***
Ну да, предупредить Росинанта всё же стоило. Ох, внезапность и неожиданность во всей красе. Прости, Роси! Росинант стоял на крыльце бледнее полотна и с такими глазами… Нет, давайте без инфарктов-инсультов, коммандер! Она взбежала по ступенькам и сжала его ледяную руку. — Росинант, дыши. Видишь, я живая? Всё хорошо. Это я его сюда пригласила. Да-да, я сама, никаких нитей, угроз и прочего дерьма! Вот, сам посмотри! — она развела руки, он деревянно помахал ладонями вокруг неё. Ну хоть смотрит не на братца. Он правда его боялся до усрачки. Все эти оговорки и воспоминания из детства о злом, жестоком мальчике — Белльмере не думала, что Росинант врёт, но… немного преувеличивает? Он был крепким здоровяком под тридцать, бывшим военным и весёлым засранцем, который умел выживать. Он видел всякое дерьмо на службе. И Дофламинго, по описаниям евший на завтрак младенцев, больше походил на сказочного злодея, чем на реального человека. Реальный человек стоял здесь, а Росинанта трясло так, что и Белльмере делалось не по себе. Ведь не за себя он трясся, за них — за себя Росинант вообще никогда не боялся, а она привела Дофламинго на порог дома. Эгоистичная дура! — Слабак. Какой же ты трус и слабак, Роси. Совсем как наш папаша, — отрывисто, с отвращением выплюнул Дофламинго, о котором она почти забыла. Росинант издал ужасный сдавленный звук и, шатаясь, скрылся в доме. Та-ак. Кого-то она сейчас поставит на горох. И плевать, что этот пират ей явно не по зубам! У Арлонга одолжит! — Селёдочный хвост, — прошипела она в сторону Дофламинго. — Я что тебе говорила? Труп брата закапывать хочешь? Возьми себя в руки, ты умный старший брат или тупой уличный оборванец, пинающий детвору за кусок хлеба? Впрочем, истории Росинанта она слушала внимательно. И сейчас попала точнёхонько в цель — стрелять она умела. Перекосоротило Дофламинго изрядно, и жилы на лбу вздулись, ух! Ло описывал эту красоту с хирургической точностью и в терминах, звучащих покрепче портового мата. Что ж, пора им, девочкам, своей ласковой рукой привнести свежесть в эти отношения и привычки. — Пошли, будем его откачивать. У меня на такой случай припрятана адмиральская самогонка. Росинант блевал за дверцей ванной. Судя по звуку, насухую. Наверняка от паники ещё и ком в горле, и грудь сдавило, не продохнуть. Росинант всегда бурно реагировал, не стеснялся мечтать и любить, выглядеть по-идиотски или слабым, быть любым. Боже, пусть и дальше так будет! Белльмере метнулась к сундуку: кое-что от детей она по-прежнему прятала. Дофламинго уселся на стол с видом угрюмой птицы, разве что не нахохлился, и следил за её суетой. Ну хоть не мешал. Скорчившись над раковиной, Росинант пытался умыть лицо — он весь съёжился, когда Белльмере распахнула дверь ванной. — Так, это я, дети живы, не ссы, — фальшиво-бодро объявила она. — И у меня отменное лекарство, тебе понравится. — Надеясь, немного привести в чувство и ободрить Росинанта, она положила ладонь ему между лопаток, где мокрая от пота рубашка липла к спине, и выдернула зубами пробку из трёхлитровой бутыли. Глотать Росинант и вправду не мог, только закашлялся и облился. Вот чёрт. Белльмере ласково погладила его по волосам, борясь с желанием дать пинка или накричать, — у неё тоже были дурные привычки и реакции, когда она не справлялась. Дура, дура, она же знала, как он любит детишек, и её саму, и будет за них всех переживать, поэтому и взяла на себя общение с Дофламинго. «Ты не знаешь его, Бел. Ты не видела. Он силой фрукта весь этот остров может уничтожить за полчаса». Ох, как его переключить с этого кошмара? И пощёчина тут не сработает, а кулаком бить… Да тут встряска покрепче нужна! Невидимая сила дёрнула бутыль из рук, в воздухе блеснула тончайшая нить. Дофламинго обхватил горлышко и не глядя набрал самогонки в рот — Белльмере поперхнулась: самоубийца! зачем так много! — тут же решительно накрыл её руку в волосах Росинанта своей, сухой и горячей. Запрокинул брату голову и прижался к раскрытому рту — Росинант зажмурился, и Белльмере тоже зажмурилась. Она словно сама глотнула адмиральского пойла. — Блядь! — вырвалось через маленькую вечность у Росинанта — каркающее, глухое, но вполне живенькое. Он пошатнулся и схватился за вешалку для полотенец, по-лошадиному встряхнул головой и осоловелым, но осмысленным взором глянул на неё. — Бел? — Слава адмиральской козе! Не пугай меня так, здоровяк! — Блядь. Они повернулись к забытому Дофламинго, и Белльмере… о да, не зря этой самогонкой причащали будущих адмиралов. Словно отзеркаливая брата, Дофламинго пошатнулся, встряхивая головой, привалился спиной к двери — и вывалился в коридор. Белльмере не выдержала и заржала, на этот раз точно на нервах. Даже живот заболел, ох. Монстр, как же. Этому птенцу расти и расти! Но селёдочный хвост в кофе у него получился отменно. Возможно, монстр не безнадёжен. Она вывела одуревшего Дофламинго на улицу и посадила на крыльцо. Нами и Ноджико, перебирающие мандарины в ящиках, уставились на них круглыми глазами. — О, вы вернулись, отлично! У нас гости, ваш дядя Доффи приехал. Мы договаривались… неделю назад, да, Доффи? Забыла вам сказать, простите, дурёху, — она шутливо стукнула себя кулаком по лбу, высунув язык. Девчонки, судя по лицам, восприняли новость очень скептически. Хорошо-хорошо, считать их наивными после всех приключений и вправду глупо. — Дядя Доффи нас убьёт? — хмуро спросила Ноджико. Белльмере улыбнулась по-матерински и качнула головой, силой вооружения сжимая пальцы на плече Дофламинго. — Нет, конечно. Он приехал знакомиться с двумя славными ягодками. Как-никак, мы теперь родня через Росинанта. — Ягоды обычно едят. Или давят с молоком и сахаром. — Нами упёрла кулачки в бока и надулась. Дофламинго на слова отреагировал каким-то птичьим высоким звуком. — Дай хоть закусить, страшная женщина. Ты что наливаешь, топливо для киборгов? — Дофламинго застонал, держась за живот. Ноджико с пониманием и даже толикой сочувствия взглянула на «дядю». — А, самогонка. Можно бутербродом с вареньем или мандаринкой заесть — дать? — Давай. — Я принесу! — Нами шустро убежала за банкой. Не настолько уж Дофламинго было плохо, но повод для общения он не упустил. Белльмере одобрительно хлопнула его по плечу и оглянулась. В окне зловеще маячил Росинант с её ружьём и ден-ден муши для связи со Смо-чаном. Она вздохнула и пошла спасать их кривую семейную идиллию. Оптимистичная реалистка и чудаковатый импровизатор с тремя проблемными детьми. Она очень хотела сохранить семью и ради этого готова была на сделку с самим дьяволом — с Дофламинго. Орал Росинант очень громко, у Белльмере уши заложило через минуту, и стёкла звенели в доме, как от зычного голоса вице-адмирала Гарпа, спасибо ему и Цуру за рецепт самогонки, хоть Тишину на дом поставил. Дофламинго тем временем сидел на крылечке и болтал с девочками, оставив им едва ли не пинту своей королевской крови — пришлось вспоминать пакт о перемирии, иначе и её, и Доффи ждала свинцовая начинка. Впрочем, Белльмере не верила в законы крови, зато верила в добрую волю, и вряд ли Росинант был наивнее. Наблюдая в приоткрытую дверь за детьми (кажется, Дофламинго заинтересовал Нами и Ноджико рассказами о пиратстве — и пушистым розовым воротником), вопли она почти не слушала, иначе б начала отвечать или, хуже того, оправдываться, а Росинанту просто требовалось… Проораться. Что ж, она признавала: не подарочек, и семья без конфликтов — не семья, а так, чужие люди. Она сгребла Росинанта в объятья, насколько хватило длины её рук, и крепко стиснула — здоровяк замолк на полуслове и, спустя пяток щелчков часовой стрелки, выдохнул несчастное и тихое «Бел…». — Ну что, полегчало? Из осипшего горла Росинанта вырвался смешок. Объятия его рук-ветряных лопастей были осторожными и цепкими, с неубиваемой даже самогонкой толикой отчаяния. — Да ладно. А если б твой братец захотел… — Мы бы все уже были мертвы. Не утешает. Может, дети пока погостят у Гендзо? Ло… — Сожрёт нас с потрохами, если мы бросим его отсиживаться в том ужасном сундуке с вертушками. Он и в прошлый раз не стал — и очень нас выручил. — Угу, — уныло кивнул Росинант. — Надеюсь, он поможет сбежать девчонкам, с Хачи тогда хорошо сработал. Прости, Бел. Я вас подвёл. Пожалуй, они так хорошо уживались потому, что отлично дополняли друг друга. И как в эту конструкцию впихнуть Дофламинго? Вот кто действительно всех подвёл! — Ну всё, хватит драму разводить, не люблю я это дело. Как там мои мандарины? Ещё живы или твоими стараниями опять придётся махоркой торговать? — Бе-ел! С нежным «дурак» она вновь его обняла. Росинант засопел над её головой, завозился и щёлкнул зажигалкой. Белльмере с удовольствием втянула знакомый запах и просигналила «и мне дай». Росинант протянул ей измятую пачку. Спросил, когда она выбила сигарету: — Кто пойдёт за Ло? — Судя по вопросу, это буду я. — Ты привела Доффи, ты и объясняйся! — по-детски спихнул обязанности Росинант, попыхивая не хуже морского поезда, во всех смыслах. — Товарищ коммандер, да вы тру-усите! — Ещё бы! В некоторых вопросах Ло хуже Доффи, у меня очко… в смысле сердце… в смысле его сердце… — Всё-всё, я поняла. — Идея не была лишена смысла, Дофламинго пообщается с братом и девочками, она всё разъяснит Ло, без надрыва и суеты. — Пригляди тут за детьми и хозяйством. — И за Доффи? — взгляд у Росинанта стал нехорошим. Опасным. Ох, и за кого ей теперь волноваться? — И за Доффи. Пригляди, а не доведи до смертоубийства. Ты можешь! — Думаю, с этим отлично справятся дети, и это будет самоубийство, — пробормотал уже в дверях их папа-мама, так иногда звала его Нами, и Белльмере закатила глаза — четыре ребенка — это слишком даже для такой упрямой задницы, как она! Идиллия на крылечке пахла детским смехом и мандаринами.***
Дофламинго жевал бутерброд и рассматривал девчушек. Помладше Детки Пять, чумазые, разговаривающие с ним на равных. Два маленьких сокровища Белльмере, было бы занятно посмотреть, как она будет яриться, если он их убьёт. Впрочем, нет, скучно. Для пирата скука губительна, для дельца — залог стабильности и успеха. Дофламинго решил побыть нескучным. Селёдочным хвостом в кофе, да. — А ты правда страшный и жестокий пират? — спросила рыжая, намазывая большой ложкой на чёрствый хлеб варенье. — Конечно. У меня и флаг есть. — У тебя варенье на щеке. И розовый воротник. И штаны смешные, — меланхолично выложила козыри вторая. Дофламинго нравились её взрослые глаза и спокойствие. — Это самые модные на Гранд Лайне штаны! А варенье любят все, а кто не любит, тот бука, — примерил роль дядюшки Дофламинго и постарался улыбнуться не очень плотоядно. — А мнэ нлавица волотник. — Нами, сначала прожуй, потом говори. Точно, Нами. А это — Ноджико. Он срезал нитью по шву мех с рубашки и накинул на Нами. Завернул, как в манто. Крохотная детская ручка погладила мех — и таких сияющих глаз Дофламинго ни у кого не видел. Эту можно подкупать шмотками. Сплавать на Сабаоди и прошвырнуться по магазинам. Он довольно улыбнулся и нацепил на восторженное личико свои очки. — Тебе очень идёт, ягодка. Настоящая принцесса. — Я будущий навигатор всего Гранд Лайна! О, и с амбициями. Это хорошо. Дофламинго потрепал её по волосам и глянул на Ноджико. — Как тебе? Хочешь тоже что-нибудь красивое, м? — Подлецу всё к лицу. Хотите завоевать моё уважение — работайте, господин Дофламинго. — Она указала на мандариновую рощу, залитую ярким солнцем: близился полдень, жужжали насекомые, Дофламинго в это время обычно дремал. — Если не хотите жевать на ужин свои же туфли, придётся нам помочь, или Белльмере всех накажет. Поверьте, вам не понравится. Пожалуй, Дофламинго знал, почему не женился. С глупой было бы скучно, с умной — сложно. Он засмеялся. — Тогда мне нужна шляпа! — И фартук! Можешь взять Росин, Доффи! Дофламинго обернулся на скрип досок. Росинант стоял против солнца, заложив руки в карманы, и дымил: чужой и до боли знакомый. Только вместо дурацкой шапки и шубы на нём висел грубо сотканный фартук в оранжевых и зелёных пятнах — никак дальний родич весёленьких рубашек. Дофламинго приподнял бровь: что, скажешь опять я у тебя что-то отнимаю? Но братец пожал плечами и развязал завязки на поясе. — Работы много. Пошли.***
