Под лампами неона

Хидан пережил среду — день отъезда Какузу. Его внутренний корабль, вечно плывущий по течению, умело лавируя между острыми камнями, врезался с хрустом и ощутимым треском под ребрами. А в момент последних объятий на прощание изнутри все раскрошилось в пыль, только виду не подал. Он как Титаник, и все бегут с тонущего корабля. Крутые парни не показывают переживания, только скалятся, сжимают фильтр сигареты в зубах и затягиваются до заполнения всего периметра легких, маскируя пробоину. Какузу убеждал, что будет присылать сообщения, фотки и делиться мемами, — ничего не изменится, кроме его физического отсутствия. А Сакура не высокомерная стерва, как показалось, и они поладят. Хидан пообещал, что постарается побольше контактировать с миром и Сакурой, что зона комфорта будет меняться, только за спиной скрестил пальцы. Напоследок Какузу смерил пробирающим до костей взглядом, будто без него Хидан испарится в облаке дыма. Только испаряется не он, а Какузу. Четверг наступает на Хидана огромной лапой — ахуенная отговорка, чтобы никуда не идти. Снова слышит хруст, но кажется, хрустеть уже нечему. В шторке уведомлений висит два сообщения. Какузу прислал свою фотографию с Сасори и подписью «добрался приемлемо. кофе в поезде, конечно, всратый, не рекомендую». Хидан в ответ отправляет «держи в курсе». И ему совсем не грустно, когда переключает внимание на сообщение от Сакуры с адресом проживания и временем встречи. В дополнение написала, что встретит на перекрестке, чтобы зайти в магазин, потому что «есть захотим, инфа сотка». Внутри все неприятно щекочет от волнения, тошнотворное чувство поднимается на лифте по гортани, но он сглатывает. Хидан добирается до назначенного места, видит знакомую фигуру и шаркает в ее сторону. Руки в карманах непроизвольно сжимаются в кулак и разжимаются. У Сакуры будто глаза на спине — оборачивается буквально за два шага к ней. Макияж не такой броский, как был в клубе, — просто стрелки с туповатым концом, видимо, от плохо заточенного карандаша. И все равно от лица не оторваться. Сердце зачем-то совершает кульбит — без предупреждения, спроса и аргументов. Хидан прячется в капюшоне, плохо зачесанная челка лезет в глаза — приходится постоянно откидывать в сторону, весь натянутый, как струна. Готов оборваться от напряжения. Сакура, наверно, замечает это и потому решает не протягивать руку для приветствия. За поход по магазину напряжение улетучивается, разговаривают на поверхностные темы и увлечения. Не такая уж и стерва, как оказалось, моментами милая и трогательная, смешно морщит носик, что хочется потрепать по макушке. Она как идеальное кукольное произведение Сасори, который лепит их круглыми сутками. Плавные линии, без изъянов и душа вроде как есть. Проявление слабое из-за малого знакомства, но должна же быть, она же не просто существует для декора. Свои сопливые мысли Хидан прерывает вопросом «какого хуя?», нервно почесывая затылок. Непривычно быстро проникается новой знакомой, и если не показалось, то это взаимно. Он периодически вспоминает про Какузу и неосознанно ставит в сравнение с Сакурой, пытается подобрать, какой стороной приложить неровные края к пустоте, чтобы сошлось. Но это абсолютно разные люди. Какузу он принимает любого, за долгие годы дружбы чего только не проходили, а Сакура как новый блокнот, который не хочется открывать — боишься испоганить. Сакура топчется у двери, подбирает в темноте ключ и, найдя, с громким вздохом облегчения проворачивает замок до щелчка. Заходит, быстро сбрасывает обувь и шлепает с пакетами в комнату, где собираются