…
Для Джуёна никогда не существовало особых табу или запретов. Просто его никогда не интересовали такие вещи, которые можно было бы забраковать из-за их «недопустимости» или «неправильности». Он был человеком, способным потратить несколько часов на обсуждение какого-либо несуществующего, интригующе таинственного философского феномена. Однако несмотря на свою любовь к полемике, Джуён всё же больше верил в дела, нежели в пустые разговоры. Он предпочитал действие: накосячил — иди и выгребай. Тем и тешился. Жизнь Ли вряд ли можно было разложить по полочкам. Джуён не сказать что стремился лишать себя интриг, но и беспардонно наслаждаться случаем, как Кевин или Сону, не хотел еще больше. Он был не таким уж морально стойким, да и в импровизациях был не шибко силен. В сравнении с некоторыми. А Хёнджэ… Они с Джуёном общались. Конечно. Как и со всеми, как друзья, коллеги. Почти как семья. Так их группа решила еще давно и успешно исповедовала веру в несуществующие кровные узы, избегая множества ссор, недомолвок и обид. Чёрт, как соблазнительно и томно было прикасаться к расслабленному, наигранно разомлевшему телу!.. В последние пару месяцев Джуён мечтал об одном: найти ту сволочь, что предложила продвигать ебучий фансервис именно через них с Хёнджэ. Найти для того, чтобы проклясть на веки вечные, сбросить в глубины Тартара и наблюдать, как этого гения мысли выебут сто десять церберов. Он правда очень старался не замечать, как в нём просыпается коварная, такая неуместная ненавистная ревность, когда под просмотр вечернего фильма Джэхён укладывался на плечо кому-то из мемберов. Или когда буднично делился с кем-то едой. Когда свои вещи одалживал. Когда играл с кем-то на практике или в коротких промежутках между адовыми тренировками. Даже когда просто сидел рядом с кем-то, соприкасаясь коленями на заднем сидении авто. Шли дни. После первого мокрого сна с Хёнджэ в главной роли Джуён понял, что отрицать уже не получится. И нужно сказать, что принятие факта эрекции на своего друга сильно облегчило ему жизнь. Должно быть наоборот, но Джуён не чувствовал ни угрызений совести, ни стыда, ни разочарования. Вместо этого всё стало чётко и ясно, и выход тоже был до ужаса прост: соблазнить и переспать. Нет, не потому что чувства были несерьезны и не потому что Джуён козел. Просто это было самое умное и правильное, в конце концов, долго такое скрывать не получится, а «перетерпеть» вообще было абсурдом. Как такое перетерпишь, когда человек, из-за которого вечерами приходится смывать с кафеля сперму, живет с тобой в непосредственной близости? Ест рядом, переодевается каждый день за одними с тобой кулисами, ждет очереди в один душ… Их айдольская жизнь ставила им ультиматум: нравится ли им что-то или нет, они не сбегут от этого, пока будут полезны. Или, вернее сказать, прибыльны. Тем временем Хёнджэ жил обыденно, ничем не страдал особо и не отягощался. В отличие от Джуёна, который на полном серьёзе считал себя жертвой шутки какого-то глупого божка, ака псевдо-Локи из «Сверхъестественного». Это было бы как раз в его стиле. Бедный Ли почти что морально умирал каждое долбанное выступление, не говоря уже о случаях ебучих каверов на женские хорео. Про фотосессии не приходилось даже говорить: Джуёну вспоминать было дурно. Кто же может быть виноват, что гребаный Джэхён настолько потрясающий?! Или что Джуён немного изврат, но… Признаться, ему становилось не по себе. Прямо сейчас, во время этой гребанной фотосессии. Потому что чертов Джэхён сидел перед ним на полу, пока он, Джуён, своей же рукой, прижимал его затылок себе между ног. Потому что чертов Джуён до дрожи в коленках хотел повернуть Хёнджэ на сто восемьдесят градусов, чтобы в пах вжимался этот ровный прекрасный нос. И плевать, что десятка два народу и камеры, пошло оно к чертям… Кожа как-то непривычно зудела, будто на пояснице сколопендры возились своим колючими лапками. Съемки