explosive

Первой мыслью Чанмина при встрече с Ли Джуёном стало короткое «я попал». Это не было любовью с первого взгляда, нет, ничего подобного. Всё-таки, не зря же он изучал все эти годы в университете механизмы работы такого сложного, но такого глупого человеческого организма. Всё было куда проще: Ли Джуён, молодой человек в белом халате, одна рука которого с лёгкостью держала планшет с какими-то записями, выглядел так, словно сошёл со страниц учебников, которые Чанмину когда-то доводилось пролистывать, пока старшая сестра в попыхах собиралась в свою художественную школу. Дело даже не в том, что у Чанмина есть какие-то особые эстетические изыскания. Пожалуй, даже наоборот: он крайне простой и посредственный смертный, когда речь касается искусства. И именно оттого такой поразительной ему показалось это словно бы вылепленное лучшими мастерами лицо, эта скрытая одеждой, но, тем не менее, очевидно атлетическая фигура, какие можно встретить где-нибудь в Риме, на экскурсиях, посвящённых античным скульптурам древних богов. Даже он, совершенно в подобных вещах не разбирающийся, мог разглядеть потенциальное произведение искусства, когда то встречалось на его пути. Второй мыслью Чанмина при встрече с Ли Джуёном стало «так вот кто наш таинственный доктор Ли». Чанмин работает в школе третью неделю. Выпустившийся буквально несколько месяцев назад, Чанмин, имеющий скудный опыт подработки лаборантом на нескольких кафедрах своего университета, согласился на первое же предложение, ему поступившее. Он, безусловно, ни капельки не жалеет. Уже успевший сблизиться с некоторыми другими учителями, парочка из которых едва ли его старше, он довольно быстро влился в коллектив. Некоторые неловкость и нервозность пока что, конечно же, никуда не делись, но на будущее Чанмин смотрел оптимистично. Может, переживал только о неизвестном докторе Ли, про которого то и дело слышал то тут, то там, да о парочке более пожилых дам, которым не особо нравились его методы работы. И не то, чтобы он думал о том, что с кем-то из этих людей могут возникнуть проблемы. В конце-то концов, достопочтенные преподавательницы не представляли никакой угрозы — об этом ему сообщил Мун Хёнсо, замечательный иностранец с приятной улыбкой, который, правда, едва ли его успокоил, сообщив, что они и ему устраивали что-то вроде дедовщины, когда он только устроился (когда побледневший Чанмин уставился на него в страхе, тот замахал руками, заверив, что бить его здесь не будут — буквально за неделю совместной работы Чанмин понял, что успокаивать Мун Хёнсо не умеет вообще, пусть и очень старается). Неизвестный доктор Ли, с другой стороны, заставлял Чанмина всё это время нервничать. Им не удавалось пересечься, так как, со слов Сюани, он практически никогда не покидал школьный лазарет, а просто так наведываться к нему Чанмину казалось странным. Сюани также упомянула, что доктор Ли, пусть и не замкнутый, но довольно тихий, далеко не самый дружелюбный человек, рядом с которым невольно хочется выпрямить спину, а в голос каким-то образом так или иначе проскальзывают почтительные нотки. Масла в огонь подливало то, что иногда Чанмин слышал, как старшеклассницы перешёптывались и хихикали, обсуждая, какой он крутой, а некоторые старшеклассники на одном из его уроков заявили, что собираются приложить все усилия, чтобы однажды стать такими же, как их многоуважаемый доктор Ли. Так что, да, Чанмин нервничал, когда тащил надышавшегося сероводородом подростка к глубокоуважаемому, крутому, потрясающему, таинственному и совершенно точно не самому дружелюбному доктору Ли, и даже не совсем оттого, что паренёк в его руках жаловался на головокружение. Потому легко представить его удивление своими собственными действиями, когда, учитывая всё вышеупомянутое, Чанмин ни с того ни с сего спросил у молодого мужчины, не хочет ли он сходить куда-нибудь вместе вечером пятницы. Доктор Ли же, усадивший ребёнка возле открытого окна, повернулся к нему лицом, посмотрел на него, после чего преспокойно ответил: — Прошу прощения, но на эту пятницу у меня уже есть планы. Вот так просто. Почему-то именно это смутило Чанмина, до этого испуганно замолчавшего из-за того, что успел ляпнуть. С другой стороны, удостоверившись, что с учеником всё в порядке, выйдя из помещения, тихо закрыв за собой дверь, он испытал несказанное облегчение. Ну, отлично. Значит, видимо, доктор Ли либо в отношениях, либо не заинтересован в мужчинах. Свой интерес к мужчинам Чанмин осознал ещё в средней школе — хватило нескольких компрометирующих снов о популярных актёрах и непроизвольной дрожи, когда красавчик из футбольного клуба благодарно улыбнулся, принимая от Чанмина откатившийся с поля мяч. Сестра узнала первой, следом узнал лучший друг. Уже в университете узнали родители, от которых свои похождения стало скрывать сложно. К счастью Чанмина, он практически не встретил осуждения с их стороны. Спустя пару месяцев мать даже позвонила ему узнать, когда он собирается познакомить их со своим парнем, на что Чанмин разве что нервно рассмеялся. Корень проблемы — нежелание молодых людей, с которыми Чанмину доводилось проводить время, вступать в серьёзные отношения. В лучшем случае он к своим двадцати пяти годам мог похвастаться парочкой друзей с привилегиями, которые остались в прошлом, и неловкими первыми отношениями, закончившимися практически так же быстро, как и начались (с тем самым красавчиком-футболистом). Так что в каком-то смысле так даже лучше и легче: раз господин Совершенство в нём не заинтересован, Чанмин может спокойно вернуться к привычному времяпрепровождению и попытаться подцепить какого-нибудь харизматичного офисного работника или мускулистого дембеля, или весёлого студента, или таинственного незнакомца, который не будет распаляться о своей жизни и предпочтёт сразу переходить к делу — мысли об этом прерывает толкающий в плечо друг, заглядывающий в лицо следом: — Ну чего ты унылый такой? Случилось на работе что? Нет, серьёзно. У Чанмина огромный выбор. Мир полон сексуальных, очаровательных, обаятельных, весёлых, открытых, замечательных парней, которые согласятся составить ему компанию и даже сходят с ним на свидание, если то будет подразумевать под собой многообещающее продолжение. — Меня отшил парень с работы, — Чанмин роняет на стол голову. — О ком это он? — лучший друг со школьной скамьи, замечательный, но вечно лезущий в его дела Чхве Чанхи хмурится, поворачиваясь к сидящему рядом Мун Хёнсо. И, окей, пожалуй, стоит признать, что некоторых людей между собой знакомить не стоит. Данный тандем сблизившихся за пару встреч несчастных душ заставляет Чанмина почувствовать себя третьим лишним даже несмотря на сидящую за столом Сюани, не говоря уже о том, что Чанхи узнаёт все сплетни с работы Чанмина раньше него самого, просто потому что эти двое за то короткое время, что знакомы, уже завели привычку висеть на телефоне по три часа каждый день — и именно поэтому до Чанхи теперь не дозвониться, и выпить с компанией его теперь Хёнсо зовёт, а не он. Неуверенно пожав плечами, учитель английского смотрит на их общую подругу, подразумевая, что ей, вероятно, должно быть известно больше. Сюани пьёт своё пиво с таким наслаждением, словно она снимается в рекламе. Когда она ставит бокал на стол, Чанмин с секунду ждёт какую-нибудь цепляющую рекламную фразочку, но старшая подруга произносит вместо этого: — Только если доктор Ли. С кем он ещё познакомиться только теперь мог я ума не приложу. Хёнсо ахает, Чанхи смотрит в изумлении, Сюани невпечатлённо, склонив на бок голову, рассматривает лицо Чанмина. Чанмин даже не удивлён, что Чанхи уже в курсе, кто такой Ли Джуён. Естественно Хёнсо рассказал ему всё, что только мог рассказать. Он никак не подтверждает её догадку, но молчит достаточно, чтобы счесть это за согласие. Сюани вздыхает. Хёнсо всё ещё выглядит поражённым, Чанхи качает головой. — Он просто в отношениях, я думаю, — в своё оправдание отвечает Чанмин. Он не знает, перед кем и за что оправдывается. — Он не в отношениях, — отвечает Сюани, снова поднося к губам своё пиво и с удовольствием делая ещё несколько глотков. — Значит, не заинтересован в мужчинах, — убеждённо отвечает Чанмин. — Он гей, — опровергает Хёнсо. Настаёт черёд Чанмина смотреть изумлённо. Хёнсо объясняет: — На корпоративе в прошлом году мы с ним обсуждали некоторые… интересные вопросы. Он упомянул своего бывшего парня. Ладно. Ладно. Допустим, Чанмину нужно признать, что господина Божество с Олимпа не заинтересовал именно он. — Ты его расстроил, — Чанхи бьёт Хёнсо по плечу, следом приобнимая Чанмина: — Ну, не переживай. В мире полно красивых, очаровательных, обаятельных парней, которые за свидание с тобой душу продадут. Чанмин пассивно машет на друга рукой, словно давая понять, что тот преувеличивает — не так уж он и расстроен. — А как именно ты к нему подкатил, если не секрет? — Сюани покачивается на своём стуле. У неё уже розовеют слегка щёки. — Позвал выпить сегодня. Чанхи, Хёнсо и Сюани переглядываются. Чанмину кажется, что по многозначительности их взглядов он должен бы догадаться, о чём они думают. — Он сказал, что у него уже есть планы. Что, как мне показалось, было отговоркой. Особенно судя по его выражению лица. Сюани вздыхает. — Послушай, милый, — так она всегда обращалась к кому бы то ни было, если ей нужно было деликатно высказать своё мнение, которое может кого-то обидеть, — ты уверен, что он тебя понял? — Да, — подхватывает Хёнсо, — он мог просто не понять, что ты ему предлагаешь. Он, типа, — Хёнсо снова переглядывается с Сюани, — типа… Не самый сообразительный в этом смысле. Может, ты просто плохо выразил своё предложение. Что если Хёнсо прав? Чанмин не задумывался об этом, но, если так рассудить, он и правда просто предложил ему выпить — это точно слишком расплывчатый намёк. Доктор Ли мог и не догадаться, что тот имеет в виду. И если у Чанмина проясняется лицо из-за слов Хёнсо, ему никто об этом не говорит. Нельзя сказать, чтоб его целью с этого момента стало свидание с Ли Джуёном. Скорее, мысль об этом необычной красоты человеке время от времени вновь возникала в его голове, когда он занимался своими делами или слишком долго находился в тишине, наедине с собой. Идею прийти и в лоб его куда-то пригласить Чанмин отмёл сразу же — всё-таки, он не может быть до конца уверен, что этот человек захочет проводить с ним время. И почему-то сама мысль о том, что тот откажет ему прямо, заставляла Чанмина думать о том, что ему вряд ли удастся пережить этот позор. Так что Чанмин решает дождаться другой, более удобной возможности, спокойно проживая свои в меру загруженные недели на работе и в баре с друзьями. И когда эта возможность представляется, он решает ей воспользоваться, даже не задумываясь. С его первой попытки позвать господина Ли куда-то прошло чуть больше недели; Чанмин задерживается в учительской, занятый беседой с учительницей химии средних лет, когда в помещение заходит он. Это