исчезнуть из реальности. Набрали больше фастфуда и сладкого, чем чего-то полезного. Хидан, захлопнув за собой дверь и разувшись, мнется на колючем пластмассовом коврике, как на острове безопасности, не понимая, как он до этого докатился. Чувствует себя чужим не только в этом доме, а в мире в целом. Непривычно быть у кого-то нового в гостях, возникает вопрос, как себя вести и есть ли в этом доме какие-либо правила. Выглядит как потерявшийся котенок. — Стартуй сюда, — кричит Сакура из комнаты, и Хидан идет на звук. Первым, что бросается в глаза, — на стене висит гирлянда в форме петли. Вот и ассоциация про подвешенное состояние, еще свою голову засунуть для завершения композиции. Убийственное веселье. — Не смотри так пристально на петлю, а то я решу, что ты хочешь вздернуться. — Сакура перестает вытаскивать содержимое пакета и с наигранным беспокойством дырявит взглядом Хидана. — А кто не хочет? — подыгрывает ей обреченным тоном, но выходит слишком правдиво, и он пытается скрыть это кашлем. — Веселье не началось, чтобы приступать к самому десерту, но дизайнерское решение…— хочет сказать «ахуенное», но что-то его стопорит и выдает: — …бесподобное. Типа смерть не так уж грустно. — Подходит с сумками и начинает помогать раскладывать продукты. — Типа кончик гирлянды был слишком длинный, и я укоротила его таким способом, но потом гирлянда оборвалась и получилась петля. Ничего намеренного, чистая случайность, хотя получилось со смыслом. — Ну да, — больше себе с сарказмом кивает Хидан. Случайности не случайны, но в этот раз надеется, что это действительно случайно, потому что намек вселенной — полный отстой. После распаковки и создания атмосферы — просто приглушенный свет — Сакура принимает вид учителя, начинает объяснять, что куда класть, сколько ждать и прочие нюансы вещества. Протягивает небольшую бумажку и говорит просто положить на язык, рассасывать и не глотать, через минут двадцать выплюнуть. — Какузу сказал, что такое ты не пробовал. — Ага. — Хидан кладет на язык и начинает перекатывать бумажку во рту по всей слизистой. — Поэтому ты будешь под этой штукой, а сама я закинусь просто травкой. Не хочется упускать компанейский кайф и быть трезвой, но и потеряться в случае чего тоже не хочется, кто-то должен быть в уме. Хидан уже давно кукухой поехал и просто глупо улыбается ее словам. Они делают что-то очень неправильное, но по их ощущению — все правильно. — Зачем ты вообще куришь и принимаешь форму овоща, когда ты и без травы овощ? — спрашивает Сакура, превращаясь в желе, расслабление оседает в теле. — Под травкой приятная усталость, а без — будто катком переехали, и она кажется болезненной. — Да, такие же ощущения. Непонятно, сколько прошло времени, но позвонки уже слишком впиваются в спинку твердого дивана от долгого сидения. Сакура предлагает пройтись по ночному городу, заверяя, что у Хидана под этим эффектом от яркости ночного города сорвет крышу. И крышу срывает, только не от ночного города. При неоновом свечении происходит что-то непонятное. Внутри разливается ядовитая нежность, оставляя ожоги, как после кислоты. Всему виной Сакура, на которую падает фиолетовый свет от неоновой вывески дешевого магазина. Выглядит, как манекен, руки в карманах, голова приподнята к свету и глаза прикрыты. До одури очаровательна. Хидан подозревал, что пришельцы существуют, но она сейчас совсем палится. Такая инопланетно совершенная, что ее образ отпечатывается, как перекись водорода на рану, где-то в области сердца — что-то шипит и щиплет, хочется смахнуть пузырящуюся жидкость, потому что организм сам