Доро́гой Роси вывалил на него инструкцию по высаживанию мандаринов — и указал на мешки с удобрением, навозом и землей, затем на горшки с саженцами и доски для укрепления траншеи. Вопреки мнению, что он белоручка, Дофламинго разбирался в садоводстве: редких специях, кофе, опийном маке, дьявольских фруктах. А в юности они с Диаманте вырастили поле конопли. Роси — три метра глупого злорадства в попытке мелко досадить, ничегошеньки о нём не знал. И не жалко братцу свежие посадки? — Я ничего не запомнил, — пожаловался Дофламинго, чтобы привлечь внимание Нами и Ноджико. Дети любят пояснять и помогать взрослым, и ходить за ними хвостиком, только дай повод. — Можно мне написать все эти цифры на бумаге? И… — он выразительно повертелся на месте, — чем измерять эти ваши… миллиметры? — У меня есть линейка! — Нами протянула ему обгрызенный кусок пластика. Дофламинго скорбно принял дар и прикинул объём работ. С памятью и цифрами у него всё было отлично, Требол научил его считать деньги, трупы, проценты, риски — и вес — с расстояния, на глаз, но очень точно. В линейке будущего картографа было не больше 150 миллиметров. Траншею копать ему предлагали глубиной в тысячу миллиметров, а шириной — в полторы. Замечательно. — Кто мне поможет? — деловито вопросил он, втыкая в мягкий грунт лопату. — Сначала надо разметить землю, можно прутиком, — подсказала Ноджико, заправляя за ухо короткую прядь волос, которая тут же вновь выпала на высокий покатый лоб. Дофламинго присел на корточки, прикидывая, из чего может сделать заколку. С деньгами в этой семейке было почти так же плохо, как у них в Норт Блу — до встречи с Треболом и Верго. Разве что дом и еда тут были сносными. Он вновь неприятно подивился: Роси всерьёз мог так жить… И втягивать в это остальных, например, Ло, которого он якобы очень любил! Образ отца грузно маячил на периферии, но Дофламинго его гнал — иначе опять сорвётся. Нами присела рядом с ним, из-под сарафана выглянула тощая исцарапанная коленка. «Я мальчишек вчера гоняла. Они вредные! Скажу им, что у меня дядя пират, пусть боятся!» — вспомнил Дофламинго. Она почесала свежую болячку, утёрла запястьем нос и мудро заметила: — Доффи, ты меряешь длину, я делаю насечки! — Как скажешь, мандаринка. Девчонка захихикала. Росинант обернулся на них и не глядя рубанул секатором ветку — слишком глубоко. И ещё одну. Дофламинго ухмыльнулся. — Если я со всем справлюсь до вечера, что мне за это будет? — поинтересовался он громко. — Хочу приз. Росинант закатил глаза и снова не глядя чикнул. Оранжевый плод, затерявшийся в листве, брызнул соком и закатился под табуретку, стоявшую в саду, видимо, для детей. Шевельнув пальцем, Дофламинго нитью подтянул к себе одну половинку. Запахло чуть кисловатой сладостью, и он невольно вдохнул глубже. Память отозвалась болью и теплом — кажется, у матери в оранжерее тоже росли мандарины. Почему он раньше не вспоминал об этом? Девочки тем временем пошушукались и объявили: — Я могу спеть Доффи. И станцевать! — Я отвечу на один любой вопрос. — А ты, Роси? — весело позвал Дофламинго. Росинант злобно на него глянул, жуя фильтр сигареты. Штаны у него были усыпаны мелкими ветками и листвой, из соломенной шляпы торчали нитки и прутья. — Поделюсь ужином, — буркнул он всё же и отвернулся. В кроне дерева перед ним уже зияла изрядная прореха. Ноджико вскрикнула, увидав это, и Дофламинго «по секрету» шепнул Нами: «Это что! Однажды он упал в сундук с сокровищами, и мы его несколько часов искали. Он в нём, глупый, заснул». Конечно, это услышали все. — Получается, Роси — сундук с сокровищами? Или сокровище из сундука? — Нами смерила возмущённого такими сплетнями Роси оценивающим взглядом, словно проверяла чистоту сплава или прозрачность драгоценного камня. — Он не поместится в сундук. — Ну, по частям… Росинант навернулся об табуретку. Минут пятнадцать Дофламинго ползал червём, по-детски высунув язык от усердия и отмеряя миллиметры — линеечка к линеечке, а рыжая их считала. Он пару раз намеренно сбивался, рыжая бранилась под нос — у Белльмере, что ли, нахваталась? — в общем, у них была полная идиллия. Ноджико то приходила, то уходила, где-то в зарослях за ними следил Росинант и иногда орал на снующих под ногами котов. Одного Дофламинго поймал и дал девчонкам погладить. — А правда, что у вас такая же шуба, как у Росинанта есть? Только розовая. — Это у него такая же, как у меня, — поправил он, копая траншею. Может, сделать клона? Уже припекало, и мысль залечь в тени с миской мандаринов становилась всё соблазнительней. Конечно, из-за такого саботажа братец устроит скандал, а ругаться было откровенно лень. — А вы в ней тоже своих детей катаете? — Что? — Ну, в шубе, в карманах. Внутренних. Год назад мы с Нами в них целиком помещались, сейчас уже не очень. Но всё равно весело. — Ноджико в который раз сдула прядь со лба. Сейчас она обирала жуков с листьев и, кажется, больше всех возилась с растениями. Дофламинго попытался представить Детку, Буйвола и Деллинджера, сидящих в его шубе… Шубу стало жалко. Пф. Дешёвый аттракцион! Только братец и мог так извращаться, не имея средств на нормальные развлечения. Бесило. Этим детям стоило показать настоящие аттракционы, а то так и будут восторженно пищать от прокуренных карманов старой шубы. Дофламинго мог развлечь их в небе, но если он поднимет детей в воздух, отношений с братцем это не улучшит, наоборот. Тоска. Пока Ноджико ходила попить, он быстро сплёл из нитей и яркой кожуры мандаринки заколку с цветочком. Но не успел вручить — со стороны дороги раздался голос Белльмере. И Ло. Мальчишка появился рядом с ним совершенно бесшумно. Вот перед ним стоял горшок с саженцем, который он собирался пересадить в лунку — Ноджико проверяла