Сердце

После того, как в одном из домов Южного Эшфилда обнаружили семь обезображенных тел, день разбился на минуты. Двадцать человек, проживающих там, госпитализировали с жалобами на сильную боль в груди, словно болезни сердца могли быть заразны. Остаток дня Рэйчел прислушивалась к себе. Был легкий звон в голове и немели пальцы, в остальном… все происходило будто не с ней. Она тоже жила в том доме. Больничная суета застыла в ее висках даже после окончания смены, идти домой не хотелось. Тот парень с третьего этажа, (Майк) который забивал ее почтовый ящик любовными излияниями, караулил в холле, следил за ее квартирой через окно, лежал теперь в больничной палате. У всех ее соседей что-то случилось с сердцем, и она не собиралась сегодня возвращаться в свою квартиру, чтобы узнать, что произошло в их доме. Картинки перед глазами — усталый мозг подбрасывал варианты. Это вирус или бактериальное заражение? Отравление, плесень, яд? Монотонный шум справа заставил ее остановиться. Природа звука была такова, что… он как бы шел изнутри? Что-то в стенах. Слабая пульсация в том месте, где стена казалась мягкой, словно покрытой рыжей плесенью; она гудела. Воздух потяжелел, не получалось вдохнуть, закричать, пошевелиться. Из пятна на стене что-то проступило, зашевелилось — бледное на контрасте, как корни в земле. Пальцы, пальцы, пальцы. Они согнулись, хватаясь за воздух, за пустое пространство, вытягивая себя. Вот кисть, локоть, плечо. Звук родился прежде, чем появился источник. Долгий мученический стон вышел из стены, как из плоти, прорезая дорогу для лица. Лицо того соседа, что ее преследовал. Кровоподтеки засохли, как разломы на мертвой коже, глаза ввалились. Он так тяжело дышал, выбираясь из коридорной стены больницы. Его волосами дыра словно подавилась, и он в ней застрял. Вторая рука высунулась из стены, помогая телу вытолкнуть себя из бетонного чрева, и Майк нелепо упал лицом в пол, не подставив руки. Будто они были чужими. Затем он поднялся, но не на ноги. Как призрак, он воспарил в воздух, больно сгибаясь в спине. Подошвы его ботинок даже не касались пола, и он двинулся к Рэйчел. Когда она оттолкнула его, тело оказалось плотным под ее ладонями. От удара он слегка запрокинул голову, словно она плохо цеплялась к шее. В больнице было тихо. Пусто. Рэйчел попятилась спиной, наткнувшись на дверь эвакуационного выхода. Она ее распахнула, но за ней ждал тупик. Кирпичная кладка, узкий проем окна. Соседнее здание, плотно прижатое к больнице, давило ей на затылок, когда она обернулась к Майку. Он все еще медленно — по кривой — следовал за ней. Зеленая табличка «Выход» насмешливо висела над дверью, за которой не было выхода. Окружающие вещи нарушали законы физики, логики и самой жизни. А она даже не уловила момент, когда это началось. — Ненавижу тебя, Майк, — призналась она, рукой нащупывая что-нибудь способное стать оружием. Майк всегда портил ей жизнь. В письмах мешались угрозы с восхищением, как если бы его перекрутило в мясорубке. «Я не могу так жить. Не могу без тебя». «Навсегда твой. Майк». «Я думал, ты не такая». «Люблю тебя». «Ответь мне, иначе я покончу с собой». Она скопом выгребала его записки из почтового ящика и отправляла в мусорку, не читая. Перестала с ним даже здороваться. Прислушивалась к шагам и голосам, выжидая момент, чтобы покинуть квартиру и не встретиться с ним в холле у выхода. Он таскался за ней, будто любовь можно выпросить. И ни один из них не был готов сдаться. Боль в груди. Застала ее со спины. Майк не пытался ее удержать, только просунул руку ей в спину и сжал сердце, желая его вынуть, достать сквозь ребра, сделать ничем. Бессмертным, как он. Как сама смерть. Пальцы его обжигали холодом. Мир перед глазами растекся и помутнел, наполняясь кровью — у нее лопнули сосуды. Вокруг плыли черные пятна. Боль в груди. Поглощала. Вот и всё. Мысль — иронично-горькая — мелькнула, как яркая угасающая пульсация. Чертов Майк все же добрался до моего сердца.