whatever you want

Сынмин держит в руках небольшую стопку документов, которую ему еще предстоит проверить и обработать, а затем отнести в архив, который находится в другой части здания. И для него это не является чем-то трудным или слишком объемным. Просто, когда он последний раз смотрел на наручные часы перед тем, как их снять, стрелка уверенно двигалась к пяти часам вечера. Рабочий день заканчивается в половину шестого, но главный бухгалтер, в подчинении которого он находится, разрешает уходить на десять минут раньше, чтобы успеть на автобус, который в час пик хоть и ходит чаще, но людей в нем от этого меньше не становится. Тяжелый вздох срывается с губ слишком обреченно, чтобы его проигнорировать и не пожалеть самого себя хотя бы пять секунд. Сынмин закрывает глаза, считает про себя до десяти, вместе с этим делая глубокий вдох и не менее глубокий выдох. Не время раскисать, тем более что не ему одному пришлось сегодня задержаться. Главный бухгалтер безвылазно сидит в кабинете с самого обеда, решая вопросы с бухгалтерией поставщиков, которые затупили и выслали неправильную информацию, из-за чего буквально все пошло по одному месту. Девочки, которые вместе с ним сидят в кабинете, еле живые поползли на ковер, потому что пропустили какой-то важный договор, который мог стоить всей организации огромным штрафом, но директор вовремя договорился с другой стороной. То, что Сынмин держит в руках — меньшее, чем то, что могло достаться. Успокаивает тот факт, что эта работа не займет слишком много времени, нужно всего-то выкинуть где-то два часа из своего спокойного привычного вечера за полулитровой кружкой горячего чая и какого-то дурацкого сериала с кучей интриг и сплетен, который Сынмин нашел совершенно случайно. Звучит так просто, но когда весь сегодняшний день, который был безумно сложный, как будто сейчас конец квартала, а не середина, оседает на плечах ноющим в голове и спине грузом, то становится как-то тяжело. Обычно в спокойном состоянии его удерживает мысль о том, что вся работа делается не зря. Сынмин дважды в месяц получает зарплату, которую он может тратить на себя и свои увлечения, не ограниченный месячным бюджетом, который ему выделяли родители в подростковые годы. Сегодня такое не успокаивает, а наоборот нагоняет тоску о потерянном времени и бессмысленном существовании, когда для того, чтобы купить что-то понравившееся, нужно отработать положенные девять часов и жить от пятницы к пятнице. Спина трещит в нескольких местах, когда приходится повернуться в сторону, чтобы убрать первые два документа в подготовленную папку. В таких случаях главное отключиться и изолироваться от окружающего мира, вычеркнуть все мысли о желанном ужине и мягкой постели с теплым одеялом. Сынмин поправляет съезжающие с переносицы на кончик носа очки, повторяет несколько раз дыхательную гимнастику, в последний раз хрустит пальцами и многострадальной спиной, а затем спешит в бой с тупящим компьютером и кипой документов. Спешит. Слишком громкое слово для человека, который корпит над каждой бумажкой чуть больше двадцати секунд, чтобы проверить ее на наличие всех подписей и печатей, а также исключить возможные ошибки и спорные вопросы, которые могут повлиять на то, имеет ли смысл принимать этот документ сейчас или стоит его отправить на доработку. Сынмин вздрагивает, когда падающие с неба капли дождя подхватывает усилившийся ветер и бьет их о стекла окон. Еще несколько часов назад на улице стояла обжигающая жара без капли намека на надвигающуюся бурю. В такую погоду меньше всего хочется задерживаться в душном офисе, в котором даже установленные во всех кабинетах кондиционеры не помогают. Всего несколько документов, которые можно было бы оставить на завтра, но тогда бы пришлось встать раньше на несколько часов, первому приехать в офис. Слишком много лишних действий, которые не приносят удовольствия, поэтому лучше задержаться. Сынмин неосознанно слишком жмет по клавиатуре, когда взгляд цепляется за мелочь, которая могла стать роковой ошибкой и дальнейшими проблемами. — Это какое-то наказание, — шепчет совсем тихо, но услышь его кто сейчас, поежился от того отчаяния, которым так и пропитан чужой голос. Сынмин собрал уже несколько документов, которые вообще не должен был видеть у себя на столе, будь его помощник хоть на одну десятую более внимательным. Сынмин слишком мягкий для того, чтобы кем-то управлять. Сложно переступить через себя и поступить так, как положено, вывалив на другого человека все его косяки, а затем пригрозить увольнением, если такое опять повторится. Повторяется слишком часто, чтобы так долго на это не обращать внимание, но парень совсем юный, работает впервые, на такое можно закрыть глаза, но не тогда, когда весь день идет под откос. «Поговорить утром с Кенсу» на ярком стикере точно должно привлечь внимание сонных глаз и стать напоминанием о том, что Сынмин действительно потратил часть вечера впустую, потому что кто-то не так качественно выполняет свою работу, как хотелось бы. Сынмин не станет угрожать, не станет срываться и становиться тем, кого ненавидел на своей первой работе, попавшись на никудышного руководителя. Пусть и надоело, но ором ничего не изменить. Повторит сотый раз о том, как важно быть внимательным, напомнит, что от этого многое зависит, а также попросит о том, чтобы впредь такое не повторялось. Какой это раз за последние полгода? “Убедительно поговорить утром с Кенсу” Внизу монитора на месте предыдущей наклейки появляется новая, пока та скомканная летит в мусорное ведро. Сынмин действительно хочет верить в то, что этот разговор не пропустят мимо ушей. Но поговорить с главным бухгалтером тоже нужно, потому что от его слов может многое измениться. Вдруг неожиданно появится ответственность, которая все никак не хочет приходить. В такие дни как этот Сынмин неосознанно и не со злым умыслом, но начинает завидовать Хенджину, который работает на самого себя. Во сколько захотел, во столько и отправился в студию. Сам себе начальник, чем плохо? Никаких вышестоящих руководителей, которые вечно чем-то недовольны, глупых подчиненных, со своей упрямостью и отказом делать так, как