Amsterdam

Сквозь вылинявшие шторы, через тонкие просветы в тканном полотне еле-еле пробивались лучи новорождённого солнца. Съёмки клипа закончились совсем только недавно, сохранившись отпечатком физического изнеможения на телах музыкантов. Саша и Паша разошлись по домам отсыпаться, голая женщина перестала быть голой и отправилась вслед за ними. Данила сидел в телефоне, машинально листая ленту, Коля, закончивший прибирать в квартире и расставив всё на свои места, тихо подкрался и присел рядом, устало зевнул, пристраивая голову на плечо друга, задремал. - Тебе очень идёт, - сказал Даня, чьи глаза не мигая, насколько это возможно, рассматривали платье, надетое для съёмки. - Да, я согласен. Данила закатил глаза в качестве реакции на очередное проявления самоуверенности и осознания собственной эстетичности. - Дай я тебя сфотографирую что ли… на память. - То есть видеть меня каждый день кроме выходных по четыре часа тебе мало? - Всё, всё, заткнись, пожалуйста. Несмотря на тяжесть исполнения просьбы, Коля всё-таки заткнулся и собрал последние силы ради священного акта демонстрирования своей красоты на камеру. Даже выражение лица приобрело незаметные томные мотивы. Ему нравилась эта игра со стеклянным глазом, потому как он мог свободно выражать все концепты, за которые в обычной жизни в определённых местах могли и побить, но которые с неимоверной скоростью рождались внутри. Он педантично оправил подол платья, чтоб все складочки находились друг от друга примерно на одном расстоянии, чуть сдвинулся на край дивана и с силой перенёс точку опоры на худые руки, делая ключицы острее и выразительнее. - Готово, малышка, теперь ты всегда при мне. - Постой, давай ещё по другому, я потом сам выберу тебе фото на память, чтоб оно было максимально точное. - Заебёшь ты, конечно, со своей выверенностью. - Сам вызвалася. Данила лишь кивнул и улыбнулся. Конечно, он не прочитал тысячу и одну заумную книжку, не понимал, чем отличается Франс Хальс от Дюрера, и правомерно ли вообще такое сравнение, но какое-то врождённое чувство красоты в нём присутствовало. Воодушевившийся и напряжённо собранный Николай раздумывал над позойю. Не успел Данила ответить на очередное сообщение какого-то неизвестного относительно места их следующей пьянки, как его друг уже совершенно непринуждённо и слегла даже игриво сидел, закинув ногу на ногу, - при этом нещадно разрушив гармонию и единство складок платья, - аристократично ссутулившись и закусив губу на чуть закинутом назад лице. - Ну ничего себе, - Даня уже почти нажал кнопку на смартфоне. - Стой. Коля медленно провёл языком по губам и вернулся в точно такую же изначальную позицию. Кивнул, давая отмашку. Это действие вызвало в теле фотографа лёгкое возбуждение и нелёгкое желание. Он машинально сделал кадр, даже не задумываясь, что получит тяжёлый, возмущённый вздох за заваленный горизонт. - Дай я сейчас… подожди немного. Николай, подчиняясь платью, диктующему ему манеру поведения, медленно встал, и, осознавая всю процентность женственности в себе, прошёл к небольшому портретному зеркалу. Окинул себя взглядом, на мгновение прикрыл глаза и чуть дёрнув головой в сторону, искоса взглянул через зеркало на остолбеневшего Данилу. Затем, будто находясь в комнате совершенно один и словно сидя за богато убранным туалетным столиком, начал красить губы. К сожалению, в силу отсутствия навыка в этом действие, пришлось выбрать между хорошим результатом, но серьёзным, рабочим лицом и между сомнительным результатом, но жеманными жестами за которыми, к тому же, пристально следят. Конечно, второе. Коля накрасил губы, изредка забывая в процессе, что такое контур, после передёрнул легонько плечами и, не разрывая зрительного контакта своих тёмных глаз из-под густых бровей с глазами человека за ним, чуть выдохнул через приоткрытые губы и убрал лишнюю краску, промокнув салфеткой. Приблизился вплотную к отражению Данилы и с наслаждением оставил на его щеке красный след поцелуя. - Коль… - Да, дорогой? - Голос его претерпел некоторые изменения и стал выходить в вакуум действительности с придыханием и хрипотцой. - Будь так добр, помоги надеть серьгу. Он резко по кошачьи приблизился, поправил пальцем помаду на краешке губы, как бы акцентируя внимание на этом объекте и вложил в чужую руку вычурную серьгу с большим искусственным камнем. В следующий момент их профили находились параллельно, и, в моменте надевания украшения, Данила не смог удержаться от касания щекой щеки напротив, но получил в ответ лишь напряжённые желваки и вопрос шёпотом: - Что ты делаешь? - Трогаю. - Я не разрешал