Последний из Невервинтера

Морм дёрнул капюшон на голову, привязал шнурки к рогам. Распушил искусственный мех на краях — нервно, без причины. Шикнул на хихиканье за спиной — болезненная привычка сохранять тишину. Бесполезная. Заскрипела кожаная куртка позади. Морм покривился, но у кожи тихий звук и размеренный такт скрипа, предугадываемый, предупреждающий. Где Язва смогла отыскать настоящую кожаную куртку — она не рассказала. Очень этому радовалась. Раздражала. Вход в убежище до сих пор виднелся отсюда, но им надо идти. Нельзя долго задерживаться в городах — разрушенные, пустые, они притягивали к себе всех подряд словно магниты. Сейчас никто не ходил без оружия. Сейчас любой убивал. Ну, или нет. Или да. Риторика об исключениях — прерогатива Язвы, и даже в голове Морм не хотел заводить подобную тираду. — А погода испортилась, сволочь, — Язвига натянула на острые уши шерстяную шапку и укрылась за стеной, чтобы намотать шарф. Привычка. Прятаться, в смысле — но это у всех них. Погода действительно быстро портилась, и идея выдвигаться прямо сейчас уже не казалась вообще ни на сколько привлекательной. Бешено хотелось под крышу. Есть. Спать. — Вперёд. Язвига хмыкнула — Морм промолчал. Им идти, если верить карте, ещё около пятнадцати часов до радиостанции — единственной, вещающей на весь Север. Надо копить силы. Надо попытаться не умереть по дороге. Надо найти новые сапоги: нынешние натирают. Вот же говно делали, и самое обидное, что оно прожило почти два десятка лет. Но Морм знал, что Язвига не смогла найти себе нормальное нижнее бельё. Отчего-то это грело душу. Ритмично скрипела её куртка. Часа через полтора Язвига остановилась напротив какого-то подвала. Уже была окраина, они спускались по закатанному в проросший асфальт склону, и Морму очень не хотелось сбавлять такой удобный темп быстрой трусцы. Он отлично вытряхивал лишние мысли из головы, и Морм разозлился. Что могло быть в подвале деревянной двухэтажки (хороший дом был раньше, впрочем, как и все в округе), где краской на стене наляпано: «Я ВООРУЖЁН. НЕ ЛЕЗЬ, И Я НЕ УБЬЮ». Будь здесь реально хоть что-то — их бы давно пристрелили. Не жители, так мародёры. — Пустая трата времени. Пошли! — Пустая трата времени — это лететь сломя голову! Доверься моему чутью, я точно уверена, что тут что-то есть. — Морм постоял. — Твоё упрямство — это твой самый страшный порок. Серьёзно, Морм, иногда ты такая заноза в заднице. Вот прямо размером… Дальше Морм не слушал. Подошёл к врытому в землю входу, понял, почему Язвига не справилась сама — ручки железных дверей зажимала перекрученная арматура. Раскрутить потребовало усилий, хотя Морм даже удивился, как это он на полуголодном пайке справился. Быстро опомнился: справился — значит, сил не хватит на что-то ещё. Двери раскрылись и ткнулись в мокрую землю. В темноте им обоим, по идее, не требовался свет, но даже дроу терпели лишения на фоне истощения. Язвига потрясла батарейки в фонарике, но Морм влез в карман на плече и чиркнул на влажную тряпицу огнивом. Швырнул зажженное далеко перед собой. Замерли. Ни звука. Включить фонарь Язвиге помешал жест, и Морм ступил во тьму. Ещё горящую тряпку намотал на ветку с улицы. Язвига хихикнула: — Малюбюджетный факел. Подвал как подвал. Пустые банки. Ржавые инструменты на стенке. Морм попытался опереться о стол — тот, грохоча, развалился. — Вот чёрт. — Ага. Дьявол. Морм, тут нож. О!.. И тут труп. Жалко, сухой. О, я бы поела. Мне не важно уже, что