им говорят и как того требует трудовой регламент. И самое главное, никаких людей, которым хочется почесать языками и в рабочее время потрепаться о том, какой начальник Ли кретин или о том, почему Сыльги, сидящая на месте ушедшей в отпуск по причине беременности Хенджон, до сих пор не забеременела. Сынмин сплетни не любит, лишние разговоры тоже, но если решил работать в коллективе, то через не хочу, но должен это все поддерживать. А еще Сынмин скучает. Из-за работы и малого количества часов в сутках он так редко видится с Хенджином. Если быть честным, то Сынмину до сих пор тяжело поверить в тот факт, что у него появился парень. Спустя годы самобичевания и нытья в упругую грудь друга, которая скрашивала горе, заменяя антистресс, наконец-то произошло то, чего так долго ждали родители, друзья, да и сам Сынмин. Сынмин всегда был реалистом. Он понимал, что найти долгосрочные отношения будучи стопроцентным геем довольно сложно. Все усложнял тот факт, что в какой-то период жизни он помешался на астрологии и совместимости, избегая минимальный контакт со знаками, которые были за красной чертой и предупреждающим знаком об опасности. Сынмин может поклясться своей коллекцией манг в том, что несмотря на то, что все ворочают нос от звезд, знаков и совместимости, все это никогда не лжет. Ради интереса Сынмин сходил на несколько свиданий с парнями, чьи знаки зодиака желали лучшего. Это было его ошибкой, которая привела к сломанной психике и удалению приложения для знакомств, потому что именно там они и познакомились. С Хенджином он познакомился так же банально, как начинаются все подростковые дорамы полные романтики и розовых сопливых луж. В городе у Сынмина есть один единственный любимый магазинчик комиксов, в котором всегда можно найти все выпуски, а если договориться, то новинки еще и припрячут за стопкой тех, которые никогда не берут. Однажды, когда после получения зарплаты Сынмин отправился за своей дозой эндорфина, он заметил парня, который рылся в том самом стеллаже, в котором были специально для него запрятаны сладкие новинки. Несмотря на то, что в тот день была зарплата и радости должны были полниться выглаженные брюки, все было не так. Вместо радости, радуги и солнца, над ним возвышались громовые тучи с сумасшедшим ливнем. Вышло все как-то слишком грубо и импульсивно, так как бы Сынмин себя в жизни не повел, не будь в тот день начальство мудачьем, которое лишило его премии за ошибку, которую он даже не совершал. В тот день Сынмин поверил в то, что в какую-то секунду он стал героем сериала с уклоном на романтику и минимум драмы. Парень… Хенджин, оказался довольно понимающим, да и признался в том, что ему эти несчастные запрятанные комиксы в жизни не были нужны. На этом они и разошлись, но только на этот день. Почти целый год они пересекались в этом магазине как по расписанию: вторая и четвертая пятницы месяца. С каждым разом бросая друг на друга более длительные и заинтересованные взгляды, кричащие о том, что никто из них не против познакомиться, но первый шаг сделать боялись. За них все решила судьба и девушка за кассой, которая уже устала наблюдать за их гляделками сквозь стеллажи и едва уловимыми, смущенными улыбками. Специально засунула новые комиксы в другое место, чтобы «случайным образом» столкнуть двух парней, за которыми по началу было забавно наблюдать, а потом заскучало, потому что никакого развития не было. В общем-то у нее все получилось, чему была рада не только она. Хенджин стал для Сынмина тем самым попаданием в яблочко с расстояния тысячи миль. Сынмин никогда не думал о том, что у него когда-нибудь получится встретиться с человеком, который будет его по всем пунктам. И хоть у Сынмина не было этой суперсилы определять ориентацию других людей и в этом плане Хенджин был более закрытый, надежда никуда не девалась. Общение с ним давалось легко, как будто не было этого бессмысленного года пустых гляделок. Сынмин не заметил, как начал влюбляться, начал привязываться и желать чего-то большего, чем разговоры возле стойки, полной печатных изданий. Недели переходили в месяцы, а Сынмин в Хенджина с каждым днем влюблялся все сильнее и сильнее. Понял это тогда, когда в очередную пятницу они задержались возле очередного нового комикса, чтобы обсудить дальнейшие варианты развития сюжета. Осознание собственного положения казалось не столько плачевным, сколько захватывающе предвкушающим. То, с каким восторгом горели глаза Хенджина, когда он, размахивая руками рассказывал о предыдущих частях, это заставляло Сынмина глупо улыбаться и глаза стараться держать открытыми. И Сынмину так не хотелось терять эту атмосферу, так не хотелось, чтобы этот день заканчивалось, потому что тогда бы не пришлось прощаться с Хенджином, не пришлось бы уходить и с тяжестью в груди ждать следующую пятницу и их новую встречу. И должно быть, за хорошее поведение, судьба решила наградить его возможностью продлить тот день. Сорвавшийся с неба дождь вмиг перечеркнул все их планы, и на месте тех родился один общий. Продолжить беседу и вечер в кафе показалось настолько прекрасной идеей, что ни один ни второй не обратили внимания ни то, что на чужие горящие от восторга глаза, даже на свои внутренние ощущения. Тот день Сынмин со смелостью может назвать переломным, потому что именно тогда они смогли понять больше, чем до этого было дано. Встречи становились чаще и хоть официальное название им никакое не давалось, каждая была похожа на свидание. И Сынмин солжет, если скроет тот факт, что Хенджин делал его окрыленным и слишком влюбленным. Если раньше голова была забита одними отчетами и очередным планом на день, чтобы успеть все сделать за рабочее время, то сейчас эти мысли оттеснил Хенджин. Он был во всем: в телефоне, который все время вибрировал, потому что Хенджин оказывается еще тот любитель отправлять сообщения; в голове, которая как будто еще немного и взорвется, потому что в ней один Хенджин; и еще одно место куда он забрался — сердце. Влюбиться в Хенджина, казалось, так правильно, что Сынмин позволил этим чувствам поглотить себя, тем более что ему начали свои давать в ответ. Сынмин мало что знал о том, как