корешки и повреждённые обматывала бинтом, коротко и по делу объясняя нюансы, маленькая и упорная бизнес-леди, и весь процесс, несмотря на монотонность, отчего-то увлекал Дофламинго, — а вот вместо него стоит Трафальгар Ло. Уже не такой мелкий и совсем не пятнистый, зато с хорошо узнаваемым злым взглядом исподлобья. — Я тебя на удобрения пущу, слышишь? Не подходи к Коре-сан и остальным… В руке у мальчишки мелькнул нож. — Ло! Ты же обещал! — сквозь мандариновые заросли продиралась разгневанная Белльмере. Голос у неё потрескивал огнем, и волосы, нелепо бритые на висках, тоже горели на фоне зелени. Сколько пактов о ненападении она за сегодня заключит, интересно. Дофламинго осклабился. — Придумай другую угрозу, этой уже пугала Белльмере. Или это семейная традиция? Бизнес? А что, одобряю — разумный подход, а говнюки, что покушаются на Семью, должны и после смерти платить. Он нагнулся и тихо прошептал в меховую макушку шапки: — Что скажешь, пустить тебя и твоего дорого Корасона на удобрения, м? Мальчишка от него отшатнулся, и его поймала Белльмере, прижала к себе. Чужая мать чужого ребёнка. — Что? Уже поругались? Дофламинго пожал плечами: — Не люблю, когда с порога угрожают. Я обещал никого не трогать и держу слово. Вожусь с твоими мандаринами и детьми. Не знаю, кто занимается воспитанием Ло, но этот засранец — говнюк и меня бесит. Белльмере стиснула сцепленные пальцы, удерживая мелкую змеюку на месте, и уже знакомо ухмыльнулась: — А, ну это нормально. Он многих успел достать, пока обживался, вы в этом очень похожи. Говнюки и бесите. А Росинанта обожаете и оберегаете примерно одинаково. — Он его хотел убить! — Ты тоже. Я видел рану от ножа. Буйвол мне всё рассказал. Глаза под козырьком шапки широко распахнулись, и Дофламинго испытал радостное и мелочное злорадство. Вот он — имел право! — Вашего Буйвола я бы порола ремнём. Внутри семьи доносами не занимаются! Нет, всё же Дофламинго с детства не любил огонь. — Твой ненаглядный Росинант пиздил моих детей три года, так что не разевай тут рот. — Да тебе плевать было! Тебе на всех плевать! — Прекратите! — в бок Дофламинго прилетело что-то маленькое, легко отскочило. В горячем мареве споров по земле покатился оранжевый плод с тёмной вмятиной. Ноджико стояла невдалеке с ведром мандаринов и сжимала кулаки с таким видом, словно готова была драться со всем миром. Нами жалась за её спиной, розовый пушистый воротник измято торчал над худым плечом и темнел от слёз. Это вдруг напомнило Дофламинго… дьявол. Отчётливо засмердело порохом. Тишина скрадывает звуки, но не запахи, идиот. Игнорируя угрозу, Дофламинго подошёл к сёстрам, заколол Ноджико чёлку, щёлкнул по конопатому носу Нами. — Давайте сделаем перерыв. В этом доме обедают? В скверном, словно взбаламученные воды, молчании чей-то желудок поддержал своим голосом вопрос Дофламинго. — Но у нас дома ничего нет, — растерянно развела руками Белльмере. — Мы торопились, ни к кому не заходили. — Значит, пойдём за молоком и рисом! Росинант включил жизнерадостного идиота и быстро разрядил напряжение. Он вообще умел это хорошо: напрягать и расслаблять. Дофламинго любил его брать на переговоры, хотя теперь знал, что все его выходки были диверсиями против его же Семьи. И всё равно… Сердце оставалось сердцем, даже лживое, даже предающее своего хозяина. По пути в деревню его новое маленькое стадо шепталось, иногда громко что-то восклицая. Дофламинго шёл позади и вертел в пальцах мандарин, который в него кинула Ноджико. «Все, кто сталкиваются с тобой, Дофламинго, все они отмечены твоим проклятьем. Они гниют, медленно или быстро, если не снаружи, то изнутри». Кто говорил этот бред? Дофламинго не помнил. Долго чистил плод на ходу: тонкая кожура забилась ему под ногти, мятые дольки сочились соком. Он закинул мандарин в рот целиком. Кислый.***
— Молоко и рис? — уточнил Дофламинго, догоняя процессию и вытирая липкую руку о штаны. Ноджико это заметила и слабо улыбнулась. Заколка в её волосах горела рыжим. — Роси и Ло не едят хлеб. А я бы не отказалась, свежий хлебушек вкусный. — Нами вздохнула, стрельнула в Дофламинго ореховыми глазами. Коварная милашка, надо поучить её наивным и жалобным глазкам Детки Пять. И чему-нибудь из невинного обольщения. — Не разговаривай с ним. Дофламинго хорошо притворяется, вот он душа компании, а вот режет тебя на колбасу, на тот самый хлеб, стоит надоесть или сказать что-то поперёк… — Ло-о! — Белльмере подтолкнула мальчишку вперёд, и Росинант подхватил его за ремень коротковатых штанцов. — Ло, хватит, — и усадил на сгиб локтя. Типа от греха подальше? Или чтоб держать в поле зрения, а то вдруг «Доффи его схватит и улетит»? Хм, идея, конечно, неплоха… Змеёныш зыркнул на них из-за плеча братца и продемонстрировал два средних пальца. Нами по-взрослому закатила глаза и уставилась серьёзно, совсем как Белльмере утром. — У тебя есть деньги? — Интересный вопрос! Вроде, пара золотых в кармане завалялись. Не думал, что задержусь, — Дофламинго растянул губы и коротко посмотрел на Росинанта. Спина у него на вид была каменная. — Мы угощаем. Потом привезёшь гостинцев, — сделала ход конём Белльмере. — Привезу, — покладисто согласился Дофламинго, рассматривая бедные улочки и потемневшие от времени, пропитанные солью и солнцем домишки. Из каменной спины братца от его слов разве что кирпичек не выпал. Но Росинант был не Пика. Надо будет позвонить им, чтоб не болтались в море попусту, пока его ждут. — А почему ты зовешь Росинанта «Роси»? — Потому что ты его так зовешь, мне понравилось, очень мило. И Роси милый, так что ему идёт, — бесхитростно поведала девчонка. Ладно, пусть, хотя каждый раз гвоздём по стеклу. Видишь, Роси, я не такой уж собственник. В отличие от тебя. Дофламинго перевел взгляд на Ло. Ухо у змеёныша пунцовело. У Роси — тоже. Он ухмыльнулся и продолжил пытки: — Значит, и замуж за него выйдешь? — Ещё чего. Он носки разбрасывает. И мою чашку разбил. — Нами сердито сложила руки на груди. Роси состроил