справится. Справится же? На фоне слышна сирена скорой помощи, Хидан надеется — это за ним. Где чертов ползунок, чтобы уменьшить чувствительность? Он нафарширован эмоциями, которые ему не свойственны, и боится выплеснуть через края. Хлоп — и ты выпадаешь из реальности. Наверно, эффект наркотиков удвоил чувства к Сакуре, от которых Хидан отказывался, не хотел признавать или рассматривать дольше чем 8,2 секунды. Не хочется до сих пор, ему не всралось это все, но функция борьбы временно отключена, галочка в пользовательском соглашении предательски серого цвета, ебаный баг. В себе даже ковыряться не приходится — все само всплывает на поверхность. Последняя неделя прошла, как в быстрой перемотке, а сейчас он резко врезался в слоумо с мимолетной вспышкой, запустившей желание прикасаться к Сакуре. Пальцы непроизвольно дернулись, только ничего не происходит — стоит солдатиком, обмотанный невидимыми нитками, без возможности поднять руки, а в мыслях на репите, как он прижимается к бледной коже и зарывается в волосы. Разница между ощущениями в жизни и представлениями в голове колоссальная. Хидан перебирает варианты: может, ток пробежит и произойдет секундный мини-инфаркт, а может, настолько прошибет, что наконец-то перестанет балансировать по канату над пропастью и сорвется или поздоровается с той петлей. Или просто все показалось и на трезвую пройдет. Поток фантазий нужно срочно прервать, иначе границы дозволенного превратятся из сплошной линии в пунктир, а дальше и вовсе все наебнется. Хидан стартует с места и без зазрения совести месит газон под ногами, пробираясь к цветам. Взглядом цепляется за те, у которых есть хоть один опавший лепесток, и бережно срывает. У Сакуры на лице отражается неловкость, когда смотрит на все это. Возможно, она мысленно драит весь пол в своей прихожей от грязи, спасибо подошве Хидана. С непониманием смотрит, как он направляется к ней с потрепанным букетом цветов. — Вкус у тебя так себе, — саркастично подмечает Сакура, шагая в темноту. Неоновый свет больше не отражается от фарфоровой кожи. А Хидан, смотря на нее, думает, что вкус у него очень даже заебись. — Цветы все равно красивые, — «как и ты» чуть не вырывается у Хидана, — даже если их потрепало ветром. — Но ты их сорвал, ты их убил. Наступает минута молчания. — Ну, блядь, вот надо было тебе испортить романтику. — Хидан делает вид вселенского разочарования, топает ногой и, выставив руку с цветами вперед, говорит: — А цветы все равно красивые. — Улыбка прочертила дугу к уголкам глаз. Сакура прикусывает губу, отведя взгляд в сторону, и предлагает завершить ночную прогулку. Придя домой, она топает на кухню с гордо врученным ей букетом от Хидана. Закупоривает сток в раковине, открывает кран, холодная вода набирается до половины, выключает и забрасывает туда цветы. — Ваза без использования вазы? Алло, это Илон Маск? — Хидан прикладывает руку к уху типа телефон. Сакура сдерживает смешок, спрашивая: — А если он сейчас поднимет, что ты ему скажешь? — Что ты не такая стерва, как я думал. — Выдержав ее взгляд и глянув на раковину, добавляет: — И даже умна. Под рукой ничего не оказалось кроме цветов, поэтому в него полетели лепестки в знак осуждения, но для Хидана это был триумф. Он, конечно, остается на ночь, в таком состоянии его никто и ничто не отпустит. На фоне играет фонк, чтобы не слышать тиканье часов, а самое красивое, что сейчас может быть, сидит рядом, притопывая ногой в такт музыке. Как говорил Какузу из рубрики «что-то научное», мозг не принимает отрицание, и не концентрироваться, не думать о Сакуре не получается. Вбрасывает