Осколки

Каждый справляется с рутиной по-своему. Способов в мире много, на любой вкус и цвет, даже на самый извращенный найдется. И это совсем не значит, что нужно ограничиваться рамками закона Когда Эдгар решил перейти на что-то более серьезное, его не сильно волновали возможные последствия. Его в принципе ничего не волновало, только где бы отыскать новую дозу. Побыстрее. И дешево. Пока одногруппники мучаются с учебой, а некоторые и вовсе строят семьи — Эдгар отдыхает. Расслабляется, теряясь в бредовых галлюцинациях. Даже искать деньги не приходится — повезло родиться в богатой семье. И тянутся дни как жвачка, без какого-либо напряга. Когда-то секрет Эдгара узнают. «Когда узнают — будет плохо» — думал он. Эдгар смутно понимал, что заключается в понятии «плохо», но вряд ли доставать наркотики будет так же легко, как и до раскрытия. А это весомая причина беспокоиться. Только вот думать об этом было слишком затратно, да и бессмысленно. Если случится такая напасть — значит, этого нельзя было избежать. Иметь другую точку зрения Эдгару невыгодно, ведь это порождает множество липких вопросов, которых он успел наслушаться за всю свою не очень длинную жизнь. Если взять скучнейший ботанический справочник в пыльной библиотеке университета, то, сравнив образ жизни растений и Эдгара, можно найти некое сходство. Правда, растения хотя бы лекарственными бывают, то есть полезными. А могут просто глаз радовать своей красотой. Какой-нибудь плюс точно найдется. Что бесполезно для одного, необходимо другому. Закономерность, истина, неоспоримый факт. Но только не в случае Эдгара. Если притянуть за уши, возможно, что деньги, которыми он расплачивается с дилером, идут на пользу. Сомнительную, однако, даже такие мелочи хоть немного, но придают смысл существованию. Как ни крути, а вывод получается неутешительный — жизнь Эдгара определенно хуже растения. Нет, овощем Эдгар стал не из-за приема наркотиков. Он знал таких людей, что потеряли всю свою личность в борьбе за дозу. И определенно стремился стать таким же. Не по желанию, а по неизбежному стечению обстоятельств. Эдгар начал наплевательски относиться ко всему миру гораздо раньше, даже школу тогда не закончил. Или закончил?.. Внутренние часы сбились, казалось, что сейчас суббота, а на деле уже среда. Доверять своей памяти настолько же бессмысленно, как надеяться выиграть в казино. Эдгар не прочь лишиться памяти. Хотелось бы частями, но и общая амнезия приветствуется. Сказать, что Эдгар хотел жить — значит соврать. Хотел ли он умереть? Нет, здесь тоже мимо. Впрочем, и это событие не за горами. Он просто существует. Как растение, но бессмысленней. Единственное, на что Эдгар тратил свои силы — достать очередную дозу. Достаточно простая схема, над которой не надо много думать: дилер — деньги — наркотики. Только в последний раз знакомых веществ в ассортименте не было, и Эдгару ничего не оставалось, кроме как взять что-то другое, со слов продавца «вставит так, что на ногах стоять не сможешь». Мысленно усмехнувшись, — Эдгару все было нипочем, — он без вопросов взял предложенное. Решил проверить, чего ж такого «сногсшибательного» там может быть? Как оказалось — может. *** Тучи над городом сгущались. Но многое ли значит погода в мегаполисе, где капли дождя едва достигают земли? В далеком-далеком детстве суровое темное небо и громкие раскаты грома могли испугать, но сейчас это лишь природное явление. Оно не сможет испортить планы Эдгара, пусть хоть зальет всю округу водой! Правда, с утверждением поторопились, и капли дождя забирались под одежду, заставляя то и дело вздрагивать. Ничего, вещи высохнут, а ради одного события можно и потерпеть непогоду. Существование зонтика Эдгар категорически не признавал. Да и он слишком выделяется в трущобах, где подобная вещь — непозволительная роскошь. Именно в такой дыре и приходилось искать дилера. Жуткое место, но какое до этого дело, если внутри гнилья в разы больше, чем в самых страшных трущобах? Эдгар мчится домой как можно быстрее не только из-за дождя, но и гонимый предвкушением веселого вечера. Пусть он и считал себя овощем, однако мог обрадоваться хорошей новости. Ну, относительно хорошей в рамках современной морали. Ведь только вещества могли выжать из него какие-то эмоции кроме скуки. Только знание, что вечером его ждет новая доза, заставляло просыпаться. Поймав себя на этой мысли, Эдгар в очередной раз не без горечи осознал, насколько сильно попал. Но менять ничего не хотел — расклад вещей его более чем устраивал. Когда Эдгар наконец попал домой под вечер, на улице началась чуть ли не буря. Сверкали молнии, гром отдавался эхом. Еще и электричество вырубили. Впрочем, это никак не помешало Эдгару сделать все необходимое, и теперь, приняв дозу, он с нетерпением ждал эффекта. Пусть он и жил один, но на всякий случай заперся в комнате, дабы не натворить дел, или хотя бы снизить вероятность в целом. Долгожданное удовольствие настигло достаточно быстро, плюс ощущалось гораздо ярче. Даже показалось, что кончики пальцев улыбаются. Эдгар наглядно почувствовал разницу, и про себя сделал вывод, что стоит это повторить. Главное, чтобы ломка не была слишком сильной, хотя проблема не серьезна. Ведь новый прием не заставит себя ждать. Эдгар не очень-то терпелив. Вот только ему соврали. Дилер клялся, что одним из эффектов будут галлюцинации, красочные и яркие. Эдгар слышал истории, как некоторые видели всякую дичь: пауков или животных, а бывало и просто цветное месиво. Но ничего из перечисленного не коснулось его. Обман, да и только. В голове промелькнула мысль, что на приятных ощущениях все и кончится, как сверкнула молния, озаряя все помещение светом. Наверное, ударила где-то неподалеку. В доказательство спустя считанные секунды раздался не менее будоражащий гром. Вспышка света заставила зажмуриться, а когда Эдгар открыл глаза — первым делом увидел свое отражение. Он сидел напротив зеркала, ничего необычного, только вот что-то не давало покоя. Какая-то маленькая деталь. И, нахмурившись, Эдгар