной одежды она быстро избавилась, позволяя мне наблюдать, как вода смывает белую пелену с ее угловатого тела. Становилось душно. Я смотрел на нее, не в силах оторваться от этого прекрасного зрелища, и чувствовал, как во мне что-то происходит, оживает, волнуется. Томление наполнило мою грудь жаром, и к щекам прилила кровь. Я понимал, что мне лучше уйти, но не мог сдвинуться с места, лишь сжимал и разжимал ладони, влюбленно глядя на Альбину. Это было совершенно неправильно, дико и аморально, но черт подери – мне так нравилось смотреть на нее. А ей нравилось наблюдать мою реакцию и дразнить меня. Уже тогда я чувствовал к ней невероятное притяжение, и она рада была поддерживать мою к ней привязанность. Мне и до этого, бывало, время от времени снились неясные сны про нее, от которых я просыпался и долго-долго не мог успокоиться, унять дрожь во всем теле, а после этого случая они стали сниться мне регулярно, обрастая все более откровенными и чувственными подробностями. *** – А когда ты была беременна мной, ты тоже это почувствовала? – Конечно, – она взмахнула головой так, что брызги веером разлетелись с мокрых волос во все стороны. – Вернее – я чувствовала, что со мной что-то произошло, что-то изменилось во мне и внутри все наполнилось теплом. Я тогда не понимала, что это, но сейчас понимаю. Знаю – это ребенок. Плод нашей любви. И я так счастлива носить его под сердцем. – Ну раз ты счастлива, то и я счастлив, – я широко улыбнулся, пытаясь за улыбкой скрыть смятение. – Наверное… В голове все перепуталось, и я пытался понять и принять, что происходит здесь и сейчас. Со мной. С ней. С нами. И горячая, живая мысль билась жилкой на виске – Я. Стану. Отцом. И братом. Когда я был маленьким, я думал, что Альбина – моя старшая сестра. А мамой называл свою бабушку, которая, скрывала правду от меня и всех остальных. Наверное, хотела защитить Альбину от ненужных разговоров, от позора, на который Альбина якобы себя обрекла, родив ребенка от какого-то залетного рок-музыканта, воспользовавшегося наивностью малолетней фанатки. Как бы то ни было, я все равно узнал правду. Альбина сама рассказала мне и даже показала полароидную фотографию, где она с хорошо заметным круглым животом стояла на фоне пальмы. Наверное, это была единственная фотография того времени, потому Альбина так ее берегла. Мне было странно свыкнуться с мыслью, что она моя мать, я до сих пор, если честно, не свыкся с ней до конца, а теперь вот такие новости. *** – Ты говоришь, что готова теперь стать матерью, а разве со мной ты не была готова? – спросил я, когда, уже одетая, она сидела за столом на нашей маленькой кухоньке и ждала, пока я приготовлю завтрак. – Нет, – Альбина опустила глаза. – Понимаешь, когда ты родился, я сама была еще ребенком и ждала чуда. И ты стал для меня этим чудом. Но к сожалению, я не смогла стать истинной матерью для тебя… Сестрой и подругой – да, но не матерью. Я поставил на стол тарелки с овсяной кашей быстрого приготовления и подошел к Альбине, подсаживаясь к ней. – Ты мне больше, чем мать… – поспешил я ее подбодрить, но она не нуждалась в моем утешении. Я взял ее тонкую руку и поцеловал кончики пальцев. – Спасибо, милый, – она погладила пальцами мои губы. – Просто я всегда чувствовала вину перед тобой, а сейчас я готова исполнить свое предназначение. *** Честно говоря, я никогда не верил в предназначение. Я думаю, что человек сам пишет свою судьбу и вовсе не обязан соответствовать чужим ожиданиям. И все же меня терзал еще один вопрос. – А я? Ты уверена, что я готов стать отцом? – Конечно, уверена, – Альбина притянулась ко мне и лбом прижалась к моему лбу. – Ты станешь лучшим на свете папой. Уж точно лучше, чем твой отец. Она рассмеялась, разлохматила мои отросшие почти до плеч волосы, и я окончательно понял, что безнадежно влип. Но я смотрел на Альбину – она на вид была спокойна и, казалось, совсем не волнуется о том, что ждет нас впереди. Меня заражала ее уверенность. И я верил – все будет хорошо. Все будет так, как должно быть. В свои двадцать два года я все же почему-то не чувствовал себя достаточно взрослым, чтобы брать на себя ответственность за свою семью, за своего будущего ребенка. Было такое ощущение, что я навечно застрял в своих шестнадцати, когда впервые осознал влечение к женщине, когда впервые полюбил… Мне бы стоило, наверное, стать серьезнее, остепениться, думать не только о телесных удовольствиях, но и о последствии своих поступков. Я все это готов был принять… В теории. А на практике я был растерян и не знал, что делать дальше. Ребенок требует очень много внимания, готов ли я дать ему столько? Готов ли я делить любовь своей матери с кем-то еще? Не будет ли мучать меня огненная ревность? Смогу ли я стать достойным отцом, которым бы мой ребенок гордился, а не рассказывал психотерапевту о своих травмах, что я нанес ему по случайности или по незнанию… Я понятия не имел, я словно кубарем катился с крутого склона горы и не знал, как мне замедлить свое неизбежное падение, ведь впереди гудела скоростная магистраль, и машины новых обязательств носились, как сумасшедшие – трудно было надеяться, что я останусь целым после этого столкновения. И все же я надеялся. *** Рядом со стоянкой был большой магазин всякой всячины, где мы закупились водой и едой, Альбина еще купила тесты на беременность. Результат оказался положительным, как Альбина и сказала. Но этот тест она купила вовсе не для того, чтобы убедиться в том, что она и так знала, и даже не для того, чтобы убедить в этом меня: – Я хочу собрать всю историю нашего ребенка от зачатия до рождения, – сказала она, вклеивая тест-полоску в один из своих самодельных фотоальбомов. · Альбина маняще улыбнулась, а я никогда не мог устоять перед ее улыбкой, перед ее непосредственностью и ее любовью. И я готов был воспроизвести с ней сцену зачатия прямо сейчас. *** Вот уже третий год мы с Альбиной колесили по стране в поисках места, которое могли бы назвать своим домом. Местом, которое бы приняло нас после того, как весь мир от нас отвернулся, из-за того лишь только, что мы осмелились признаться, что любим друг друга сильнее и глубже, чем дозволено любить матери и сыну. Мы стали изгоями в тот день, когда нас застала в постели слишком рано вернувшаяся с работы бабушка. Для нее, конечно, увиденное было шоком и болью, и, не справившись с этим, она выгнала нас из дома, проклиная ужасными словами, и мы вынуждены были, кое-как побросав в рюкзаки вещи, заскочить в наш фургон и уехать прочь. Мы пытались оторваться от благообразных моралистов, которым поперек горла была наша любовь и наше счастье. «Страшный грех», – говорили они. Путь к вырождению и всему такому прочему, а я говорю, что самый страшный грех на земле – занудство. Да и какая мне разница, куда я попаду после смерти, если я пока живой и хочу любить того, кого я люблю. А я люблю Альбину и не променяю ее ни на одну из девиц, которых мы время от времени подбрасывали автостопом, а они пытались «расплатиться натурой», но нам с Альбиной это было не нужно. И мы отпускали их – странных и слишком шумных. Наш небольшой фургон шуршал колесами по дороге, и мы отправлялись вперед, не думая о том, куда выведет нас очередная петлистая дорога. *** И вот теперь эта новость, после которой наша жизнь лихо перевернется, изменится. И что нам с этим делать? Другой на моем месте, наверное, настоял бы на аборте, но я видел, как Альбина радуется будущему ребенку, и не мог причинить ей такую боль, тем более, что и сам мечтал, что однажды у меня будет сын или дочь. Разумеется, я знаю о том, что дети от родственных связей часто рождаются больными, с какими-то генетическими заболеваниями, но ведь и в