жалобную рожу: «Я же новую купил!» — Значит, не очень-то и милый? Нами глянула на него с видом «Доффи дурак, не понимает». Ну-ну, расскажи. — Я его люблю не за это. И Ло, и Ноджико, и Белльмере — просто так любим. — А. То есть вы не можете его поделить. — Зачем делить? Целый Роси лучше половинки! Белльмере сдавленно засмеялась. Не поспоришь. Зайдем-ка с другой стороны. — А мне в вашу компанию нельзя? Я не милый? Но я тоже люблю Роси. Нами пожала плечиками. Подумала. — Могу сдать своё место в аренду. Но дорого. — Она снова стрельнула глазками. — Или самого Роси — но это дороже! — Нами! — А меня спросить?! — Какая аренда, Нами, Кора-сан не вещь! И ты тож… — Не мешайте мне делать бизнес! У нас денег — на молоко и рис, а на хлеб и мороженое не хватит! Теперь в ладошку хихикнула Ноджико. — Росинант, проси у неё проценты! — Дорого это сколько? — Дофламинго повеселел. Поторговаться он любил. — Я составлю смету. Но для начала можно хлеб. И мороженое. И сигарет. И кулек жареных семечек. Ло, а ты чего хочешь? — От Дофламинго? Ничего! — Тогда ему жасминовый чай, — подала голос Ноджико. — Он не милый, но мы его тоже любим. Остальные одобрительно загудели, а Дофламинго чуть не сплюнул. Всеобщая любовь и понимание, отвратительно. — И тебя любить будем. — Даже если я буду убивать и грабить? — Разбрасывать носки, — педантично поправила Нами. — Про остальное — смотря кого. Вот если бандитов вроде Арлонга... — Нами! Мандаринка высунула язык и убежала вперед, к молочнику. Дофламинго хмыкнул. Треболу она бы понравилась. — Что, все-таки придётся идти в шичибукаи? — Он вынул из кармана монету. — Быть милым и гостинцев подзаработать. Что скажешь, Роси? Но «милый Роси» не слышал, он уже зашёл в лавку вместе с Ло. Белльмере отошла поболтать со стариком с вертушками, который хмуро на них косился. Дофламинго ослепительно улыбнулся во все тридцать два и, довольный произведённым впечатлением, протянул Ноджико руку. — Пошли, покажу вам, как сбивать цену вдвое, а то и брать за так. А на это, — он зажал золотой между пальцами, когда девчонка свела брови, — купим тебе семян танжеринов. Ты про этот сорт говорила, верно? Итак, урок первый!***
Потрёпанный кошелёк кондитера, облаявшего Белльмере, валялся в канаве. Рядом, в пыли, наслаивались друг на друга следы маленьких ног. Они привели Дофламинго в заросли лопухов — он осторожно раздвинул листья, чтобы не спугнуть дичь. Ага, глаза его не обманули. Девчонка воровала, и ловко для своего возраста. На его свист подскочила ужаленной козой, заозиралась. Над рефлексами работать и работать. Дофламинго положил руку ей на макушку, поворошил мягкие волосы. — Чего сидишь в одиночестве, мандаринка? О, — он сделал вид, что только увидел. — Это твой клад? Похвально. Деньги надо любить. Нами нахмурилась и сжала в кулаке монеты. — Я люблю то, что на них можно купить. Еду, одежду, книги по навигации. Белльмере говорит, что радость не в деньгах, но… — на сжатый кулак закапали слезы. Нами длинно шмыгнула и потёрла глаза. — Но я же вижу, что ей бывает очень тяжело! Роси и Ло нас выручили с Арлонгом и сейчас помогают. Я тоже хочу! — она швырнула монеты в пыль, тут же села их сгребать, ревя в три ручья. — Н-н-ненавижу д-деньги! Все п-проблемы из-за ни-и-их! Дофламинго покачал головой и, сев рядом, скрестил ноги. — Твоё желание помочь Семье похвально. Я тебя не буду ругать за воровство, принцесса. Росинант и Белльмере иди… хм. Дозорные. Бывшие, да, но без последствий, как насморк, это не проходит. Считай их принципы тяжёлой болезнью. Возможно, неизлечимой. — Как свинцово-янтарная у Ло? — Хуже, — он состроил страшное лицо. Нами закусила дрожащую губу, наморщила лоб — в расчётливой детской голове шла напряжённая работа. Дофламинго подбросил дров: — Ты не обязана так жить. Можешь стать кем угодно и жить как хочешь. Например, пираткой. С радостью возьму в свою команду! Будешь рисовать свои карты, грабить толстосумов, покупать всё, что захочешь, своим помогать. М-м? Она покосилась на него с подозрением. Дофламинго поводил вокруг шеи пальцем, намекая на подаренный ей меховой воротник. Ну же, такое заманчивое предложение! Дети в Спайдер Майлс соблазнялись его речами за два куска пирога. — Я подумаю, — важно заявила девчонка, втянув сопли. — Белльмере и Роси расстроятся. Ло, может, и нет. Ноджико… не знаю. Куда столько сокровищ девать, если они откажутся? О, она уже добычу поделила в уме и пристроила. Дофламинго заливисто рассмеялся. — Тебе решать. Только тебе, принцесса. Проживи свою жизнь, ни о чём не жалея. Не позволяй никому тебя ограничивать, лишать удобств, достоинства и радости. Хочешь денег — бери. Хочешь изучить мир — будь смелой. Весь мир — для тебя. Так борись за это! — И ты мне поможешь? — Конечно. В моей Семье любой тебе скажет — я своих не бросаю. Каждый в ней становится кем хочет, я никого не ограничиваю, только поощряю. Я прошу только верности. Ну и помочь иногда, в Семье все друг другу помогают, верно? — А почему тогда Роси от тебя ушёл? Он не захотел быть пиратом? И Ло с ним пошёл, хотя ненавидит дозорных. — Нами склонил голову набок, с детской непосредственностью тыкая в чужую рану. Дофламинго шевельнул пальцами. Улыбка примёрзла к лицу, изменяясь в привычный оскал, и хорошее настроение вмиг улетучилось. Дрянь-дрянь-дрянь, опять ты всё портишь, Роси, детей мне портишь, планы, все мои слова перевираешь, как ты смеешь, как… Голова у Дофламинго закружилась, и в глазах потемнело так, что он зажмурился и задержал дыхание. — Доффи! Что с тобой, Доффи! Дыши! По затылку растеклось непривычное тепло, живое, пахнущее молоком, он прильнул к нему ближе, пробормотал «мама» и глубоко вздохнул. В лопухах было душно и влажно, и зелено — солнце светило сквозь них, как сквозь морскую воду. Он с минуту рассматривал пятна света и тени, вдыхал запах земли и солнца. Наконец посмотрел на Нами. — Голова закружилась. Жарко что-то. И поесть надо бы, — неловко успокоил он ребёнка. — Там Ноджико. Она меня ищет, — прошептала Нами, указывая на скрытую за лопухами дорогу. — Пошли домой, — согласился Дофламинго и подхватил её на руки. О случившемся они больше не говорили, но оба знали, что это их общий секрет.***