редкость — Чанмин знает, потому что помнит, что говорила ему Сюани. Потому что то же самое ему сказал Хёнсо, а потом ещё и Джихё, и ещё несколько учительниц. Чанмин невольно впивается в него взглядом. Довольно короткие волосы аккуратно уложены, едва уловимый аромат его одеколона, когда он проходит мимо, слабо касается обонятельных рецепторов носа; он сильный, и это чувствуется даже в его походке. Чанмин перестаёт замечать всё вокруг. Ему нужно подойти к этому молодому мужчине немедленно, заговорить с ним сию секунду. Придумав какую-то отмазку и извинившись, он прерывает ведущийся с ним диалог и направляется в сторону доктора Ли, который замер возле учебного плана одного из классов. — Впервые вижу вас здесь, — заговаривает он, став рядом словно бы невзначай. Ли Джуён смотрит на него с невозмутимостью и спокойствием, которые Чанмин помнит на его лице ещё с прошлого раза. — Здравствуйте, — отвечает он. Прежде, чем Чанмин успевает начать думать о «надо было с ним тоже сначала поздороваться», отвечает: — Да… есть кое-какое дело. И — всё. Он внимательно изучает расписание, словно выискивая что-то. Наверное, Чанмин мог бы спросить об этом — ну, чтобы поддержать разговор. Но сейчас, стоя в полуметре от этого великолепного молодого мужчины, чувствуя его запах, Чанмин находит себя буквально тупеющим от волнения. Словно нахождение в непосредственной близости от него, длящееся больше нескольких мгновений, накладывает на его рациональность и осознанность блок. Поэтому Чанмин, пытаясь ухватиться за остатки связных мыслей в своей голове, произносит немного более отчаянно, чем ему хочется то признать: — Кажется, вы единственный, с кем мы до сих пор не познакомились. — О, но я знаю вас, — быстрый взгляд, длящийся всего мгновение зрительный контакт, делает с и без того размякшим Чанмином что-то немыслимое — ему хочется прислониться к стене, потому что ноги, кажется, перестают держать, и желание это только усиливается из-за последующих его слов: — Вы Джи Чанмин, новый учитель химии. Он знает, как меня зовут. Почему-то это, из всех вещей, заставляет Чанмина чувствовать целую палитру эмоций. Угасающий голос разума, все доводы о том, почему он естественно знает, как зовут нового учителя, сейчас не имеют значения. — Я жажду узнать вас лучше, доктор Ли, — и он звучит так, словно намекает не на ужин в ресторане или посиделки в баре, а на ночь в лав-отеле, и это не специально, но его интонация, невольно понизившийся голос, взгляд — настолько очевидное предложение, что Чанмин, увидь себя со стороны, сгорел бы от стыда. Пытаться соблазнить всеми любимого доктора Ли в учительской, на глазах у как минимум шести людей, не сильно-то занятых, чтобы не услышать, как и что он говорит? Ну, право, нужно не иметь даже намёка на чувство такта, чтобы поступать подобным образом. Но Чанмина это не волнует. Может, потом, когда вернётся домой, осознает произошедшее — немножечко отругает себя. В конце-то концов, нет ничего страшного в мелком позоре, если он несёт за собой крупную победу. Доктор Ли, наконец-таки найдя нужное, выдыхает себе под нос «хм», а потом, не обращая на Чанмина особого внимания, вежливо, но слегка безразлично бросает: — Прошу меня простить, — и уходит. Чанмин смотрит ему вслед — выйдя из учительской, Ли Джуён отправляется налево, чуть не столкнувшись в дверях с Сюани, которая пропускает его с лёгкой дружеской улыбкой. Победой и не пахнет. Во рту — привкус разочарования, а пустота в голове из приятной превращается в давящую. Кажется, у него вот-вот начнётся мигрень. Это неприятно. И некрасиво — со стороны Чанмина, по крайней мере. Он думает об этом позже, вечером, когда Чанхи заглядывает к нему после работы и пытается растормошить, потому что они с Хёнсо собрались куда-то и очень хотят, чтоб он пошёл вместе с ними. Но дело в том, что Чанмин давно не чувствовал чего-то подобного. Нет, найти кого-то на одну ночь — легко. Но спустя какое-то время все хорошенькие мордашки, накачанные задницы, авангардные татуировки на всю грудь и прочая атрибутика сливаются воедино, блюрятся, и очередная ночь в чужой квартире или, что наиболее вероятно, в недорогом отельчике неподалёку от бара, в котором разового избранника довелось встретить, оставляет внутри противное чувство неудовлетворённости. Разочарования. Иногда они даже не узнают имена друг друга. Чанмин не занимается чем-то подобным часто, уж точно не чаще среднестатистического парня его возраста. Это случается, когда он ходит куда-то с Чанхи, и тот болтает с барменом всю ночь напролёт, потягивая один единственный коктейль и незаинтересованно отмахиваясь от парней, которые пытаются подкатить к нему. Чанмина всегда смешат такие: зовут его друга деткой, приглашают куда-то, потому что думают, что, раз он такой тонкий, хрупкий с виду и стильно одетый — это то, что ему нравится. Если бы они только знали, что ему нравится. Но речь не о том. Речь о том, что Чанмин давно не чувствовал такого. Господин Ли выделяется. Не покидает его мысли. Чанмин помнит его лицо так, словно не дважды его всего видел, а целую вечность на него смотрел. И это влечение, эта симпатия не дают ему покоя. Словно огонь, который потух в нём после череды разочарований и дерьмового опыта, наконец-таки загорелся вновь. Словно Ли Джуён — спичка, а сам Чанмин — коробок. Чирк. Затянутое тучами небо навевает на Чанмина лёгкую тоску. Прошло несколько дней всего; они обедают в столовой, за отведённым для учителей столиком. В школе Чанмина было не так: его учителя обедали в специальном помещении, с микроволновкой и кофемашиной, но здесь нет такого удовольствия. Впрочем, обеды в столовой навевают на Чанмина лёгкую тоску тоже; приятную. Когда они с Чанхи ещё учились в школе, они частенько обедали вместе с другими своими одноклассниками: шумными ребятами, которые не брезговали побросаться едой или поставить ноги на лавочку. В его школе (школе для мальчиков) не особо следили за порядком, посещаемостью и сменной обувью. Возможно, место имели даже издевательства — но, если такое и было, Чанмин никогда об этом не слышал. Их класс, по крайней мере, был дружным, несмотря на разношёрстность контингента. И достаточно правильным, несмотря на в основном помятые, незаправленные рубашки и любовь поспать на последних партах. Выпустившись, некоторое время он даже поддерживал с некоторыми ребятами связь. Большая часть из них поступила куда-то тоже, преследуя свои мечты и цели. И вот Чанмин сидит здесь: окончивший вуз, учитель сам. В его голове проскальзывает ленивая мысль о том, что кто-то заикался про встречу выпускников. Чанмин задаётся вопросом, знает ли Чанхи об этом. Хочет ли Чанхи пойти. Жуёт свой кимпаб, который купил с утра в лавчонке у дома. Поэтому, когда Хёнсо его вдруг резко по лодыжке бьёт, Чанмин так от неожиданности рукой дёргает, что аккуратно отрезанный кусочек на стол роняет. Смотрит потерянно на сослуживца, а потом туда, куда направлен его взгляд. Мун Хёнсо рукой машет их доктору, который со своим небольшим прозрачным контейнером уже к ним направляется. Чанмин быстро голову поворачивает, беззвучно спрашивает у Хёнсо — зачем. Тот сквозь зубы, рта не открывая, в ответ ему тихо бросает «сам знаешь». За столик круглый помещается всего четыре человека. Они втроём сидят, уже привычной компанией: Хёнсо, Сюани, Чанмин. Сюани смотрит на Ли Джуёна, Сюани смотрит на Чанмина, и даже бровью не ведёт. Чанмин не успевает сказать ничего вслух, подготовиться даже толком, и реагирует более-менее спокойно, когда Ли Джуён стул отодвигает и с ним заговаривает, только из-за ступора: — Ну что же вы так, учитель Джи. Нужно быть аккуратнее. — Извиняюсь, задумался, — медленно отвечает он. Доктор Ли открывает свой контейнер, в котором самое настоящее домашнее бенто. Неторопливо убирая в салфетку то, что уронил на стол, Чанмин разглядывает аккуратные яичные рулетики и нарезанные звёздочками морковки, прежде чем медленно перевести взгляд на Хёнсо и посмотреть на него пристально, но спокойно — и дальше меня убеждать будешь, что у него никого нет? Хёнсо чуть хмурится, мягко отрицательно мотает головой. Чанмин изгибает бровь. Их безмолвный диалог прерывает Сюани: — Вы, как всегда, на высоте, — обращаясь к Ли Джуёну, и улыбается, кивая на бенто. — Рацион должен быть правильным, — соглашается он, — даже если приходится вставать на часок раньше. Хёнсо выглядит довольным, и Чанмину хочется закатить глаза. Тем не менее, он вновь смотрит на бенто, и в его голове созревает один единственный вопрос: есть ли хоть что-то, что этот восхитительный мужчина не умеет? Ещё один толчок его лодыжки, приподнятые брови Хёнсо свидетельствуют о том, что они требуют, чтоб говорил он. И Чанмин знает, что именно все хотят услышать. Конечно же: Чанхи ведь сто процентов уже обо всём рассказал Хёнсо, а тот рассказал Сюани, и теперь им нужно лично убедиться в том, что Чанмин доктора Ли не интересует. Но в то же время в нём теплится надежда. Раз они так уверены, что он ошибается, значит, возможно, они видят что-то, чего не видит он? Тихо и глубоко вдыхая, Чанмин улыбается самой искренней и красивой своей улыбкой, позволяя появиться на одной из щёк ямочке и едва заметно вторгаясь в личное пространство сидящего рядом мужчины, почти касаясь своим плечом его плеча. — Замечательный бенто, — начинает он, продумывая каждое своё последующее слово так, чтобы звучало как достаточно очевидный флирт, на который можно ответить флиртуя, если заинтересован, но при том достаточно безобидный, чтобы можно было проигнорировать, если нет. — Всегда мечтал просыпаться со своим парнем пораньше и вместе готовить что-то подобное. Ли Джуён поднимает на него взгляд. Смотрит ему прямо в глаза, и с такого близкого расстояния для Чанмина это немного слишком — он чувствует, как ему перехватывает дыхание. Он видит каждую его ресничку, и глубину его тёмных глаз, что смотрят на него с толикой любопытства. Ли Джуён никогда ещё не смотрел на него с любопытством. Чанмин улыбается ещё шире, ещё искренней. Ему всегда говорили, какая у него очаровательная улыбка. — В интернете довольно много отличных идей для подобного, — наконец произносит он, возвращаясь к своей еде. Черты его лица становятся мягче, дружелюбнее, но он не улыбается Чанмину в ответ. — Можете предложить своему партнёру посмотреть туториалы. Их часто снимают довольно эстетично, так что это ещё и приятное времяпрепровождение. Чанмин не видит, как Сюани нервно сглатывает и бросает на Хёнсо взгляд. Чанмин думает о том, как красиво Ли Джуён отправляет в рот морковку-звёздочку. — У меня нет партнёра, — он мотает головой, опускает её слегка, смотрит на доктора Ли. И если в этот момент, под барабанную дробь собственного сердцебиения, он представляет себе этого человека ранним утром, в белье и на своей кухне — это никого не касается. И тут Ли Джуён слегка улыбается. Не ему даже. Вернее, не ему напрямую. Он смотрит на свой бенто, словно больше занятый тем, что съесть первым, параллельно