Пламя в твоих глазах

         Дневной свет болезненно слепил, голова раскалывалась, а язык требовал воды. Ледяные капли коснулись подрагивающих раскрасневшихся губ, а горло легко сжалось, подавая пригласительные знаки спасительной жидкости. Ногти, что есть силы, впивались в стакан, а костяшки тонких пальцев белели от напряжения. Мысли путались, а пульсация в висках ни на миг не утихала. Впалые карие глаза поймали своё отражение в маленькой зеркальной поверхности, располагающейся над затейливым камином. Ужаснувшись лишь на секунду, сознание выдало краткий знак – «загляни в резную шкатулку с украшением из люпинов».          Хм, шкатулка? И где мне её искать? Но ноги уже подняли меня с постели, направив к книжному шкафу. Комната была пуста, поэтому свои вопросы я адресовала лишь тишине, обволакивающей с ног до головы. Аккуратно отодвинув томик «Бегущей по волнам», зрачки неожиданно для себя обнаружили тонкое деревянное изделие, заманивающее своими тайнами. Вернувшись в постель, ладони легко подняли крышку, а дыхание прервалось. Содержимое заинтриговало: засушенная роза, запакованное письмо, перстень с массивным камнем, газетные вырезки, а также несколько фотографий перевёрнутых  изображением ко дну. Продолжая подрагивать, я, наконец, коснулась снимков. На первом виднелся Грин-Де-Вальд, здесь он был совсем юным, красная форма Дурмстранга оттеняла его золотистые волосы,  всё ещё золотистые. Широкая улыбка, глубокие глаза, но такая же закрытая поза, как и прежде. Вторая фотография – уже привычный для меня мужчина, облокотившийся на камень, его разноцветные глаза, хотя и были направлены прямо в объектив, казалось, будто застигнуты врасплох. На третьей фотографии была изображена я. Я и Париж, а если точнее, Лувр. На этом моменте, сердце пустилось в погоню за мыслями. Ведь я была свято уверена, что во Франции ни разу не была. Мои глаза светились, а руки были подняты к небу, на пальце виднелся тот самый перстень, одиноко лежащий в шкатулке. Краткая надпись на обратной стороне гласила: «Я и моя первая любовь. 1908 год». Как утверждал снимок, со времён последнего события прошло 6 лет. Как такое может быть? Ведь я отчётливо помню, что в свои 22 года писала научную работу по волшебным тварям Египта. И весь тот год провела в жарких странах… Или это ложь? Воспоминания наложенные, дабы закрыть правду…          Но, подождите, если это 1908 год... Именно тогда Грин-Де-Вальд и сжёг половину Парижа. Что могло произойти?          Четвёртая фотография – Геллерт, запечатлённый в профиль. Тело мужчины было накрыто женскими объятиями, а его руки неуловимо обхватывали мою талию. Губы мага, как и в нашу последнюю встречу, касались лба. Такой простой жест, наполненный абсолютной нежностью и притягательной уверенностью.          Пытаясь вернуть дыханию ровное состояние, я потерпела неудачу. Ведь мысли всё  больше и больше путались под гнётом собственных вопросов. Оставалось лишь письмо. В надежде на хотя бы краткий ответ, мои руки самым скорым образом начали работу по распечатке конверта. Глаза коснулись ровных строчек, а сердце вмиг сжалось в очередном болезненном приступе.          «Дорогая Мишаль!         Тот день, когда ты отворила мне дверь, стал роковым. Более я не могу оторвать своих мыслей от твоего образа, улыбки, запаха и неловких слов. Всячески призываю не бояться моих чувств, они искренни и чисты. Ничто не сможет заставить меня отступиться от них. Ничьё злое слово или косой взгляд не остановит помыслов и стойкости в своём выборе. Позволь же мне коснуться тебя. Позволь исполнить мечты. Позволь сделать счастливой. Холодный цветок Исландии, будь же моим…                                                                                      Всегда Твой Геллерт».          Прочитав несколько строк, я почувствовала, что сдерживать слёзы более не в состоянии. На письмо упали первые капли, когда ладони обнаружили ещё одну краткую записку:          «Родная, ничего не бойся, я уже близко!»          Резко контрастные и тяжёлые, они обе побуждали во мне невиданные до того чувства. Казалось, что целая пропасть событий таилась меж ними. Последним, чего коснулись мои глаза перед тем, как провалиться в очередное сновидение, стали газетные вырезки. Яркие заголовки обжигали своими хлёсткими фразами: «Кто она? Таинственная незнакомка и Грин-Де-Вальд появились на площади Согласия (фр. Place de la Concorde)», «Грин-Де-Вальд и новые жертвы», «Париж в огне!», «Дракон на крыше Лувра», «Девушка в горящем здании».          Успеть вникнуть в смысл написанного я не смогла, так как мир потух. Холодный ветер играл в моих волосах, когда Грин-Де-Вальд появился вновь. Аккуратно сжимая в руках то самое письмо, я глазами полными надеж взирала в открытое окно собственного дома, пока Геллерт кланялся моему отцу на пороге.          