закончились, а Джуён понял, что ещё никогда так сильно себе не противоречил. С одной стороны, искушение от него уплывало, оставляя Ли с его неразделенными терзаниями, но с другой… Как же хотелось продлить этот контакт, наслаждаться им, упиться! И когда нужно было отпускать чужую руку, он зачем-то, ещё сам не понимая, что хочет делать, потянул друга за мизинец. Джуён совершенно не отдавал себе отчёта в том, как выглядел в тот момент, хотя и понимал, что лыбится маньячно и шепчет как заговорщик. И то, что в чужих глазах пробежала тень смятенного непонимания, его не отрезвляло, хотя стоило бы дать себе пощечину. Похлеще так, наверняка… А потом всё было как в тумане: ожидание, казавшееся каким-то безумным и совершенно бесконечным, губы Хёнджэ, отдающие терпким, ещё горячим кофе, дыхание, которое хотелось собрать, впитать в себя, тихий вздох и нежная кожа… А потом он его оттолкнул. У Джуёна земля из-под ног ушла, и всё как-то перевернулось в глазах, помутнело. Было больно, холодно и страшно. Будто его, связанного, запихнули в клетку и сбросили в океан к акулам. Он ни на что не рассчитывал и не то что бы хотел отношений или взаимности, но… Нет, он вообще об этом не думал. Потому что и не воспринимал свою озабоченность как что-то важное, подумаешь, это ведь не так и удивительно. Если над этим хорошо задуматься, так же? Без девушек, без свиданий, а они молодые парни в расцвете сил… Нет ничего такого, чтобы немного… Развлечься? Да, именно так. Конечно, сейчас, когда прошли уже сутки и гормоны наконец дали свободно вдохнуть трезвомыслию, всё это кажется до ужаса глупым. Ребенок, который даже не подумал, что почувствует его друг! Что бы творилось с самим Джуёном, если бы завтра к нему стал приставать Джейкоб или Санён? Хёнджэ не стал его избегать. Сегодня утром он даже любезно заварил ему кофе, озаботившись джуёновым уставшим видом (на самом деле куда больше напуганным). Он не выглядел тревожным, не прятал в глазах неприязнь или холодящее безразличие. Он был всё тем же теплым и мирным Джэхёном, каким был всегда. Так же мягко с ним разговаривал, так же улыбался… И Джуён крепко решил, что поговорит с ним сегодня. Обязательно поговорит. Извинится, попросит забыть, придумает какую-то глупость чтоб оправдаться… Например, что стилистка подмешала ему в воду какую-то дрянь. Черт с ним, что неправдоподобно и что Хёнджэ даже не подумает в это поверить. Нужно было что-то сказать, чтобы он понял, согласился и забыл.…
Ли сегодня пришлось несладко. Расписание забили сплошь, и Джуён едва успевал в крохотных трещинках между строчками регламента проглотить что-то съедобное. Усталость крыла с головой, под вечер ноги едва ощущались живой частью тела, отказываясь нормально шевелиться. Разговор по душам, запланированный Джуёном на сегодня, им уже даже не рассматривался — в голове звенела лишь мысль о кровати, и то, вероятнее всего, в обход душа. В общежитие он попал к двенадцати часам. Кью, мотавший расписание с Ли, умчался в ванну, едва успевая захлопнуть дверь перед возмущающимся Кевином, еще одним мучеником режима. Джуён, только слыша землю под ногами, поплелся на кухню заварить чаю и проглотить первую за день горячую жидкость, чтобы хоть немного успокоить ноющий желудок. Разогревать еду не хотелось, а мытье посуды могло закончиться либо обмороком, либо, по ощущениям Джуёна, смертью. Кастрюлька в холодильнике осталась нетронута. Остальные ребята или спали, или укладывались. Солидарные и понимающие, они не трогали троих несчастных, прекрасно понимая, что наименьшее, чего может хотеться после изнурительной работы, так это расспросов и пустой болтовни. Ли насилу дождался, пока зеленые листья в чашке заварятся. Он следил, как те медленно раскрываются под действием парующей воды, разглаживаясь и распускаясь красивыми перьями. В глазах уже мутнело, и сладковато-терпкий запах почему-то казался противным. Джуён обычно не пил горячего — обжигало, но почти что кипяток сейчас казался холодным. Чашка быстро опустела, и парень даже не удосужился убрать ее в мойку.…