себя трогать, дорогуша, только фотографировать. Понял? - Угу Коля вернулся на диван и, опять не прерывая зрительного контакта, от которого Данила уже совершенно обессилел, расстегнул несколько верхних пуговиц платья, ногтями скользя по ключицам и острым плечам, оставляя багровеющие следы. Повернулся вполоборота, чтоб было видно серёжку, и замер. Только Данила тоже замер, напрочь забыв о своей задаче. - Ты чего там? Фотографировать-то будешь? - Не буду. Николай повернулся и вперился глазами: - Почему это? «Выколоть бы к чёрту ему эти глаза», - подумалось Даниле, - « и что это вообще за сексуальное надругательство? Связался же…» - Не хочу! - И что ты хочешь? - А то ты не понимаешь? Коля ещё внимательнее начал смотреть, поддавшись вперёд, как будто действительно хотел понять. По итогу лишь улыбнулся с еле читаемой издёвкой и провёл ладонью с выступающими венами по серёжке. Подошёл и уже сам, выдыхая, потёрся гладковыбритой щекой о другую колющуюся. Нежно, едва касаясь, обхватил губами нижнюю губу Данилы. Тот потеряв логику происходящего, но отчаянно радуясь, коротко простонал. - Нравится, да, когда тебя напомаженные мужики в платье целуют? Ответом был податливый язык, медленно вошедший и выводивший какие-то слова на манер восточных наречий. Заострённые руки Николай обвили талию Данилы, максимально сокращая дистанцию, что позволило ощущать сквозь алеющую ткань плоть и позднее грубо увести друга на диван, оказываясь снизу. Данила вдыхал такой знакомый уже запах, отмечая при этом, что сейчас он воспринимается совершенно по иному. Водил языком по уху, наслаждаясь звоном металла и сдержанными, дроблёнными выдохами. Кусал тонкую, белую от отсутствия солнца в северном городе кожу и целовал до засосов напряжённую длинную шею. Расстегнув практически все пуговицы, обозначил своё присутствие влажной игрой языка на сосках. Тело под ним начинало виться, пульсировать и предпринимать попытки коснуться себя через юбку платья, но ему бесцеремонно не давали, хватая за внешне фарфоровое запястье и облизывая пальцы. - Ты можешь уже? … Пожалуйста! Просьба была игнорирована, поэтому переросла в невербальный приказ, сопровождаемый приглушённым рычанием. Николай, вплетя холодную кисть с крупным перстнем в светлые волосы, сжал их до потемнения в глазах и нещадно переместил голову к паху. Данила никогда бы не подумал, что жизнь закинет его в такие обстоятельства, однако данная ситуация ему более чем нравилась. Решив изучить предмет своей дальнейшей деятельности, Даня провёл языком вдоль, обхватывая головку, но не успел он как следует приноровиться, как Коля достаточно агрессивно двинул рукой, всё ещё сжимавшей корни волос. Данила взял глубже, на что услышал громкий стон. Когда же он попробовал создать вакуум, быстро регулируя глубину, то триада стонов начал бешено отскакивать от стен в обоях с приятным бабушкиным цветочком, перекликающимся в некоторых местах с рубашкой барабанщика. «Интересно, это же насколько он тащиться от своего голоса или от себя, что так же стонет в записях... Мда, мы публикуем аудио порнографию», - на секунду пронеслось в голове. Эти мысли были перебиты начинающими уже страшить конвульсиями Коли. Внеплановый вокализ завершился полу-криком, полу-рыком с последующей резкой потерей тонуса в теле. - Ты как?- пытаясь ровно дышать, спросил Николай . - Я почувствовал себя в некотором роде портовой шлюхой. Думаю, я стал их лучше понимать. Спасибо тебе, за доходчивое объяснение. - Ничего подобного, - в обессилевшем голосе начинали чувствоваться знакомые учительские интонации. - Перед данным актом совокупления я вспоминал, когда последний раз мылся, и это была менее, чем три часа назад. И притом никакого мочеиспускания,… - Вашей, Николай, точности и кремлёвские часы позавидуют. - … а ты подумай, в каком состоянии находятся тела моряков после, хотя бы, года плавания, солнца и морской соли. Данила со вздохом ушёл в ванную прополоскать рот и умыться. Когда же он вернулся, то заметил, что в комнате было уже по утренему светло, ибо шторы не были более в силах закрывать их от набравшего силу солнца. Коля находился в той же позиции. Изменил он её лишь когда друг подсел рядом. - Знаешь, мне нравится, когда ты ранним утром поёшь только мне. Как, я не знаю, как соловей, - Данила накрыл ладонью ещё мелко дрожащую руку с перстнем, чувствуя при этом разливающееся по телу тепло от тяжести коротко стриженной головы у себя на плече. - Сейчас я ощущаю себя голубем и хочу только бессвязно ворковать на ухо рафинированно слащавые слова, знание которых уже днём буду категорически отрицать.