правильно должны начинаться и развиваться отношения, но он уверен в том, что то, что происходит у них с Хенджином — правильно. Первые касания рук, объятия, поцелуи, спустя десятки свиданий казались сладостью, которую запрещали не то, что есть, даже смотреть в ее сторону, посадив на диету. И Сынмин, который не сдержался и сорвался, не мог насытиться тем, что ему дают. И несмотря на то, что Хенджина было так много, его еще было катастрофически мало. Сынмин чувствовал себя утопающим, пока его спасательный круг был еще в руках спасателя, который не спешил идти на помощь. Но проблема в том, что спасаться не хотелось. Сынмин хотел тонуть, потому что тонуть от чувств к Хенджину оказалось слишком хорошо. Любые мысли о Хенджине вызывают такой трепет в груди, что с ним иногда бывает тяжело справиться. Сынмина смело можно назвать мазохистом, но на самом деле, он просто очень сильно влюблен. Единственное, о чем жалеет Сынмин, что, когда счастлив, время как будто специально ускоряется. Проведенные с Хенджином часы кажутся едва уловимыми секундами, которые заканчиваются так быстро, что за них невозможно ухватиться. Сколько они уже вместе? Еще недавно был месяц, как они стали парой, но время так спешит, что кажется, будто прошло уже несколько десятков лет. Сынмин с трепетом вспоминает каждое прошедшее свидание, вспоминает эмоции, которые ему дарил Хенджин. Он часто думает о том, что же будет у них дальше, как далеко зайдут эти отношения и станут ли они действительно «навсегда», потому что Сынмину хотелось, чтобы было именно так. Сынмин часто думает о том, когда наступит тот день, когда встанет вопрос о том, чтобы съехаться. В какой квартире они будут жить: в Хенджина, в которой Сынмин часто бывал и оставался ночевать на выходных или в квартире Сынмина, которая до сих пор кажется серой и неуютной, а может быть, они вообще снимут другую, которая будет только их и больше ничья. Мысли о Хенджине всегда будут вызывать улыбку у Сынмина. Даже тогда, когда он должен тащиться в архив, хотя уже как полчаса должен был просиживать диван и уплетать ужин под сериал. Сынмин обреченно стонет и ложится телом на стол, положив голову рядом с клавиатурой. Возле него образовались две равные стопки и только одну придется отнести в архив, пока вторая пойдет на стол сотрудника, которому предстоит их еще раз пересмотреть, а после опять вернуть Сынмину. Честно, его неимоверно злит то, что он по кругу должен делать одно и то же. Опять же, все упирается в то, что если бы ему на стол клали стопроцентно обработанную документацию, то круговорота бессмысленных движений в офисе не было. Но происходит то, что происходит и с этим уже никак не поборешься, как бы Сынмин не старался. Компьютер выключается быстрее, чем включается и только этому факту Сынмин уже безумно рад. Смысл возвращаться после архива назад в кабинет он не видит, поэтому будет проще взять с собой вещи и сразу же пойти домой. Но дождь. Сынмин с тоской смотрит в окно на противную морось, которая как будто издевается. Сынмин периодически поглядывал в окно и от досады губы поджимал, дождь импульсами орошал землю водой, то он шел плотной стеной, что ничего не видно, то его вовсе нет, но он просто стал мельче и более косой, что делает его еще хуже. Зонтик, который остался лежать в шкафу в квартире, становится последней каплей для того, чтобы уже вообще никуда не уходить и остаться ночевать в офисе, но так нельзя. Сынмин не церемонясь с громким хлопком кидает документы на чужой стол, они расползаются в разные стороны. Жаль, совесть не позволяет оставить их такими небрежными, поэтому Сынмин их ровняет. У Кенсу сочувствия не было, так бы Сынмину не пришлось задерживаться на, взгляд опускается на наручные часы, два часа и двадцать шесть минут. Внутри все ноет от тоски и потраченного времени, но поделать нечего. Сынмин любит свою работу, он уважает свое руководство и в хороших отношениях со всеми сотрудниками, но иногда случаются дни как этот, когда ненависть просыпается ко всему и всем, без шансов на исключение. Когда мозг напоминает иссохшую мочалку, то и офис резко становится плохим, что далеко находится от дома и в дождь приходится мокнуть; и сотрудники не совсем хорошие, если не уважают чужое время и не качественно выполняют свою работу; и руководство могло бы наконец-то собрать всех сотрудников и провести профилактическую беседу по поводу их обязанностей. Сынмин не хочет нагружать себя негативными мыслями, но именно это и происходит. Связка ключей приятно тяжелит душу, пока усиливающий дождь все приятное отбивает. Зонта нет, что делать? Архив Сынмин не любит хотя бы по той причине, что копившиеся годами документы покрываются пылью, которой с каждым днем становится все больше и больше. Она залетает в нос и вызывает раздражение, от которого хочется сильно чихать. Сынмин трет тыльной стороной ладони нос, чем делает еще хуже. Подкладывая документы в папку, Сынмина не отпускает чувство того, что он что-то забыл. Оно появилось так неожиданно, что он на секунду даже опешил, в растерянности начиная перебирать все свои мысли, но ничего так и не пришло на ум. Это что-то связанно с работой? В голове прокручивается весь сегодняшний день, но в нем нет каких-то изъянов, пропущенных сцен или чего-то еще. Тогда может что-то дома? Утюг? Точно не он, Сынмин подготовил костюм с вечера, выгладив рубашку и брюки до такого состояния, как будто это сделали в химчистке. Тогда что? Взгляд шерстит по архиву, пробегается по вещам и останавливается на сумке. Сынмин сглатывает, в растерянности открывает рот, из которого вырывается едва уловимое: «о», а затем хмурится. Он ведь не мог забыть что-то, что связанно с чем-то лежащим в той черной кожаной сумке? Сынмин закрывает последнюю папку, ставит ее на место и спешит поскорее к вещи, чтобы открыть ее и изучить внутренности. Изучать не приходится, на глаза сразу же попадается телефон и Сынмина как будто разрядом тока прошибает. С самого утра он стоял у него на беззвучном, чтобы не отвлекаться во время тяжелого рабочего дня. Сынмин знал, что его, и так, никто не будет тревожить, потому что родители научены, а Хенджин… И тут Сынмина