попробовал поднять руку. Отражение осталось неподвижным. Поднял другую руку. То же самое. — Эй, ты что, ментов увидел? Зачем руки поднимаешь? — поинтересовалось отражение, сменив на позу, противоположную той, в которой сидел Эдгар. Он в ступоре замер, так и оставшись с поднятыми руками. Как будто в самом деле преступник, которого застали на месте преступления. — Пау, — отражение сделало жест наподобие выстрела. Не добившись должной реакции — а какая она должна быть? — оно недовольно цокнуло языком, вновь уставившись на Эдгара. А тот в свою очередь не мог понять, что происходит. Затуманенным сознанием тяжело прийти к какому-либо выводу, а тут такое! Твое отражение больше не твое — делает и говорит что хочет, но в пределах зеркала. Жутко наблюдать за собой, пусть не до конца, и все же… Это и есть обещанный эффект? Слишком уж странно. — Ты… говоришь? — тупо спросил Эдгар, наконец опуская руки. Устал все-таки. Отражение раздраженно закатило глаза, проигнорировав вопрос, ответ на который был очевиден. Бросив попытки поговорить с хозяином, оно стало исследовать комнату вокруг себя, но только те части, которые находились в пределах зеркала. Прошлось мимо стола, заглядывая в ящики, отодвинуло стул не понятно с какой целью, а потом вернулось на прежнее место — сев на ковер, симметрично Эдгару. — Почему ты… я… разделился? — невнятно бормотал Эдгар. В его голове никак не укладывалось, что отражение обрело самостоятельность. И еще больше пугало то, что оно было как две капли воды похоже на хозяина, что, собственно, логично. Двоякое ощущение, когда ты наблюдаешь за самим собой со стороны. Вроде твои руки, твои лицо и голос, однако при этом совершенно не подчиняются. Страшно, когда теряешь контроль над какими-то вещами или событиями. А тут ни с того ни с сего отражение взбунтовалось! И как на это реагировать? Впрочем, для Эдгара это не проблема. Любой другой человек на его месте наверняка испугался бы или списал все на галлюцинации, но Эдгару стало любопытно поговорить с самим собой. Звучит дико, а почему бы не попробовать? Тем более он смутно осознавал, что это скорее всего больные фантазии мозга из-за нового наркотика и непривычной дозы. И если уж быть безумным, то до конца. Лишь одна деталь не давала покоя — слишком большая схожесть. Мучает сознание, как чересчур сложная задачка по математике. На это Эдгар решился сказать: — Э-э, ты так похож на меня. — Серьезно? Да ладно, вот это открытие! — отражение расхохоталось. Пусть звук и был вроде как обычный, но настоящий Эдгар никогда не смеялся, да и улыбался только под кайфом. И потому ничем не примечательный смех вызывал очень неприятные чувства, заставив по телу пробежать стаю мурашек. Эдгар поежился. — И-и-и, — снова заговорило отражение, — тебя только это смущает? Хотя, если судить по твоим глазам, передо мной самый что ни на есть настоящий обдолбанный наркоман! Всегда мечтал увидеть! — саркастично провозгласило оно. «Много болтает», — подумал Эдгар, но вслух произнес совершенно другое: — Ты точно мое отражение? — спрашивает он недоверчиво. — Я так себя не веду. И вообще, разве это возможно? — Когда ты наркоман — возможно абсолютно все. Не отрицаю, скорее всего, это лишь плоды фантазии, но тебе нужно просто поверить в то, что я существую. И вуаля — еще один пациент психиатрической больницы готов! И чего ты такой кислый? Больше на камень похож, чем на человека, — задумчиво сказало отражение. В чем-то оно было право, это точно. Эдгар чувствовал себя неуютно, наблюдая за тем, как сильно изменяется его лицо. Что, оказывается, оно способно на разные эмоции, а не только на безграничную апатию. И это порождает внутри некий страх, сумбурный и неопознанный — точного определения Эдгар дать не мог. Пока что. А сейчас хотелось одного — заставить отражение признаться, что оно фальшивое. Другой уклад вещей в голове просто не укладывался. Он точно не такой! — Так тебя напрягает, что я — твое отражение, веду себя чересчур ярко? Конечно, ты же у нас непробиваемый, эмоции — для слабаков! — другой Эдгар веселится, радуется, наверное, что может говорить, может двигаться самостоятельно, пусть и в зеркальной клетке. Даже такая свобода желанна, когда ты всю жизнь вынужден везде и всегда следовать за хозяином. И кто поймет тебя лучше, чем ты сам? Эдгар думает, что именно по этой причине отражение быстро разгадало его истинные сомнения. Интересно, а знает ли оно самые страшные тайны, ведь по сути это два одинаковых человека? — Ммм, чтобы такое придумать? Знаешь, немного раздражает, когда тебе не отвечают. Прояви хоть каплю радушия, вряд ли тебе еще раз выпадет такая прекрасная возможность пообщаться с не менее прекрасным человеком! А самодовольствия у отражения не занимать. Уверенно до мозга костей, что лучше него собеседника не найти. И, чтобы привести в чувство непутевого хозяина, оно вновь отходит к столу, деловито осматривает поверхность, после чего случайно касается стула, задевая надетую на него широкополую шляпу. — Забавная вещица, — произносит отражение, взяв ее в руки вместе с лежащей рядом накидкой. — Сомбреро, — зачем-то поясняет Эдгар. — Когда-то давно тематический фестиваль был, меня подруга потащила, а там наряжаться надо было. Ну, это давно было, очень давно… — Я знаю, — резко произносит отражение, уже красуясь обновками. Откуда оно знает, Эдгар решил не уточнять. Ведь он уже потерялся в далеких воспоминаниях, еще в школьное время. Его школа частная — родители так захотели. Все мероприятия, которые проводились, были организованы на славу, ученики любили их, что не так уж и часто встречается. Эдгар любил их. А еще любил свою несносную подругу, любил ее странные заскоки, шутки и прочие мелочи. Помнил каждую деталь, каждую минуту с ней. И никак не мог забыть сомбреро, которое она сделала для него. Возможно не сама, а с чьей-то помощью, но это не так важно. И пусть прошло много лет, много воды утекло, Эдгар не забудет ее. Никогда. — Как там поживает твоя подружка… — последнее слово заглушил