На обратном пути Белльмере с уставшей Нами на коленях тряслась в телеге, змеёныш прыгал на козлах вместе с Росинантом — сердобольный братец вызвался управлять телегой вместо храпящего в стогу сена пьяницы. Только Ноджико шагала рядом с Дофламинго, сосредоточенно щёлкая семечки. На вопрос, почему не поедет в телеге, сказала «лошадку жалко. А за Росинантом приглядит Ло», на пожелание нести её на руках покачала головой: «Росинант будет нервничать. И Ло». — Ты слишком серьёзная и ответственная, — с досадой проворчал Дофламинго, подставляя ладонь под горсть солёного лакомства. На Дресс Розе круглогодично цвели подсолнухи. Он мог бы дремать в них каждый день, а просыпаясь, взмывать в небо над золотым морем, пахнущий солнцем. Ну может ещё семечками. Тьфу, пережаренные. Молчавшая до сих пор Ноджико неожиданно поделилась: — Я слабая, поэтому должна быть серьёзной и ответственной. Я видела тех, кто вызывает недовольство у сильных. Очень много крови и мёртвых, и руины — пока я искала, где переждать ночь, откопала там Нами. И хотя она ничего не помнит, легкомысленная и вредная — Нами сильная. Дофламинго, вы с детства были таким? Беззаботным и умеющим свободно смеяться. Сильным. — Я научился. Я тот, кем хочу быть. А ты? — А я бы хотела огромную плантацию и работников. И лучший в четырех морях тату-салон. — И прическу как у Белльмере? Ноджико тронула пальцем заколку и погрустнела. — Нет. Это только мечты. — Не только! — игнорируя слабый протест, Дофламинго подхватил Ноджико — худенькие ножки затрепыхались в воздухе. С высоты роста Дофламинго она, наверно, увидела Росинанта и Ло. Зажала себе ладонь и, видимо, собралась героически и тихо погибать в руках страшного монстра, но отвлеклась: Дофламинго из нитей плёл фигурные очки. Что-то такое он видел на музыкальных афишах, модное нынче у молодёжи. — Держи. Будь крутой и стильной, тебе не девяносто, чтобы закапывать свои мечты. Что скажешь? Ноджико примерила очки, посмотревшись в его стёкла вместо зеркала. Наконец-то широко, по-настоящему улыбнулась. — Как у Брука! Я его обожаю, он круто поёт и на гитаре играет, и на скрипке, такой весёлый. Я бы хотела афро, как у него, и выступить однажды на сцене… — улыбка её дрогнула, губы поджались, но вид у Ноджико стал скорее упрямый и деловой, чем обречённо-тоскливый. — Ты что угодно можешь вот так? И деньги? — Нет, увы. — Дофламинго нарочито-горестно вздохнул. — Поэтому придётся грабить корабль с Небесной данью. Чтобы выйти на сцену со звездой такого уровня, надо отвалить кучу денег на взятки. — Он серьёзно глянул на будущую госпожу огромных плантаций с тысячью рабов, зажигающую на сцене в модном афро и татуировках Весёлого Роджера семьи Донкихот. — Не против, если я просто куплю тебе концертный зал? — Ограбив тенрюбито? — Нами дала добро, сказала — бандитов можно. Они так смеялись, что вызвали гнев Трафальгара Ло. Уже дома Дофламинго безошибочно пошёл на запах скандала: в зарослях Ло с жаром отчитывал обеих девочек. — Прекратите! Не видите, он подкупает вас! Прикидывается хорошим, а на самом деле вы его не знаете, а я знаю! — И что же ты знаешь? — Дофламинго навис над Ло, перегнувшись через стену шиповника, где они прятались. Нами и Ноджико выглядели подавленно и сразу порскнули в стороны, маленькие белки. — Росинант твоим воспитанием вообще занимается? Что за манеры. Зачем ты их пугаешь? — Им лучше к тебе не привыкать, — огрызнулся змеёныш, сжимая кулаки, маленький концентрат ненависти и злобы. Что же Роси в нём любил и спасал? — Ты сюда больше не прилетишь. — Почему? — Дофламинго осклабился. И они оба вздрогнули от громкого: — Эй! — Нас спалили, — Дофламинго глянул поверх очков на Белльмере. Вот кто тоже отлично чуял назревающие конфликты. — Я предупреждала, — сказала она, уперев руки в узкую талию и попыхивая папироской. — Ты, — она указала на Ло, — моешь сегодня посуду. А ты, — палец переместился на Дофламинго, — вытираешь. Да, вы оба наказаны!***
— Отъебись от Ло. Стоило ему зайти в дом, и с той же песней к нему прицепился Росинант. Дофламинго отломил кусок свежего хлеба, досадуя, что не сообразил купить сметаны или масла. Или рома. Молоко сразу из-под коровы Дофламинго пить не смог. Ужасный запах. Росинант сидел на маленьком диванчике с видом «я тебя ждал», опять курил. Почему еда не сделала его добрее? Или он догнался тем керосином из сундука Белльмере? — Тебе купить лингвистический словарь? Какой-нибудь художественной литературы? Лучше б ты и дальше молчал, слушать невозможно. — Заткнись. Ты не имеешь права… какие могут быть претензии у тебя, Доффи? Ты хотел нас убить! — Претензии? У меня? — Дофламинго на миг онемел от такой наглости. Хлеб промялся в его пальцах и слипся в ком, дешёвая дрянь. — Ты обманул и кинул меня четыре раза! Четыре, Роси! Когда сбежал в детстве, когда вернулся — шпионить за мной, когда прикидывался немым идиотом и когда уплыл с моим Ло! И на Миньоне украл мой, мой фрукт! — Это уже не пять, а шесть, — заметил Росинант, затягиваясь бычком сигареты. Дофламинго зачарованно смотрел на его обожжённые пальцы, покрасневшие, в мозолях, почти как в детстве, и плохо понимал смысл слов, так грохотала кровь в висках. Шесть? Чего шесть? — Тебе голову напекло? Шесть говорю, а не пять. Я не сказал про свой фрукт. И что-то ещё было, детская сабелька? Мамины конфеты? Пластинки?.. — забормотал он себе под нос, и злость Дофламинго плеснула наружу, вспыхнула — яркая, обжигающая даже на расстоянии. Горючкой облитая сухая трава. И ушла в пепел. Впервые в жизни Росинант, его глупый младший братик отказался делиться игрушками; отомстил за байки про сундук, и высмеивание, и… Он всегда защищал Роси, такие уж карты они с рождения разыграли, утирал ему сопли и не воспринимал его лепет всерьёз. Они никогда не были