Проснулся Ли от того, что кто-то тряс его за плечо. Шея ужасно ныла, и Джуён еле поднял голову, болезненно кривясь и с силой продирая один глаз. Вокруг стоял полумрак, и единственным источником света был вечный ночник в коридоре — его никогда не выключали на случай, если кого-то среди ночи природа позовёт или кто-то вернется слишком поздно. Джуён уснул на столе. Точнее на своем же предплечье, судя по тому, как то затекло. Голова гудела будто улей, в это же время умудряясь казаться совершенно пустой. Тошнота усилилась, и Ли подумал, что поспать нормально для него уже просто тотальная необходимость. — Иди ляг нормально, — раздался голос разбудившего, о котором Ли даже почти забыл в своих ощущениях. — Блин, Чанмин с Кевином, сволочи, не могли что ли тебя сразу поднять… Джуён нахмурился, высматривая в полумраке черты лица. Размыто, но он видел его ровные щеки и глаза, поблескивающие огоньками, теплыми, будто языки домашнего пламени, что пробиваются сквозь хлопья леденящего снега. Джуён сонно уставился на него, всё никак не в состоянии отделаться от нарастающего, непреодолимого и бессовестного желания поцеловать его темные слегка влажные в полумраке губы. — Ты слушаешь вообще? — буркнул парень, который сам едва боролся со сном: голос его был охрипший слегка, а меж бровей лежала тонкая ниточка морщинки. — Вставай говорю, нам завтра работать, ты живой нужен. Если не поспишь по-божески, на что к утру будешь похож, а? — Который час? Джуён едва различил свой голос (настолько он был смятый), пытаясь выпрямить спину, которая, казалось, была сплошь из ржавых шестерней. — Половина третьего. Давай я помогу, ты совсем никакой, — Хёнджэ с сомнением смотрел на гуляющий взгляд парня, протягивая ладонь ко лбу. — Не заболел хоть? У Джуёна по спине пробежала стая мурашек, стоило Хёнджэ легонько, одними только пальцами, прикоснуться к его лицу. — Да н-нет, — он запнулся, но делал вид, что это только из-за недавнего пробуждения, и кашлянул, прочистив горло. — Думаю, просто очень устал. Адовый день, даже не знаю, как завтра на тренировку пойду. Такое ощущение, что по голове приложились, аж в глазах плывёт… — Так не иди. В сонных глазах понимание и даже какая-то нежность. Джуён подумал, что еще не раз будет вспоминать этот момент, совершенно трогательный и мистично-интимный в полутьме, но сейчас гнал всё прочь, удерживая свои рвущиеся в какую-то совсем не ту сторону мысли. Ощущение отвергнутого он помнил очень хорошо, и больше всего на свете сейчас ему казалось страшным пережить это еще раз. Хёнджэ заботливо потянул за локоть, помогая встать. Джуён бы сопротивлялся, наверное, убеждал, что сам справится, но бессовестно подгибающиеся колени делали всё слишком очевидным: сам Джуён уже точно больше не ходок. Они доплелись до его кровати, Хёнджэ был похож на мамочку, когда встал возле кровати на колени, принимаясь поплотнее закутывать Джуёна в одеяло. Тот тихонько посмеивался, принимая странноватые потуги товарища, но совсем опешил, когда тот вдруг убрал ладонью чёлку, касаясь лба прохладными губами. Джуён застыл, все так же нелепо улыбаясь, а Хёнджэ, отстранившись, хотел было что-то сказать, но передумал и, немо хлопнув ртом, выскочил из комнаты, наверное, чуть громче, чем было позволено в это время.…