всякие умные штуки, но не способы их решения. Наука, наверно, радуется, что он не имеет с ней дела. Хидан ставит цель охладиться и переключить внимание, подходит к холодильнику, достает энергетик и, открывая железную банку, пшиком попадает в бит музыки. — Сердце посадишь. — А лучше бы тебя на член. — Сакура замирает со стеклянным взглядом и поднятыми бровями, на что Хидан отшучивается: — Ой, я это вслух сказал? Вот это проебался. Шутка, конечно, только никто не смеется. В жизни ему так быстро никто не нравился, чтобы до розовых соплей и от себя тошно. Сердце пропускает удар — лучше бы это был хук слева для отрезвления. Сакура тихо шагает к нему, забирает из рук энергетик, отставляет и, приподнимаясь на носочках, мягко целует. — Что чувствуешь? Приятнее, чем в обычном состоянии? Не настолько же сильно он обдолбался, чтобы такие галюны ловить. Ее поцелуй выглядит неправильнее, чем употребление всякой шняги, а ему хочется нестерпимо выть, ощущения пиздецки приятные, но потому что целует именно она. Он от нее трип ловит больше, чем от веществ. — Это приятно в любом состоянии, — все, что может ответить Хидан. Тянется к ее губам, не встречает сопротивления и углубляет поцелуй. Матерится через каждый вдох, оставляя отметины на шее. Сакура царапает его плечи короткими ногтями и это, блядь, приятно. Приставят дуло пистолета к виску — он все равно будет улыбаться до краев, как идиот. Когда они перебираются на кровать и Хидан слышит ее стоны, прочерчивает руками все изгибы, целует каждый сантиметр, видит ее лицо перед и во время оргазма, то понимает, что вляпался окончательно и бесповоротно. Утром Хидан хрипло благодарит за новый спектр эмоций, сам недоумевает — это после марок увеличилась привлекательность Сакуры или так было до. Куда еще больше? Его вроде отпустило, а она по-прежнему по десятибалльной шкале на все двести. Даже вся помятая, с торчащими волосами и заспанным лицом. Существует негласное правило — после секса съебываться. Хидан знает о нем лучше, чем кто-либо. После сомнительных связей в его доме мало кто оставался до утра, он вызывал такси среди ночи, провожал максимум до входной двери и довольный засыпал. А сейчас сам стоит с вещами на выход. Наверно, будь это не Сакура, то было бы абсолютно плевать, что его не хотят задержать на подольше. Но это Сакура, внутри леской натягивается желание остаться и чтобы по утрам его слепили розовые волосы, только у нее обнаруживаются внезапные дела. Возможно, несуществующие, просто ей так надо. Хотя бы кофе предложила и на том спасибо. Леска неприятно лопается под грудной клеткой вместе с неоправданными ожиданиями, когда он переступает порог и слышит хлопок двери за спиной. Подъездное эхо разносит ее «ещё увидимся» по стенам и врезается в уши. Понимание ударяет Хидана, как молотком по виску, — оставшуюся пустоту от Какузу перекрыть кем-то другим не получится. Для Сакуры отведено новое место, в случае ее ухода будет вторая зияющая пустота. Становится смешно, а потом страшно. Было бы идеально, чтобы из-за угла его переехала машина или упала арматура, или напал маньяк с ножом, чтобы не начинался новый день, где снова думать, чувствовать и жить. Хидан заваливается домой, плюхается на диван и сразу печатает сообщение Какузу: «Я кончился» «Надеюсь, две последние буквы лишние? Боже, скажи, что ты кончил, это бы звучало очень пошло, но зато не так трагично» «Было бы трагедией, если бы я посвящал тебя в свои оргазмы». «Ну… скорее, это драма, потому что это было бы очень редко». Сообщения складываются в полотно текста, и Хидану очень не хватает Какузу в жизни.

