Вселенная наизнанку

      Объявление. Неброское объявление о пропаже, наскоро прилепленное на фонарный столб перекрывает у Робина все дыхательные пути. Он безумными глазами вглядывается в черно-белую, плохо пропечатанную фотографию друга и не верит. Дрожащей рукой срывает колышущийся на ветру лист, сбивчиво перечитывая мелкий текст — описание.       Финниган Блэйк. Финни. Кто-то произносил это имя ласково, как бы по устоявшейся привычке, кто-то — тягуче, поддразнивая. Для Робина Финни был Финном. Принципиально. Финни звучало несерьезно, озорно, приторно и как-то, нелегко признать, донельзя подходяще. Обратной стороны медали для всех не существовало — никакого мужественного и статного Финна, способного постоять за себя. А Ареллано же, будто бы наперекор, видел в нем бойца; не козыряющего мышечной массой или отработанными приемами, но зато смелого, сильного духом.       Финни, его, Робина, Финн — такой умный и предусмотрительный. Всегда вычислял ошибки в уравнениях Ареллано с какой-то почти гениальной точностью. Затем перехватывал у Робина ручку и, нависая над его плечом, объяснял как никто другой доходчиво. Кровь в жилах у Ареллано становились горячее, приливая к щекам. Даже под прохладными струями воды жар не сходил, не выветривались из головы предательски неправильные мысли.       Финни, его, Робина, Финн — несравнимый ни с кем и несравненный, не мог пропасть.       Объявление — дрянная шутка от какого-то особенно тупоголового придурка.       Ареллано, кривя губы, выдыхает и со злостью комкает объявление. Сжимает его в кулаке, мечтая затолкать клочок поглубже оборзевшему шутнику в глотку. Кто угодно может насмехаться над Робином, если наглости хватает. Кто угодно может однажды отхватить за это парочку лиловых фингалов. Но непрямые провокации, очевидно, будоражат в Робине почти что животную ярость.        Доебываться до Финни — означает доебываться до Робина.       На первый урок Блэйк так и не явился, как, впрочем, и на второй. Скука клонила Ареллано в сон. Мистер Джексон тараторил невнятно, не прерываясь вовсе. Робин, зевнув, проверил расположение стрелок на запаздывающих настенных часах. Беспокойство накатило волной, заставив насторожиться. Дрогнули брови, Ареллано насупился.       На биологии партнер Робину достался тот ещё. По его, самую капельку, предвзятому мнению, Донна — настоящая заноза в заднице. Чиркая карандашом, она с увлечением вырисовывала на полях тетради буквы «F + D» в центре большого неровного сердечка. Робин презрительно уставился на соседку и оттолкнулся от парты, раскачиваясь на задних ножках стула. Нелепость. Она - прелестная дурочка, как сошедшая со страниц уценённых дамских книжек. Очаровательная в кокетливой манере поведения. И так самозабвенно грезящая о его друге Финне.       Порой Финни и сам на Донну заглядывался. Вряд ли, конечно, давая себе в том отчёт. Ареллано не слепой и отнюдь не глупый. От него признаки влюбленности не скроешь.       Влюблённый влюблённого распознает.       И надо бы, как и подобает, подбить Финни пригласить Донну на комедию или мелодраму с невысоким рейтингом… Впрочем, предлогов для свидания может быть с десяток. А когда все у идеальной парочки сложится, непременно поздравить Блэйка с симпатичной подружкой.        «Mierda!» — ругается про себя Робин, зажмуриваясь.        Надо бы, надо бы поступить так, как поступают друзья и сделать Финна счастливым. Но коробит. Раздражение селится под ребрами. Мелкими, хаотичными мурашками покалывает в груди. Пусть так. Еще немного и Робин потеряет равновесие, полетит к полу.       Донна не заслуживает презрения, никогда, в общем-то, не заслуживала.       Кто виноват, что Робин завидует?       Звонок.       С присущим ему упорством Ареллано выискивает Финни в туалетах и подсобках, подозревая, что шайка Мэтти уже застала Блэйка и во всю над ним издевается. Жестоко и глумливо. Примерно также, как Робин будет делать это с ними, если потребуется.       Ненароком Ареллано упускает, что Финни, между прочим, не слабый и не трус. Стерпел бы множество ударов под дых и растягивающихся на долгие минуты унижений. Стерпел бы, пожалуй, все, что угодно. И назавтра, как ни в чем не бывало, не утратил достоинства.       Остается вопрос — отчего это происходит с ним?       