громкий раскат грома, не дав отражению договорить. Очередная вспышка молнии и очередной грохот. Как скучно. Отражение словно читает мысли, задавая соответствующие вопросы. Ворошит болезненные воспоминания, которые лучше было бы раз и навсегда забыть. — А, точно, она же уехала, так и не попрощавшись. И — какая жалость! — не дала новый адрес, оставив тебя совсем одного. Верно я помню, Эдгар? Смех утонул в раскате грома; отражение безжалостно издевалось над хозяином. Но за что? А придраться не к чему — говорит чистую правду, хоть об стенку бейся. Хотя, если быть честным, и этот период Эдгар уже проходил. Бесполезно. — Что ты хочешь? — шипит он сквозь зубы. Удивительно, но, кажется, Эдгар и в самом деле злится. — Мне о-о-очень скучно было подчиняться тебе все это время. Ты такой зануда, я чуть с тоски не помер. И вдруг такой шанс — высказать все свое негодование в лицо! Разве тебе не интересен взгляд со стороны? Я всю жизнь прожил бок о бок с тобой! — отражение снова переключилось на воодушевленный тон, кружась туда-сюда. — Хотя вот это очень даже ничего, мне нравится, — указывает оно на накидку и шляпу. В самом деле — с преображением Эдгару стало легче воспринимать его как собеседника, пусть и до жути странного. Вот бы еще и имя хоть какое-нибудь придумать… — То есть до этого момента ты просто был безликим отражением? А сейчас вдруг решил показать характер? — недоверчиво спросил Эдгар, мысленно подбирая ему имя. Ну никак не вязалась эта манера речи с его собственной! Не могло быть это его отражение. Тут точно какая-то ошибка! И, чтобы расставить точки там, где надо, необходимо имя. В срочном порядке. Эта блестящая идея посетила Эдгара и так и не смогла его покинуть. Действие наркотика все еще продолжалось, значит, можно безумствовать как угодно. — Типа того, — подтвердило отражение, заворожено разглядывая свои руки. И что же там такого интересного? Не дождавшись более подробного ответа, Эдгар нетерпеливо спросил: — И? Какие же недовольства ты хочешь мне высказать? — чуть подумав, он добавил: — Если хочешь, чтобы я воспринимал твои слова, то тебе нужно имя. — Ха-ха-ха! — отражение все смеялось и смеялось. Эдгар не понимал, что такого смешного он сказал? Или затуманенным мозгом перепутал все и вся? Ничего не понятно. — Ладно, так и быть. И какое же имя мне взять? — Я думал, ты сам придумаешь, — буркнул Эдгар, все еще недовольный тем, что случайно рассмешил отражение. — Сам? Правда? — глаза по ту сторону зеркала засияли от радости. — Ну… эм… Хочу быть Молниеносным! «Будто ребенок, честное слово. Еще и эти перепады настроения: то философ, то ребячество» — подумал Эдгар, удивляясь поведению отражения все больше и больше. — Молниеносный? А не слишком ли вымученно? Почему не просто Молния? И вообще — что это за имя такое? — сыпал фактами Эдгар, на что новоявленный Молниеносный тут же возразил: — Ты сам сказал, что я могу выдумать себе имя. Что-то не нравится? Эдгар хотел было сказать, что против, но передумал. А зачем? Хочет такое имя? Да пожалуйста, все равно это лишь одиночная галлюцинация, и как только эффект от дозы пройдет, то и Молниеносный растворится в пустоте. Немного даже обидно, но не настолько, чтобы сожалеть об этом. — Нет, пусть так и будет, — равнодушно пожал плечами Эдгар. — И… ты на самом деле все это время был моим отражением? Чем докажешь? — любопытство терзало его изнутри. Возможно, он пожалеет об этом, но спросить хотелось сильнее. А Молниеносный как будто это и ждал. Снова резко переключился из состояния ребенка в состояние жестокого реалиста, который сейчас уничтожит Эдгара своими доводами. А тот как будто совсем не против — чем только не развлекается. — Любое твое воспоминание. Я помню даже то, чего не помнишь ты. — Тогда каким было то сообщение?.. Эдгар знал, что ответ будет именно таким. Знал, что Молниеносный мог ответить на этот вопрос. Если не он — значит никто. Да и в целом терять нечего, ну и почему бы не спросить. Хотелось удостовериться в том, что Молниеносный не врал. Что действительно знает самые потаенные тайны, ответы на которые не всегда мог дать сам Эдгар. — Колетт сказала, чтобы ты больше никогда не писал ей и не искал. Ты ей не нужен… Эдгар вспомнил. Яркой и болезненной вспышкой в сознании мелькнули воспоминания, оживленные словами Молниеносного. В ушах зазвенело, голова кружилась, и буря за окном перестала существовать. Только Эдгар, телефон и грязный кафель в ванной. *** Прятаться. Нужно было спрятаться. Не помогал заслон из ладошек, место под кроватью пугало своей темнотой, а оставаться без защиты глупость вовсе. Только подальше от криков, от несбыточных мечтаний, от проваленных надежд. Ответственность — это не про детей. Ведь именно эта черта — точнее ее отсутствие — отличает взрослого от ребенка. И что за жестокость — заставлять детей взрослеть раньше времени? Ломать их плечи под непосильным грузом обстоятельств, о которых они даже знать не должны. Нет, это верх безумия. Эдгар не справлялся с задачами. Не мог сыграть на пианино без ошибок, не мог запомнить все важные исторические даты, не мог освоить математические формулы. Одним словом бездарность. Мать часто так называла его, даже чаще, чем по имени. И отец тоже. Только он словами не ограничивался. Если Эдгар ошибался в нотах, то прибивал ему пальцы крышкой. Если вдруг забывал о начале какой-то войны, то запирал своего сына в библиотеке на день без еды и воды. Если Эдгар ошибался в расчетах, то линейка чертила на предплечьях различные красные узоры, кривые и совсем не геометрические. Позор, в общем. И Эдгар хотел спрятаться. Сбегать бесполезно — пробовал, но не получилось. Он едва отошел от прошлого наказания, хватит с него. Благо иногда его все же отпускали на улицу, значит, можно было передохнуть. Однажды, когда Эдгар бродил по улице, ему на глаза попался заброшенный домик в кустах, маленький и неприметный. Он и раньше ходил мимо него, но в том то и дело, что мимо. А теперь в глазах мелькнула искра надежды, вдруг здесь получится спрятаться. Эдгар