Он видел меня или же чувствовал, так как уголки его губ вздрагивали в неуловимом порыве бушующих внутри эмоций. Моё сердце замерло, когда мужчина вошёл в дом. Как маленькая девочка, я ринулась по лестнице вниз навстречу своему новому «другу». Геллерт держался холодно, не позволяя окружающим узнать о секрете, зарождающемся между нами. Он, словно искуситель, не подходил ближе, нарочито пожирая моё тело глазами. Мужчина имел особый шарм, поставленную речь и удивительную притягательную силу. Уже в следующий миг я почувствовала, как моё юное и наивное сердце попало в плен.          Проводя в своих мыслях ассоциацию с тем Геллертом, которого я знаю сейчас, могу прийти к простому выводу. Он изменился. Когда-то молодой, взбалмошный, чересчур властный и уверенный в себе превратился в утончённого, спокойного  и сильного человека. Что сделало его таким, мне только предстояло узнать…          Оставшись наедине с магом, я легко подняла ресницы и тихо прошептала:          - Я согласна…          Он же, по-свойски расположившись на диване, упорно делал вид, что эта новость не стала удивлением. Хотя я видела, как глаза мужчины зажглись, а крепкие руки чуть сильнее сжали грубую мебельную ткань. Лёгкий вздох и игривая улыбка тронули губы Грин-Де-Вальда, после чего он так же тихо, как и я, прошептал:          - Ты не пожалеешь…          Видение исчезло, унося за собой ощущение сокровенности встречи. Следующий «кадр» представлял из себя премилейшую картину: я и Геллерт, тёмная ночь, высокая трава, крепкие объятия, жаркие обещания. Мои губы смеялись, а мужчина, нежно скрестив наши пальцы, выводил на звёздном небе причудливые узоры. Его бархатный голос рассказывал какую-то детскую сказку. Нарочито пытаясь меня развеселить, он то и дело менял интонации. Грубел, когда произносил реплики сурового льва, шептал и повышал голос, когда изображал синицу. Расплываясь в его руках, я падала всё ниже в своё сознание.          Гряда, как будто чужих воспоминаний, накрывала меня волной, забирая за собой частички уже существующего счастья. Ложь, копившаяся годами, болезненно отзывалась на душе, пытаясь очернить мысли. Я была уверена, что никакие обстоятельства не смогут убедить меня в поступке близких людей. Зачем было стирать воспоминания? Зачем, если была так счастлива? Но, как же я ошибалась…          Новая картинка ворвалась в моё сознание слово гроза летним днём. Бесповоротная новизна происходящего резала мысли. Моё тело, стоящее позади любимого мужчины слегка подрагивало. Грин-Де-Вальд же, запустив руки в карманы брюк,  смотрел сверху вниз на человека, стоящего перед ним на коленях. Тот что-то быстро шептал, периодически моля о пощаде.          - Ричард, ты слышишь себя! Хоть понимаешь, о чём просишь, глупец! – то и дело слышался раздражённый голос Геллерта.          - Я ошибся, господин… Не знал, что об этом кто-то может узнать…          - Да как ты посмел ставить под угрозу мою женщину! - слова резкой пощёчиной сорвались с губ Грин-Де-Вальда. – Единственное, что мне дорого! Твой грязный язык и опьянённый ум не дают право на ошибку! И ты прекрасно это знаешь! Если бы ты выдал моё местонахождение, то можно было подумать, но Мишаль…          В следующий миг, стоящий на коленях упал к ногам Геллерта и заплакал, так горько, что моё сердце сжалось.          - Дорогая, прошу тебя подняться наверх, - властно произнёс мужчина.          Не желая ему перечить, я сорвалась с места, огибая лестничный поворот. Страх, накрывший с ног до головы, не позволял смотреть назад. Запах крови, догнавший меня на последней ступеньке, ввёл в оцепенение. Замерев, моё тело нагнала волна слёз. Отрезвили меня лишь приближающиеся шаги, заставившие ноги бежать прочь. Резко распахнув дверь комнаты и нырнув в кресло, я попыталась сдержать поток ужаса, пожирающего последние клетки здравого смысла.          Геллерт, вошедший в комнату, держался спокойно. Его руки, сложенные в замок за спиной, давали возможность рассмотреть расслабленные плечи и твёрдый торс, спрятанный под шёлковой чёрной рубашкой. Всеобъемлющая выдержка воспринималась словно угроза. Поэтому, когда он двинулся навстречу креслу, мои руки сильнее сжали  ткань, в надежде найти спасение. Вопреки всем неприятным ощущениям, Грин-Де-Вальд, согнув колени, аккуратно присел напротив моих глаз. И тихо сказал:          - Любимая, прости, что заставил тебя увидеть подобное, но по-другому было нельзя. Он предатель и трус, подвергнувший опасности твоё местонахождение. Цветочек, прошу, не прячь глаз…          Изо всех сил побеждая свою слабость, я, наконец, взглянула на обожаемого мужчину. Его вид отражал глубокое сожаление и принятие, сердце вновь дрогнуло, и картинка поплыла.          Сон, сменяемый невыносимой реальностью, обнажал свой скрюченные когти, впиваясь во вспотевшую плоть. Не отпускающая лихорадка сводила с ума, заставляя тело прижимать к себе тёплое одеяло. Воспоминания давили, буквально разрывали голову, а новые факты поражали воображение, заставляя разум усомниться в их истине.          Пожары, боль, кровь и  ужас – стали типичными атрибутами моих мыслей, поселившись глубоко внутри. Тот Грин-Де-Вальд, что предстал передо мной… Я его не знала…