Не знаю, как начать письмо, чтобы выразить то, что я чувствую. Мне очень, очень жаль, Драко, и я прошу прощения за свой обман…
Привет. Не знаю, правильно ли я поступаю, отправляя тебе подарок, но я хочу поздравить тебя с Рождеством. Надеюсь, тебе понравится.
Здравствуй. Дэвид сказал, ты идёшь на поправку…
Драко, пожалуйста, прости. Я так виновата перед тобой. Мне не стоило…
Я скучаю
***
Швырнув сапоги в темноту квартиры, Гермиона опустилась на скамью у входа. Выдохнув, прислонилась затылком к стене и ослабила шарф. Попыталась: не поддался. А рука, сделавшая рывок, опустилась. Устала. Как же она устала. Январь, гадкий, но прекрасный январь морозил пальцы сквозь перчатки и окутывал холодом через слои одежды. Даже в самый похожий денёк с неба срывались снежинки, укрывая заледеневшие дорожки. Всюду пахло какао и печеньем. Гирлянды мерцали, напоминая о прошедшем Рождестве и Новом годе. Стены здания, в котором жила Гермиона, озарялись золотисто-голубым свечением каждые пару минут, и эти отблески проникали в окно гостиной, принося волшебство в не тронутый празднеством дом. Тишина, книги и одинокий бокал на тумбочке. Седьмое число. Кажется, в это время где-то празднуют Рождество. Не самая разумная причина, чтобы надраться, но самое лёгкое оправдание бутылке вина в пакете. Только она помогала разобрать мысли по полочкам. Она и работа, которая ощущалась не сладким триумфом, а палёным куском пенопласта. Во всём мире не нашлось бы человека, что не заметил бы подавленное состояние новоиспечённой сотрудницы Святого Мунго. Долгожданное назначение, подобно дементору, высосало из неё все жизненные силы. Это отмечали коллеги, это видели друзья. Но не каждый решался спросить. Кроме Джинни. Всякий телефонный звонок она требовала, чтобы Гермиона «кончала строить из себя независимую» и открылась. Угрожала, что не даст посмотреть на Джеймса, когда тот родится. Ею двигало чистейшее любопытство, но, когда новости о Драко таки дошли до её глаз, она поступила как настоящая подруга: написала сообщение «я рядом». И перестала докучать. Впервые за столько лет Гермиона проводила праздники одна. Родителям она сказала, что отдохнёт с друзьями, друзьям — то, что скучает по родителям. Как никогда благодарила она каминную сеть. Все передвижения её оставались незамеченными, а на работе, кроме Дэвида, никто не был знаком с её окружением. Она работала, приходила домой, открывала вино или ликёр, выпивала, засыпала. И так по кругу, до абсурда. — …а всё из-за мужчины, которому на меня плевать, — шепнула в полумрак, и в груди мгновенно зашевелился червячок сомнения. — Хватит. Хватит-хватит-хватит. Подорвавшись с места, Гермиона в два счёта разобралась с одеждой и поспешила на кухню. Подальше от мыслей. Подальше от надежды. Он ведь игнорировал её! Ни разу не ответил на письмо. Заставил почувствовать себя идиоткой, гоняющейся за невозможным. Она так унизилась перед ним, боже… Но он мог ответить. Мог! Если не из уважения или ложной благодарности, то хотя бы в качестве прощания. Просто не захотел. Уже наливая вино в бокал, она зацепилась умом за подарок, который прислала ему на Рождество. Чем, чёрт возьми, она думала, когда покупала его? С чего решила, что он будет рад её жалкой попытке? Дура, дура, дура! — Иногда ты такая тупица, — Гермиона, поморщившись, залпом осушила бокал. — Но прошлое не вернёшь. Прими тот факт, что Нарцисса оказалась права. Малфой не тот, кто тебе нужен. И ты не та, кто нужен ему. Вы разные, и это нормально. Она задумчиво осмотрела бутылку вина, по горлышку которого стекала алая капля. — Знала же, что этим закончится. Могла бы подготовиться, а не пить в надежде, что это пройдёт, — её вдруг обуяла дикая злость. — Превращаешься в хрен пойми что. Ноешь, что тебя никто не любит, хлещешь алкоголь. Королева драмы! Тебе это даже не нравится. Вино, стоящее далеко не десять фунтов, утекло в раковину. Гермиона поставила чайник и взобралась на подоконник. Все имеют право на ошибки. Она