понимал, что вероятность низка, но не мог не попробовать. Лаз в заборе узкий — если и пролезет, то только ребенок. Впрочем, это было очень кстати. И каково же было его удивление и радость найти здесь идеальное укрытие: тенистых дворик, надежно скрытый от посторонних глаз густыми кронами зеленых деревьев, тихо шелестящими от ветра, небольшая старая скамейка, как раз чтобы сидеть на ней, а не на земле. Только вот дверь в домик была закрыта, но двор покрывал этот недостаток целиком. Эдгар стал сбегать сюда. С разрешением родителей, конечно, но хватало и простого: «Я гулять». Ну, как простого — приходилось старательно заучивать материал, заниматься с репетиторами и не грубить отцу и матери. Тогда его изредка, но отпускали. И каким же раем казался этот уголок в сравнении с удушающими стенами дома! Эдгар не упускал ни единой возможности оказаться здесь. Даже в ливни и грозы, морозу и жару приходил сюда. Он любил непогоду, потому что это тоже природа — красивая и завораживающая. И все было тихо, пока однажды, придя на облюбованное место, Эдгар не обнаружил странную девочку на своей скамейке. В первую встречу она плакала, свернувшись в клубочек. Эдгар прогонять ее не стал — наоборот, разговорился и даже подружился. Выяснилось, что ситуация у Колетт (так звали девочку) была похожа на Эдгара, правда, ее никто не бил, а только давили морально. Мол, ты ничего не добьешься, если не будешь учиться. Эдгар знал эти слова лучше, чем кто-либо, поэтому искренне сочувствовал Колетт. В каком-то смысле они нашли спасение в друг друге, в тайной дружбе, в скрытных встречах и взаимных утешениях. Эдгар доверил ей свои страхи, показал ей свои шрамы, всю ту боль, что подарила ему семья. И Колетт поступила так же. Эдгар ценил эти встречи — они были единственными, что заставляло его жить, что заставляло его терпеть издевательства и мучения. Он давно бы сломался, если бы не Колетт. Но кое-что все-таки Эдгар не заметил. Или не хотел замечать. Они, хоть и были похожи, но разные. В детстве это не было заметно, ведь мысли и идеи схожи как две капли воды. Но Колетт другая. Возможно, это потому что методы, которыми воспитывали Эдгара, были куда строже. Когда Колетт хотела свободы, Эдгар прятался. Она не понимала его, а тот ее. И чем старше они становились, чем больше их мнение формировалось — тем дальше они отдалялись друг от друга. И, в конце концов, вышло так, что Эдгар из последних сил цеплялся за Колетт, чем только сделал хуже — тянул ее на дно. Пока однажды ему не пришло сообщение, которое он так стремился забыть: «Никогда не пиши мне больше и не ищи. Ты мне больше не нужен». Неужели разница была настолько велика? Эдгар не понимал, он сопротивлялся из последних сил, но бесполезно. Колетт хотела свободы. Она могла возразить родителям. Могла позволить себе мечтать и жить только своими желаниями. Что и сделала в итоге. Бросила давящую на нее семью, переехала к дальним родственникам, наплевав на брошенные богатства. Уж лучше там, в деревне, но на свободе, чем в золотой клетке. Эдгар восхищался ее силой. Однако никак не мог угнаться за Колетт. Пока он мучительно пытается разрушить старые стены, подруга уже строит новые, ее собственную опору. И в чем же различие? Как Колетт способна на такое? Разве не боится родственников? Как смогла перебороть все те травмы? Ах да, точно, Эдгару ведь досталось больше. Но это не оправдание слабости, и уж тем более не повод гордиться. Колетт никогда не сидела неделю в помещении без света, когда из еды есть только вода. Ей никогда не ломал пальцы собственный отец. Никогда не душила собственная мать. Она не знает насилия физического, только моральное, от которого Эдгар ее благополучно защищал. Но кто защитит его самого? Разве что удача, когда отец и мать резко скончались в аварии, а огромное наследство перешло к нему. А что дают деньги, когда рядом никого и ничто, только жалкие воспоминания и ужасные травмы из прошлого? Ни-че-го. И Эдгар начал принимать наркотики. Еще в школе при живых родителях. Сначала понемногу, заменяя недостаток в том самом укрытии, ведь теперь скамейки, укрытой в деревьях, стало не хватать, как и разговоров с Колетт. Элитная частная школа оказалось той ещё помойкой и кучкой сброда — наркоманов там хватало. Такие же, как и Эдгар. Когда Колетт не было слышно неделю, Эдгар чуть с ума не сошел. Все думал, как ее могли убить дома, ведь обычно так происходило у него. Однако лучше бы этот вариант, чем равнодушное сообщение вместо утреннего кофе. Если и раньше мир был цветным только изредка, то теперь лишился красок навсегда. Эдгар не помнил, как отучился в тот день. Не помнил, где достал сильную дурь и как едва не поймал передоз. Зато, — благодаря словам Молниеносного, — вспомнил грязный кафель туалета, где валялся обдолбанный несколько часов. С тех пор Эдгар стал принимать постоянно, потому что боялся оставаться наедине с собой — в состоянии овоща легче жить, куда легче… *** Сильный грохот сотрясает даже окна и приводит в себя Эдгара. Еще бы не очнуться после такого. Голова будто раскалывается пополам, но зудящее чувство не прошло — неужели дурь еще действует? Эдгар хотел обернуться, чтобы посмотреть на зеркало, но так и не смог подняться. Шум внутри головы и снаружи убивал; он снова терял сознание, но вдруг послышался тихий голос со стороны зеркала — Молниеносный не исчез, в чем Эдгар не сомневался. Голос приятный, пусть и тихий, но его было прекрасно слышно несмотря на бурю. Почти как колыбельная, он убаюкивал Эдгара, заставляя его заснуть. Молниеносный все говорил и говорил, непонятно куда, непонятно зачем, но Эдгар слушал очень внимательно, хотя это было очень тяжело. — Ты знал с самого начала, что Колетт другая. Именно поэтому и влюбился в нее. Да-а, это было так безрассудно с твоей стороны! И посмотри, куда же тебя привели эти чувства. К чему-то светлому? Если ты и впрямь так считаешь, то сочувствую. Ты был ребенком, верил просто и искренне. Такое нельзя высечь ни линейкой, ни недельными заключениями. Знаешь, где