На плече лежала мерно поглаживающая ладонь, непривычно горячая и слишком нежная, а бархатный голос щекотал изнутри, заставляя глупо в полудреме улыбаться. Джэхён тихо нашептывал что-то, склонившись над полусонным телом, бессовестно очерчивая подушечками пальцев едва выступающие кости на Джуёновом плече. Ему почему-то безумно хотелось упасть в постель рядом, оплести руками такое мягкое, податливо хрупкое тело, шептать что-то о том, какой Джуён потрясающий и как он его с ума сводит, но где-то с кухни слышался шум, и Джэхён раздосадовано сглотнул, сильнее сжимая руку и наконец вырывая Ли из сна окончательно. — Вставай, — Хёнджэ погладил напоследок, отстраняясь немного и слегка неловко опуская глаза. — Я сегодня утром сказал менеджеру, что ты перестарался слегка и тебе надо отдохнуть хотя бы день, так что тебя не будили. Ты как себя чувствуешь? — Да, всё хорошо, могли и разбудить, — улыбнулся Ли, чувствуя себя счастливым через меру. — Я в порядке. Джэхён скорчил недоверчивую моську, с упреком глядя на «чеширского» Джуёна, расплывшегося в бессовестно довольной улыбке. Ей богу, усы пририсовать осталось.…
Никто из них не замечал, насколько громко между ними зазвенела всепоглощающая нежность и забота друг о друге. Джуён каждый раз выглядел потерянной девочкой, которой впервые в жизни подарили цветы и на свидание позвали, а Хёнджэ всё никак не понимал, от чего вдруг Ли стал единственным, на чём задерживался взгляд. Кевин с Чанмином между собой переглядывались с улыбкой, Джейкоб умилялся и краснел хлеще Джуёна, Санён хмурился, а Нью каждый раз был готов родить что-то очень едкое и совсем смущающее, но Ёнхун вовремя на ногу наступал. Всё шло своим чередом, но с каждым днем становилось всё теплее для двоих. Лидер однажды позвал Джэхёна на личный разговор, после которого они оба вернулись злыми и сильно расстроенными. Тогда их даже спросить о чем-то побоялись — оба могли шеи намылить, но позже совсем забыли о инциденте. Санён на «поговорить» больше не звал, только хмурым ходил почти всё время и как бы невзначай старался развести Хёнджэ с Джуёном по разным углам. Джэхён тогда чуть в нос лидеру не дал, стоя в том закоулке в полутьме. Он даже понимал смутно, что именно ему говорили, но точно осознавал, что его обвиняли в отношениях. Близких, любовных, черт возьми, отношениях! Волна возмущения будто все мысли здравые смела, он что-то кричал Санёну, в чем-то даже упрекал и почти сбежал в гневе, только старший умней оказался. Они тогда договорились, что всё прекратится, и Джэхён только потом, к вечеру, понял, что произошло. И что злился он не на клевету, а на то, что этих самых отношений нет. Что он не понимал, не хотел замечать собственного конкретного желания в отношении Джуёна. Злился ещё и потому, что ему самому стоило разобраться, но никак не впутывать лидера, не позволять заметить другим, а ведь если заметил Санён, то бестии Нью-Кью-Сону-и-Кевин-для-полного-счастья — уж точно. Его идеально выстроенный карточный домик уже не просто дрожал в порывах ветра, он, мать его, летел ко всем чертям, распадаясь тысячей мастей по всем сторонам света. Это был не первый раз, когда Джэхён так подумал, но ведь насколько это сейчас казалось реальным! Все айдолы так и живут: в своих вымышленных картонных дворцах, показывая миру их великолепие и надежность, пока каждый новый день тратят всех себя лишь на то, чтобы этот иллюзорный рай не пошел крахом. Голод, страхи, страсти — им всё это было не положено, но всему этому они были подвержены. Хотелось ли ему хранить этот дворец обмана? Нет. Но что будет вместо него? Не приобретет ли он еще один такой же вместо старого? Чем вообще в их стране и мире в целом можно доказать надежность любви одного парня к другому? Стоят ли отношения его мечты и его жизни, досады его родителей, слез, трудностей, с которыми они не могли бы не столкнуться, стань они парой… Лидер их был немного дурак, но в этот раз он был прав. Пусть его дворец и карточный, он у него хотя бы есть, а Джуён… Хёнджэ сомневался, что у него хотя бы одна карта для него найдется. Хёнджэ хотел просто поговорить. Просто так случайно получилось, что он пошел с парнями в кино и забыл телефон, решил вернуться, а Джуён только что из душа после практики, которая, как назло, решила именно в этот чертов день закончиться раньше. Ему показалось, что у него к щекам по угольку приложили, а слюна вдруг стала выделяться быстрее, и сердце