не робот, запрограммированный на успех. Да и Драко не выступал против отношений, совсем наоборот. Наверняка ему самому стыдно за то, что он делал. Может, он не ненавидит её вовсе. Может, избегает её так же, как и она, когда видит кого-то отдалённо похожего. Это вполне естественно. «Дело не в том, что ты сделала, — вздохнула рациональность. — Дело в том, как ты это сделала. Ты могла предупредить его. Разбудить. Объяснить, что вернёшься. Ты бы тоже игнорировала его, пока не остынешь». «Но я же извинилась! — запротестовала маленькая Гермиона. — Сейчас от меня ничего не зависит!» «Это правда, — согласилась её взрослая копия. — Как ни прискорбно, теперь от тебя ничего не зависит. Остаётся ждать». Не подумайте, она бы отпустила его. Смирилась за эти недели. Если бы не одно «но». Он был везде. Помимо того, что газеты пестрели заголовками о чудесном исцелении, через два дня после Нового года Гермионе позвонил Гарри и сообщил, что Харпер уволился. Она бы с удовольствием подняла за это бокал: хвала Гарри Поттеру, будущей главе Аврората! — пока Поттер не сказал следующее: — Вот уж не знаю, по собственной ли инициативе, потому что лицо Марло превратилось в один сплошной синяк. Кажется, ему помогли. И я подозреваю кто. В его голосе звучали смешливые нотки. Гермиона напряглась. Да не может быть. — У меня есть алиби. — Верю, — хмыкнул Гарри. — Дам тебе подсказку: место моего напарника по-прежнему занято. Откуда я знаю? Робардс. Слушай, если ты рассказала Малфою о Харпере и его идиотизме, я не удивлён, почему его отметелили в фарш. «Это не совпадение, — подумала Гермиона в тот момент. — Точно нет». Кто-то решит, что это месть за несносное поведение Харпера. Что ж, Гермиона поддержала бы эту идею, не получи она письмо из мэнора. Она как раз заканчивала приготовления на кухне, когда к ней постучалась Пиф. С глазами-копейками и продрогшая, она влетела в окно и свалилась на стол. Письмо, привязанное к лапке, превосходило совушку в несколько раз. Гермиона с суматошно бьющимся сердцем принялась открывать его, ожидая увидеть всё что угодно, кроме весточки от Эдгара. Не вдаваясь в подробности, но и не жадничая, дворецкий поведал ей о том, что происходило в поместье. После того как Драко вернулась память, он не стал сдержаннее. Напротив, любое упоминание Гермионы вызывало в нём гнев. Нарцисса попыталась поговорить с ним, но наткнулась на такой протест, что почти на сутки заперлась в своём кабинете. Люциус попробовал разобраться что к чему, но не преуспел. Впрочем, это не помешало ему доведаться обо всём от портретов и домовых эльфов. Первые не испытывали угрызений совести, а последние страшились хозяина. В семье произошёл разлад. — Неудивительно: я ведь грязнокровка. Почему Вы ещё не появились на моём пороге, мистер Малфой? Ответ на этот вопрос она не нашла. Зато одна деталь, указанная в письме, распалила её сознание. Драко почти не ночевал в своей комнате: он перебрался в другую спальню. Тем не менее одним утром Полли застала его у апартаментов Гермионы. Он выходил из них сонный, ещё неловко переставляя костылями, и это знание… осчастливило её. Гермиона хотела написать Эдгару, как благодарна и за книгу Фауста, и за это послание, но банально побоялась отправлять что-то на адрес Малфоев. В последний раз, когда она пришла туда, её выпроводили без объяснения причин. Вычеркнули, словно она не имела права посягать на своего пациента. Дэвид на это не ответил ничего вразумительного, кроме того, что Малфой не горел желанием её видеть. По крайней мере, в ближайшее время. — Не переживай, — посоветовал он в разгар рабочего дня, лавируя в потоке целителей. — Вы обязательно решите всё. — Если бы тогда я вернулась, не пришлось бы ничего объяснять. — Вот тут сомневаюсь, — проворчал отныне-не-наставник и столкнулся с ассистентом. — Чего стоишь посреди дороги, Гарретт? Ты не воздушная сфера, — и, обойдя парня, вновь обратился к Гермионе: — У него был приступ. Драко вырывался, и царапался, и