произошел сбой? Из-за тебя. Это ты неправильный. Не Колетт — она ведь стремилась жить лучше, покуда ты в тайне общался с другими торчками. Не надо оправдываться своим положением — знаешь ведь, что неправ. И веришь, что Колетт достойна лучшего, поэтому ты сам ей тогда сказал, что ее амбиции невозможны. Ты спровоцировать ее сбежать, разозлил, заставил пойти против системы. Поддерживал так, чтобы она и сама этого не поняла. А теперь жалеешь, что так просто отпустил. Жалеешь, что не сказал о том, как сильно ей дорожишь. И чего, скажи мне, ты добился в итоге? Может быть счастлив, серый герой? Молниеносный одновременно говорил и гадко, и печально. Будто ненавидел эту историю, но не мог не позлорадствовать. Хотел разобрать старую рану, показать, что она так и не зажила, а просто гниет. Эдгар знает об этом лучше, чем кто-либо. Но делает вид, что не видит. Однако правда вскрылась, пускай даже поздно. *** Эдгар очнулся от яркого солнечного света, который мог и мертвого разбудить. От вчерашней грозы не осталось ни одного напоминания, только размытые воспоминания. Молниеносный. Это был не сон? Эдгар не мог верить себе, но почему-то в глубине души надеялся, что все случилось взаправду. Слишком тяжелыми были чувства, которые он тогда испытал. А что еще можно ожидать, когда ворошишь болезненное прошлое? Существовал лишь один способ проверить — снова принять тот же препарат и надеяться, что Молниеносный придет. Эдгар симпатией к нему не оброс — слишком уж резкими были его высказывания, — однако совсем не прочь услышать его опять. Сложно было назвать это диалогом, но свое желание увидеть Молниеносного Эдгар оправдывал недостатком общения. Да уж, действительно сырое оправдание, ведь, по сути, он всю жизнь существовал один. А возможно все было гораздо проще — зависимость. Встретиться с Молниеносным значило снова принять. И дураку понятно, откуда ноги растут у этой закономерности. Но Эдгар плевал на все, спустя пару дней после бури вкалывая дозу. Если Молниеносный не появится, то он больше не будет принимать. По крайней мере, этот препарат. Но ожидания оправдались с лихвой, отражение Эдгара изменилось, и Молниеносный был тут как тут. — Ну, привет. Неужели соскучился? — мило улыбаясь, спрашивает он. — Как же, — недовольно хмыкает Эдгар, плохо скрывая истинные эмоции — радость. — Ты что — мазохист? Тебе нравится выслушивать от меня всю неприятную правду? Ха-ха, да ты просто нечто! Не то чтобы Эдгару нравилось выслушивать то, какой он глупец и обманщик — в первую очередь для себя, — но ведь самому так тяжело признаться в том, что где-то оплошал, или поступил иначе. Нужен чей-то пересказ, чей-то взгляд. И, кажется, Эдгар нашел свое сокровище, пусть и своенравное. Первый разговор можно назвать пробным, потому что последующие не были такими тяжкими для психики Эдгара. Иногда Молниеносный мельком произносил какие-то секреты, но больше не кромсал их, как это было с Колетт. Разговоры становились все проще, они беседовали о пустяках, но Эдгару так это нравилось, что назвать это пустяками будет жестоко. Разумеется, встречаться они стали тоже чаще, равно тому, что и Эдгар принимает чаще. Но он не понимал всей серьезности ситуации. Не понимал, чем это может закончиться. Слепо веря Молниеносному, он снова и снова возвращался в выдуманный им мир, в мир кайфа и его друга, пусть и закрытого от него зеркальной гладью. «Разве это проблема?» — думал он. Наркоман и его выдуманный друг — чем не отличный дуэт? Пусть смеются люди, пусть осуждает общество, но Эдгар был так счастлив в последний раз только в детстве с Колетт. Очень давно. Молниеносный немного наглый, но на самом деле очень понимающий. Да, он знал всю подноготную Эдгара, вплоть до того, на каких нотах ему чаще всего доставалось. Забытые мелочи, стыдные воспоминания — будь жизнь картами, у Молниеносного прятался бы туз в рукаве. И игрок получился из него очень достойный. Потому что Эдгар не всегда понимал, к чему тот ведет или намекает. Тонкая манипуляция, но бояться ему нечего. Пусть Молниеносный хоть трижды гений — из зеркала ему не выбраться. Хотя это больше тоску наводило, нежели радость. И не раз Эдгар задумывался, что Молниеносный на самом деле куда лучше его. Вон как о жизни размышляет, красноречив, не глуп. Правда, иногда таким ребенком бывает, но у всех есть недостатки. И задался Эдгар вопросом: «А может Молниеносный заслуживает жизнь?» Может в существовании такого человека было бы больше толку, чем от самого Эдгара? Что, по сути, тот представлял? Молодого наркомана, который завязывать не думает и думать не собирается. О прошлом вообще лучше не вспоминать — мрак полный. Если смысл в Эдгаре, когда у него нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего? Он безнадежно потерян. И, наверное, Эдгар бы даже об этом не задумался, если бы не Молниеносный. Он ведь точно такой же, как и оригинал, только в разы лучше. Если подменить их, все же получат выгоду. Только представьте: Эдгар появляется в своем институте (из которого его, вероятно, уже давно выгнали), но не как наркоман, а как прилежный ученик. Без зависимостей и страха вперемешку с мизантропией. Не без багажа знаний — все-таки с детства отложилось, — чем не идеальный человек? Может, если он станет знаменитостью, то о нем услышит Колетт… А вдруг вернется, вдруг она пошутила, что исчезла навсегда? Но ведь она никогда не вернется к настоящему Эдгару — только если на его месте будет Молниеносный. И тогда, Эдгар из кожи вон вылезет, лишь бы хотя бы на секунду, но встретится с ней взглядами. О том, чтобы коснуться ее, не было и речи — невозможно. Но только не для Молниеносного. Может, эта мысль не такая уж и бессмысленная? Эдгар искренне восхищался своим другом. Молниеносный не раз просил его перестать принимать, ну и пусть, что они больше не увидятся — жизнь всегда дороже. Кто бы еще слушал. Насколько быстро загорелся, настолько быстро и погас. Поначалу Эдгар безумно радовался, что хоть с кем-то общается, но теперь все чаще грустил даже в обществе своей