слегка улыбаясь, и говорит: — О, не переживайте. Уверен, вы ещё кого-то найдёте. Вы кажетесь крайне обаятельным молодым человеком. У Чанмина нет сил расстраиваться. Его улыбка угасает в кривую ухмылку, с которой он смотрит на Хёнсо. Потом — на Сюани. Коллеги его взгляда избегают, словно пристыженные. Чанмину хочется сказать «я ж говорил», но вместо свойственных этой фразе злорадства и удовлетворённости он чувствует лёгкое разочарование. Чанмин бормочет Ли Джуёну «спасибо» из банальной вежливости, а потом Сюани заводит с Хёнсо светскую беседу, просто чтобы заполнить повисшую над столом тишину. В этот же день, по дороге домой, Чанмин решает, что с него достаточно. На улице распогодилось: он едет в автобусе, держится за перекладину и смотрит на склоняющееся к закату солнце, оттеняющее всё рыжим: и униформы школьниц, и шерсть маленькой белой собачки, что сидит на руках у пожилой женщины, и его тёмные волосы. Чанмин прогоняет диалог их в голове своей в очередной раз: не переживайте, кого-то ещё найдёте, кажетесь обаятельным. Ну, что ж. Теперь он хотя бы знает, что Ли Джуён и правда не заинтересован в нём в таком ключе. Какая-то маленькая его часть сопротивляется, трезвонит: наполненный любопытством взгляд, смягчившееся выражение лица. Чанмин отгоняет — он попытался трижды. Трижды. Он сделал всё, что мог. Когда Чанмин рассказал Чанхи о том, что ему нравятся парни, на дворе стояла ночь. Им было лет по шестнадцать, наверное, и Чанхи пришёл к нему на ночёвку — одну из тех, которые они частенько устраивали. Чанмин нервничал, прошептал «мне нравятся парни» на грани слышимости, и за пульсирующим в висках волнением не разобрал сначала даже сонного «ага, мне тоже». Иногда Чанмину кажется, что жизнь работает как-то странно. Они с Чанхи знакомы почти всю жизнь. У них так много общих интересов, они знают привычки друг друга, им комфортно вместе, и они даже прожили в одной квартире половину своего студенчества, признав друг друга как наиболее подходящих соседей. Даже не потому, что во многом похожи, а потому, скорее, что, при существующих различиях, всегда умели подстраиваться и находить компромиссы. И им обоим нравятся парни. (Чанхи ещё и девушки, вроде — Чанмин не уточнял никогда, не поднимал эту тему больше, но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что твоему другу нравятся и те, и другие, если он и с теми, и с другими встречается.) Чанмин помнит, что всегда думал, как это было бы удобно: испытывать что-то к Чанхи. Встречаться с Чанхи. Но — ни Чанмин к Чанхи, ни Чанхи к Чанмину никогда ничего не чувствовал. Чанмин никогда не понимал, почему: Чанхи интеллигентный, умный, учтивый и за словом в карман не полезет. Не парень, а мечта. Чанмин как-то даже спросил у него, почему они просто не могут любить друг друга. Чанхи, прислонивший его тогда к стене, пьяного, и пытавшийся попасть его ключами в замочную скважину, не менее пьяный, фыркнул: — Такова наша судьба, Чанмин-а. Мы совершенно сексуально несовместимы. Тогда Чанмин не знал, что именно он имеет в виду. Разговор, прошедший по касательной, состоялся многим позже, и Чанмин пришёл к выводу, что Чанхи прав: сексуально они совершенно не совместимы. Чанмин думает об этом, сидя в баре. Весна пряная, весна цветёт; они гуляли с Чанхи по парку, наблюдали, как вечереет, как включаются фонари. Потом Чанхи позвонил Хёнсо, и теперь они все вместе в привычном Чанмину месте, за столиком в дальнем углу, на высоких стульях, слушают звон пивных кружек и альтернативный рок средней громкости. Перед Чанмином на треть пустой пивной бокал, а Сюани ожесточённо спорит с Хёнсо о предметах искусства, в которых Чанмин совершенно не разбирается. Чанхи скучает. Спрыгивая со стульчика, бросает: — Пойду возьму себе что-нибудь. Тебе обновить? Чанмин кивает в ответ. Наблюдает, как Чанхи пробирается между другими столиками и ловко протискивается поближе к бармену. Сюани взмахивает руками, понимая, что Хёнсо ей не переспорить, и Чанмин на полсекунды включается в их разговор, только чтобы сразу же потерять к нему интерес. Он чувствует, как алкоголь выметает из его сознания лишние мысли, расслабляет его тело. Он думает о том, как будет идти домой, и что первое мая настанет раньше, чем он упадёт на свою кровать, и что с начала его работы прошло два месяца. Всего-то. Или уже? Чанмин начинает думать о времени, о впечатлениях и опыте, пока Хёнсо повторяет несколько «нет», пока говорит Сюани; рассматривает потолок. Когда он снова смотрит в сторону барной стойки, Чанхи там уже нет. Чанмин пробегается не совсем трезвым, но довольно внимательным взглядом по чужим спинам и головам, но Чанхи нет нигде, и он невольно выпрямляется, чуть хмурится — замирает. — Сюани, — зовёт он, не отрывая взгляда от коротко стриженного затылка и широких плеч в пиджаке. — Сюани. Посмотри. Это он? Сюани сначала в его лицо заглядывает, а потом уже пытается понять, куда именно ей смотреть надо. Смотрит. Ахает. Чанмину большего подтверждения и не нужно. Чанмин видит доктора Ли иногда в школе. Редко. За прошедших три недели, наверное, пересёкся с ним раза два, да и то совершенно случайно. И пусть тот при встрече теперь с Чанмином здоровается, улыбается слегка даже, Чанмину эти взаимодействия даются с ответной улыбкой вымученной. Чанмин пытался подцепить парня в клубе прошлым вечером, и красивый крашеный блондин был харизматичен и очень мил, но всё закончилось после пары поцелуев и его мягкого «ты совсем не со мной мыслями, хм?». Он был достаточно славным, чтоб заплатить за такси до дома Чанмина, на прощание поцеловал в щёку и прошептал ещё «надеюсь, у тебя всё сложится». Неожиданная нежность щемила его сердце всю дорогу до дома, которую он не видел из-за стоящей перед глазами пелены влаги. Чанмин знает, что угасанию подобной зацикленности требуется время, и иногда — много времени, но, просто, возможно, он хотел бы остаться вот так, с красивым харизматичным блондином, и проснуться с ним вместе с утра, и отправиться вместе завтракать, и взять его номер, чтоб его. Чанмин смотрит на профиль мужчины, что из-за света на алкогольных полках словно очерчен чётче, слегка сияет, — и не может вдохнуть. — Думаю, ты обязан к нему подойти, — Сюани говорит в половину былой своей громкости, Хёнсо кивает согласно, размашисто. — Зачем? — Чанмин бросает усталый взгляд в их сторону. — Он здесь. Ты здесь, — Хёнсо восклицает так, словно это неоспоримые аргументы, а не констатация фактов. Сюани поддакивает, и Чанмин поражается вдруг, как они внезапно объединились против него. — Это бессмысленно. Да, он звучит уныло. Вероятно, сгорбившийся, глядящий на дно своей кружки, выглядит жалко. Ему без разницы. Пусть Ли Джуён сидит там, сколько ему угодно. Чанмин не будет смотреть на него. На его широкие плечи, и большие руки, что так бессовестно обхватывают огромный пивной бокал, заставляя тот выглядеть раза в два меньше, и на его аккуратную укладку, линию профиля — Чанмин чувствует лёгкий толчок в плечо. Сюани улыбается: — Принеси нам ещё пива, а? Если бы Чанмин был более волевым, он бы придвинул пустые бокалы поближе к Сюани и огрызнулся, мол, сама сходи. Если бы он был более гордым, он бы сказал ей, что не собирается больше унижаться и терпеть одно разочарование за другим. Но Чанмин всё ещё помнит запах этого человека, когда тот стоял рядом с ним. Помнит исходившее от него тепло, когда слегка наклонился в его личное пространство. Помнит полный любопытства взгляд, который нет-нет да и всплывает в памяти, не давая спать. Чанмин спрыгивает со своего стула и, поверженный, слабый, совершенно не гордый — направляется напрямую к нему. От их столика в самом углу, за которым с одной стороны — стена, а с другой — окно из мелких мутных стёкол, до барной стойки шагов пятнадцать. Ему нужно проделать тот же путь, что проделал Чанхи, обходя пьяные весёлые компании и стараясь не наступить никому на ногу, никого случайно не толкнуть. За эти пятнадцать шагов он решает, что не станет говорить ничего особенного. Он просто поздоровается. С него хватит — «вы ещё кого-нибудь найдёте» жжётся до сих пор. Поэтому, подобравшись, расправив плечи, Чанмин бесцеремонно влезает между Ли Джуёном и каким-то стоящим возле него парнем, который требует бармена повторить. Ставя пустые бокалы с негромким и наигранным «уф», Чанмин поворачивает голову в сторону Ли Джуёна и с мастерством, которому могли бы позавидовать многие актёры мира, изображает на лице поэтапно изумление, радость встрече и яркую, красивую улыбку. — Добрый вечер, — произносит он так воодушевлённо, что сначала сам не узнаёт свой голос. Их разделяет меньше полуметра, Чанмин почти к нему впритык; это куда ближе, чем в тот раз в столовой. Ли Джуён заполняет собой всё пространство, слегка нависает над ним, и Чанмину хочется придвинуться ещё ближе, положить руку на его предплечье, начать вырисовывать пальцем чуть выше локтя круги. Ли Джуён улыбается ему в ответ. И его улыбка, неожиданно широкая, изменяет всё его лицо, делает его милым. Чанмин еле сдерживается от тихого полустона. Никогда в своей жизни он не думал, что греческое божество, способное на всё на свете, может улыбаться ему так приветливо. Так сладко. — Добрый, — соглашается Ли Джуён. Он говорит негромко. Словно чтоб только Чанмин его слышал. — Довольно неожиданная встреча, да? Чанмин не замечает за собой дальнейших изменений, но любой бы, со стороны на него глядя, понял, что он открыто флиртует: фривольно опирается на барную стойку, пока лицо приобретает дерзко-пассивное выражение, почти скучающее, но с весёлой хитринкой в глазах. Он пожимает плечами беззаботно, и почти равнодушно, но открыто фальшиво: — Ну, я постоянный клиент здесь. Это вы тут неожиданный гость. Чанмин обегает взглядом столики, ожидая ответа, притворяясь скучающим. Но ответа нет слишком долго, и это заставляет его вновь поднять глаза на Ли Джуёна, который смотрит прямо на него, чуть закусив нижнюю губу, улыбаясь — словно наблюдает или задумался. Чанмин готов поклясться, что его сердце пропускает удар. Ли Джуён говорит ему: — Да, вы правы. Я редко бываю в таких местах. — Тогда в каких местах вы бываете? — Чанмин смотрит на него, словно загипнотизированный. Он невольно говорит тише тоже, словно они делятся друг с другом какими-то секретами, которые никому нельзя знать. Ли Джуён усмехается, качает головой. Чанмин думает о том, что, если бы тот сейчас надавил ему на плечо легонько, он бы запросто на колени перед ним упал. Знакомое чувство определённой нужды начинает стягиваться в горячий ком в нижней части его живота. — Вряд ли вас такие заинтересуют, — произносит он мягко. Его смуглая кожа выглядит практически идеально гладкой. Чанмин видит едва заметную пробивающуюся щетину над верхней губой, и не может перестать думать о том, как она будет чувствоваться, если поцеловать его. Поцеловать. Его губы выглядят мягкими, они тронуты бальзамом, возможно, с каким-то вкусом, потому что Ли Джуён весь такой: собранный, внимательный, аккуратный. Его