зашлось… Джуён был весь раскрасневшийся, и не поймешь — то ли после воды, то ли от того что на нём одни шорты домашние. Улыбался так широко и счастливый от чего-то, будто и не было неловкости, смело подошел, спросил что-то. А у Джэхёна будто набатом в голове билось и руки деревенели, где-то на тумбочке завибрировал его забытый телефон, а Джуён смотрел внимательно — точно ждал. И дождался. Джэхён не помнил, как они оказались в комнате. Только краем глаза заметил на тумбочке чужие вещи и понял: Сону их убьет, но было не до того. На губах горел недавний поцелуй, а под ним на простынях лежал Джуён с мокрыми после душа волосами. Он вдруг выглядел бесконечно хрупко. Прекрасно, чувственно, утонченно и просто настолько невообразимо хорошо, что Джэхёну стало страшно. Короткие пряди разметались по лбу, тонкие брови нахмурились, изломились, вселяя во встревоженное лицо проникновенную трогательность. Блестящие губы были разомкнуты от тяжелого дыхания, грудь вздымалась под напором лёгких, напряженные мышцы живота подрагивали под пальцами. Джуён смотрел на него как-то отчаянно тревожно, но уверенно и с какой-то надеждой. Он сжимал его локти, пытался что-то сказать, но всё никак не мог понять что, сомневался и старался в чем-то убедить взглядом. Он был будто ребёнок, попавший в мир бесконечных игрушек: возможностей так много, что уже сам не можешь разобрать, что к чему. Джэхён тоже дрожал. Только внутри, незаметно так, но очень сильно, его будто в горячке колотило. Перед глазами Джуён, взглядом просто убивающий, такой Джуён, которого не хотелось отпускать никогда, и гори огнём и группа, и будущее, и всё, что ещё есть. А в голове все те года, которые они провели вместе, он и Джуён, и ребята, и родительские радости, и новые постановки, от которых болели мышцы и радовалось сердце. Джэхён понимал, что всё это хоть и единственная, но слишком большая преграда. Слишком для того, чтобы просто упасть сейчас в этот сладостный омут, слишком, чтобы позволить себе ещё раз ощутить на губах его вкус, услышать его короткое дыхание, несдержанно опаляющее тонкую кожу… Джуён гладил ладонями его плечи, сжимал коротко волосы, подавался ближе, прижимаясь к груди. Джэхён уже не понимал, не контролировал, что делает, жадно впиваясь в чужие тонкие губы, податливо позволяющие бессовестно кусаться. Звенящими от нетерпения руками он наконец мог вполне ощутить дрожащую горячую кожу, гладя ладонями бока, выше — рёбра, грудь. Джуён выгибался, несдержанно громко выдыхал между поцелуями, ощущая, как холодные пальцы с нажимом исследуют кожу, обвивают тонкую талию, пересчитывают ребра. Хёнджэ рывком сорвал с себя толстовку, лишь на пару секунд отрываясь от своей добычи, будто дикий зверь, сразу впиваясь в неё с новой силой, упоением. Он кусал сильно шею, оставлял следы, слышал поскуливание Джуёна, его шипение и неприличные стоны, спускался ниже, с удовольствием ощущая, как в отместку царапают. Когда Хёнджэ первый раз толкнулся, Джуён застонал болезненно, но как-то божественно довольно, будто жаждущий, впервые за много лет наконец глотнувший воды. Его колени дрогнули, но тут же оплели Джэхёна за талию, а руки напористо притянули того за шею. — Чем дольше ждёшь, тем вкуснее блюдо, согласен? — осоловело улыбаясь, прошептал он, а Хёнджэ понял, что всё-таки гори оно всё огнём… Джуён дышал громко, тяжело и влажно, уткнувшись носом в шею Джэхёна. Хёнджэ старался восстановить ритм ошалелого сердца, выбивающего грудную клетку, поглаживая пальцами чужую влажную поясницу и собирая пальцами капельки пота. Джуён разговаривать не хотел, Джэхён тем более. Нужно было кому-то из них сказать что-то умное или хотя бы успокаивающее, но ни сил, ни смелости на это не хватало. Они разберутся с этим, как только немного поспят. А пока Хёнджэ повернулся, стряхивая с себя недовольного брюнета, чтобы тут же обнять руками лицо напротив и заснуть, прислонившись к его лбу.