галлюцинации. Даже она лучше его. Но, несмотря на это, не мог перестать принимать. Весь его день, весь тот месяц, что они провели вместе, Эдгар думал лишь о том, как и где достать дозу. Только бы встретиться вновь. Он считал, что это очень по-дружески, что это должно приободрить Молниеносного. Что плохого в том, что Эдгар хочет видеться чаще? В этом есть что-то плохое? Как-то раз, Молниеносный случайно проговорился, что ему очень одиноко было все это время, на что сразу же получил встревоженный возглас. И сколько бы он не пытался достучаться до Эдгара — у Молниеносного ничего не выходило. И, конечно же, Эдгар делал все, лишь бы этого не допустить снова. Он жертвовал средствами, временем, здоровьем, собой, в конце концов. Но почему-то одобрения в зеркале не видел. Почему? А Молниеносный, хоть и был рад общению, прекрасно понимал, что все это зря. Бесполезно. Ведь он просто отражение. Да, с характером. Да, иногда живет своей жизнью, но… Не нужно это Эдгару. Он молод, пока еще не угробил свое здоровье полностью, у него есть шанс зажить нормальной жизнью. Молниеносный в этой картине лишний. Ему одновременно льстил и надоедал интерес Эдгара. Ведь именно из-за жалкого отражения ломается жизнь человека, который вполне мог быть бы нормальным. Да, Молниеносный знал о его детстве, о его родителях, но так же знал и то, что таких историй много, и справиться с ними без помощи наркотиков возможно. Только бы Эдгар осознал это прежде, чем станет слишком поздно. Глупо, наверное, звучит, но отражение искренне переживает за хозяина. Ведь не будет кого отражать — не будет самого отражения. Однако не только страх гибели заставлял Молниеносного идти на крайние меры. Ему нравился Эдгар, и хотелось защитить его, а не свести в могилу. Пусть это даже значит, что придется перестать общаться. Навсегда. *** — Перестань, — после долгого молчания говорит Молниеносный, что заставляет Эдгара вздрогнуть. — О чем ты? — пытается прикинуться дурачком, но этот разговор происходил уже не раз. — О том, что ты принимаешь уже месяц подряд! Эдгар, ты так точно скоро умрёшь, — в голосе Молниеносного не было ни капли шутки, он говорил серьезно, но легче просто игнорировать. — Это… неважно, — Эдгар говорит еле слышно, скорее для себя, чем для собеседника, но его услышали. — Еще как важно! И, — шумный вздох, — если ты не прекратишь, то я просто не стану появляться. Было заметно, с каким трудом давались эти слова Молниеносному. Он явно не хотел прибегать к ним, но как еще заставить прийти в себя Эдгара? Ожидая бурной реакции, Молниеносный был совсем не готов к тому, что Эдгар просто… промолчит. Теперь его очередь удивляться. — Ты… вообще думал завязать с наркотиками? — осторожно интересуется Молниеносный, опасаясь отрицательного ответа. Эдгар качнул головой. Нет, он даже не думал. Ужасно, но что еще можно было услышать? Неужели раскаяние? Да никогда! — Почему, ну почему ты из всех возможных вариантов выбрал именно этот — стать наркоманом и закончить свою жизнь от какого-нибудь передоза? — Молниеносный знал ответ лучше, чем кто-либо другой, но все равно озвучил свои мысли. — В жизни надо попробовать все, — вяло парирует Эдгар, на что неугомонное отражение лишь усмехается. — В твоем случае «все» — это одни наркотики. Задумайся же, насколько плоский твой мир! Почему люди, оправдывая себя этим, не пробуют изучать… например квантовую физику? Чем не великое и непостижимое «все»? А потому что ты, Эдгар, говоришь что угодно, только бы от тебя отстали, — Молниеносный снова доказывает, что прав на существование у него в разы больше. Да и Эдгар не то чтобы спорил с этим. Просто лишний раз думать было в тягость. — Я… могу попробовать, — безразлично буркнул Эдгар. А все потому, что в этот раз с дозой он не рассчитал, и теперь вместо приподнятого настроения валяется на полу как овощ. Пора поднимать ставки, но Молниеносный его убьет. Остается только играть по его правилам. Иначе совсем ничего не будет. Даже его самого. — Хорошо, — облегченно выдохнул Молниеносный. — Попробуй не принимать неделю, ладно? Обещаю, я никуда не сбегу. И это была правда. Была. *** Эдгар и не подозревал, что зависим настолько сильно. Он думал, что хочет лишь встречи с Молниеносным, как оказалось — нет. Во всем виноват наркотик. Может, и привязанность в таком случае липовая? Не было никакой дружбы, только взращенная потребность в дозе. Какой же отстой. Пожалуй, так сильно в себе Эдгар еще не разочаровывался. Неужели вся дружба — ложь? И только доза заставляла его терпеть общество Молниеносного. Нет, нет, нет! Если бы Эдгара заставили поклясться, он бы непременно это сделал. Только велика ли цена такой клятве? Эдгар думал, что он сильный. Ему казалось, что продержаться неделю без вещества проще простого, но не тут-то было. Видимо, счет времени сбился полностью. Потому что воспоминания, когда он мог не принимать по желанию, обрывались на школе. Как давно он стал законченным наркоманом? Наверное, очень давно, раз не помнит этого вовсе. И в какой-то момент обещание сдержать было невозможно — Эдгар сдался своим желаниям с потрохами, закупившись у дилера. Дома, конечно же, без колебаний потратил все, что было. Хотя это больше, чем обычно, Эдгар не стал сомневаться. Кайфа хотелось так, что пронимало до костей. Никто не в силах совладать с этим. Волна удовольствия настигла очень быстро, приятные ощущения разлились по телу теплотой, правда, платить за них приходилось дорого, но об это не сейчас, верно? Эдгар бросился к зеркалу, еще… еще чуточку и… ничего. Молниеносного не было. «Он ведь не мог на самом деле сдержать обещание не появиться?» — Эдгар только сейчас осознал, что наделал. Но было поздно — наркотик назад не вытащить. — Эй, Молниеносный, пожалуйста, покажись! Я… я не смог! Провалился, но дай мне ещё шанс, я обязательно смогу… Ответа нет. — Правда, это первый раз, когда я сопротивляюсь, ничего же страшного, что у меня не вышло?.. Ответа нет. — Ну же!.. — Эдгар отчаянно касался зеркала руками, всматриваясь в черты