озаряет. Он совершенно забыл о том, что у них с Хенджином на этот вечер было запланировано свидание. Сердце на секунду замирает, когда на разблокированном экране с сумасшедшей скоростью всплывают уведомления о пропущенных звонках и сообщениях. Сынмину страшно представить, сколько Хенждин убил времени из-за него и ему ужасно стыдно, что все так получилось. Наверное, Хенджин о нем волновался, не знал, что с Сынмином происходит и почему он молчит. А еще их свидание. Стыд красными пятнами расползается по щекам и шее, лицо начинает гореть, а глаза слезиться из-за собственной забывчивости. Как можно было забыть о таком? Последнее сообщение было отправлено полчаса назад, тогда, когда у них должно было начаться свидание. Сынмину страшно открывать и читать, поэтому он решает позвонить. Вместе с руками трясется еще и сердце, которое впервые так болезненно сжимается. Секунды перед гудками кажутся бесконечными, но Сынмин и одного не успевает услышать, как Хенджин отвечает на звонок. — Прости, — Сынмин старается звучать не так жалко, но он облажался и по его голосу это понятно. — Я так заработался, совсем потерял счет времени. Наше свидание совсем вылетело из моей глупой головы. Мне ужасно стыдно перед тобой. Сынмин закусывает губу и глаза жмурит, пытается дыхание в норму привести. Ждет, пока Хенджин хоть что-то скажет. И Сынмину страшно, вдруг сейчас произойдет то, о чем он думать боится. — Все в порядке, Сынмин, — голос Хенджина кажется приглушенным, пока на заднем фоне что-то шумит. — Не извиняйся, хорошо? И не накручивай себя и свою голову, которая вовсе не глупая. Ничего ведь страшного не произошло, верно? — Верно, — Сынмин от досады губу жует, кожицу зубами цепляет, чтобы оторвать с концами и до привкуса железа во рту. — И не грызи губы, — голос Хенджина звучит мягко и немного уставшим, Сынмина накрывает очередной волной стыда и вины, он почти открывает рот для того, чтобы еще раз извиниться, но не успевает. — Ты уже заканчиваешь? — Я…эм, — Сынмин закидывает сумку на плечо и спешит вернуться к папке, чтобы поставить ее назад на полку, — да. Я уже все. Сынмин расслабляется, когда в ответ слышит приглушенный смех Хенджина. Внутри место стыда занимает любовь, когда тепло начинает расползаться откуда-то выше пупка. Сынмин все еще держа телефон у уха и наслаждаясь смехом Хенджина, быстро выходит из архива, чтобы как можно быстрее спуститься вниз. — Я буду ждать тебя возле входа, дождь сумасшедший, — Сынмин слышит, как Хенджин возится, сидя в машине, что-то трещит и перебивает радио, которое становится слышно только сейчас. — Так ты тут? — Сынмин до ужаса смущен и удивлен. — Конечно я тут. Сынмину так не хочется прощаться, но он должен это сделать, чтобы Хенджину было удобно выйти из машины и открыть зонтик, да и они ведь встретятся. Прямо сейчас. — Я почти возле входа, — Сынмин чуть приукрашивает, потому что ему еще идти минуту, но он делает это для того, чтобы дать себе время прийти в себя. Прощаются быстро, да и то это прощанием назвать нельзя. Сынмин быстрее перебирает ногами, надеется на то, что нигде не зацепится по дороге к двери, будет обидно упасть и потратить еще время на то, чтобы встать и привести себя в порядок. Сынмин вздрагивает, когда, приближаясь к выходу, слышит, как дождь не прекращаясь барабанит по стенам здания, как ударяется о землю и оставляется после себя огромные лужи. Сожаление о том, что сейчас с собой нет какой-нибудь ветровки с капюшоном, накрывает так быстро и совсем неуловимо. Вместе с этим рождается злость на синоптиков, которые не предугадали дождь. Сколько испорченных планов и нервов вызвала непогода, которую никто не ждал. За стеклом маячит фигура в черном, над ней возвышается огромный зонт. Сынмин открывает дверь, когда звуки улицы и дождя оседают в его ушах, нос улавливает смесь из запаха города, выхлопных газов и дождя. Хенджин улыбается одними губами, машет свободной рукой, но ничего не говорит, потому что за плотной стеной дождя все равно ничего бы не было слышно. Сынмин улыбается в ответ, крепче берется за сумку и спешит под зонтик, когда его обнимают и прижимают крепче к себе. Сынмину так жаль, что сейчас он не может полноценно обнять Хенджина, не может почувствовать его руки на своей талии, не сможет насладиться его поцелуями, которые лучше лекарства после тяжелого рабочего дня. Промозглая улица вызывает некую апатию, которой до этого не было. Сынмин чувствует тепло Хенджина, которое его согревает и укрывает от капель дождя, которых гоняет поднявшийся ветер. Хочется поскорее оказаться внутри машины, откинуться на сидении и закрыть глаза, пока работающая во всю печка будет обласкивать со всех сторон своим жаром. У Сынмина от одной этой мысли невидимые слюнки текут, а если еще к этому прибавится ненавязчивая, тихая музыка и рука Хенджина, которое будет ласково гладить его коленку, забираясь выше на бедро… Сынмин вздрагивает, когда они резко тормозят. Углубившись в свои мысли, он совсем не заметил, как они подошли к машине. Хенджин открывает дверь и помогает Сынмину забраться внутрь. В салоне пахнет чистотой, кожей и ароматизатором, который болтается прикрепленный к лобовому стеклу. Сынмин закрывает глаза и счастливо вздыхает. Хенджин садится в машину, стряхивает с плеч капли дождя, что смогли обойти ограду в виде зонта и осели на одежде, кидает мокрый зонт на пол, где задние сидения, и регулирует тепло. У Сынмина даже нет сил на то, чтобы держать глаза открытыми, и пошевелить губами для того, чтобы начать разговор. Оказавшись в машине, он только сейчас понял, насколько сильно устал на самом деле. — Устал, да? — рука Хенджина опускается на щеку Сынмина, он пальцами гладит нежную кожу, желает оставить на ней мягкий поцелуй. — Злые дяди и тети совсем тебя не щадят. Сынмин как слепой котенок, молча подставляет голову для ласк, не отвечая на заданный вопрос. Будь он кошечкой, то обязательно замурчал от ласк, которые получает, но он может лишь улыбаться и сдерживать слезы от усталости. — Прости, что так получилось, — утомленный от работы и ласк Сынмин открывает глаза и говорит едва слышно. — Все в порядке, — Хенджин наклоняется, чтобы поцеловать Сынмина