есть. А, Морм, что ты думаешь насчёт каннибализма? Людоедства? По мне… Дальше Морм не слушал. Металлические стеллажи, деревянные полочки. Стоит разодрать? Вроде сухие, трухлявые. Без перчаток занозу бы загнал. На щепки сойдёт. Провода — смотать и в рюкзак, можно обменять на радиостанции. В углу около копошащейся в груде тряпья Язвы и правда мумия. Без сапог. Запах если и был, то нос Морму давно заложило. Канистры пустые, грязные. Грязь. Зато крыша. Если починить скотчем окошки — будет светло. Закроют снаружи — не выбраться. Вышли. Язвига потрясла перед носом Морма сносным рюкзачком — она давно искала сумку на бедро. Нашла, молодец. — Изолента, отвёртка, два сверла, не ржавые. Полбанки слипшейся селитры — я даже не знаю, что с ней делать. Ещё лезвие. Морм, — Язва махнула зажатой в кулаке жменькой. — Возрадуйся! Патроны! Она высыпала в подставленную ладонь три патрона и ухмылялась так отвратительно, что у Морма свело зубы. Забрал, спрятал в карман куртки. Обойма полная, будут запасные. Пятнадцать минут они потратили на нарезку стружек с досок — инициатива Морма. У Язвиги рюкзак почти пуст, можно засунуть туда полный лёгкий пакет. Тяжести — прерогатива Морма. Однажды они сломают ему позвоночник — или, по крайней мере, так он иногда мечтал. Особенно когда Язвига так бахвально скалила ему зубки и щурила раскосые глаза. Смазливое личико. — Угу. — Моя жадность — моё второе счастье! А первое, наверное, всё-таки Леопард. А я тебе говорила! Надо меня слушать. Я вот так нашла себе и носки приличные, и даже сахар! А ещё… Дальше Морм не слушал — это он уже слышал. Патроны приятно тяготили карман. Про куртку она так и не рассказала. Вечерело. Пришлось ускориться, чтобы дойти до бензоколонки к ночи. На дороге в красных лужах валялись тела, а сначала, издали, в сумерках, показались яркой солдатской униформой. У обоих болели глаза — никто по этому поводу не пошутил. Кровь оказалась липкой и тягучей, убитые — застреленными, Язвига отскребла с дороги крошки стёртой резины. Топливо колонок было слито наверняка сразу с Катаклизмом, а то и ещё раньше. У древней пристройки зияло дырой лишь одно окно. Даже удивительно. Не сговариваясь, первыми в помещение вошли две дымовые бомбы. На долгий миг показалось, будто Морм в лесу, а на деревянный пол оседает далёкий гул водопада. Язва взболтнула батарейки фонаря — с её стороны битого окна тоже тихо. Морм вошёл в парадный вход с оружием наизготовку, заглянул в углы. Никого. В соседней комнате Язвига уже прислушивалась к подвалу — через минуту подняла большой палец: ничего. Умение этой сучки тихо ходить иногда подталкивало Морма к мысли, почему она не выживает одна. Но тогда Морм вспоминал, почему не выживает один он. Вот так: забаррикадироваться, расстелить пальто, снятое с убитого на улице, зажечь лучину, рассмотреть карту. Рутина. Язвига чертит огрызком карандаша пройденный путь — метки и время. Картография и расчёты ей удаются хорошо. Морм не мешает — потрошит рюкзаки на предмет еды. Язвига — запасливая чертовка: у неё находится немного мяса, орехов, что они подобрали в лесу, маленькие дикие яблоки. Из своего рюкзака Морм достаёт бутыль воды. Считает обеззараживающие таблетки для экстренных ситуаций. А ещё Морм жжёт вторую лучину — Язвига ведёт дневник. — Ага, спасибо, — она сворачивает карту в авиапакет с молнией, одним движением достаёт потрёпанный блокнот с пёстрой обложкой и застёгивает рюкзак. Потом приземляется задницей на подол плаща — Морм