Чем Финни повседневно притягивает к себе неприятности? Робкими ужимками. Или испуганным, жертвенным выражением лица — «бей — не хочу». Чересчур аккуратной для мальчишки натурой. Или дружбой с заступником Робином Ареллано, рвущим и мечущим за себя, своё и себе подобных аки бешеный зверь.       Один только не непринятый никем факт причина многолетней травле — среди отбросов Финни алмаз. Среди бесчувственных рептилий — глазастый заяц. Сколько аналогий не проводи, все равно окажется, что среди драчунов и мерзопакостников, он — поистине хороший мальчик.       Нарваться пришлось и на Лося, и на Мэтти с его свитой.       Напрасно.       Заботливо перебинтованные Финни костяшки разбились и закровоточили, пачкая некогда чистую марлю. Чешется. А лучше бы щипало от перекиси, но не маячит на горизонте Финни Блэйк — бескрылый ангел-хранитель. Челюсти у Робина сжались крепко, до зубного скрежета. Черед Ареллано выступать в супергеройском плаще, да вот Финна нигде, совсем нигде нет.       Он, безусловно, мог заболеть поздней ветрянкой или гриппом, впервые в жизни решиться прогулять, стать призраком.       Бред.       Никакие предположения не освобождали Робина от мятежного, удрученного состояния. То ли чертово самовнушение заглушает странные параноидальные зачатки, то ли они же заглушают самовнушение.       С диким видом озираясь по сторонам, кусками проглатывая ватное яблоко, Робин надеется заприметить русую кудрявую макушку Финни. Обволакивающий навязчивый шум не даёт выцепить в толпе хотя бы две чернявые косички, по которым угадалась бы Гвен.       Брат с сестрой испарились. Словно на прошлой неделе они по обычаю не пересекались в переполненном кафетерии и не болтали о чем-то за баночками виноградной содовой. Нетипичная обстановка, иначе — тонкая грань с неестественностью происходящего. Гвен и Финни. Финни и Гвен. Неразлучные. Куда они запропастились?       Ни для кого вялое течение дня не сбивается. Всё такое же как вчера, позавчера.       Те же разговоры девчонок о мальчишках, те же портящие аппетит озлобленные лица задир, те же семенящие за очередной порцией лазаньи младшеклассники. Почему никому нет дела? Нет дела до Финни Блэйка.       Да. Робину практически не было дела, когда пропал Брюс Ямада. Ареллано лишь изредка приходил на игры по бейсболу. Поддерживал Финни, чтобы тот, перед тем, как выбить противнику страйк, воодушевленно обернулся на знакомый голос. И уж какой-то там парень, которому Блэйк в последний бросок проиграл, ничуть Робина не впечатлял.       Ему не было дела, когда пропал газетчик Билли Шоултер. Вечно угрюмый, благосклонный разве что к своей ненаглядной собаке. Каждым воскресным утром Билли пересекал улицы и районы на велосипеде, доставляя до дверей свежие газеты. Ареллано кивал формально приветственно, ему кивали в ответ.       Гриффина Стэгга — видимого невидимку — Робин едва ли мог выделить среди множества тихонь. Безвольных и безынициативных зомби и сомнамбул, забитых кем-то, кому охото похвалиться, доказать себя «крутыми». Гриффин, вероятно, был из числа тех ещё неудачников.       С исчезновением Вэнса Хоппера школьные будни стали только размереннее. Раскладной нож у него был не элементом для припугивания, а шёл в ход. Он кичился приводами в участок и питал особую страсть к спонтанным дебошам. Дважды второгодника в седьмом классе и самого безбашенного отморозка терпеть не могли все, кто слышал о его выходках. Робин не исключение.       А спросить у Финни «как жизнь?», похлопать его по плечу и защитить от нападков для Ареллано ежедневная задача. Весьма приятная по правде. Встретиться парадоксально в нужное время, в нужном месте, обменяться искренними улыбками, обсудить незатейливо потрясающий блокбастер автокинотеатров. Трепетом пробирает Робина от тёплых, глубоких, опасно долгих взглядов. Прошибает необузданным возбуждением от случайных касаний. Так важно и интимно.       Ради этого он уложит на лопатки любого, лишь бы по-аристократичному изящный силуэт Финни всегда был где-то неподалёку, а лучше всего — напротив или так, чтобы задеваться бедрами, руками, коленями. По-детски невинно и по-подростковому неоднозначно. Робин ощущал в такие моменты лёгкий, щекочущий зуд внизу живота и волнующее напряжение. Он пылал рядом с Финни. И лишиться этих ощущений… Лишиться Финни… Такое в голове Ареллано категорически не укладывается.       «Финн не пропал, поэтому никто ничего не замечает. Финн не пропал. Не пропал…»       Полицейские. Спортивный зал. Вся школа на трибунах. И объявления. Поникшая Донна и ехидно скалящийся Мэтти с шакалами. Тяжелое молчание учителей. Показательная строгость. Сплетнические шепотки, проходящие по всем рядам.       А у Робина будто бы заложило уши. Тонны воды опустились на него, вдавили в сидение. Раскрошат под давлением череп. Все становится понятным, и это медленно подступающее осознание беспощадно повергает в ступор. Немеет тело, леденящая судорога защемляет нервы. Пусто, без всплывающих фраз, воспоминаний. Страшная обида и злоба заполняет грудь свинцовой тяжестью. Это не привычная адреналиновая вспышка, не приступ агрессии, больно настолько, что как бы ни хотелось сдержаться — из груди невольно вырывается жалкий скулёж побитой собаки.       Нет-нет, больно — это когда сильно достаётся в драке, больно — это когда залезая в дядин пикап случайно ударяешься головой об его крышу, больно — это когда получил ожог об раскалённую рукоять сковороды, пытаясь пожарить тортилью.       А когда твоего друга, возможно, украл уже давно держащий в страхе весь город похититель Граббер, неизвестно что и как продолжительно вытворяющий со своими жертвами — это не больно, это — хуже.       Робин Ареллано ненавидит системы и общественные порядки, ненавидит несправедливость, ярлыки и ограничения. Он знает — из всех, даже из самых непростых ситуаций обязательно найдётся выход. Никогда не сдаётся, не бросает начатое, пробираясь к целям напролом. А безысходность для него самое паршивое чувство из всех когда-либо испытываемых.       Боль — это даже почти весело. Безысходность — это без «почти» невыносимо. Это сейчас чувствует Финни?       И как Ареллано мог бы ему помочь? Гроза средней школы, местный Робин Гуд, тринадцатилетний пацан с дерзким нравом — противостоит ли он кошмару Денвера, на счету которого уже четыре… Пять похищений?..       Время перестаёт существовать. Или путает, то замедляясь, то ускоряясь. Противная горечь накапливается у корня языка.       Гвен. Ее растрепанные косички вдруг в мгновение возвращают Робина в реальность. Спадает глухота, рассеиваются пустые туманные наваждения. Гвен сидит неподвижно на пару рядов ниже, зажатая между двумя улюлюкающими подружками, периодически методично поглаживающими Блэйк-младшую по скругленной спине.       Одиночество в полном зале людей — печальная ирония. Кто бы был способен понять ее — сестру, у которой исчез старший брат, центр ее вселенной, тот, кто для неё роднее всех в мире?.. Должно быть, и Робин не способен.       Он встаёт резко, даже не успевая задуматься о том, что собирается сделать и срывается прочь. Ноги заплетаются, но Робин не сбавляет скорости. Прочь. Прочь. Мимо тупых физиономий. Кто-то без энтузиазма кричит и призывает вернуться на место. Но Ареллано не хочет. Больше ни секунды не может здесь оставаться.       Оборачивается Гвен, как и все удивленно хлопает глазами, приоткрывает в изумлении рот. Следит за Робином, пока тот не скроется за дверьми спортзала, и только потом, сквозь суету и стремительно нарастающий гам, бежит следом. Туда, где отыщет нечто отдалённо похожее на покой. Гвен была так уязвима, так отрешена, что не заметила того единственного, кто мог ей помочь; спасти от лжи и холодного равнодушия окружающих. И кому могла помочь она.       Запах дождя. Да, скоро будет дождь. Робин останавливается, услышав шелест травы под подошвой, и валится спиной, утыкаясь вспотевшим лбом в локтевой сгиб. Хотелось кричать и лупить кулаками кирпичную стену на заднем дворе до тех пор, пока ладони не окропятся по запястье красным, но усталость роняет на землю.       Это невозможно, так устать, не пробежав и сотни метров… — Привет, — Гвен утирает нос рукавом бадлона и садится рядом. Блэйк хрипит, но тон ее отдаленно напоминает тот, каким она беззаботно общалась ранее. — Привет, — сипло отвечает ей Робин.       Оба они не стараются отыскать подходящие слова; сливаться с тишиной, до конца веков, но не позволять себе высказать ту самую ужасающую гипотезу. Произнесёшь — и все. Так и будет. Так и есть.       И покуда они будут лежать, тщетно унимая собственные набатом стучащие сердца, их свет, их упоение, не исчезнет.