нетронутое, позабытое пиво стоит подле него, но даже просто лёжа рядом его рука кажется огромной. Рваный вздох вырывается из груди, мучительное желание податься вперёд и прижаться своими губами к его переполняет Чанмина — он отводит взгляд раньше, чем сделать что-то ужасно глупое. Сглотнув, улыбается снова. Смотрит в его глаза. — Выглядите замечательно. Какой-то повод? Молодой мужчина смотрит на себя так, словно только заметил, что на нём костюм: — Ох, это… Да, жду кое-кого тут. Чанмин успевает (метафорически) язык прикусить до того, как спрашивает, кого же. Это не его дело — и он знает, что если вслух спросит, то прозвучит так, будто бы считает, что его. Тогда этот великолепный улыбающийся мужчина посмеётся, и хорошо если не над ним, а в прежней своей манере; скажет ему что-то деликатное, расшифровывающееся как «не твоё дело» в перспективе, и пристыженному Чанмину будет вслед смотреть, пока тот по своей тропе стыда с новым пивом будет идти к дальнему столику. Чанмину не хочется. Чанмину нужно, чтобы хотя бы одно связанное с Ли Джуёном воспоминание было полноценно приятным, и потому он не спрашивает. Он говорит: — Это отличное место. Вы сделали прекрасный выбор. В глазах Ли Джуёна мелькает удивление. Чанмин не понимает даже, чему он здесь удивляется, потому что фраза — дежурная. Ли Джуён качает головой: — Вы, наверное, не так меня поняли. Я жду друга. Сейчас он в туалете, потому что облил кого-то. Чанмин перестаёт дышать, и открывает рот, и его распирает вдруг всего чем-то огромным, радостным, шумным, потому что — Ли Джуён перед ним что, оправдывается? Чанмин вдруг понимает ещё, как близко они друг к другу, потому что кто-то втиснулся позади него, заставляя его чуть вперёд податься, и теперь он почти соприкасается с Ли Джуёном локтями, плечами, они друг к другу так близко. Что там он говорил? Не подкатывать больше? В мусорку. Это воспоминание уже ничем не испортить. — Ну, — его язык невольно чуть скользит по нижней губе в тот же момент, когда Ли Джуён снова чуть прикусывает губу и улыбается ему, глядя сверху вниз, — если вам понадобится хорошая компания в интересные вам места — вы знаете, где меня искать. Ли Джуён выглядит изумлённым. На долю секунды, по-прежнему мягко улыбающийся, смотрит на Чанмина так, словно тот сказал что-то уму непостижимое. И — начинает смеяться. Он смеётся по-доброму, весело, и Чанмин с какой-то безнадёжной, усталой радостью думает о том, что даже смех у него идеальный. Он невольно улыбается ему в ответ. Теперь уже искренне, с ямочкой на одной из щёк и мелкими морщинками у глаз. Ли Джуён, успокаиваясь, сообщает ему низким, вкрадчивым голосом: — Вот такая улыбка вам очень к лицу, господин Джи. Вселенная Чанмина не успевает взорваться всеми цветами радуги, потому что одновременно происходят две вещи: перед ним ставят новое пиво, а по спине его хлопает Чанхи. Недовольный, заляпанный, мокрый Чанхи, рядом с которым топчется незнакомый парень виновато-ошалелого вида. — Я домой, — Чанхи бросает взгляд на напитки в руках Чанмина. — Поедешь или с ними останешься? Чанмин замечает, что незнакомый парень подходит ближе к доктору Ли, складывает два и два, старается не начать улыбаться снова. Мотнув головой, относит пиво Сюани и Хёнсо, которые его встречают, чуть ли не подпрыгивая на своих стульях. — Вы там ворковали чего так долго? — Что происходит вообще? — Не стыдно было при стольких людях? Они говорят наперебой, дразнятся, фальшиво возмущаются, и Чанмин даже не находит в себе сил на них сейчас разозлиться. Оглядываясь к барной стойке видит, как незнакомый парень говорит что-то доктору Ли, и как Чанхи смотрит на него нечитаемо, и как Ли Джуён наблюдает за ними. — Я домой. Сюани и Хёнсо стонут разочарованно, вот-вот протестовать начнут — Чанмин из кошелька своего купюры отсчитывает и на стол кладёт, предлагая им за его счёт ещё выпить, как извинение. Он не может понять, нехотя они принимают его предложение наигранно или нет, но его не особо это волнует — Чанхи уже сверлит его спину взглядом, а у выхода стоят Ли Джуён и его друг, которые, кажется, их ждут. Чанмин уже не понимает, что происходит. Пятнадцать шагов до Чанхи. Ещё шесть до двери на улицу. Чанхи ворчит возле его уха, в помещении слегка душно, пахнет чем-то солёным, пивом, соджу, играет альтернативный рок, вовсю хохочут самые разные голоса — и в миг становится прохладно, сумрачно, тихо. Они вместе выходят на улицу. Бар, что выходит на пешеходную улочку, горит своими янтарными окнами, сражаясь за первенство с бледным светом уличных фонарей. Шелестят шины проезжающего мимо велосипедиста, пешеходы — белый шум на фоне, когда Ли Джуён спрашивает: — Куда вас везти? Естественно он водит машину. Естественно она у него есть. Чанмин готов хлопнуть себя по лбу, потому что — забыл он что ли, кто это? Сразу ясно становится, чего Чанхи быстренько так решил домой ретироваться. Ему явно предложили бесплатную поездку и, возможно, возмещение морального ущерба. Либо он сам приказал моральный ущерб возмещать. Вопрос только в том, как — Чанмин косится на хорошо слаженного парня с лицом, как у какого-нибудь актёра, и ловит себя на мысли, что этот очень даже во вкусе Чанхи. И не из-за внешности даже: он просто так нервничает и до сих пор такой красный, что Чанмин мог бы прилепить ему на лоб этикетку «наглядный пример предпочтений Чхве Чанхи» и брать его с собой, когда они с другом ходят в клубы. Машина Ли Джуёна припаркована неподалёку, и до неё они добираются в практически полной тишине — только краснощёкий друг доктора Ли ещё раз пытается рот открыть и Чанхи сказать что-то, но тот на него рукой взмахивает (отмахивается) так изящно-небрежно, что у того все слова, кажется, в горле застревают. Чёрненькая Киа Рио ждёт их на платной парковке у соседнего торгового центра. Она новая настолько, что в салоне всё ещё пахнет кожей, когда они оказываются внутри. Чанхи называет свой адрес, откидывается на спинку. Чанмин впервые окидывает его взглядом полноценно, рассматривает полученный им урон: белая свободная рубашка прилипает к телу, довольно сильно пахнет пивом. Чанхи сел позади Ли Джуёна, и Чанмин думает о своём несказанном везении в тот момент, когда большая рука ловко выворачивает руль, чтоб выехать с парковочного места. У Чанмина, очевидно, нет ни прав, ни машины. Но Чанмин довольно часто бывал пассажиром, чтоб знать, какие типажи водителей бывают. И Ли Джуён относится к его любимому: уверенный и спокойный. Он едет так, словно автомобиль — продолжение его собственного тела, и его уверенность, его расслабленность позволяют Чанмину расслабиться тоже, сосредоточиться на том факте, что он вообще с Ли Джуёном в одной машине едет. Пусть с двумя другими людьми, пусть при вынужденных обстоятельствах, это не важно, потому что ещё пару часов назад он себе такого расклада вообще не представлял. По факту, пару часов назад он скорее думал, что будет плакаться друзьям, напившийся, о том, как же ему тяжко. Теперь Чанмин уже не помнит, почему ему должно было быть тяжко. Ему прекрасно, легко и волнительно, потому что Ли Джуён мурлычет себе что-то под нос, смотрит в зеркало заднего вида и, с ним взглядом встречаясь, улыбается. Чанмин — подтаявшее желе, и ему плевать, что сравнение противное. Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Чанмин знает все дороги, по которым они едут, и потому издалека примечает нужную многоэтажку, едва подавляя тяжёлый вздох. Он подумывает о том, чтоб остаться у Чанхи на ночь, постирать его рубашку, заслужить себе место на диване — когда, потянувшись к дверной ручке остановившегося автомобиля, слышит твёрдое: — Нет. Сиди. Уговор был, что отвезут домой и тебя. Чанмин медленно оборачивается на друга. Вероятно, его лицо выражает все его эмоции, потому что Чанхи на секунду выходит из образа и уголки его губ дёргаются вверх, но он тут же себя одёргивает, хмурится, недовольно говорит: — Пока. — Да, давай, — медленно отвечает Чанмин, не веря своему счастью. Он наблюдает, как его друг выходит из машины и хлопает дверью, поднимается по лестнице к подъезду. Чанмин не успевает мысленно похвалить его, подумать даже о том, что поблагодарить нужно будет, спросить, додумался он об этом из-за Ли Джуёна или просто из вредности сказанул — когда на сидении перед ним начинается какое-то копошение. — Ты куда? — Ли Джуён звучит удивлённо, смотрит на своего спутника так же, а тот, кажется, смотрит на него в ответ. Чанмин видит, что тот кивает, склоняет голову, словно безмолвно общается с ним, а потом отстёгивается и выходит из машины. Ли Джуён склоняется немного, чтоб его слышно было и чтоб лицо друга своего видеть. — Джэхён, ты серьёзно? — Едь без меня, — и хлопает дверью. Чанмин и его водитель молча наблюдают за тем, как красивый брюнет чуть ли не бежит, спотыкается, придерживает дверь для Чанхи, который на него морщится, но ничего не говорит. Они продолжают наблюдать, когда у подъезда не остаётся никого, а дверь сиротливая медленно-медленно закрывается. Чанмин даже словно бы слышит этот звук — фантомный щелчок знакомого замка. Чанмин вдыхает медленно, чтобы успокоить своё сердце, потому что он понимает, что, ещё чуть-чуть — и начнёт паниковать, потому что теперь он на незнакомой территории. Он и до этого словно в темноте кромешной руки расставив шёл, но теперь — теперь что? Он не планировал оставаться с ним наедине, и теперь даже думает о том, что следовало пойти за Чанхи всё равно, заказать такси от него домой на крайний случай, только вот там теперь тот щенкоподобный мужик с ним, и Чанмин догадываются, что его присутствию не будут рады — чем бы они не занимались теперь, будь то совместная стирка или унизительное ползанье на четвереньках по полу голышом. Чанмин должен радоваться, и он рад в каком-то смысле, но он боится. Потому что ему кажется, что их маленький разговор в баре прошёл успешно, и даже если Ли Джуён снова его не понял, у него появился шанс хотя бы оставить после взаимодействий со своей персоной приятные воспоминания, хорошее впечатление. А теперь он один на один в машине с человеком, к которому бы перелез и между ног сел, если бы тот только пальцем его поманил. Чанмин облизывает губы, готовясь сказать что-нибудь, аккуратно выстраивая предложения в голове, потому что воздух ему кажется слегка напряжённым. Но Ли Джуён голос подаёт раньше него: — Ну, что же… Говорите адрес, — руками проводя по рулю, выдыхает и улыбается. Смотрит в зеркало заднего вида ему в глаза. — Вы же знаете, что не обязаны, — начинает Чанмин, но его прерывают: — Прошу прощения, но ваш друг прав. Уговор есть уговор. Да и мы с вами не прямо-таки чужие друг другу люди, неправда ли? — он заканчивает с какой-то заговорческой насмешкой, и Чанмин не совсем врубается сначала, что именно он имеет в виду. Нет, он рад, конечно. Ли Джуён не считает его никем, и он подумает об этом позже, пожуёт кулак свой, может, чтоб не орать об этом, но прямо сейчас, что-то в его интонации заставляет