даже произвёл всплеск магии! Я боялся, что он может тебе навредить. Не забывай, что ты всё ещё моя ответственность, Гермиона. Проклятия не твой уровень. Пока что. Итак, Малфой преследовал её. Косвенно, но всё же преследовал. В толпе, чужих разговорах, нескончаемых мыслях. Но в жизни её не появлялся. Боялся? Не хотел? Ждал от неё каких-то действий? — Захочет — придёт сам, — усмехнулась Гермиона, провожая взглядом группку итальянцев (или испанцев?), что, смеясь, шли под окнами в блестящих нарядах. Новая вспышка осветила её лицо, и в этот миг засвистел чайник. — Не пищи. Зелёный чай, обжигающий через чашку, напомнил о конце сентября. Приказав себе не думать о Малфое, Гермиона доползла до гостиной. Неожиданно громкий звук заставил её вздрогнуть; чай залил пальцы. За окном, нахохленный и припорошённый снегом, восседал огромных размеров филин. Поняв, что она его заметила, но стоит столбом, птица защёлкала клювом и взлетела, ударяясь когтями о стекло. — Ты кто? — глупо спросила девушка, прижавшись губами к пекущей коже. — Я не ждала гостей. «Гостю», разумеется, было плевать. Он вновь стукнулся о стекло, и Гермиона торопливо открыла форточку. Впорхнув внутрь, филин опустился на ближайшую поверхность и зашипел, будто бы отчитывая её. Затем, стряхнув с себя снег, приблизился и потянулся, двигая шеей из стороны в сторону. — Ты откусишь мне пальцы, если я не заплачу, да? Сейчас… Принесённый кусок вяленого мяса задобрил птицу, но не полностью. Она всё-таки ущипнула получательницу за палец, что говорило о полной невоспитанности животного и её хозяина. — Вряд ли ты от Кингсли, — проворчала Гермиона, когда филин, зыркнув на неё исподлобья, пропал в ночи. — А если от него, я тебя проклинаю. Хмыкнув, она развернула чуть влажную бумагу, и её прошила дрожь.«***лейн стрит, 14. 21:00. Сегодня. Д.Л.М»
Сердце застучало гулко и почему-то болезненно, жар окутал тело. Гермиона, не успев осмыслить прочитанное, схватилась за сумку, выворачивая содержимое в поисках телефона. Джинни. Ей срочно нужна Джинни. — Джиневра Уизли-Поттер слушает. — Он написал мне! — выпалила Гермиона. — Позвал меня на встречу! — Кто?.. — секунда. Негромко: — Драко? — Да! Я только что получила записку, — она огладила убористые буквы. — Не знаю, стоит ли идти. Я боюсь, Джинни. — Погоди. Ты уверена, что это Драко? — Да. Инициалы его. И почерк тоже. — Так! — судя по звуку, напоминающему ножку стула, Джинни встала. — Отставить панику! Я сейчас буду. Открой камин. И не забудь… Она внезапно замолчала. Остались лишь её дыхание и приглушённый плеск воды. — Джинни? — Охренеть… — Что такое? — Т-твою мать… Гермиона отняла телефон от уха и посмотрела на экран. Попробовала вновь: — Джин? — К-кажется, у меня отошли во́ды, — дрожащим голосом поделилась девушка, и Гермиона замерла. — Когда я встала… Ошарашенный возглас Гарри: «Что?!» — ворвался в трубку. — Джинни, ты уверена? — молчание. — Вам надо в роддом. Сейчас. — Да… знаю. Мы уже вызываем такси… Чёрт! Гермиона, прости. Джеймс решил родиться раньше. Я… Ты обязательно иди… Да, я сейчас!.. Он не просто так позвал тебя. Потом расскажешь обо всём, идёт? — Хорошо. Позвони мне, когда прибудешь в палату. Или Гарри. Джинни, ты скоро станешь мамой! — Но ты пойдёшь? — Пойду я. Куда денусь, — к тошноте, вызванной предвкушением, прибавилось волнение за подругу. Нашла время! — Ты, главное, дыши. И не забудь позвонить! Звонок оборвался. Джеймс — вот же прыткая зараза! — решил обезопасить маму от перемещения между каминами путём своего появления. А тем временем на часах уже стукнуло восемь: оставался всего час, чтобы собраться и добраться до места назначения. Конечно, Гермиона его узнала. «Порро» — главное украшение ***лейн стрит. Почему он позвал её туда? — Не. Романтизируй! — и побежала в спальню. Мороз закусал колени, когда Гермиона аппарировала в пятнадцати минутах ходьбы от ресторана. Она скрестив пальцы надела платье от Молли, молясь, чтобы это сработало: в последний раз, когда