в лоб, а затем опускается ниже, чтобы прижаться к чужим губам. — Я все понимаю, правда. Не стоит из-за этого переживать лишний раз. Тем более, наше свидание мы можем провести у меня. Что ты об этом думаешь? — Хенджин оставляет еще один поцелуй, не давая Сынмину секунды на размышления, но ему и думать не надо, он на все согласен, чтобы избавиться от этого мерзкого чувства, и чтобы хоть как-то загладить вину. — Я на все согласен, если там будет вкусная еда и мягкая кровать, — Сынмин подается вперед, чтобы потереться своим носом о нос Хенджина, когда он поднимает руку и зарывается ею в волосах Сынмина. — Не беспокойся, — Хенджин легко целует в губы, — ужин, — еще один поцелуй, — вино, — и еще один, — горячая ванна с пеной. Все, что пожелаешь и только для тебя, потому что ты заслужил хорошо отдохнуть, — Хенджин массирует кожу головы Сынмина, хочет утянуть его в очередной поцелуй, но если он сейчас сорвется и поддастся своему желанию, то они застрянут на этой остановке, пока губы не начнут ныть от поцелуев. — Тогда поехали быстрее, а то я сейчас умру, — Сынмин осторожно отодвигается назад и отворачивается, чтобы прижаться спиной к сидению. — Не хотелось бы задержаться в этом месте еще хоть одну лишнюю секунду. Хенджин на это лишь хмыкает, и садится ровно, чтобы пристегнуться и наконец-то отправиться домой. Сынмин расслабляется, когда чувствует, как заводится двигатель, до ушей долетает едва ли слышная музыка, которую включил Хенджин, и она совершенно не мешает для того, чтобы закрыть глаза и погрузиться в не крепкий, но все еще долгожданный сон.

***

Сынмин считал голос Хенджина настоящей усладой для ушей, но он ошибался. Настоящая услада звучит как звук разблокировки входной двери. Хочется уже поскорее забежать внутрь квартиры, стянуть тесную обувь и развалиться на полу, в ожидании того, пока Хенджин закажет ужин и наполнит ванну водой и пеной. Он сам пообещал взять на себя такой список ответственных дел, взяв с Сынмина слово, что тот покорно развалится на диване и будет терпеть все обхаживания. И кто Сынмин такой, чтобы сопротивляться чужой заботе? Он с радостью укутается в одеяло и подушки, лишь бы только не заснуть до того, как наступит долгожданный момент вечера. — Выбирай, — Хенджин протягивает Сынмину собственный телефон, на котором открыт сайт ресторана, в котором есть доставка еды на дом. Сынмин в предвкушении облизывается и забирает смартфон, проводит пальцем, чтобы пролистать до самого конца и найти то самое блюдо, которое они часто едят на свиданиях. Хенджин мог бы сам его заказать, но такое внимание и уважение чужого вкуса лишь приятно грело и умиляло. Забота проявляется в мелочах. — Ты хочешь сначала поужинать или примешь ванну, пока нам доставят ужин? — Хенджин опускается на пол рядом с диваном, последний раз что-то нажимает в телефоне, а потом откладывает его в сторону. — Я согласен на все, что ты мне предложишь, — Сынмин протягивает руку вперёд, чтобы коснуться головы Хенджина, запутаться пальцами в волосах и слегка помассировать чужую кожу головы. — Ужин, ванна, долгожданный сон. Что может быть лучше этого свидания? — Лучше только ты, — Хенджин смеётся, со своей головы руку Сынмина снимает, чтобы сжать ее в своей. — Тогда я пойду подготовлю воду и пену. Не скучай, — оставляет поцелуй на тыльной стороне ладони, — и, главное, не поддавайся сну. — Постараюсь, — Сынмин шепчет одними губами, надеясь на то, что его ответ услышат, а затем закрывает глаза и не может не сдержать улыбки, когда на его действие реагируют громким цоканьем. Сынмин правда держится из всех сил, но после сна в машине, дрема так и преследует его, желая его схватить и поглотить. Поддаваться соблазну не хочется, но глаза сами не хотят открываться, тем более что из ванной слышны довольно успокаивающие звуки, если отбросить громкий грохот баночек и возглас Хенджина, который все уронил. Сынмин в предвкушении улыбается, он уже мечтает о том, как опустится в горячую воду, попросит Хенджина за ним поухаживать, а потом они пойдут ужинать, может быть, в этот раз, они поедят на мягкой кровати, в окружении подушек и одеяла, включат на телевизоре какую-нибудь романтичную комедию. Мысли о Хенджине, их свидании и сегодняшнем вечере так сводят с ума, что просто невозможно сдержаться от того, чтобы не запищать, как маленький ребенок. Сынмин так счастлив находиться здесь, он счастлив, что встречается с Хенджином, счастлив тому, что они проведут вместе ночь, заснув крепко обнявшись. А утром… Утром опять придется вставать на работу, придется рушить уютную домашнюю атмосферу, натягивая на себя противный костюм и перед выходом протирая обувь от уличной пыли. Опять придется возвращаться к тому, к чему совершенно не хочется, но надо. Только кому? Будь воля Сынмина, он бы не пошел работать, делал бы то, что ему нравится, но он не может. Тоска оседает тяжелым бременем на груди, придавливая ее к дивану. Вся радость от сегодняшнего вечера исчезает, как будто ее и не было. Голову опять забивают мысли о работе, о документации, о сотруднике, который уже надоел со своей неаккуратной работой, из-за которой приходится страдать ему, Сынмину. Сынмин боится оставаться один, он боится мыслей, боится того, что становится заложником, подчиняющимся роботом, чьи мысли заняты одной работой. Он этой жизни не хочет, боится. Она его так сильно пугает, кажется, что она затянет Сынмина на самое дно, откуда невозможно выбраться без шанса навредить себе. Сынмин знает, что все эти мысли попытка мозга напугать. Не больше. Они накрывают в уязвленные моменты, они хотят сломать, растоптать и не дать шанса на спасение. Сынмин любит свою работу, в ней нет ничего плохого, лишь один минус в том, что надо рано вставать. И все. Так почему эти мысли хотят его уничтожить? Почему не дают покоя? Сынмину нужен отпуск. Самый настоящий, без звонков из офиса, без мыслей о работе, без всего, что на данный момент приносит дискомфорт. Сынмину хотелось бы провести его вместе с Хенджином, они бы отправились в небольшое путешествие, может быть, съездили бы на море в Пусан, провели там несколько дней, неделю или две. Сынмину кажется, что прямо сейчас он лежит на