Чанмина зависнуть и оглянуться на всю ситуацию снова, чтобы медленно: — Мой друг знает, что мы с вами знакомы. И когда в глазах Ли Джуёна мелькает удивление, Чанмин, обомлев, чуть сползает по спинке сиденья. Он особо не обращает внимания на задумчивое «ах, так вот почему он так легко согласился», или последовавшее за этим «хм», вместо этого вспоминая про Хёнсо, который «он просто не самый сообразительный в этом смысле». До Чанмина наконец-таки доходит, и почему-то этот кусочек пазла не вписывается в общую картинку великолепного, безукоризненного, идеального мужчины, которым Чанмин его себе представлял. Ли Джуёном восхищаются практически все его ученики, и практически все его ученицы говорят, что он помог им понять, какие у них запросы к будущим партнёрам — ну или что-то вроде того, потому что он слышал подобные разговоры, когда заходил в класс, снова и снова. Его хвалят все учителя, а Хёнсо отзывается до сих пор с лёгким благоговением, и он ведь общался с этим человеком! Так как этот мужчина, напоминающий сбежавшего с гор Олимпа Бога, мог не понять, что Чанхи в курсе, кто он такой? В курсе того, что они знакомы? Чанмин не помнит, как назвал свой адрес, и ещё половину пути к дому чувствует себя потерянным, потому что ему почему-то неловко. Неловко из-за этого заговорческого «не чужие люди», неловко из-за несуществующей у них общей тайны (так он при Чанхи всё это время притворялся, что Чанмина не знает, что ли? Чанмин этого не заметил даже, о боже), неловко из-за того, что Ли Джуён не допёр. Чанминов пьяноватый мозг зацикливается на этом до тех пор, пока Ли Джуён не решает заговорить снова: — Навевает воспоминания. Чанмин навостряет уши в этот момент, выпрямляется, смотрит на него. Его радует возможность переключиться на что-то ещё. Фраза произнесена так, словно вовсе и не ему, но он отчаянно хочет пообщаться с ним, уцепиться за что-нибудь, раскрыть его, как конфетку от обёртки, потому что — хочет понять его. Чанмин уже принял этот факт. — О чём вы? — Я работал таксистом какое-то время. После того, как закончил школу. Это объясняет его навыки. — Неожиданно, — у Чанмина вырывается бездумно, но он не успевает себя отругать. Ли Джуён смеётся. — Так ли уж неожиданно? — его голос звучит тепло, мягко. Он усмехается, потому что знает что-то, чего не знает Чанмин. Риторический вопрос повисает в воздухе ненадолго, потому что Чанмина пожирает изнутри любопытство: — И долго? — Полгода, может. Нужно было подкопить денег перед учёбой. — Вы всегда хотели стать врачом? — очередной вопрос Чанмин задаёт, потому что ему охотно ответили на предыдущий. Но с ответом теперь почему-то затягивается, и его это заставляет пояснить: — Просто кажется, что прилагать столько усилий ради одного только поступления требует стоящих за этим стремлений. Чанмин знал, чем хочет заняться. Химия всегда казалась ему интересной и занимательной, а преподавать её юным умам так, чтоб она была увлекала их — ну чем не замечательный план на ближайшие лет двадцать-тридцать? До глубокой старости он работать, может, и не собирается, но пока что в жизни его всё идёт по плану. Чанхи тоже занимается тем, чем и хотел, да и Сюани не затыкается обычно о том, как ей нравится её работа (если отминусовать бесчисленные бумажки, но это издержки профессии). И он знает, что у всех всё по-разному, но почему-то не думал о том, что Ли Джуён будет молчать, когда его об этом спросят. — Можно и так сказать, да, — на выдохе отвечает он наконец. После этого их разговор затихает сам собой. Чанмин поглядывает на него время от времени, но Ли Джуён сосредоточен на дороге до самого его дома. Вылезая из машины, Чанмин благодарит его. Ли Джуён желает ему доброй ночи, улыбается своей очаровательной улыбкой и уезжает. Чанмин смотрит ему вслед до тех пор, пока машина не скрывается за углом соседнего дома. Вспоминая обо всей этой ситуации месяц спустя, Чанмин может уверенно сказать, что именно тот вечер помог ему сблизиться с Ли Джуёном. Не настолько, чтобы встречаться с ним вне работы, и даже не настолько, чтобы вместе обедать, но теперь, если они пересекались в коридорах или учительской, или же Чанмину доводилось отводить к нему своих учеников, они немного разговаривали. И пусть это обычное «как ваши дела» и «как ваше самочувствие», всякие «сегодня передавали дождь» и «надо же, как сегодня жарко с самого утра», но они оставляют у Чанмина во рту приятное послевкусие, каждый раз заставляя думать о том, что они не чужие друг другу люди. Это фраза приобрела для него куда больше значимости со временем, уже после разговора с Хёнсо о том, насколько доктор Ли в «таких делах» на самом деле «не самый сообразительный». Теперь Чанмин считает, что это даже мило — то, насколько Ли Джуён не умеет читать атмосферу. Ему больше не подворачивалось возможности позвать его куда-то, поговорить с ним без посторонних. Целый месяц работы, школьников, пива по выходным и прогулок в парке с Чанхи, если тот не занят чем-то с Хёнсо или, теперь уже его новой пассией, Ли Джэхёном — тем самым, что врезался в него, когда Чанхи разворачивался, чтоб отнести алкоголь к их столику. Чанхи рассказал, что тот сделал, чтобы замолить свои грехи, и Чанмин считает, что таким нельзя делиться с широкой публикой. Он согласился услышать это, только чтобы поинтересоваться, насколько новый друг Чанхи близок с Ли Джуёном на самом деле. Чанхи на это пожал плечами и сказал, что напрямую не спрашивал, но, судя по разговорам, не так уж и сильно. — Зато о своём друге детства он часто болтает. Хочешь, попрошу познакомить. Чанмина не интересуют друзья детства Ли Джэхёна. Чанмина интересует доктор Ли Джуён, так что он просит Чанхи как-нибудь уговорить своего нового дружка (Чанхи ужасно бесится, когда Чанмин так его называет — именно поэтому Чанмин продолжает так его называть) пригласить на афтепати после показа и Ли Джуёна тоже. Чанхи — визажист. Он занимается макияжем моделей на показах какого-то своего знакомого, а ещё работает с какой-то айдол-группой, и иногда выступает моделью колец и часов. В общем, Чанхи творческая личность, и Чанмин за него рад, но во всём этом он абсолютно не шарит, поэтому на предстоящую вечеринку, куда Чанхи приглашает его, Хёнсо, Ли Джэхёна и, так уж выходит, Ли Джуёна, именно Чанхи наряжает его. Укладывает ему волосы, хваля за то, что слегка отрастил. Приносит ему какой-то синий костюм с укороченным пиджаком со странными цепочками, белую рубашку с несоразмерно большим воротничком, галстук ему завязывает посвободнее и на ноги заставляет натянуть ботинки, которые Чанмин при другом раскладе ни за что не согласился бы надеть — он любит кроссовки. Кеды, на крайний случай. Но Чанхи лучше знать. Он, блондин в вельветовом красном костюме и рубашке с причудливым воротником, выглядит великолепно. Чанмин, если бы на улице его увидел, решил бы, что это заблудившийся айдол, а не собирающийся на бухаловку замученный визажист. Хёнсо встречает их у входа, и он одет довольно просто: красивая клетчатая рубашка заправлена в неимоверно высокие брюки, а из расстёгнутого воротничка виднеется тонкая полоска бархатного чокера. Чанмин не знал, что Хёнсо таким владеет. Он нервничает отчего-то слегка, руки как-то потирает, а, стоит им внутри оказаться, отделяется от них сразу же. В огромном помещении гремит музыка, неоновые лампы, огромное количество людей заставляют Чанмина на секунду ощутить себя потерянным, но он находит в себе силы спросить, куда Хёнсо так рванул. — Одна из моих девочек, — Чанхи всегда называл моделей, которым делает макияж, своими девочками, — оказалась его бывшей одноклассницей. Первой любовью или что-то такое. Не знаю, впечатление хочет произвести, наверное, — ему приходится почти кричать это всё Чанмину в ухо. — Чокер даже у меня одолжил. Окей. То есть, они тут все трое по своим любовным делам. Чанмин смеётся сам себе с этого — надо же, даже у Хёнсо есть эти нотки отчаянья в характере. В ожидании Джэхёна и доктора Ли, они решают посидеть возле барной стойки, где Чанхи любезно заказывает и себе, и ему по коктейлю. К нему то и дело подбегают девушки, лезут обниматься, в щёки целуют, говорят, как обожают его, и Чанмин не может не улыбаться тому, как Чанхи басы перекричать пытается, напоминая им всем, чтоб не напивались слишком уж сильно и друг за дружкой следили. Он поглядывает на часы нетерпеливо, потому что Ли Джуён должен быть здесь с минуты на минуту, и он больше не может ждать, он хочет поговорить с ним, прощупать его мнение касательно таких сборищ, и моды, и макияжа, и алкоголя, и всего-всего-всего, и это заставляет его елозить на месте, потягивая нервно свой заканчивающийся коктейль, в котором было маловато, по его мнению, водки, потому что нервишки как-то всё равно шалят. Возможно ли, что мужчина передумал? Чанмин, когда в голову приходит мысль, замирает даже. Ему было неуютно в шумном баре, что уж говорить про подобное? Скачущие пьяные люди, гремящая аж в груди музыка, сменяющиеся неоновые цвета и сохраняющийся при том всё равно полумрак — не слишком ли для него это? Но Чанмин не успевает начать пугаться, потому что замечает Джэхёна. Он сначала смотрит на него мельком, регистрируя знакомое лицо, чтоб, после этого, повернуться чуть ли не полностью, и сильно Чанхи за руку дёрнуть, потому что что это такое вообще. На Ли Джэхёне куртка, каких свет не видывал, и кожаные штаны, облегающие его стройные, подкачанные ноги, но даже не это главное, потому что под курткой нет ничего. Точнее, там есть что-то, напоминающее гольфик из очень мелкой и очень чёрной рыболовной сетки (Чанмин правда не знает, как ещё это назвать, это же даже не одежда), волосы разделены на пробор, а в одном ухе, кажется, серёжка серебряная. И Чанмин не единственный, кто его замечает — на этого человека оборачиваются, когда он проходит мимо. При том, что все здесь и так донельзя стильные и креативные, никто не осмелился на такое. Чанмин медленно поворачивается к другу, чтоб увидеть его реакцию — Чанхи сидит, улыбаясь и кончик языка прикусив, но смотрит серьёзно, почти страшно. Потом, мотнув головой, бормочет что-то, и Чанмин по губам читает: «он напрашивается». Чанмин медленно сползает со своего места возле Чанхи, подходящему ближе Джэхёну его буквально уступая, и мечтая теперь ретироваться куда-нибудь от них подальше, просто потому что не хочет знать, что между ними сейчас происходить будет. Он разворачивается аккуратно, и — прямо перед ним, слегка нависая, стоит Ли Джуён. Чанмин не успевает оценить его, обежать взглядом, только чувствует, как сердце ёкает, и видит, как тот вздыхает, но начинает улыбаться, за спину Чанмина глядя. Потом на самого Чанмина смотрит и слегка кланяется, но не в вежливой, а в шутливой, показушно-церемонной манере, не разрывая зрительного контакта при том. Чанмин делает то же самое в ответ. Ли Джуён что-то говорит, но Чанмин не слышит его, и тогда тот подходит ближе, настолько близко, что у Чанмина голова от его одеколона в этом жарком