она его надевала, всё прошло более чем гладко. С неба падали снежинки: лениво, крупными хлопьями, погружая Лондон в атмосферу рождественских фильмов. Но насладиться прогулкой Гермиона была не в состоянии. Она то прибавляла шаг, то тормозила: холод хлестал по ногам, но страх перед встречей сковывал мышцы. До «Порро» оставалось три несчастных поворота, отчего её замутило. Она увидела его сразу: высокую фигуру в чёрном, застывшую под фонарём. Остриженные волосы укрывали снежинки, с губ срывался пар. Всего две недели… Две недели, и он снова стоял на земле. Твёрдо, будто бы не было этих шести месяцев. Будто бы всё случилось только в её голове. Что ж, обернись всё кошмаром, Гермиона вздохнула бы с облегчением. Но это реальность. Ноги пригвоздили её к месту, а желание сбежать — теперь уже по-настоящему, позорно и навсегда — вонзилось в виски. Получится ли? Стук каблуков привлёк внимание Драко. Он оглянулся, и пальцы Гермионы вонзились в кожаную шлейку, грозясь порвать её к чертям. Он смотрел на неё, незнакомый и безразличный. Смотрел, пока она чеканила шаг, приближаясь к своему позору. Смотрел, даже когда она встала напротив и прошептала: — Привет. Зачем ты позвал меня? — Додумайся, Грейнджер. Грейнджер. Как давно она не слышала свою фамилию вот так. Она открыла рот, но не нашла слов. Отвела взгляд, чувствуя, как загораются щёки. От этого Драко веяло силой. К нему не хотелось прижаться ближе — лишь опустить в покаянии голову. Гермиона как никогда ясно осознала, чего боялась на самом деле. Его реакции. Его холодности. Она боялась Драко, и вряд ли бы её возвращение в мэнор изменило ситуацию. — Если честно, — начал он; по позвоночнику пробежали мурашки, — ты меня разочаровала. Я предполагал, что ты струсишь. Хвал… — Хвалёная гриффиндорская смелость, — опередила его Гермиона, но, проследив за опустившимися уголками тонких губ, стушевалась. — Так, мм… как ты? — Какой интересный вопрос, — бесцветно заметил Драко и поморщился, когда снег ударил в лицо. — Довольно неплохо, учитывая, сколько я пробыл в постели. А ты как? Спокойно спишь? Это походило на наезд, и она не сдержала смешок: — Не очень. — Вот как? Я думал, ты будешь посговорчивей. Что такое? Её брови нахмурились, как обычно случалось, когда Гермиона не улавливала смысл вопроса, и это разозлило Драко. Маска равнодушия лопнула, трансформируясь в язвительность, и он вздёрнул подбородок, становясь ещё выше и надменнее. — В моём представлении ты уже бросилась мне на шею. Ведь именно этого ты добивалась, не так ли? Вздумала привязать меня к себе, Грейнджер? — обманчиво ласково протянул он, медленно, но верно приходя в бешенство от её молчания. — Почему ты сбежала, Грейнджер? Испугалась моей реакции? И правильно, иначе… — Я вообще не понимаю, о чём ты говоришь! — вскинулась Гермиона, неожиданно для себя воспрянув духом. — Какое «привязать»? Послушай себя, Малфой. Ты несёшь чушь. — Чушь? Ну конечно. Ты когда-нибудь чувствовала себя использованной? Или мальчик Рон избавил тебя от такой роскоши? — Причём здесь Рон? — Ах, точно. Я забыл. Вы же расстались. Пэнси упоминала. От имени Паркинсон внутри поднялась волна жгучей ревности, и Гермиона шагнула к Драко. Со стороны могло показаться, что они вот-вот кинутся друг на друга, и неясно, к чему привела бы потасовка, как в их диалог вклинился скрипучий голос. Опираясь на трость, к ним ковылял милейшего вида старик. Ещё издалека мужчина призывал их к порядку, но они не слышали, увлечённые перепалкой. И это раззадорило его беспокойную душу. — Чего собачитесь, молодёжь! — воскликнул он. — Всё поправимо. Остановившись совсем рядом, старик завёл лекцию о правилах общественного порядка и окунулся в молодость, вспоминая, как ссорился с дамами своего сердца и даже дрался с друзьями за шанс встречаться с хорошенькой теннисисткой. На попытки остановить его он не реагировал — Гермиона почти потянула Драко (который выглядел так, словно вот-вот использует Непростительное) за рукав, чтобы