обычных, здоровых парах бывает рождаются больные дети, а какие-нибудь пьяницы и наркоманы, как конвейеры рожают здоровых и крепких малышей. Увы, слишком многое в этой жизни зависит от случайности, так что вместо того, чтобы забивать себе этим голову, мы предпочитали довериться судьбе. *** Я сидел за рулем, наслаждаясь чувством контроля над огромным, раскрашенным разными цветами фургоном. По радио какая-то, наверное, известная певица пела о любви, мимо проносились фонарные столбы, светофоры. Все казалось таким многозначительным, но в то же время – таким неважным. Альбина была моим штурманом, сидела рядом с бумажной картой в руках, хотя, откровенно говоря, у нас не было какой-то конкретной цели путешествия, мы просто ехали вперед. Где-то далеко-далеко отсюда шумело шоссе, а мы давно съехали с основной дороги и остановились посреди степи, усыпанной цветами. Мы вышли из фургона и утонули в сладковатом запахе диких трав. Альбина достала художественный планшет и стала рисовать меня, а я смотрел, как за ее спиной багряное солнце падает за горизонт, окрашивая догорающий день рыжими отсветами. И это было прекрасно. Теплый, сухой ветер трепал наши волосы, целовал кожу вечерним зноем. Стаи птиц пролетали сквозь переливающиеся перьевые облака, самолеты расчерчивали небо белыми полосами. Все было хорошо. Красота наполняла сердце взволнованной радостью, я чувствовал единение с природой, с миром, с космосом, с каждой грандиозной горой, устремляющейся острой вершиной в бесконечность, с каждой маленькой птичкой, познавшей радость полета. Со всеми людьми на земле. И особенно – с Альбиной. Она рисовала меня, а я, заряженный ее вдохновением, писал о ней. О том, как она похожа на нимфу, как ее пружинистые рыжие волосы спадают на плечи, как в ее зеленых глазах играет веселье, и в то же время в них скрыта глубокая тайна, известная только нам двоим. Она закончила портрет и показала мне. Удивительное дело – она почти с фотографической точностью нарисовала меня, и все же человек на картине был гораздо красивей, чем я был на самом деле. Это была лучшая версия меня. Альбина нарисовала меня в образе сказочного принца, оттого волосы мои отдавали золотом, отросшая на загорелом лице бородка была более ухоженной и менее растрепанной, а голубовато-зеленые глаза, казалось, были подкрашены углем. Альбина смотрела куда-то вдаль, щурясь и чему-то загадочно улыбаясь. – О чем ты думаешь? – спросил я. – О счастье, – ответила она. – Мы все так отчаянно гонимся за ним, думая, что сможем догнать, думая, что познаем Истину, но Истина в том, что счастье – это что-то, ускользающее из рук. Счастье, как хрупкая бабочка, сожми ее в кулаке – и она погибнет, но если ты раскроешь ладонь, она будет сидеть на ней, позволяя любоваться ее красотой. – А если бабочка улетит? – Значит, надо ее отпустить. Пусть летит. – Я бы никогда не смог отпустить тебя, – сказал я, обнимая ее за плечи, чувствуя, как она расслабляется в моих объятьях. – Ты – мое счастье, – ответила она, подставляя шею под мои поцелуи. – Счастье, которое я создала сама. И оттого я люблю тебя сильнее, чем кого-либо еще. – А мой отец? Неужели ты не любила его? Альбина засмеялась. – Я была его фанаткой. А это совсем другое, но тогда мне действительно казалось, что это и есть любовь, настоящая, вечная, но, поверь мне, это совершенно другое. Тогда в голове я просто создала образ идеального человека, а потом столкнулась с суровой реальностью. Твой отец оказался совсем не тем романтиком, о котором он пел в своих прекрасных песнях, а был обычным бабником. Ему от женщин, да и в принципе от жизни, нужны только секс и обожание. И все это он получил от меня. Я тогда была наивна, для меня он был целым космосом, я же для него – одной из тысячи. Обычной группи, с которой можно пофлиртовать и потрахаться, не более того. Но все же я