помещении кружиться начинает, и наклоняется, и спрашивает на самое ухо: — Здесь нет места потише? Его горячее дыхание касается кожи Чанмина, заставляя волосы на затылке встать дыбом. Чанмин сглатывает, а потом позволяет себе неслыханную дерзость: прикасается к Ли Джуёну. Может показаться, что он делает это со скрытыми мотивами. На самом деле, он это делает, чтоб скрытых мотивов своих избежать, потому пальцами аккуратно его предплечья касается и чуть-чуть приподнимается на носочки, чтоб ему в ухо ответить: — Я знаю одно, но хотел бы ещё взять выпить. Будете? Опускаясь, он оказывается к Ли Джуёну ещё ближе прежнего, и его лица касается выдохнутое «да», сопровождающееся кивком. В глазах Ли Джуёна отражаются разноцветные огни, что у Чанмина за спиной сияют сейчас, и оттого кажется, что они искрятся. Его глаза такие красивые, завораживающие, Чанмин не может перестать смотреть в них, глядящих на него в ответ, целую вечность — ну, как ему кажется. Разрывая зрительный контакт, он разворачивается, аккуратно пристраивается по правую от Джэхёна сторону, просит у бармена два лонг-айленда (совершенно точно не дрожащим голосом), стараясь не коситься на массирующие затылок Джэхёна пальцы своего друга, стараясь вообще не смотреть в их сторону — пусть занимаются, чем хотят, это не его дело. С двумя коктейлями, высоко поднятыми над головой, Чанмин выходит обратно к Ли Джуёну, и кивает ему, чтоб шёл следом. После всех показов знакомого Чанхи вечеринки проходят именно в этом заведении, и Чанмин не раз уже искал укромные места здесь, пусть и для более интимных целей, чем выпить по коктейлю с коллегой с работы. С другой стороны, поднявшись на небольшой балкон, пройдя вглубь, нашарив в полутьме дверцу наружу и толкнув её спиной, Чанмин, наконец-таки рассмотрев Ли Джуёна, думает, что находиться с ним вдвоём где-то — уже само по себе интимно. Ли Джуён одет просто: чёрная рубашка, серый удлинённый пиджак, узкие тёмные брюки, ботинки вроде тех, что на самом Чанмине. Наверное, в глазах кого-то другого он не может даже тягаться с удивительно изящным сегодня Хёнсо, или невероятно соблазнительным Джэхёном, но Чанмин забывает разом и об одном, и о другом, когда Ли Джуён осторожно, словно чтоб не коснуться его нечаянно, забирает бокал со своим коктейлем из его руки, улыбается ему слегка вместо «спасибо». Здесь помимо них есть люди, но их не так много, и оттого тут не шумно — Чанмин отключается от чужих голосов, всё внимание сосредотачивая на мужчине, что стоит прямо рядом с ним. Ли Джуён делает аккуратный глоток через железную трубочку. Прикрывает глаза. Чанмин наблюдает за ним с трепетом: каждое движение его, каждый вздох выглядят такими плавными, словно весь он состоит из чего-то текучего. Фонарики красиво освещают его кожу, заставляют тёмные глаза сверкать в темноте. — Я редко пью подобное, — признаётся он. — И совершенно не бываю в таких местах. Чанмин облокачивается на перила позади себя, делает глоток своего второго уже коктейля, и спрашивает: — Почему же решили прийти в этот раз? — зная, что звучит так, словно флиртует. И, возможно, он флиртует. Чанмин ещё не решил. Ему нужно выпить свой второй коктейль хотя бы наполовину, чтобы определиться, как именно он хочет закончить сегодняший день, нужны ли ему хорошие воспоминания об общении с Ли Джуёном, о приятной компании Ли Джуёна, или же он хочет в очередной раз макнуть себя в лужу и отправиться на поиски кого-нибудь, кто отвезёт его в ближайший отель, где они проведут прелестную ночь вместе. — Решил попробовать что-то новое, — он пожимает плечами. Секунду молчит. Добавляет: — Да и Джэхён сказал, что вы здесь будете. Чанмин вовремя успевает сжать свой бокал крепче в пальцах, потому что от неожиданности чуть не роняет его — что он только что услышал? Его присутствие было тем фактором, который заставил Ли Джуёна пойти в место, в котором тот загодя не чувствовал бы себя комфортно? Его присутствие? Что происходит? Чанмин много раз фантазировал о том, что бы сказал, если бы Ли Джуён вдруг проявил к нему внимание. Как ухмыльнулся бы, или наклонился бы ближе, или дотронулся бы так, чтобы донести до него цель их общения, но теперь, столкнувшись с этим лицом к лицу, он просто не знает, что ответить. Что ему ответить? Ли Джуён, не замечая его реакцию, мешает трубочкой лёд в своём коктейле. Тот звонко постукивает о стенки. В больших ладонях бокал выглядит таким маленьким — не сравнить с тем, как он смотрится в руках Чанмина огромным. Чанмин взгляд с рук Ли Джуёна переводит на его лицо, и с некоторым изумлением замечает, что тот, кажется, слегка взволнован. — Помните, вы спросили меня про то, всегда ли я стал хотеть врачом, и потом сказали, что мои усилия означают стоящие за ними стремления, — он говорит снова негромко, как тогда, в баре. Чанмин помнит. Но он не думал, что будет помнить Ли Джуён, что станет вообще упоминать это. Это что, волновало его всё это время? Мужчина поднимает глаза. Смотрит на Чанмина. Рассматривает его лицо словно бы, и — улыбается. Так кротко, но так по-доброму, почти нежно — Чанмин не может вдохнуть. — Честно говоря, вы неплохо так пристыдили меня тогда, — тихо выдыхая, он покачивает головой, о чём-то думая. Помолчав: — Я ведь реаниматолог по профессии. Поэтому все зовут меня доктором. Но я после ординатуры проработал всего пару лет, а потом уволился. На улицу выходит кто-то, громко открывая дверь, и это привлекает их внимание. Хёнсо вместе с какой-то высокой девушкой. Они смеются, их совершенно не замечают, подходят к какой-то компании. Чанмин возвращает всё своё внимание Ли Джуёну, который точно так же теряет к парочке интерес. Ли Джуён слегка кусает нижнюю губу. Чанмин любит эту его привычку. Он не может ничего с собой поделать — даже чувствуя, насколько этот момент между ними сейчас удивительный, как легко его разрушить, как просто всё оборвать, он не может не думать о том, что привычка Джуёна покусывать свою нижнюю губу вот так вызывает в нём желание целовать его снова и снова. А потом он облизывается, и говорит как-то громче, эмоциональней: — Всю свою жизнь я думал, что был готов к этому, а потом оказалось, что нет. И я просто… Бросил. И пошёл работать в школу. Передо мной было столько возможностей, но я решил, — замолкает. — Я… Я просто, — вздыхает. Смотрит на свой коктейль. Улыбается. Смотрит на Чанмина. — Можно сказать, всё это — сплошной неожиданный поворот. Но я старался не задумываться об этом. Пока вы не упомянули стремления. Это заставило меня оглянуться на мою жизнь и подумать обо всём снова. — И что это значит? — Чанмин спрашивает на грани шёпота. В мире Чанмина в этот момент не существует ничего, кроме того, что Джуён ему говорит. Кроме самого Джуёна. Который делает глоток, но Чанмин даже не прослеживает, как его губы обхватывают трубочку, или как движется его кадык — он замер, потому что уже предчувствует что-то важное, и это предчувствие в его груди бьётся загнанной птицей. — Я планирую вернуться в медицину, — сообщает он с гордостью. — Это будет непросто, но я решил довольно твёрдо. Со следующего семестра в школе будет работать кто-то другой. Не хотите ли сходить со мной куда-нибудь в пятницу кажется только с вами мы не познакомились поближе я жажду узнать вас получше доктор Ли всегда мечтал просыпаться вместе со своим парнем и готовить что-то подобное у меня нет партнёра если вам понадобится хорошая компания в интересные вам места вы знаете где меня искать где меня искать где меня искать где меня искать- — Что ж, — Чанмин сглатывает сжимающий горло ком и заставляет себя улыбнуться. Его голова отчего-то пухнет, и даже глаза начинает щипать. — Если хотите отпраздновать — можем уйти отсюда. Я могу скрасить ваше свободное время куда лучше, чем любая вечеринка. Скажи да. Скажи да. Просто скажи да. Чанмин предлагает всего себя — прямо здесь. Прямо сейчас. Настолько очевидно, насколько может. Это его последняя, отчаянная попытка — если не сработает это, то не сработает уже ничего. Всё его естество надеется, что Ли Джуён согласится. Семестр заканчивается всего через месяц, и, если тот уже подписал бумаги об увольнении, то сегодня они, возможно, видятся в последний раз. Чанмин согласен на одну ночь с ним. Чанмин знает, как больно будет с утра, но он также знает, что это будет лучшей ночью в его жизни, и его руки начинают дрожать от одной только мысли о том, что он сможет ими от живота до груди Джуёна провести, слегка сжать, протолкнуть ногу меж его бёдер, поцеловать, чувствовать его, горячего, красивого, идеального рядом с собой, под с собой, над с собой — любым образом, на какой тот только согласится. Чанмин чувствует, что вот-вот заплачет. Но доктор Ли качает головой. — Я… Нет, — и сначала это звучит, как прямой отказ. Чанмин делает огромный глоток коктейля, чтоб подавить всхлип. Ли Джуён свой коктейль тоже пьёт, и они молчат оттого некоторое время. Потом он говорит: — Я думал отпраздновать, когда устроюсь на новую работу. Поэтому я хотел, хм, — он прочищает горло. — Хотел, — делает ещё один глоток, — Хотел попросить ваш номер телефона. Чтобы больше не приходилось связываться с вами через Джэхёна и вашего друга. Весь ангст, всё хныканье выходят из Чанмина с одним удивлённым «ха?». Он смотрит на Ли Джуёна, вглядывается в его лицо. Взволнованный, тот снова присасывается к своему коктейлю, и он весь такой мужественный, сильный, элегантный, но такой очаровательно взволнованный — у Чанмина нет сил. Ему кажется, что из-за этого мужчины он чувствует так себя не впервые уже, и он диктует свой номер, пока допивший свой коктейль Ли Джуён записывает, а после они стоят и смотрят друг на друга так, будто не знают, что делать дальше. — Ещё по одному? — предлагает Чанмин, потому что его, недопитый, с растворившимся почти льдом, тоже стоило бы заменить. Ли Джуён колеблется, но, в итоге, кивает согласно. У Чанмина на губах улыбка шальная появляется, когда тот ему «гулять так гулять», и он живо ему: — Будьте тут, сейчас вернусь. Чанмин чувствует себя лёгким, почти невесомым, диалог только что состоявшийся прокручивая в голове всю дорогу до бара. Когда ему только-только исполнилось двадцать, он переживал о том, что ошибся, решив сначала отслужить, а потом уже идти учиться. В двадцать два он нервничал о том, что не выбрал университет получше. В двадцать пять он без конца переживал о том, как будет искать работу, и возьмут ли его в хорошую школу, и поладит ли он с коллективом. Сейчас, дрожащими руками со стуком ставя бокалы на стойку протёртую, он думает о том, как много верных решений в своей жизни сделал. Возможно, Ли Джуён и не заинтересован в нём так, но он хочет поддерживать с ним связь, и он столько думал о его словах, и выдохнул свой вопрос Чанмину на ухо, и не чужие же они друг другу люди — Чанмин прячет лицо в руках и орёт. Его голос тонет в прежней какофонии звуков; Чанмин понимает, что ему нужно умыть лицо. В ведущем к туалетам коридорчике пока что всё прилично, да и в самом туалете