надувном матрасе, его качают волны и со всех сторон обдувает морской теплый ветер, нос забивает бриз, а уши атаковали крики чаек. Если бы не периодический грохот из ванной, то Сынмин бы точно уснул, может быть, ему бы повезло, во сне он бы покорял песчаные берега, полоскал ноги в прохладной воде и подставлял обнаженное тело под горячие лучи солнца. Сынмин трет глаза, чуть морщится от головной боли, которая началась еще в конце рабочего дня, но сейчас поутихла после того, как организм получил долгожданные минуты сна и отдыха. Идея об отпуске так окрылила, что Сынмин готов прямо сейчас сорваться в офис и написать заявление. Но он этого не сделает по нескольким причинам: первая и важная, офис уже закрыт, вторая и не менее важная, работы еще слишком много, чтобы все бросать и врываться в объятия соленой, морской воды, и третья, отпуск все же нужно обсуждать хотя бы за месяц, а не бросив все бежать писать заявление. Вмиг появившиеся чувство окрыленности также быстро и пропало. Может быть, это просто попытки утешить самого себя. Сынмин уже ничего не знает, и, наверное, не хочет знать. Над головой громко тикают часы, висящие на стене напротив дивана. Почти девять. Вот так вся жизнь за работой пройдет, а потом что делать? Живот урчит от голода, но Сынмин на него не обращает внимание. Какой сегодня день недели? Сынмин подрывается с дивана, ищет глазами телефон или что-то еще, где есть календарь, но ничего не попадается. Идет в коридор, в котором находится тумба с электронными часами, на которых точно должны быть дата и день недели. Пятница. Сынмин в неверии распахивает широко глаза. Как он мог пропустить тот момент, что сегодня был последний рабочий день на этой неделе? Работа так поглотила его, что вычеркнула из головы счет времени. Казалось, что еще какая-то среда и предстоит еще столько сделать, но на самом деле его ожидают два выходных. Сынмин хочет пойти к Хенджину, рассказать ему о том, что произошло, удивить его своей невнимательностью и тем, что он совсем потерялся в днях. Но Хенджин сам к нему приходит. — Хорошо, что ты не спишь, — талию оплетают чужие руки, Хенджин качает Сынмина в своих объятиях, прижимая плотнее к себе. — Представляешь, — начинает Сынмин и закрывает глаза, — завтра оказывается суббота. — Ты забыл? — удивляется Хенджин, Сынмин знает, что сейчас его брови высоко подняты вверх. — Тебе срочно нужно принять ванну и расслабиться, пойдем. Хенджин выпускает из объятий Сынмина, но только для того, чтобы взять его за руку и отвести в ванную комнату. Он правда надеется на то, что этот небольшой жест заботы поможет расслабиться, очистить голову и прийти в себя. Сынмина он видел последний раз в понедельник, когда вы встречаетесь, но еще не живете вместе, то такие встречи очень ценные, а когда еще тот, кого любишь, выглядит как ходячий мертвец, то помимо чувства ценности и безграничной любви, появляются еще тревога и желание позаботиться. Они заходят в настоящую парилку. Сынмин только сейчас понимает, как ужасно замерз. Кончики пальцев начинает покалывать, пока тело, спрятавшееся под одеждой, начинает гореть. Хочется побыстрее раздеться, залезть в горячую воду, чтобы насладиться ей сполна и пролежать в ней минут сорок, пока она не остынет. Сынмин надеется, что сейчас он сможет смыть с себя весь груз, который накопился в нем за эту сложную неделю. — Как тебе? Сынмин оборачивается, смотрит на лицо Хенджина, которое от духоты порозовело, и не выдерживает, наклоняется вперед, чтобы поцеловать его. Его руки цепляются за плечи, когда Хенджин свои возвращает на талию, которую не так давно сжимал. Дыхание распирает от горячего воздуха и напора чужих губ, но Сынмин не жалуется, открывает глаза, которые до этого были закрыты. Хенджин смотрит на него. Это кажется таким странным, откровенным и интимным, смотреть друг другу в глаза, пока их языки переплетаются. Сынмин не выдерживает, не может, внутри начинает гореть уже из-за другого жара, он к такому еще привыкнуть не может. Глаза хочет закрыть, но он как будто под гипнозом чужих, они покрыты какой-то дымкой, в них всего столько, что тяжело контролировать себя. — Давай остановимся, — первый не выдерживает Хенджин, он тяжело дышит, приоткрыв рот. Сынмин согласно кивает и отворачивается, потому что в ушах сердце грохочет, внутри смущение разлилось, от которого теперь не избавиться. Руки сами цепляются за одежду, пока мозг пытается отфильтровать произошедшее. Пуговицы на рубашке впервые поддаются так легко и быстро, не вызывают раздражение или ненависть, как часто бывает, когда Сынмин оказывается дома один. Пряжка ремня отлетает так, как будто она давно сломана, а он просто имитирует ее целостность, но это не так. Обнажаться перед Хенджином не так страшно, хоть еще и неловко. Они видели друг друга голыми достаточное количество раз, чтобы запомнить в каком месте на спине россыпь родинок поселилась, а где на руке еще розоватый шрам сверкает, который в непогоду противно ноет. Громкий вздох за спиной вызывает дрожь, которая не прячется, выделяется на коже острыми пупышками. Сынмин ее успокоить пытается, но это без толку, потому что взгляд Хенджина прожигает, он мечется от подтянутой спины до ягодиц, которые хочется сжать, но это будет выглядеть нелепо, поэтому терпит. Сынмин ступает вперед, к керамической ванне подходит, руками за бортик берется, чтобы помочь себе и своим дрожащим рукам. Внутрь забраться кажется настоящим испытанием, но Сынмин с ним справляется, когда тело в горячей воде оказывается. Она обмывает его со всех сторон, легкой волной, которая поднялась из-за того, что Сынмин резко сел, накрывает грудь. Дрожь расползается вдоль спины, кажется, до самого мозга достает. Сынмин все еще чувствует прожигающий взгляд, губы облизывает и голову в сторону поворачивает, чтобы на застывшего Хенджина посмотреть. Он выглядит так, как будто хочет сбежать. Руку назад заводит, делает несколько шагов назад, вцепляясь в ручку двери. Сынмин не хочет, чтобы Хенджин уходил. Не хочет оставаться один. Не хочет самостоятельно справляться с тем, что под водой скрыто. — Не уходи, — Сынмин протягивает руку, чтобы коснуться ею Хенджина, но он слишком