лица, пытаясь заметить привычную ухмылку на своих губах. — Ты единственный, кто может мне помочь! Ты не можешь оставить меня одного! Ответа нет. Эдгар взвыл, бегал по комнате туда-сюда, но толку от этого было ноль. Только теперь он осознал, насколько сильно нуждался в Молниеносном. Правду говорят, что, только теряя, мы осознаем, насколько дороги нам были эти вещи. Эдгар облажался, недооценил ценность обещаний, за что и поплатился очень дорогой платой. Полной пустотой. А на что он надеялся? Думал, что Молниеносный словами попусту разбрасывается? Ну, зато убедился на своем опыте, что это далеко не так. Когда Эдгар отчаялся окончательно, когда сжался в углу комнаты и сидел уткнувшись лицом в колени, когда всерьез начал подумывать о том, что жизнь — не такая уж и бесценная штука, — послышался тихий голос. — Я больше не приду, — говорит Молниеносный монотонно, смотря на Эдгара бесцветным взглядом. «Но почему он такой? Неужели и у него что-то произошло?» — не понимал Эдгар. Последние несколько дней и так были похожи на ад, а теперь еще и эта ужасная новость. — В отличие от тебя, я учусь на своих ошибках. Прости, но нам больше не встретиться, — равнодушно сообщает Молниеносный, смотря на Эдгара, но при этом не видя его. Или точнее не осознавая его присутствие. — Хочешь сказать, я… был ошибкой? — интерпретировал по-своему Эдгар. Эта мысль тяжелым грузом легла ему на грудь, сдавила легкие так, что дышать было едва возможно. Что же это… предательство? — Нет, — отвечает отражение, а потом все больше и больше становится прежним, то есть самим Эдгаром. — Нет! Подожди! Я… хотел… Но Молниеносный так и не узнал, что хотел Эдгар. Он исчез за холодной гладью зеркала, и в комнате остался только хозяин и его отражение. Как же он не хотел прощаться! Но выбора не оставалось, ведь галлюцинации никогда реальными не становятся. — Я не отпущу тебя так просто! — голос срывался на крик, и Эдгару показалось, что в глубине он еще видел очертания Молниеносного, и, что было сил, ударил по зеркалу. Осколки заполнили пространство. Маленькие и больше, острые и пологие, они драгоценностями засверкали в искусственном освещении комнаты. Множество Эдгаров, но ни одного Молниеносного. Разве такое возможно? — Ну где же ты, где? — Эдгар судорожно хватал осколок за осколком. Они резали ему ладони, ноги — ведь он ползал на коленях между ними. Когда зеркало разбилось, пара кусков порезали и плечи с лицом, но Эдгар не обращал внимания. Раны заживут, а что делать с потерянным другом? Эдгар чувствовал, что по лицу что-то течет, но сделал вид, что не заметил. Наверное, это была кровь, что же еще? Только когда испачканное стекло стали смывать совсем не красные капли, он понял, что плачет. Это было так забавно и грустно одновременно. Ведь в последний раз Эдгар плакал очень давно. Когда-то он смог привыкнуть и к боли наказаний, молча терпел рассекающее плоть дерево. Неужели острота стекол была настолько болезненна? Нет, тут дело в другом. Иная причина, совсем отличная от той, что когда-то заставляла его плакать. Молниеносного больше нет. Нету. Исчез. И не вернется. Никогда. Больше не с кем будет поговорить на разные вопросы. Больше не будет того человека, который знал бы Эдгара наизусть. Как можно жить дальше, если даже твое отражение не смогло тебя стерпеть? Много крови, много эмоций, и никакой надежды. Эдгар не знает. Эдгар не помнит. Эдгар хочет спрятаться, но уже негде. А вокруг одни осколки от воспоминаний, как весело они проводили время. *** Очнулся Эдгар в больнице. Запах хлора, бинты, капельница рядом — вот и вывод напрашивается сам. Как только он тут оказался не понятно, но это выяснить не сложно. И по какой причине тоже не ясно. Крови много потерял? Но порезы же маленькие были, так откуда столько бинтов? Что-то не вяжется. Вскоре заметили пробуждение Эдгара. Вокруг него сразу засуетились врачи и медсестры. Спрашивали что-то про самочувствие, но ответа они не получали. Да, Эдгар был в сознании, но не до конца в себе. Часть воспоминаний возвращаться не торопилась, и это напрягало. Впрочем, скоро от него отстали, но перед тем, как все ушли, он спросил: — Из-за чего я здесь? И как сюда попал? Медсестра сначала засомневалась, а потом все же ответила: — Был передоз наркотическими веществами и множество порезов разной глубины. А попали вы сюда, потому что соседи на крики пожаловались. Крики? А вот этого Эдгар не помнил. Возможно, кричал в бреду, когда пытался найти… Кого? Кого он пытался найти? Да ещё и в своей квартире. Дурак, что ли? Эдгар жил, ел, пил — существовал, в общем. Как и полагает пациенту в больнице. Правда, в отличие от других навещать его никто не ходил, но не велика потеря. Так и жил бы он как обычный человек, если бы не… зеркало. Он случайно наткнулся на него в коридоре, а может и еще где-то, однако воспоминания обрушились на него обвалом. Точно, Молниеносный же пропал! И в его голове вспыхнула идея, что надо непременно его найти. Уж в каком-нибудь зеркале он точно будет. И Эдгар бегал туда-сюда. Искал, забегал в разные палаты. Зеркала, в которых Молниеносного не было, он разбивал, за что очень скоро был пойман и заперт в своей палате. Как ни пытался Эдгар убедить их в том, что его друг потерялся и его необходимо найти — никто ему не верил. Да и того хуже — сняли все зеркала поблизости и не выпускали его без присмотра. А как выздоровел, то заставили подписать бумаги и отправили его в наркологический центр. Зависимость-то никто не отменял. Жизнь в центре была никакой. Как больница, но немного другое. Эдгар не бросал попыток объяснить ситуацию, и почему ему нужно употреблять, но таким, как он, здесь не верили, и глупо было даже надеяться. И здесь, и в прошлой больнице, он ни на секунду не забывал Молниеносного. Тревожно всматривался в отражающие поверхности, будь то ложки или тарелки, железные поручи кровати. Искал, искал, и искал, но не находил. Зато времени думать было море. Эдгар снова и снова прокручивал в памяти те моменты, когда Молниеносный что-то рассказывал, и