равными как братья, ведь Роси никогда не перечил, не давал сдачи, позволял себя опекать и недооценивать — Роси не вёл себя как равный. По привычке, или скрытничал, или не умел? Потому он так растерялся и разозлился, когда Росинант его наебал? Роси предал их симбиоз слабого младшего и сильного старшего. Фундамент, на котором с детства строилось их «братья», а не только доверие. Основу, блядь, мира! А сейчас Дофламинго распробовал. Спустя полтора года и многие километры от Миньона, через гнев и разочарование, которые его едва не доконали, через ненависть и безотчётную боль, которые толкали вперёд. Новое незнакомое чувство. Его стоило внимательно рассмотреть и пощупать с разных сторон. Дать ему шанс. В этом месте, не похожем и похожем на тот ненавистный город в Норт Блу. Точку отсчёта. Они могли начать всё сначала. Все они. А хотели? — Доффи! Ты любишь рисовые шарики с рыбкой? Пошли лепить!***
С этой женщиной шутки были плохи. Ужин прошёл вполне сносно, они мило поболтали и оскорбили друг друга раза три, не больше. Никто не натолкали свинца в онигири, а в соус — не насыпал стекла. Дофламинго всегда хорошо ладил с женщинами и детьми, а здесь определённо они заправляли. Вечерние игры в карты, кости и чтение по ролям новой сказки были словно созданы для укрепления его позиций самого крутого дядюшки, но Белльмере, тасуя карты, рассеянно напомнила им сквозь зажатую в зубах папироску о посуде. И хлопнула Росинанта по колену, чтоб сидел и не рыпался. Да-да, сиди и не рыпайся, Росинька, твой братец сделает всю грязную работу за тебя. Однако внушительная гора посуды кренилась, как его братец в шторм, озадачивая своим размером: столько скопилось после шестерых человек и скудной трапезы? Или после готовки именно Росинанта? В своём семействе Дофламинго такой ерундой не интересовался, но, хм, Детка Пять тоже ставила стульчик, чтоб дотянуться до раковины? Надо будет поглядеть, любопытно. — Вытирать хоть умеешь? — Змеёныш кинул в него полотенцем размером с носовой платок. Стопка мытых тарелок рядом с ним уверенно росла. — Ты за кого меня принимаешь? — обиделся Дофламинго, разглядывая криво вышитую радостную рожицу на тряпке. — За пирата с кучей верных псов и тупых слуг. Мы не то и не то. — А, решил идти на повышение? Стать капитаном лично? — ткнул Дофламинго наугад, и, кажется, попал. — Я стану врачом! — огрызнулся змеёныш, но Дофламинго знал этот взгляд, ох, знал. — Конечно, станешь. Чем ещё заниматься в этой глуши, — согласился он, лениво протирая тарелку. Ло пожал плечами, буркнул под нос, измазанный пеной: «Больной есть больной». Н-да, с девочками было проще. — Детка по тебе скучает. — Я не скучаю. Ло орудовал щёткой ловко и быстро, тарелки и миски заполняли стол, и Дофламинго понял, что не поспевает за этим остервенением. Так посуда кончится, а они не поговорят. Он с надеждой глянул на большую кастрюлю с пригоревшими ко дну мандаринами. — Помочь? — великодушно предложил он, но Ло не оценил его готовности идти на контакт. — Не трогай здесь ничего. Не нужна нам твоя помощь. Убирайся, Дофламинго. Ты делаешь только хуже! Эта мантра начинала выводить его из себя. Что за упрямый козлёнок, набрался от Росинанта худшего! Дофламинго кинул тряпку на стул, подцепил с полки сигаретную пачку и зажигалку, прикурил. Ло на него дико покосился. Первая затяжка ободрала горло дешёвым табаком, вторая пошла лучше. Он затянулся поглубже и неторопливо выдохнул, позволяя дыму расслаблено течь с уголков рта. Судя по мусорному ведру, Росинант выкурил уже две пачки, в этой остались куча поломанных и две целые сигареты. Что ж, если ему станет жаль пули, он просто задержится здесь на недельку, и братец вскоре выйдет в окно. Как будто ему доставляло удовольствие пугать Роси. Ну, может, иногда. Чтоб не зарывался. Нет, это потому что на всякий страх и сопротивление у Дофламинго одна реакция — быть селёдочным хвостом в утреннем кофе стало. Свежая, занятная игра. Но Дофламинго любил, когда его усилия ценят. — Хочешь подводную лодку? На Ватер 7 скоро начнут строить первую партию. Я собираюсь её выкупить. Ло выпустил ручки кастрюли и мрачно уставился на него. — Ты шутишь? Я же сказал, мне от тебя ничего не надо! Ты тупой или глухой? — Могу прислать другой гостинец. — Дофламинго опять затянулся. — Эскадру дозорных по наводке. Дезертир Донкихот Росинант и пять миллиардов белли осели в Кокояси. Как тебе? Н-да, угрожать у него получалось по-прежнему лучше всего. — Мы убежим, — выдавил посеревшими губами змеёныш. — Мы все убежим! Про тайные облавы Сайфер Пол этот мальчишка, видимо, не слышал. Доффи постучал себя пальцем по подбородку. — Пожалуй, идея на крайний случай. Красть тебя у дозорных или опять искать вас по всему свету будет накладно. — Он покосился на замершего в ужасе Ло, копия его братца утром. — Чего филонишь, там ещё кастрюля. Ло непонимающе уставился на закопчёную посудину. Насупился. — Она отмачивается. Сейчас её не оттереть. Что ты хо… — Что значит не оттереть? — перебил Дофламинго, сунув в рот новую сигарету. — Песком давай, что ты как маленький. Принести? — Доффи! Ну хочешь я с тобой уйду? Только оставь их в покое. Кору-сан, и девочек, и Белльмере! Ну пожалуйста! — Замолчи, — огрызнулся Дофламинго. — Куда я вас дену? Росинанта в семью не вернуть, распнут, да и на хера мне в семье крыса, спасибо, Цуру я сыт по горло. Верго и тебя мечтает размазать по стенке. Он верен мне, но на провокации ведётся, если достать, а ты кого хочешь достанешь. Я, конечно, могу тебя увести силой или заставить шантажом и спрятать где-нибудь, но Росинант не уймётся же, а убивать его я не хочу, — Дофламинго запнулся и с подозрением посмотрел на истлевшую сигарету. Не хотел, правда. — Ты же на зло мне операцию бессмертия не проведёшь? Я так и думал. Бери кастрюли, покажу тебе, как надо работать руками. Всему вас учить, сосунков. На улице отчаянно пахло мандаринами и мокрой травой, орали кузнечики. Доффи растянулся на крыльце и закинул руки за голову. Шевельнул