благодарна ему. Благодарна за то, что открыл мне глаза и за то, что подарил мне тебя. Она развернулась, привстала на цыпочки и поцеловала меня в губы, я ответил, чувствуя, как растет и крепнет во мне желание, но я не торопился давать ему волю, мне хотелось полнее ощутить нашу близость и не разрушить хрупкого счастья. Какой же Альбина была прекрасной, в моих руках она горела огнем. Она пробежалась пальцами по моей груди, расстегивая пуговицы на моей белой рубашке, ее руки остановились на поясе штанов. Я накрыл руками ее руки, забывая, как дышать, но одна беспокойная мысль тревожила меня и смущала. – А мы не навредим ему? – сказал я, выразительно погладив ее живот. – Нет, – успокоила меня Альбина, накрыв тонкой ладонью мою руку. – В книгах пишут, что секс во время беременности даже полезен и матери, и ребенку, ведь в его процессе вырабатывается гормон счастья, который помогает облегчить роды. Да и просто секс – это отличная тренировка для мышц тазового дна. – Ты хорошо подготовилась, – я засмеялся, позволяя рукам Альбины двигаться ниже… *** Альбина решила, что не будет рожать в больнице, слишком травматичными были ее воспоминания о первых родах, когда я появился на свет. Она говорила, что в больнице с ней плохо обращались, хамили, унижали и в целом больше мешали и пугали, чем помогали. Ей было очень тяжело, больно и стыдно там находиться, поэтому она решилась на домашние роды. Но это вовсе не означало, что она отказывалась от врачебной помощи, все-таки она не достигла еще того уровня подозрительности, чтобы в каждом враче видеть личного врага, поэтому мы заочно консультировались с акушером-гинекологом из столицы, смотрели на ютубе видеролики о подготовке к родам, занимались специальной йогой. Альбина и меня заставила принимать все эти ужасные асаны, чтобы больше проникнуться ее положением. Мы даже купили мяч для занятий фитнесом, который, как заверяла меня Альбина, пригодится и во время родов. Все это было продумано и обговорено много-много раз, так что теоретически мы уже несколько раз все это пережили, дело оставалось за малым – родить уже по-настоящему. *** Пол ребенка мы специально заранее не узнавали и, проходя плановые узи, просили эту информацию держать в секрете. Потому что нам было все равно, сын у нас родится или дочь, главное, чтобы ребенок был здоров, а сделать его счастливым – это уж наша забота. Имя мы тоже не придумали. Альбина сказала, что, когда ребенок родится, он сам подскажет свое истинное имя. *** Мне казалось, что я нервничаю в несколько раз сильнее, чем Альбина. Каждая ее схватка отзывалась во мне мучительной протяжной болью, меня прошибал холодный пот, я не знал, как помочь моей любимой, как облегчить ее муки. Альбина лежала в большой ванной, наполненной теплой водой. Акушерка направляла ее, тихо говорила ей какие-то слова, но, если честно, я не особо вслушивался. Я вообще находился как будто в другом измерении. Тело мое стояло тут. Я даже что-то делал. Держал Альбину за плечи, протирал ее шею и грудь прохладным влажным полотенцем, но душа моя отлетела куда-то и наблюдала за всем как будто со стороны, как будто все это происходило не здесь. Не сейчас. Не с нами. *** Родилась девочка. И без поросячьего хвоста, между прочим. Была она такой маленькой, такой хрупкой на вид, что мне было страшновато брать ее на руки, и все же я взял – и на сердце вдруг резко потеплело, я смотрел на ее маленькое личико с огромными глазами и не верил, что это чудо – моя дочь. – Эй! – напомнила о себе Альбина. – Положи ее на меня. Глядя, как маленькая девочка прильнула к груди Альбины, я весь наполнялся гордостью и счастьем. Это просто не передать словами, как сильно в эту минуту я любил их обеих, как будто у меня в груди билось два сердца, за каждую из них, и ради них я был готов на все. *** Ах, да! Нашу дочку мы назвали Евой.