они двинулись дальше, как неугомонный рассказчик отвесил ей комплимент: — Миленькая. Беречь такую надо, — и потянулся к её плечу, чтобы, очевидно, утешить, но Малфой обхватил девушку за талию и дёрнул назад: — Мы сами разберёмся. Идите своей дорогой. Его тон, недавно метавший раскалённые иглы, поледенел до уровня айсберга. Взгляд, острый, сулящий жестокую расправу, набивал лицо старика дротиками, а тот, ничуть не расстроившись, продолжал наставления: — Со взрослыми так не разговаривают, молодой человек. И ссориться по пустякам не стоит. Цените друг друга, ведь всё в этом мире скоротечно. Рука Драко сжалась то ли от злости, то ли от нетерпения, и Гермиона непроизвольно коснулась середины его спины, описала пальцами круг. Ещё раз, медленнее, с бóльшей амплитудой. — Спасибо, — сказала она седому гонцу правосудия, — мы… учтём Ваши рекомендации. Не возражаете, если мы пойдём? У нас свидание. — Ещё разрешения спрашивает… — пробормотал Драко, и она толкнула его бедром, натянуто улыбаясь. — Чего ж возражать! Идите. И не забудьте то, что я сказал! Он ещё что-то говорил им вдогонку, но пара двигалась быстро и вскоре оказалась у самих дверей «Порро», откуда доносилась ненавязчивая джазовая музыка и лился тёплый свет. Гермиона отпустила локоть Драко, сжав напоследок: такой далёкий и тем не менее её — и отошла от него на несколько футов. Здесь всё началось, здесь же и закончится. — Слушай. Я много раз просила прощения. И я не хочу ссориться и выяснять отношения, чтобы ещё один любитель теннисисток прибежал на помощь, — нервно улыбнулась. — Поэтому давай я выскажусь, ты обрушишь на меня свой гнев, а там будь что будет, ладно? Она поёжилась от нахлынувшего ветра и, собравшись с духом, затараторила: — Я хотела вернуться. У меня появилось неотложное дело, и я решила, что смогу закончить его до того, как тебе дадут зелье. Я не знаю, почему не пришла к тебе раньше. Не буду оправдываться. Я просто не пришла, и в этом моя ошибка. Однако, когда я собралась вернуться, Дэвид отправил мне патронус. Он сказал, чтобы я не приходила. Тебе стало плохо; я испугалась, что, если я приду, станет хуже. Разве можно меня осуждать за это?.. — она прикусила губу и затопталась на месте. — Я виновата. Но я не жалею. Я даже приходила к тебе, но меня не пустили. Возможно, ты спросишь, почему я не нашла тебя потом, но чёрт… Мне стало обидно, понятно? Я писала тебе, приходила, выясняла информацию у Дэвида, но ты не реагировал. Гермиона словила ртом воздух; горло, как и лицо, обожгло; и продолжила: — Хочешь — верь, хочешь — нет, но я действительно прониклась к тебе, Драко. Я не просто так писала тебе письма. Мне важно, чтобы ты не злился, не думал, будто это какой-то хитроумный план. Я… Я влюблена в тебя. Она осторожно посмотрела на Малфоя, и его растерянность, вызванная последней фразой, вызвала у неё стыд. Она впервые признавалась ему в чувствах, до этого предпочитая выражать симпатию через поступки. Оттого ей стало вдвойне страшнее. — Ты нравишься мне, Драко. Сильно. Он помолчал. Желваки играли на скулах. Драко колебался, и Гермиона сделала робкий шаг. Преодолев разделявшее их расстояние и не напоровшись на протест, она уткнулась в грудь Малфоя, морщась от капель на пальто. Запах одеколона, совершенно необъяснимого, манящего, окутал её, и она глубоко вдохнула, впитывая аромат. Плевать. Плевать-плевать-плевать. — Я знаю, что тебе неприятно, знаю, всё знаю, но помолчи, Малфой. Ты представить себе не можешь, как я скучала. Она, по правде сказать, подозревала, что его ладони заскользят по её спине, притягивая ближе. Его острый подбородок нет-нет да касался её макушки, словно желая найти в ней опору. Он хотел её, он тянулся к ней. Но почему-то держался. — Ты игнорировал меня, — кинула она в упрёк. Ну правда! — Изводил. Но я по тебе скучала. Она на миг отстранилась и, встретив его взгляд, взяла за руку и переплела пальцы. Сдавила, чтобы он прочувствовал каждую её фалангу. — Мне стыдно говорить