носком туфли: — Вон тот, крупный. Шевелись, я хочу послушать сказку и сыграть партию с Белльмере. Есть у меня одно подозрение… В вечерней, полной звуков тишине раздался стук молотка. — Так ты нас оставишь в покое? — Ло старательно тёр пригоревшее дно и на Дофламинго не смотрел. — Или так и будешь… арендовать? Разоришься. — Не разорюсь. — Ребристый бок зажигалки приятно щекотал подушечки пальцев. Идеальное кольцо выдуть пока не получалось. — Мне понравилось быть дядей. И вливание средств хорошее. Так что сидите здесь и не рыпайтесь: и меня, и вас Дозор ищет. Стук молотка сменился вскриком и матерной бранью. Ло вскинулся, но Дофламинго пинком вернул его обратно к кастрюле. — Ему надо помочь! — Он молотком по пальцам стучит больше двадцати лет. — Вот именно! И ты никогда ему не помогал! Потому-то мы семья, а ты — монстр! — Ой, да ладно преувеличивать. Я с ним с двух лет нянчился, а вот что выросло. К тому же, иная помощь унизительна. — Например, твоя? — Я сейчас тебя в эту кастрюлю целиком затолкаю. Кажется это был шаткий, но мир. Песок заскрёб по днищу, и Ло плеснул в кастрюлю воды. Повозюкал ещё и поднял голову. — Про подводную лодку. Если она будет только моя и только в моём распоряжении… — Только Росинанта на неё не бери, ко дну пустит. Ло оттопырил средний палец, и Дофламинго снова стукнул его каблуком. Сказку в этот раз читали по ролям дети, Росинант куревом и утренним ором посадил себе голос. Белльмере хлопала в ладоши, теребила Росинанта, комментировала сказку, Дофламинго суфлировал, подсказывая Нами и Ноджико сложные слова. Очки доверия прибывали. Даже Ло пару раз улыбнулся.***
Весь вечер Росинант курил и смотрел только на Доффи. День напролёт тот таскал корзины с землей, возился в саду, перебирал фрукты и ориентировался в чужом хозяйстве с непринуждённостью короля, гуляющего на празднике в любимом городе. Руки у него были оранжевые от мандаринов и не отмывались, летняя шляпа отбрасывала на лицо узорчатую сеть и выглядела не старой соломой, а золотой короной. К ночи Росинант не выдержал — сигареты закончились, — вышел в сад, сжимая рукоять револьвера. — Ты же пришёл не просто так? — задал он весь день волновавший его вопрос. Голос казался чужим, от никотина подташнивало. — Просто так я могу по рабам пострелять, — хмыкнул Доффи, присаживаясь под мандариновое дерево и вытягивая ноги. Росинант сжал зубы и нащупал курок. — А разрешать тыкать в себя ружьём и ковыряться в земле как простолюдин — только за равную цену, конечно, — он откинул с кувшина платок и с жадностью глотнул молока, проливая на шею. За красивые глаза отдали сучаре. Днём, наблюдая за тем, как он убалтывает продавца, а девчонки подыгрывают ему, Росинант злился и умилялся одновременно. Но сейчас всё это спокойствие и мнимое дружелюбие его пугало сильнее угроз. — Это какую? — спросил он ломающимся от страха голосом. — Посмотреть, на что ты променял меня и свою жизнь, — Доффи махнул рукой на мандариновую рощицу и утёр капли с подбородка. — Поговорить? Последнее прозвучало слегка неуверенно и особенно поразило Росинанта. Доффи слушал только себя, а слышал — только то, что хотел. — О чём говорить, Доффи? — свистяще прошептал Росинант, зверея. — Я не отдам Ло! Не вернусь! Не буду работать на тебя! Я не подставляю тебе голову! И не дам, слышишь, не дам никого тронуть! Доффи смотрел на него пристально и долго, покачивая в руке кувшин. — Что, пристрелишь? — Да, — без сомнений отчеканил Росинант и взвёл курок. На Миньоне он готов был расплатиться своей жизнью за жизнь Ло. И не готов был поступиться принципами. Сейчас было кое-что важнее его принципов и чувств к брату. — Это хорошо, — улыбнулся Доффи со странной смесью насмешки и… уважения? любви? гордости? и сделал глоток: по-издевательски спокойный. — Наконец ты повзрослел, Роси. Понимаешь, что к чему. Росинант нахмурился. Что? О чём он? В осенней мгле ярко и тепло горело окно кухни, доносились обрывки голосов. Росинант смотрел на профиль брата, а душа уходила в пятки от тревоги и непонимания. — Знаешь, если бы ты начал умолять меня их не трогать и предлагать свою жизнь взамен, я бы точно вас всех убил. Было забавно смотреть, как ты весь день дёргался. И оскорбительно. Совсем ты моему слову не веришь. — Не верю. Доффи театрально прижал ладонь к груди и с видом насквозь простреленного взглянул на Росинанта. — Падла. — Да блядь! Доффи! Что, что тебе нужно?! Это не твоя семья, а… — Почему не моя, Роси? Почему? Почему не наша? Вот теперь Доффи и вправду разозлился. И, похоже, обиделся. Так обижаются только очень несчастные, очень гордые, очень ранимые дети. Росинант инстинктивно сделал шаг назад и поднял револьвер. Дофламинго воздвигся чёрной тенью и медленно двинулся на него, раздражённо и тяжело глядя в глаза. Взгляд Росинанта заметался по лицу брата. Садовый фонарь высветил оправу очков, сжатые губы, блеснул узор на штанах. Только Росинант не чувствовал ни угрозы, ни опасности, ничего. Доффи подошёл совсем близко, шлёпнул его по предплечью, как непослушного ребёнка, отбивая в сторону ладонь с револьвером — словно это водяной пистолетик, а не оружие. И обнял. Выстрел прозвучал в тишине ломко и глупо. Доффи стиснул его сильнее, горячо выдыхая в щёку. Из дома посыпались звуки шагов и голоса: — Кора-сан! — Росинант! — Роси! Воздух зазвенел от напряжения и опасности, Росинант всем собой почувствовал и силу фрукта Ло, и холод ружья, и тяжесть кухонного ножа в детских руках. — А почему никто за меня не беспокоится? — возмутился Доффи поверх его плеча (руку с револьвером Росинант так и держал на отлёте, не смея дышать) и ухмыльнулся на ухо: — Хорошая семья, любит и защищает тебя. И ты себя береги… Да живой он, живой! Да не молчи ты! — Я… я живой! Всё в порядке! Ох… — Дофламинго тяжело похлопал его по спине, выбивая дух. Весело заключил: — Ой, Роси, я, кажется, тебе рубашку испачкал. Зато от души! Ну что, мир? В этот раз на рубашке Росинанта остались не красные, а оранжевые следы.