далеко отошёл, чтобы это сделать. Белая пушистая пена скрывает живот и ноги, оставив грудь на поверхности воды. Сынмин зябко ёжится, когда сквозняк залетает через дверь, которую Хенджин уже успел открыть, чтобы выйти из ванной комнаты. Он от чужой просьбы резко останавливается, как будто его сейчас огрели обухом по голове, дыхание задерживает и не может поверить в то, что услышал. Смотрит на Сынмина, чьи щеки от горячей воды порозовели и повлажнели, чужие глаза подозрительно блестят, и этот блеск просто невозможно пропустить. — И что мне сделать? — голос Хенджина становится ниже, напоминает рокот животного, перед нападением на жертву. — Иди ко мне, — Сынмин сжимает всю ту же руку в кулак, оставляя только один указательный палец, чтобы поманить им Хенджина. Сынмин вздрагивает, когда дверь захлопывается, а Хенджин, как будто на дрожащих ногах, подходит ближе. Глаза пытается держать открытыми, когда Хенджин принимается раздеваться, но это все выше его сил. Сынмин не выдержит, не сможет принять то напряжение, которое сейчас витает между ними. Пламя внутри разгорается еще сильнее, когда Хенджин из-под брюк рубашку достает, на секунду обнажая голую кожу. Слюна во рту кажется тяжелой, она накапливается, но Сынмин не может ее проглотить. Стоящий перед ним Хенджин настоящее совершенство. Его руки изящные, как настоящее произведение искусства, то, как он ими владеет… Сынмин тяжело сглатывает. Справляется. Смущенный вздох вырывается со рта непроизвольно. Глаза закрываются по той же причине. Горящие уши и щеки становятся напоминанием того, что он только что увидел, и что ему еще предстоит рассмотреть. Сынмин поджимает губы, чтобы не выронить никакого звука. Спины касается чужая теплая рука, когда Сынмин вздрагивает и испуганно глаза открывает. — Приподнимись немного, цветочек. Сынмин от этого обращения сильнее смущается, сердце совсем с ума сошло, как будто сейчас выпрыгнет из груди. Сынмин за бортики ванной держится, приподнимается, чтобы на колени сесть. Хенджину этого достаточно, чтобы забраться в ванную и сесть позади. — Дрожишь так, что сейчас все свои лепесточки потеряешь. Хенджин осторожно Сынмина за талию к себе тянет. Усаживает между своих разведенных ног и на свою грудь укладывает. Хенджин ладонью по чужой вздымающейся груди проводит, в рваное дыхание Сынмина вслушивается. Хочет руку ниже опустить, спрятать в воде и ласки на животе продолжить, но сдерживается. — Мой цветочек так устал, — второй рукой в влажные волосы зарывается, фалангами у корней зажимает и легонько тянет их. — Что ты хочешь, чтобы я тебе сделал? — Хочу, чтобы было хорошо. Сынмин отвечает с задержкой, перед каждым словом набирает побольше воздуха, потому что от прикосновений Хенджина слишком хорошо. Для него все еще смущающе то, в каком положении он находится. Лежать голым на Хенджине, который такой же голый… Неловко. — Немного конкретики не помешает. Сынмин закусывает губу и жмурится. Он так хочет попросить, чтобы Хенджин опустил руку ниже, чтобы приласкал возбуждение, которое уже ноет, ему так хочется. — Ну же, цветочек, — Хенджин опускает голову, чтобы губами приложиться к плечу, хочет зацеловать его все, оставить на нем едва заметные укусы. — Просто скажи. — Прикоснись ко мне, — жалобно просит Сынмин и закрывает глаза, потому что чувствовать губы Хенджина на себе просто убийственно. — Я тебя касаюсь, — Хенджин хмыкает, обнажает зубы, чтобы оставить их отпечаток на нежной коже Сынмина. Сынмину хочется плакать от безнадеги, которой кормит его Хенджин. Милый снаружи, дьявол внутри. Вот, кто он такой. Когда Сынмин впервые познакомился с этой стороной своего парня, красные пятна не сползали с его щек, пока с широко распахнутого рта вылетали постыдные звуки. Хенджин не скупился в знаниях, которыми владел и мог показать на практике. — Ты можешь… — Сынмин дрожит, несколько раз быстро моргает, чтобы привести себя в чувства, но ему это не помогает, поэтому он сдаётся и закрывает глаза, — можешь коснуться меня там, — берет руку Хенджина в свою и утягивает ее под воду, задевает ими живот, который вмиг напрягается, а затем тянет ещё ниже, — пожалуйста. Хенджин хочет подразнить, хочет заставить Сынмина смущаться ещё больше, но желание заласкать выше этого. Он слушается, делает то, что просит у него Сынмин. Рукой накрывает чужой пах, когда Сынмин не выдерживает и слишком шумно выдыхает. Хенджин прижимается губами к шее, оставляет на ней несколько поцелуев, а затем убирает руку с паха Сынмина, но только для того, чтобы обхватить пальцами его возбуждение. Медленно водит рукой по всей длине, не задерживаясь на одном месте и тем самым дразнит Сынмина, который поджимает губы и сдерживает рвущийся из груди всхлип. Но вдруг резко все прекращается. — Помоги мне, хорошо? — Хенджин рукой Сынмина поперёк живота обхватывает, подтягивает его выше, хочет на себя посадить. — Давай, так ведь удобнее, правда? Сынмин ничего не может сказать в ответ. Единственное, что он чувствует — член Хенджина, который находится под ним, и больше ничего. Сынмин немного ерзает, надеется на то, что под водой это ощущается так же хорошо, находись они сейчас на кровати. Мысли о собственном возбуждении отходят на второй план, потому что все, о чем он думает — как бы хорошо было почувствовать Хенджина в себе. Хенджин возвращает руку на член Сынмина, проводит по нему рукой несколько раз, поднимается ею вверх и большим пальцем начинает головку ласкать. Сынмин свою руку поверх Хенджина укладывает, чтобы тот хоть на секунду притормозил, чтобы дал передохнуть и хоть ненадолго сомкнуть губы. Хенджин не поддаётся, продолжает ласкать и собственную губу до крови прокусывает, когда Сынмин от разрастающегося жара в животе начинает всхлипывать и ерзать сильнее. Вода с каждым его движением начинает подниматься все выше и выше, почти до самого верха стенок ванны, но не достигает предела, чтобы наконец-то перелиться и залить пол. Сынмин как заведённый, повторяет раз за разом имя Хенджина, тянет гласные и широко распахивает глаза, когда рука на члене ускоряется, не перестаёт двигаться, как будто совершенно не устала. Глаза как будто застилает пелена, воздух вокруг