Печенье

— Как он назвал тебя? — Хлам номер двести двадцать восемь. — Он ведёт учёт своих неудач. Восхитительно. Синьора треплет куклу по волосам. Дотторе в кои-то веки спихнул ей что-то полезное. — Теперь тебя зовут Ноэлль. Ты — моя горничная. *** У Ноэлль для машины со сломанным кодом отчего-то получается очень вкусное печенье. Её нашли агенты в окрестностях Монда— андроид Ордена, помесь служанки и боевой машины, по неизвестным причинам ушедшая слишком далеко от города. Что-то повредило её систему, из-за чего андроид пыталась самоликвидироваться, но лишь застряла в скалах и отключилась. А потом была доставлена прямо на стол Дотторе с подозрением на девиацию. Монстры корпус такой модели пробить точно не могли, да и рыцари вряд ли просто так выкинули бы её — уж больно дорого им обошелся их первый робот, Мондштадт слишком долго отказывался от разработки андроидов. Но раз не монстры и не люди, значит, сама сбежала из города? От своих создателей, наперекор программе? Дотторе, впрочем, ничего интересного — для себя — не обнаружил. Сбой в программе, некачественная сборка и ошибка техника — любой андроид с такой кашей с ума сойдёт, что уж говорить о творении неумех Монда. Ноэлль не утилизировали, как собирались. Подправили мозги, программу, заменили детали на биокомпоненты снежнайского производства, чтобы не откинулась раньше времени, и передали Синьоре. Домашний андроид, готовая в любой момент встать на защиту своей хозяйки. Хлам номер двести двадцать восемь, бесполезный и сломанный мусор. Ноэлль, совершенно натурально, по-человечески смущенно отводящая глаза и прикрывающая руками красные щеки, будто могла чувствовать жар неловкости. Синьоре хотелось самой вскрыть ее систему, чтобы увидеть, где там нашли место [псевдо]эмоции, которые андроид, не скупясь, вкладывала в каждый свой взгляд, каждую улыбку и жест. Порой Синьоре казалось, что из них двоих машиной была вовсе не Ноэлль. Синьора вздыхала. Вздыхала и хрустела печеньем, которое готовила андроид. — Ты девиантка, — Синьора покрутила чашку в мелкий цветочек, поднесла к губам позолоченный край и лениво прищурила глаз. У Ноэлль с рук сполз скин, обнажая белый пластик. — Надо бы отвести тебя на ремонт. — Я... что? — у Ноэлль выбит динамик, из-за чего звук то искажается, то вовсе пропадает. Стоит выбить технику зубы за такую халтуру. Синьора обещает себе заняться этим как только разберётся с глупой машиной. — У бракованных моделей в черепушке вместо компьютера опилки? Ты девиантка, не дури мне голову, Ноэлль. Синьора вертит в руках печенье. — Опять таскаешь мне выпечку... очень по-человечески, не находишь? Я удивлена, что Дотторе ничего не нашёл, когда копался в твоей системе. Диод Ноэлль истерично замигал красным. Впервые на памяти Синьоры, которая лишь изредка замечала тусклый жёлтый огонек. Но не красный. — Дотторе разберёт тебя на винтики...— Синьора махнула рукой, чтобы Ноэлль подошла ближе. Движения у куклы неровные, дрожащие, ей... Страшно? —....если он, конечно, узнает. Я сдавать свою горничную не собираюсь, все зависит от тебя. Ноэлль встрепенулась, красный диод на секунду мигнул возмущенным жёлтым. — Вы ошибаетесь, госпожа, моя про...программа... направлена н-на...— её голос задребежал и резко пропал. — Динамик испорчен окончательно, — Синьора легонько поскребла ногтем шейную трубку, с которой сполз скин. — Не смей лгать мне, милочка. Ноэлль смотрела виновато. Хотелось одновременно и отключить, и отправить на ремонт, чтобы её привели в порядок. Когда Синьора успела так вляпаться, что ей стало важно состояние машины? — Я могу отличить программу от человека, — она подняла руку выше, потрепала мягкие волосы и начала переплетать косичку на макушке. — Ты ни то, ни другое. Диод медленно, с перебоями, но вернулся к стабильному зелёному. Ноэлль не знала, кто она; не знала, как реагировать на твёрдую уверенность Синьоры в ее девиации; не знала, как стоит поступить. Единственное, что она знала — с Синьорой ей действительно хорошо. У нее, конечно, ничего не екало в груди, как описывалось в книгах, написанных людьми для людей, — возможно, екать в принципе было нечему. Не дрожали руки и колени, не дрожал голос: ее система была в полном порядке. Но как же ей нравилось, нравилось!когда Синьора принимала из ее рук печенье и чай, разговаривала с ней долгими вечерами, переплетала постоянно распускающуюся косичку. Ноэлль не могла определить это ощущение своей оболочкой, как это делали люди. В конце концов, только человек мог краснеть и заикаться, воодушевляться болью в животе, влюбленно называя это «бабочками». У нее не было причин для намеренного сбоя работы своего тела; оно могло так вести себя, если того требовала ситуация, а не чувства. Но это странное ощущение, имя которому Ноэлль не решалась давать, действительно было. Программа сходила с ума — вот как она смогла впервые распознать это чувство, отделить его от ряда приказов и команд. Система — механизм, где каждая деталь необходима; а это [чувство] — словно лишний винтик, который закинули между шестерёнками, а те хоп — и отказываются работать, пока лишнее не уберут. Ноэлль не должна была штопать чужую одежду, бросаться готовить треклятое печенье и заваривать чай, пока не спросит, надо ли это вообще Синьоре. Ноэлль не должна была приходить перед сном, не должна была укладывать Синьору спать, не должна была расчесывать длинные волосы, гладить сонное лицо, успокаивать после кошмаров и— Но она делала. Приходила, хоть ее и не звали — Синьора, казалось, вообще забыла, что Ноэлль андроид, и не воспринимала ее заботу как бездушное следование программе. Потому что программой всего этого не было предусмотрено. Возможно, она просто догадалась раньше. — Иди сюда, — голос Синьоры неожиданно смягчается. Она хлопает ладонью по месту рядом с собой, и систему Ноэлль как будто заново вскрывают — ах, опять это странное ощущение. Она садится, хотя должна стоять, как и полагается горничной, андроиду; программа бы вопила, если бы имела голос. — Я же сказала, Дотторе не тронет тебя. Не посмеет, — Синьора касается мигнувшего жёлтым диода. Ноэлль медленно мотает головой. — Не Дотторе? Волнуешься из-за... этого? «Волнуешься». Звучит так человечно, что Ноэлль невольно кладёт руку себе на грудь, словно может почувствовать биение сердца, а не тихое гудение насоса. — Девиация не так уж страшна, — Синьора хмыкает, — я даже рада. Теперь я могу надеяться, что ты печешь печенье не из-за игр Дотторе с твоей программой. Ноэлль [яростно] мотает головой. Эй, печенье она готовит по рецепту, который сама придумала, а не потому что какой-то чудак решил побаловать свою коллегу выпечкой! Синьора тихо смеётся, довольная реакцией. Она вновь проходится ладонью вдоль виска, то ли убирая волосы назад, то ли касаясь диода. — Я поняла. Это хорошо.