пригрел воротник с рукавами — и долго задумчиво смотрит на новый пустой лист. Потом пишет — мелко и убористо. Морм уже знает, что она пишет: дорогу, события, приобретения, размышления — поэтому не задаёт вопросов. Он вообще бы прикорнул у продуваемой ветрами стены, но шкрябанье карандаша и скрип кожанки прямо в ухо, если честно, очень мешают чутко дремать. По-другому они не спят. — Слушай, — коварно начинает он, чтобы отвлечь её от шкрябанья. — М? — Как думаешь, — Морм делает драматическую паузу, отчаянно борясь с зевком, — все вооружены, ага? А все убивают? — Нет, не все. Всегда есть исключения — ты это подразумеваешь. Нет, я не думаю, что каждый с оружием здесь убивает. Я даже… Дальше Морм не слушает — сквозь дрёму до него доносятся её тихие, мягкие, однотонные ритмичные слова, и под них ему чудятся яркие вспышки далёкого прошлого, военная служба, светлая конюшня, моменты досуга. Новая эпоха ему упорно не снилась, да и он считал её грязной какой-то для этого. Разве что иногда — как решение каких-то проблем. Под ногами закололо, свело ногу и позвонки — и Морм очнулся на секунду раньше, чем Язвига тронула его. Он откинулся на бок, простонал, оберегая зубы. Забыл, что сунул в штанину хвост. Он вообще в последнее время часто задумывался над тем, чтобы просто отрубить его, но останавливался — медикаменты в дефиците. На крайний случай, бредила Язвига, у них был с собой маленький запас мяса на костях. Это всегда казалось ему каким-то смешным. Это напомнило ему о голоде. — Вставай. Почти три часа потеряли, но я даже внезапно выспалась. Язвига сунула ему в руку какой-то комок — оказался импровизированный рулетик из тонких полосок сушёного мяса. Морм посмотрел на неё в упор: несносная девка, неужели ещё и мысли читает? Впрочем, они все всегда хотели есть. Кроме солдат. И фермеров. А ещё каннибалов и людоедов. Собрались быстро — их марш-бросок был рассчитан до получаса. Будет большой удачей, если им по дороге так никто и не встретится — но они оба отлично понимали, что у везения есть лимит. Морм его представлял как песочные часы из кабинета штатного психолога, а Язвига… ну, он не знал. Вышли в потёмках. Морм высморкался на землю и потуже затянул шнурок капюшона: холодно. Зимой будет хуже, если он до неё доживёт. Язвига натянула на нос и рот шарфик, перед этим, как дитё, выдохнув струю пара. — А на радиостанции мне Леопард подарит маленький приёмник. Я даже семь батареек нашла для этого. Он обещал. Нет, хорошо, что я повела нас в тот КПП. Я из той перестрелки решила потом сложить стишок. Или балладу. Или частушку. Слишком эпична, чтобы остаться без народного признания. И если ты ещё раз угукнешь — я врежу тебе по лицу. А дальше ты меня слушать всё равно не будешь, поэтому я начну цитировать «Амнскую Энеиду» Рхида Второго, а то мне скучно. Морм послушал. Про этого своего Леопарда Язвига говорила нечасто — и, на самом деле, Морм желал узнать, что это за невидимый ведущий, указывающий ей — получалось, что им — путь. И не пристрелит ли он незваного гостя при встрече — это Морму тоже было очень интересно. Впрочем, если он захочет вдруг пойти своей дорогой, то и там долго не проживёт. И далеко не только потому, что навряд ли какая нынче община захочет принимать хер пойми кого. Не важно. Если долго выбирать между смертью и смертью, становится как-то наплевать. На первой миле он вдруг оборачивается — про сапоги забыл. Посмотрел вниз на свои — похоже, разносил. Ну что ж. Хорошо.