накалён до предела, не спасает ситуацию и горячая вода, от которой до сих пор поднимается пар, но он уже не уловимый для возбужденного Сынмина. Он чувствует, как подходит к краю, как рука Хенджина затягивает его в водоворот пламени, которого так много, что сил хватает только для того, чтобы выдавить из себя слабый вскрик. — Все хорошо, Сынмин-а, все хорошо. Голос Хенджина долетает как будто сквозь толщу воды. Сынмина не покидает чувство, что вместе с оргазмом его утянуло на дно ванны, что он бултыхается где-то там, пока Хенджин наверху смотрит на него застекленевшими глазами. Сынмин вздрагивает, когда Хенджин убирает руку, он не хочет, чтобы все так прекращалось, но ничего не прекращается. Туман в голове пропадает через несколько секунд, его как будто и не было, ему на смену приходит чувство, от которого Сынмин только что избавился. Казалось, что после такого тяжёлого дня, его унесёт после первой же разрядки, что он распластается на Хенджине тяжёлой тушей и ему придётся вытаскивать его из ванны, тянуть в комнату и укладывать в постель, чтобы со своих рук ещё и покормить, но все вышло совершенно не так. Возбуждение накрывает новой волной, когда рука Хенджина, до этого находившаяся на члене, оказывается еще ниже. Сынмин закусывает губу и ждёт. Молчит, пока первый палец не погружается в него, упорно давит в себе странные звуки, которые выражают полное удовлетворение от происходящего. Сынмин откидывает голову на плечо Хенджина, когда в распахнутые влажные губы впиваются чужие. Хенджин целует страстно, грубо и быть может, немного больно, но Сынмину это нравится. Сынмин хнычет, когда язык Хенджина толкается, пытается пробиться внутрь через сомкнутые зубы, чтобы сплестись в страстном танце с его языком. Отвлеченный этим, Сынмин забывает про руку Хенджина, которая еще находится под водой, забывает уже о двух пальцах, которые осторожно входят в него, ласкают упругие стенки. В груди творится настоящий хаос, от которого невозможно скрыться. Хенджин разрывает поцелуй, смотрит в глаза Сынмина и задирает бровь, как будто спрашивает, можно ли добавить ещё один палец. Сынмин его понимает, качает согласно головой и сглатывает, когда Хенджин вытаскивает из него два пальца, а через секунду, в него медленно входит уже три. Сынмин вскрикивает, когда пальцы внутри него сгибаются, дрожит и жмурится, потому что Хенджин толкается в простату. Возбуждение бьет с такой силой, как будто на голову обрушился мощнейший удар током. Сынмин хочет все остановить, потому что долго так не протянет. — Войди… — закусывает губу и распахивает глаза, которые сразу же закатываются от накативших эмоций, — войди в меня, Хенджин. Тому большего не надо, он опускает вторую руку под воду, чтобы уже двумя обхватить ягодицы Сынмина и приподнять его. Член проезжается между половинок и Сынмин ему помогает, когда лезет рукой в воду, чтобы обхватить твёрдую плоть и направить в себя. Хенджин толкается навстречу, врывается в жаркую узость, от которой голову кружит. Он не протянет долго, просто не выдержит. Толкается медленно, руками талию Сынмина обхватывает и плотнее к себе прижимает. Вода в ванне с каждым толчком поднимается выше, волнами ударяется о разгоряченные тела. Сынмин позволяет себе просто сидеть, пока Хенджин делает все, что нужно. Хриплые стоны вырываются из его рта, глаза закатываются, тихие вскрики Сынмина отпечатываются в самом мозгу, кажется, что он их на языке чувствует, они слаще мёда. — Я больше не могу, — Сынмин чувствует, как последние силы покидают его. Хенджин толкается в него ещё несколько раз, а затем выходит, чтобы спустить семя в воду. Они разгоряченные и уставшие сидят, прилипши друг к другу. Сил на то, чтобы пошевелить хотя бы пальцем вообще нет. Ни на что не сил, кроме как привести дыхание в порядок. Сынмин знает, что им ещё нужно принять душ, нужно все смыть с себя, но так не хочется. — Я тебя люблю, — Хенджин не упускает возможности оставить лёгкий поцелуй на щеке Сынмина. — Я тоже…тоже тебя люблю, — Сынмин приподнимается, осторожно разворачивается, чтобы оказаться к Хенджину лицом. У него оно красное, мокрое от пара и пота, в глазах плескаются уже поутихшие остатки страсти. Хенджин облизывает губы, которые сразу же отбирают все внимание Сынмина. — Поцелуй меня. Хенджин поднимает руку, кладет ее на затылок Сынмина и притягивает его голову к себе. На место страсти приходит восхищение со смесью слепого обожания. В глазах Хенджина столько любви, но в глазах Сынмина ее не меньше. Губы сплетаются в медленном, ленивом поцелуе. Никто не пытается его углубить, потому что им так хорошо. Сынмину так хочется ещё понежится в тёплой воде, хочется, чтобы губы Хенджина ещё поласкали своими поцелуями его, но они и без этого задержались тут. Совсем скоро придёт курьер, который принесёт их ужин. — Нам уже пора, — Сынмин как может скрывает свое нежелание все прекращать. Хенджин с ним соглашается, но ничего не делает, чтобы прекратить все это, он только ещё раз целует Сынмина в губы, потому что не хочется заканчивать на этом. Сынмин позволяет ещё немного, поддаётся чужому влиянию. Хенджин смеётся в поцелуй, разрывает его, улыбается игриво и подмигивает. Сынмин смущённо улыбается в ответ, целует Хенджина в уголок губы и слезает с него, по возможности отодвигаясь назад. Теперь им и правда нужно принять душ, пора заканчивать. — Поможешь мне? Сынмин берет в руки бутылочку шампуня и протягивает его Хенджину. Он забирает ее, кивает и со всей серьёзностью смотрит на Сынмина, который доверил ему это важное дело. Хенджин помогает Сынмину искупаться, помогает ему нанести гель на тело, с помощью мочалки. Помогает вытереть на сухо мокрое тело, не забывая оставить лёгкие поцелуи на обнаженных плечах и груди. Помогает Сынмину одеться, укутывает его в пушистый халат и с чистой совестью относит в спальню, чтобы уложить его на мягкий матрас и укрыть тёплым одеялом. А потом ещё кормит самостоятельно, потому что о Сынмине нужно позаботиться, за ним нужно поухаживать и быть рядом с ним настоящим джентльменом. И если по началу Сынмин испытывал жгучее чувство вины за забытое свидание, то сейчас он безумно рад тому, к чему это все привело.