теперь пытался проникнуться ими, жить так, как рассказывал его друг. Ведь это единственное, что от него осталось. Ну, кроме сомбреро и накидки, что теперь обновили за собой воспоминания. — Человек жив, пока верит во что-то. А во что веришь ты, Эдгар? И веришь ли вообще? Тогда Эдгар не ответил, потому что не знал что сказать. До встречи с Молниеносным он ни во что не верил, получается, не жил? В тот момент он подумал, что это не более, чем пустые слова, но сейчас… Эдгар понял. И теперь он знает, что точно верит — значит живет. Эдгар верит, что Молниеносный существовал. Он верит в него. Верит, что это не простые галлюцинации, не психическое расстройство, как пытаются внушить эти противные врачи. Они только и могут, что пичкать его таблетками, с чем Эдгар и сам прекрасно справлялся. И пусть проходили дни и недели в унылых палатах, он не переставал пытаться побороть свою зависимость, чтобы доказать, что Молниеносный никак не связан с ней, что он может появиться и без вмешательства. Только ничего не выходило. К зеркалам, слава богу, Эдгар охладел, но иногда мог часами всматриваться, надеясь увидеть знакомую черту лица. Привычка, что поделать. *** За всю зиму Эдгар ни разу не вышел из здания. Он сам не понял, как так вышло, но весенний легкий ветерок вдохновил его на прогулку. Как же давно он не дышал свежим воздухом, пусть и городским, но все же не запертым в тесных стенах. Снег только-только таял, зелени уже не было, изредка темная земля выглядывала из-под растаявших сугробов. Эдгар шел по местному парку. Он скоро должен закончить свое лечение, конечно, не навсегда, но его отпустят домой. Эдгар смотрел вверх, на небо, на прилетающих с юга птиц. «Если бы только Молниеносный мог это видеть» — крутилось у него в голове. Много времени прошло, много Эдгар размышлял и думал. Еще тогда, давно, он пытался понять, а заслуживает ли права на существование. Теперь ответ был ясен как никогда — может, и не заслуживает, но жить обязан, потому что эту возможность ему подарил не кто иной, как Молниеносный. И что за неуважение — не считаться с мнением друга. Именно другом, и никак иначе. Возможно, немного больше, Эдгар в таких деталях не разбирался. Просто доверяет чутью и эмоциям. А они говорили: «Молниеносный вовсе не желал зла». Шея затекла, и пришлось опустить голову, уткнувшись взглядом в землю. А под ногами тем временем раскинулась широкая лужа, отражая поверхность всей своей площадью. И вдруг Эдгар что-то заметил. Его… лицо. Оно изменилось. Он сел на корточки подле лужи. Иногда мимо проходили люди, но Эдгара это не волновало — он не мог отвести глаз от лужи-зеркала. Почему, почему именно сейчас видит в отражении Молниеносного? И, самое странное, он не пытается сдвинуться с места, а полностью повторяет позу Эдгара. Что-то не так. Молниеносный не любит подчиняться, это факт. Но сейчас… Эдгар резко вскочил на ноги и бросился к больнице. Забежав в холл, он закричал: — Зеркало! Где ближайшее зеркало! Испуганная медсестра указала куда-то пальцем, и Эдгар не медля бросился туда. Ничего-ничего, нужно всего разок взглянуть, может, лужа врет и искажает истину? Зеркало врать не будет, зеркало… Эдгар стоял напротив зеркала в полный рост, и в нем отражался никто иной, как Молниеносный. Его выражение лица, то, в какой позе он обычно находился, какое впечатлений создавал в целом — ну точно Молниеносный! — Этого… быть не может, — севшим голосом прошептал Эдгар, касаясь пальцами своего отражения. — Скажи, скажи, что это ты!.. Разумеется, никто не ответил. Но Эдгар все понял без слов: он и есть Молниеносный. И был им все это время. Начиная с первой встречи и по сей день. Кто, как не он сам мог знать все и вся о себе? Вот почему Эдгар слышал в голосе Молниеносного одновременно и отвращение, и печаль. Это были его эмоции, эмоции Эдгара. Это он мечтал остаться ребенком подольше, поэтому иногда вел себя не по возрасту, ведь его детство — сплошной ад. Это он ненавидит свое прошлое и одновременно сожалеет о многом. Эдгар, и только он мог с такой точностью описать свою жизнь. Когда Эдгар только придумывал имя — это уже означало то, что он признал Молниеносного как личность. Поражение в самом начале, и как он только не понял этого сразу? Пора признать, что все это время речь шла об одном человеке. Снова бросив взгляд на отражение, Эдгар заметил одну деталь. Он бы ни за что в жизни не ошибся, он всегда видел Молниеносного насквозь. И сейчас человек в отражении думал точь-в-точь как он! Получается, все это время он восхищался самим собой? Это же бред! Как такое может быть? Неужели где-то глубоко внутри сидел Эдгар, который мог постоять за себя, который был действительно умен, не был овощем. Но для чего был весь этот маскарад с Молниеносным? Зачем мозг обманывал свое сознание, чем едва не убил себя? Загадка, которая прошлому Эдгару непосильна, но для Молниеносного это легче легкого. Ведь Молниеносный признает ошибки. Молниеносный не боится прошлого и будущего, но живёт в настоящем. Молниеносный не угробит свою жизнь зависимостью, о нет. Молниеносный знает, что больше не оступится, а если и оступится, то непременно встанет. *** Эдгар уже как год не принимает. Держится, хоть и с зависимостью бороться тяжело — клеймо на всю жизнь. Но он не унывает, потому что больше не овощ из прошлого. Потому что Молниеносный внутри него заставляет жить дальше. И верить в него. Эдгар снова подал заявление в университет, только теперь в тот, где хотел учиться. Пусть он и потратил несколько лет в никуда, но обязательно исправится, потому что хочет. Хочет жить, найти друзей, завести собаку, как бы это банально не звучало. Такие простые желания, а ведь раньше он и мечтать не смел. На небе собираются тучи, скоро будет гроза, синоптики вообще обещали бурю. Прямо как год назад. Обязательно с молниями и оглушительным громом. Но Эдгару больше не нужно ждать грозу, чтобы увидеть Молниеносного в зеркале. Ведь зеркало отражает только его самого — одного и единственного «я». Целого, а не разбитого на осколки.