стоит тишина; слышно едва лишь музыку, что снаружи. Чанмин смотрит на своё отражение в зеркале над рядом раковин. Он выглядит для самого себя необычно, но в атмосферу вписывается. Чанмин моет руки, брызгает водой на лицо, которое от улыбки уже болит. Ли Джуён хочет и дальше общаться с ним, взял его номер, чтоб не искать больше обходных путей для встречи — ну или так его понял Чанмин. Может, для него ещё не всё потеряно. Услышав глухой удар, словно кто-то о стенку кабинки головой стукнулся, Чанмин чуть вздрагивает, через зеркало смотрит в ту сторону — слыша сдавленное «хн» и следующее за ним «терпи» знакомым голосом, Чанмин переводит взгляд на своё отражение, на комичное изменение своего лица, и ладонь ко рту прижимает, чтоб в голос не засмеяться. Давясь беззвучным хохотом, Чанмин выскальзывает из туалета, оставляя Чанхи со своим дружком заниматься, чем тем только заблагорассудится. Чанмина всегда поражало то, насколько у них с другом разные предпочтения. Дело, опять-таки, не касалось внешности, потому как вся внешняя привлекательность тускнела, как только оказывалось, что парень не может отметить галочку в по-настоящему критически важных для интереса графах. Для Чанмина это всегда было просто: ему нравятся спокойные, слегка медленные парни, которые выглядят крутыми, но на самом деле довольно-таки добродушные. В клубах и барах он всегда предпочтение отдавал открытым улыбающимся простакам, которые могли его рассмешить или сделать несколько по-настоящему впечатляющих комплиментов. Даже незнакомцы, с которыми они не представлялись, или выглядящие холодными татуированные высоченные парни, что едва ли были его старше, всегда были… мягкими. Нежными, лучше сказать, наверное. Или же хотели, чтоб нежным был он. Его собственные критерии кажутся Чанмину непритязательными на фоне того, что нравится его лучшему другу. Чанмин как-то спросил его: что же такого особенного ему нравится, что всех этих подкатывающих к нему Чанхи отметает? Чанхи ответил, что их всех слишком скучно унижать. Больше Чанмин у него ничего не спрашивал. С тех пор в своей голове он любые ситуации касающиеся Чанхи и его личной жизни в голове своей, а иногда и вслух, референсит как «унижениями своими занимается». Он думает об этом, посмеиваясь, и забирает новые коктейли, размышляя, стоит ли сообщить Ли Джуёну, что его друг сейчас унижениями занимается с другом Чанмина в общественном туалете этого самого клуба, пока они стоят и, как цивилизованные люди, попивают коктейльчики? Чанмину интересно становится, какая у того будет реакция, и он почему-то думает, что тот вздохнёт и поморщится, потому что «ну как-то некультурно получается». А потом Чанмин вдруг думает о том, что ему на самом деле всё это приснилось, и не ждёт его Ли Джуён там, на улице, потому что не бывает в жизни всё так хорошо — но, оттолкнув дверь спиной, выйдя с коктейлями на спокойную ночную веранду, Чанмин видит его, стоящего, как и прежде, у перил. Он высокий, стройный, а в полутьме ещё и таинственный, и Чанмин не может не улыбаться, пока в руках коктейли звенят льдом, а на фоне смеются весёлые, подвыпившие люди. Ли Джуён, его заметив, улыбается тоже. Стоит Чанмину ближе к нему подойти, говорит: — Я не упоминал этого сегодня ещё, но вы очень хорошо выглядите, учитель Джи. Лето оказывается аномально жарким. Чанмин слушает новости об этом, лёжа на своём небольшом диванчике и обмахиваясь журналом, пока настольный вентилятор своей круглой головой крутит туда-назад. Семестр закончился буквально вчера, за окном — горячий июль. Чанхи постит фотки со своим теперь уже бойфрендом Ли Джэхёном, и Чанмин искренне за него рад. Отбрасывая в сторону телефон и переключая каналы на телевизоре, Чанмин слегка уныло размышляет о том, чем занять себя теперь, когда Чанхи, найдя себе партнёра, отправился с ним на Чеджу аж на несколько недель. Он невольно вспоминает Ли Джуёна и их не совсем трезвый диалог на свежем воздухе, под луной, пока тот самый лучший друг его делал всякие непотребства со своим будущим парнем (ну или они уже встречались на тот момент — Чанмин не знает). Чанмин оказался почти прав, и Ли Джуён, отработав ещё две недели, ушёл из школы окончательно. Сколько стенаний, сколько расстроенных лиц ему довелось пережить за остаток семестра — просто не счесть. Об этом говорили в учительской, об этом говорили в классах, об этом говорили в коридорах, об этом говорили в столовой. Чанмин слушал, и слушал, и слушал, и слушал, и слушал. Хёнсо как-то даже спросил у него, почему он не расстроен, и Чанмин никогда в своей жизни ещё не старался так сильно не проболтаться. Потому что теперь-то у них с Ли Джуёном и правда появился секрет, о котором можно заговорчески улыбаться и друг другу подмигивать. Ну, не то, чтобы этот мужчина был тем человеком, с которым можно друг другу подмигивать, Чанмин не считает его кем-то таким, но тот просил не рассказывать никому, когда они расходились, и объяснил это тем, что теперь-то, когда он возвращается к своей профессиональной стезе, слишком велика вероятность, что все, у кого есть его номер, будут пытаться этим воспользоваться. Чанмину показалось, что это прозвучало как-то грустно, но он не стал тогда ничего говорить — только пообещал, что не скажет. Переворачиваясь на живот, Чанмин косится в сторону раскрытых окон, начиная подозревать, что они только ухудшают его состояние, когда его телефон вибрирует. От имени отправителя его сердце начинает стучать чаще, ладони потеют, и он аж садится, просто чтоб прочитать: «Добрый день! Надеюсь, не отвлекаю вас. На улице стоит ужасная жара, неправда ли? Я хотел предложить вам небольшую поездку. Она займёт всего лишь выходные, но, обещаю, будет очень увлекательной! Мне просто кажется, что данная погода — отличный повод выбраться на природу. У одного моего хорошего знакомого есть загородный домик, и я бы был очень признателен, если бы вы согласились отправиться туда со мной. Можете не спешить с ответом. Ли Джуён.» Чанмин перечитывает несколько раз, хотя своё «я согласен» напечатал и чуть не отправил уже после слова «поездка». Ли Джуён пишет так же, как разговаривает — ужасно официально. И сексуально. Как будто бы Чанмин — особа благородной крови, и никак иначе с ним общаться не положено. И Чанмин знает, что мужчина общается так со всеми, но ему хочется помечтать секунду, и потому он цепляется за фантазию, делающую его в глазах Ли Джуёна кем-то особенным, а потому ответ он пишет такой же красивый и уважительный, но, в конечном итоге, сводящийся к «да», зашифровывающему «за вами — хоть на край света». Чанмин падает обратно на диван и сжимает подушку, на которой лежал, пальцами. Как это понимать? Почему он? Чанмин не знает. В голове его формулируется одно: не чужие друг другу люди с общим секретом и взаимным интересом. Так бы он описал их на данный момент. И так Чанмин оказывается здесь: с рюкзаком со сменной одеждой на заднем сидении, в рубашке с коротким рукавом и бейсболке, на пассажирском возле Ли Джуёна, который непривычно просто одет. Они говорили о поездке всю неделю, и Чанмин примерно знает, куда они, и что помимо них там будет ещё четверо, и что Ли Джуён сам только владельца дома знает, что все планируют рыбачить, и купаться, и сходить в горы. — Вам идёт этот цвет, — Ли Джуён кивает на его светло-голубую рубашку, в которой сам Чанмин тонет. Чанмин открывает рот, чтоб сказать, что Ли Джуёну к лицу вообще всё, что бы тот ни надел, но он вовремя даёт заднюю и отвечает «спасибо». Он весь искрится предвкушением от предстоящего часа в машине вдвоём с Ли Джуёном, но не сильно переживает по этому поводу — до сих пор тот ни разу не обращал на это внимания. И поездка эта оказывается куда лучше, чем Чанмин себе её изначально представлял, потому что они слушают громко музыку, и Ли Джуён даже подпевает, а когда Чанмин присоединяется, подпевать начинает смелей. У него голос такой приятный, что Чанмин в какой-то момент сказать хочет, что под такой вокал и умирать не страшно, но потом Ли Джуён берёт довольно высокую ноту, и Чанмин вообще забывает обо всём на свете. По мере приближения к нужной местности Ли Джуён музыку тише делает, окна открывает, и Чанмин купается в тёплом ветре, что пробирается под его рубашку, закрывает глаза, наслаждается свежим воздухом, наслаждается видом Ли Джуёна, кожу которого ласкает золотое солнце, и который поглядывает на него с улыбкой. Когда они приезжают, в домике уже цветёт жизнь. Он двухэтажный, с красивым балконом и высоким забором, окружён практически полностью лесом. Их впускает босоногая девушка, которую Джуён представляет как Бору, и она, шустрая, хрупкая, испаряется почти так же быстро, как и появилась, стоило им обменяться приветствиями. — Ещё раз спасибо, что согласились. — Да не стоит, — Чанмин отмахивается, но в этот раз прежде, чем просто отпустить тему, немного зависает на ней. Ли Джуён благодарил его уже несколько раз, и это начинает казаться странным. Словно не всё в порядке. Но он не успевает так уж глубоко об этом задуматься, потому что, стоит им войти, к ним выходит хозяин, и Чанмину кажется, что время замедляется. Красивый крашеный блондин смотрит на него взглядом, в котором читается узнавание, когда Ли Джуён произносит: — Это Джи Чанмин. Чанмин, это Джейкоб Бэ, мой старый университетский товарищ. Рад наконец-таки вас познакомить. Чанмин почему-то уверен, что его жизнь сейчас подойдёт к концу. Что красивый блондин сейчас скажет, что они уже знакомы, а потом обязательно расскажет, как они встретились в клубе, и как целовались у этого самого университетского товарища дома, и как Чанмин заплакал, когда тот заказывал ему такси. Чанмин боится, что его раскроют, и ему придётся лицом к лицу со всем столкнуться, но — Джейкоб Бэ слегка кланяется, после чего говорит: — И я рад с господином Джи познакомиться, — после взмахивает в сторону второго этажа. — Джуён, спальня как обычно. Они решили, что хотят остаться внизу. Чанмин сначала не уверен, что за они, но потом они проходят мимо гостиной, и там на диване Бора и ещё одна девушка, а возле окон незнакомый мужчина, говорит по телефону и хмурится. Ли Джуён забирает у Чанмина его рюкзак, и у того не выходит противиться, потому что их руки соприкасаются — Чанмин не соприкасался с ним прежде вот так, кожей к коже, и в его мозгу в этот момент происходит короткое замыкание. — Я отнесу ваши вещи наверх, если вы не против. Можете пока что погулять по дому… Или по саду. У Джейкоба просто невероятной красоты сад, — он улыбается. Чанмин, завороженный, кивает ему в ответ. Дом добротный, но целиком из дерева. Окна же, в свою очередь, в гостиной упираются в самый пол. В гостиной также камин, возле которого, Чанмин уверен, холодными вечерами крайне уютно читать, пить глинтвейн и целоваться. Девушки не обращают на него особого внимания, а мужчина с телефоном слегка кланяется в знак приветствия, но от разговора своего не отрывается. Тогда Чанмин исследует кухню. Она совершенно обычная, в