это, но я хочу быть честной. За время, проведённое в поместье, я забыла о том, что ты долбанный-хорёк-Малфой. Забыла про то, как ты обижал меня, как впустил в Хогвартс Пожирателей, как… — Короче. — Я узнала тебя с новой стороны. Увидела в тебе мужчину, с которым хотела бы попробовать отношения. Сейчас я боюсь твоей реакции, боюсь всего, что ты помнишь, но я по-прежнему хочу быть с тобой. Ты тоже, разве нет? Она заглянула ему в глаза совсем как собачка, за что, бесспорно, ещё не раз будет оправдываться: и перед ним, и перед друзьями, и перед собой — и мягко направила его в нужное русло: — Ты привёл меня в «Порро». По-моему, это своего рода ответ. Я готова подождать, если тебе нужно время, — хотя и знала, что будет больно. — Я соглашусь поговорить с тобой ещё раз, — возможно, чуть менее откровенно. — Только, пожалуйста, дай мне шанс. Она упрашивала его, стелилась, как Марло, и это било по самолюбию, но она терпела: Драко не выпускал её из объятий. Этого было достаточно. — Грейнджер, зачем? — М? — Зачем ты мучаешь меня? Обещаешь, сбегаешь, теперь едва ли не вымаливаешь прощение. Что бы сказал Поттер, если бы узнал, что ты вьёшься у моих ног? Как бы отреагировал Уизли? Ты ведь понимаешь, что они не будут рады? Да никто, мать его, не будет рад! — А не плевать ли, что сказал бы Поттер, — Гермиона закатила глаза и улыбнулась: Драко рассмеялся. Несмело, но всё же рассмеялся. — Могу я расценить это как победу? — То, что я смеюсь, не значит, что я поддался на твои уловки. — Ты обнимаешь меня, — возразила Гермиона. — Мы стоим у ресторана. Подозреваю, что ты в шаге от капитуляции. А ещё… — она потянулась, смахивая с высокого и донельзя упрямого лба назойливую прядь. — Джинни знает о нас и поддерживает. Клянусь, если бы не она, я бы не осмелилась прийти сюда и сказать, что ты мне нравишься. И, вообще-то, она должна была позвонить. У неё начались роды, представляешь? Видимо, Гарри слишком замотался, чтобы вспомнить. — Очень важная информация, — настал черёд Драко закатывать глаза. — Поттеров станет на одного больше. — Не говори, что Гарри настолько плох. Вы напарники как-никак. Гермиона расслабилась и боднула Драко макушкой в ключицу. Тот фыркнул, поправил её шапку, сползшую на лоб, и задержал ладонь на коже. Она грела, но больше грел взгляд: лучистый, полный тепла и сущую малость напряжённый, словно девушка опасалась, что он бросит её посреди улицы, не поверив в искренность. Малфой всё ещё не понимал, как должен поступить. Одна его часть требовала, чтобы он оттолкнул её. «Это Грейнджер! — кричала. — Та замухрышка из школы! Чёртова карьеристка! Грязнокровка! Ты серьёзно собираешься сдаться ей?» Оттого напряжение в теле не уходило. Другая половина просила не горячиться. «Она кажется искренней. Тянется к тебе, несмотря на то, что было когда-то. Выслушай её». Поэтому он не вырывался, но и не осыпал её поцелуями, не клялся в любви. — Ты такая дура, — он отвернул лицо: уж слишком пристально она смотрела. — Я мог бы злиться. Я хочу злиться. Ты не позволяешь. — Я понимаю. — Ничего ты не понимаешь, — смешок. — Что нам делать, скажи мне? Ты веришь, что всё вернётся на круги своя? Мне слабо верится, что это возможно. — Мы можем хотя бы попробовать. Драко хохотнул. Вот же неугомонная. — Хорошо, — он отстранился и, застыв на миг, убрал волосы, прилипшие к её щеке. — Хорошо. Твоя взяла. Нам многое предстоит обсудить, но я согласен попробовать, Грейнджер. «Порро» приветственно мигнул фонариками, когда колокольчик над дверью звякнул, а из ресторанчика вышла компания студентов. Миниатюрная азиатка в шапке Санта Клауса, покидающая заведение последней, прощебетала что-то парню, что придержал ей дверь, и, заметив горе-любовников, поинтересовалась: — Вы заходите? То ли подействовала её милая улыбка, то ли аппетитный аромат выпечки, вырвавшийся из ресторана, — Малфой обхватил руку Гермионы и, откинув прочь последнее сомнение, чуть подтолкнул её вперёд. — Конечно. И шагнул навстречу.