◅ ◈ ▻

Дни сложились в недели, недели в месяц, сам Хидан тоже сложился в календарь, все еще кажется, что он в фильме на быстрой перемотке. Его отношения с Сакурой продолжаются месяц, без установленных рамок, границ — нет ничего. Хидана это дико заебало. Болтается в подвешенном состоянии в петле из гирлянды, хочется определенности. Все его логические цепочки обрываются и остаются как недоработанное произведение, к которому вряд ли когда-нибудь вернутся. Он запутался, устал и тонет в потоке сомнений. Знает количество ее родинок, как она кричит во время оргазма, как долго балуется веществами разной степени тяжести, какой пьет кофе, но не знает, как познакомилась с Какузу и почти ничего о ее жизни. Хидан, наверно, никогда ее не разгадает. Она как ебаный шифр, кроссворд, а в эрудиции он ноль, если не в минус. Страх неизвестности царапает острыми когтями с противным скрежетом, как по стеклу, оставляет отметины. В прошлом еле выбрался из расшатанного состояния, заново чинить крепления ему не всралось. Если все обрушится к хуям, то чертить новый план по восстановлению не будет — похоронит себя под обломками. Нихера себе открытие: бумажный лист прочнее, чем его душевная организация. Какого черта к ней так тянет? Сакура идет по краю, а Хидан за ней следует. Хочет в нее так впечататься, чтобы кусок оторвало, но вряд ли, скорее, сам на осколки раскрошится. Шаги набирают темп, сегодня по-особенному холодно — больше морозит изнутри. Он выглядит, как помятая бумажка, которую скомкали и пытались разгладить назад. Вмятины потом отпечатаются морщинками от нахмуренных бровей. Хидан с погодой, будто по договоренности, падают Сакуре на голову первым снегом и разговором, от которого не убежишь — их двое, эстафету передать некому, Сакура в тупике и поймана у своего же подъезда. Хидан не выдерживает и без всяких приветствий говорит: — Короче, я хуево объясняюсь в чувствах, долго думал и понял, что хочу заботиться не только о себе, — нервно трет переносицу, — ты мне нравишься. Или этот пробный период заканчивается и расходимся, потому что заебала неопределенность или мы… ну типа будем вместе, как нормальные люди. — Стоит, что-то пытается отковырять носом ботинка, взглядом прожигает землю. Только бы в глаза ей не смотреть, иначе вздернется в петле раньше ответа. Сакура выглядит потерянной, с четким удивлением на лице, никаким макияжем не скроешь. Рентген не нужен, чтобы увидеть, как у нее шестеренки крутятся в поиске ответа, и Хидан мысленно заранее обзывает себя лохом. Нахуй вообще полез с этим разговором, если страшно услышать ответ. Она растягивает тишину, Хидан чувствует, как горло обхватывает петля. Сакура может выбить табуретку из-под ног одним отказом. Вчера, лежа в кровати и достигнув точки невозврата в сомнениях, Хидан еще больше осознал, что Сакуру никем не заменить, как не заменить мастурбацией секс с любимым человеком. И только ее улыбка может выпотрошить из него все. Он почти собирается позорно съебаться, решив, что ее молчание и есть ответ. Беззвучно послала — вот настолько он ничего не стоит для нее. — Я думала, все, что связано с наркотой, это несерьезно, и просто ждала, когда закончится наш пробный период. — Шмыгает носом от холода, дышит на руки в попытке согреть. — Не хотела углубляться, намекать, что мне не все равно и хочется большего, чтобы потом не было больно. Получается не только он избегал боли. Только Сакура думала, что ей больнее будет с ним, а Хидан думал — без нее. — Так это типа да? — вопросительное «да» осталось горьким послевкусие, как после огромной таблетки. Хидан очень сильно тупит и нервничает. — Что — да? Если замуж, то нет, если встречаться, как нормальные люди, то да. — Сакура слегка пожимает плечами, и, твою мать, она стесняется. Щеки зарумянились, губа закушена, переминается с ноги на ногу и взгляд мечется. — Только до нормальных нам надо еще поработать и избавиться от зависимости. — Тебе тоже Какузу мозги промыл? — усмехается Сакура. — Но я согласна. Хидану становится пиздец как хорошо, галактики взрываются перед глазами, стоит на нее посмотреть. По-эгоистичному хочет присвоить Сакуру себе, но он это не озвучивает, когда притягивает за талию ближе. Не так уж и холодно, если разжигать друг друга поцелуями и горячим дыханием — тут даже драконы бы ахуели от повышающейся температуры. А через несколько дней Хидан созванивается с Какузу — поделиться новостями — и выясняет, что тот знал, чем обернётся это знакомство. — У меня был еще знакомый Кисаме, но ты в жопу не ебешься, поэтому подослал Сакуру, — на фоне слышны работающие тату-машинки. — Не знал, что тебе так хуево жилось, что ты будущее начал видеть. — Я ж с тобой общался, — смешок вырывается у обоих. Хидан блаженно прикрывает глаза, слушая истории друга, и все же переименовывает контакт Какузу в «пидорская крыса Сасори».