меру новая техника выглядит ухоженно, в холодильнике лежит еда. Он спиной чувствует чужое присутствие, и потому оборачивается. Красивый харизматичный блондин, Джейкоб, наблюдает за ним, стоя в дверях и скрестив на груди руки. На его лице выражение застыло добродушное, тёплое, но Чанмин всё равно нервничает, замечая ещё и насмешку. Он готовится сказать что-нибудь, может, извиниться, или попросить не говорить ничего Ли Джуёну, потому что для него важно это, но Джейкоб заговаривает раньше: — Рад, что ты нашёл своё место, — потом, подумав, добавляет. — Я имею в виду… Рад, что у тебя всё хорошо. С ним. Чанмин застывает. Он чувствует, как спина покрывается холодным потом, а голова работать начинает со скоростью света. В тот раз. Он не называл же его чужим именем? Его именем. Или называл? Он был так пьян, ему совсем ничего не вспомнить, Чанмин в ужасе смотрит за спину Джейкоба, на Джуёна, разворачивается к двери в сад и, ни слова не говоря, выходит. Свежий воздух и приятный ветерок помогают ему слегка прийти в себя, и, когда первая волна ужаса сходит, накатывает вторая, потому что — Джейкоб думает, что они вместе? Что Джуён поэтому его привёз? Чанмину плохеет. Как он объяснит-то всё? Ему надо вообще что-то объяснять? Его ноги начинают медленно двигаться, и он прохаживается по аккуратным гравиевым дорожкам вдоль пышущих жизнью клумб, ровно дыша, стараясь прийти в себя, не спешить сильно. Непоправимых ситуаций не бывает. Непоправимых ситуаций не бывает, он повторяет себе это. Ли Джуён догоняет его в какой-то момент, равняется с ним. Чанмин слегка встряхивается мысленно. Ему нужно сосредоточиться на том, что происходит в данный момент, потому что в данный момент он с Ли Джуёном прохаживается по саду, прилегающему к дому, в котором они будут ночевать два дня, потому что они в поездке, в которую Ли Джуён захотел взять его с собой. — Тут замечательно, как считаете? Чанмин согласен. Он редко бывает на природе в последние несколько лет. Нет, он часто гуляет в парках с Чанхи, иногда выезжает вместе с ним во всякие водные рестораны, но здесь вокруг лес, и воздух оттого куда свежее. Чанмин соглашается слабым кивком. Они бесцельно бродят так, между клумб, и Чанмин понимает, что участок просто огромен — он видит неподалёку край бассейна, что прячется с другой стороны дома. Ли Джуён нарушает молчание: — Бора сделала коктейли. Если есть желание — можем взять по одному и сесть здесь, — он кивает в сторону стоящего в тени живой изгороди столика, окружённого кустами роз. Идея кажется ему заманчивой, и Чанмин, больше по старой привычке, говорит: — Хорошо, ждите здесь. Идея заманчивая не только потому, что Чанмину удастся побыть с Джуёном наедине — к этому он уже привыкнуть успел. Просто так, держа его подальше от Джейкоба, можно избежать дальнейших недопониманий. По крайней мере какое-то время. Чанмину нужно найти перманентное решение, или, вероятно, собрать себя в кулак и сообщить прямо, что их не так поняли. Он заходит в кухню с этими мыслями, но первое же, что он замечает — прижатого к кухонной тумбе Джейкоба, которого спокойно, тягуче целует тот, другой мужчина. Чанмин растерянно замирает, а Джейкоб, заметив его, слегка отстраняется. — Коктейли, — выдаёт Чанмин слабо, стараясь смотреть Джейкобу в глаза, а не на то, как молодой мужчина поцелуй на его щеке оставляет, потом — под ушком. — Джуён… Коктейли. Где? — Ну погоди, — он обращается к своему партнёру, звучит слегка запыхавшись, и тот голову на его плечо кладёт, руки всё ещё на талии держа, и выдыхает шумно. — Девочки забрали с собой поднос. Выйди из кухни, вдоль лестницы пройди, там дверь. Поверни направо. Найдёшь. И, Чанмин? — тот начал двигаться сразу же, как только хозяин дома сказал про задний двор, но, услышав имя своё, в дверном проёме остановился, полуобернулся. — У вас всё хорошо? Чанмин мысленно фыркает — для человека, которого снова начинают целовать, Джейкоб выглядит слишком уж трезво и обеспокоенно вещами, с этим никак не связанными. Он отвечает кивком. Джейкоб для чего-то добавляет: — Ну ладно. Просто Джуён-и выглядел слегка расстроенным, когда шёл за тобой. Ему мерещится. Ему мерещится, ему мерещится, ему мерещится. Чанмин повторяет, как мантру, но у него начинает гудеть голова от эмоционального перенапряжения. Он почему-то думал, что это будет весёлая поездка с рыбалкой, купанием в бассейне и несколькими холодными махито, но в итоге ему приходится балансировать между чёрт знает чем, уже — его мысль обрывается, когда он видит, что одну из девушек, ту, что в бассейне, Бора, сидящая на краю, чмокает в нос. Чанмин устало спрашивает про коктейли, и они кивают в сторону небольшой барной стойки, которую он сначала даже не приметил. Чанмину кажется, что он не против выпить сейчас просто — водки, потому что ситуация становится всё страннее, потому что Ли Джуён что, позвал его провести выходные с …Ох. Ох. Ох, боже. Когда они обсуждали поездку всю эту неделю, Чанмин ждал каждого его сообщения. Ли Джуён рассказывал о том, как здорово провести вот так иногда время. На природе. Свободно. Вдалеке ото всех. Чанмин слушал, развесив уши, и не вникал в смысл его слов. Теперь он ставит перед Ли Джуёном его коктейль, свой, помешав, пьёт не через трубочку — так, присосавшись к гранёному краю, чем того немало пугает, надо отметить. — Всё в порядке? — Ли Джуён спрашивает встревоженно. Уму непостижимо. Чанмин громко ставит стакан на стол, а потом отходит назад, к кустам, думая сначала просто уйти. Но потом останавливается. Оборачивается. В его груди плещется обида, закручивается воронкой, словно смерч, готовый сносить всё на своём пути. — Вы меня позвали для чего? — в лоб спрашивает. — Я просто… Я думал, что вы хотите провести хорошо время. С друзьями и… И мной. Думал, вы… Я не знаю, — он поверить не может в происходящее. — Вы для чего меня с собой взяли? — проводя рукой по лицу, Чанмин думает о том, что Ли Джуёну, вероятно, было стыдно перед друзьями. Отсюда все эти благодарности, отсюда вся эта услужливость, и за этим он ему написал. Ему нужен был партнёр на эту поездку, и выбор пал на глупенького влюблённого Джи Чанмина, который не может вовремя заткнуться или сказать «нет». Влюблённого. Чанмин смотрит себе под ноги. И Джейкоба никакого не понадобилось. Он поднимает глаза на него — Ли Джуён тоже встал, и стоит почти идеально напротив. Этот по-дурацки красивый, вежливый, умный мужчина, который изъясняется так же, как изъясняются в книжках, которые он читает — ещё один факт, который Чанмин узнал за неделю переписки. — Мне жаль, — это звучит так тихо и слабенько, что Чанмин перестаёт сразу же жалеть себя и своё несчастное, безответно влюблённое сердце. Ли Джуён почему-то тоже смотрит вниз, горбится даже, в своей большой футболке, босиком, с этими свободно спадающими на глаза волосами. Чанмин просто не может — не может и дальше так. Он влюблён. В ту секунду, когда он впервые увидел его, внушительно красивого, удивительно собранного и невероятно интеллигентного, зёрнышко внутри него пустило корни, и теперь всё это безобразие расцвело и пышет жизнью. Он влюблён, и остальное больше не имеет значения. Возможно, ему кажется. Возможно, Ли Джуён и правда им просто пользуется, но Чанмин не в силах и дальше терпеть, и слова рвутся из него, как из больного — нестерпимый сухой кашель. — Ли Джуён, — Чанмин произносит его имя твёрдо. Его жёсткая интонация заставляет мужчину напротив поморщиться. — Я приглашаю вас на свидание, — а следом посмотреть на него удивлённо, словно он ребёнок, вместо выговора получивший конфетку. Чанмин продолжает смотреть на него, в его глаза, и Ли Джуён отвечает тихо: — Да. Хорошо. И — краснеет. Чанмину кажется, что он сейчас задохнётся. Миллион испытываемых им эмоций вырываются из него смехом человека, который счастлив, но заебался конкретно — Чанмин и заебался, собственно. Джуён ответил ему мгновенно. Мгновенно. Сказать пару слов — это всё, чего оно ему стоило? — Мне жаль, я просто… Я не знал, как, — он мямлит, делает шаг ближе, но останавливается, и смотрит на Чанмина взволнованно — Чанмин понимает, почему, когда вытирает стекающую по щеке слезу. Он не знает, от смеха оно или от пережитых за последних несколько месяцев эмоций, но американские горки кажется наконец-таки останавливаются, и он может вылезти и проверить как оно там, на других аттракционах. — Я думал, что получится… Тут. Я просто не умею. И не был уверен. Понимаете? Прежде, чем он продолжит, Чанмин хватается за край его футболки, тянет на себя — Ли Джуён делает шаг, они сталкиваются, и он остаётся стоять так. Смотрит на Чанмина сверху вниз. Сглатывает. — Я хочу вас поцеловать, Ли Джуён, — сообщает Чанмин. Тот, и секунды не упуская: — Хорошо. После стольких… После всего? Чанмин снова смеётся. Он искренне пытается не, но он вспоминает все свои извороты и кульбиты, и то, как всё оказывается просто, не укладывается в его мировосприятие. Он качает головой: — Нет, до первого свидания — как-то неправильно. Хоть раз в своей жизни ему хочется по-человечески. Ему хватило холодных постелей и глубочайшего чувства испорченности на всю жизнь. Но Ли Джуён как-то медлит, мнётся, а потом говорит: — Ну… Вы ещё кровать не видели. У Чанмина отвисает челюсть. Ли Джуён стоит тут перед ним, невинно краснеющий, пока их ждёт общее спальное место, получается. Чанмину ясно сразу становится, почему тот так живо его вещи схватил. Он сильнее за футболку на себя тянет, прижимает к себе ещё ближе: — Планировали соблазнить меня? — Возможно, — бормочет, глядит на рот Чанмина, у которого от этой близости, от исходящего от тела жара, солнца за его спиной голова кружится. Чанмин сжимает в кулаке зажатый край футболки покрепче, возвращая себя таким образом в реальность, и произносит: — Тогда, Ли Джуён, я собираюсь вас поцеловать. Мир Чанмина навсегда меняется, когда Ли Джуён на грани слышимости шепчет ему: — Да, пожалуйста. Ему приходится слегка приподняться на носочки. Сжимая по-прежнему край его футболки, вторую руку кладёт на его щеку, прижимается своими губами к его: уверенно, смело и спокойно. И когда Ли Джуён отвечает на поцелуй с тихим вздохом, кладёт свои большие ладони на его талию, Чанмин чувствует себя зажжённой спичкой, которую бросили в канистру с бензином. Отпуская ткань, перебрасывая руку через его шею, прижимаясь к нему, Чанмин целует снова, и снова, и снова, и не может перестать, потому что Ли Джуён обнимает его, и позволяет ему вести, добровольно превращается в тесто для лепки в его руках, и они начинают посмеиваться в губы друг друга. Слегка отстраняясь, Чанмин не понимает, взрывается что-то или это кровь так в его ушах стучит — он в полушаге от потери сознания. Ли Джуён смотрит на него как-то робко, но улыбается радостно, поглаживает мягко его спину. Чанмин думает, что себя в кулак ему собрать, всё же, стоит — ему ещё нужно столько раз этого мужчину великолепного поцеловать сегодня, всё-таки. Чанмин ярко, искренне улыбается ему в ответ.