Уроки немецкого

Тащиться в университет ради очередной бесплатной лекции, особенно в июньский зной, а если вы бывали в Петербурге, то знаете, что и без того, на улицах негде продохнуть, Дмитрию Разумихину очень уж было в тягость. Но, по причине отсутствия работы и тяге к образованию, скрепя зубами, а всё-таки натянул он на себя легкое, немного рваное пальтишко, фуражку, вышел из своей каморки, спустился с пятого этажа и поспешил на К–ую улицу, где и находилось учебное заведение. Его пропустили без лишних вопросов, давно запомнили в лицо. Аудитория, в которой и будет проходить выступление, находилась на первом этаже, а точнее по коридору налево, под номером шесть. Войдя, по привычке, Разумихин сел в четвертый ряд, то есть в середину, откуда и слышно, и подремать можно, если лекция окажется слишком скучна. Большинство собравшихся мужчин, в основном молодежь, наоборот, заняли первые ряды. Оно и понятно, тема лекции была как-то связана с арифметикой, что-то про нетипичное решение задач с использованием алгебры, точное сложное название Дмитрию незачем помнить, в процессе объяснений дойдет. В аудиторию, впопыхах, вбежала молодая девушка, придерживая рукой накреневшуюся, видимо, от быстрого бега, шляпку. Она, быстро осмотревшись и заприметив свободное место на втором ряду, тот час ринулась и заняла его, не обращая внимания на заинтересованные взгляды со всех сторон. Поправив платье, особа непринужденно посмотрела на пустующую сцену, её нервозное состояние выдавали лишь слегка дрожащие руки в белых перчатках, которые та без конца терла. Удивительно, что никто из присутствующих не решился высказать вслух своё недовольство, смелости хватило только на недовольные фырканья и закатывание глаз. Особо храбрые (или глупые) тыкали на девушку пальцем, мол посмотрите какая невидаль. Она же старалась игнорировать эти вопиющие жесты, лишь позволила себе бросить на некоторых личностей сердитый взгляд. Если большинство демонстративно отвернулись, ещё раз подчеркивая неодобрение пребывания здесь, упаси боже, женщины, Разумихин наоборот с интересом рассматривал девушку, сидящую впереди него, тем более звёзды сошлись, и место перед ним было свободно, что позволяло без проблем лицезреть её спину. Распущенные слегка вьющиесы русые волосы до плеч, шляпку она сняла и держала в левой руке, прямая осанка, на плече миниатюрная сумочка с длинным кожаным ремешком, пышное голубое платье с рюшами – всё намекало на происхождение из обеспеченной семьи. Оттого, ещё более странно видеть её в университете, в частности в таком бюджетном. Стоит упомянуть, что Дмитрий не имел склонности к оскорблению женщин, стремящихся к образованию. Можно сказать, даже поддерживал их порыв, ведь не по наслышке знал, всё-таки юрфак, что прав у них намного меньше. Говоря умными и модными в наше время словами – дискриминация по полу. Она повернула голову в его сторону – почувствовала изучающий взгляд, вопросительно вскинула брови и хотела было что-то сказать, да не решилась, оцепенела, позабыв сомкнуть накрашенные розовой помадой губы. Лицо её, заметим, обычного телесного оттенка, в противовес другим дамам, не жалеющим пудры, было почти круглое, также отсутствовал и стереотип аристократии – острые скулы, вместо них красовались пухлые нарумяненные щеки, на которые падали выбившиеся из-за ушей пряди волос. Зелёные, хотя какой-нибудь поэт назвал бы их изумрудными с синим отливом, глаза с немым вопросом, заместо шаблонного укора глядели на Разумихина. В этом нет ничего необычного, на лице незнакомого для неё мужчины, она прочитала любопытство и, что ещё более для неё было поразительно, уважение. На, возможно, единственного человека в этой комнате, который её не презирает, девушка не посмела бы сердиться. — Вы что-то хотели? — прошептала она, немного сощурившись и сильнее всмотревшись в его лицо, заранее пытаясь найти в нём ответ. — Нет-нет, простите, — скороговоркой выпалил Разумихин, совсем не ожидавший такого логичного вопроса, но тоже шепотом. Девушка по-доброму хмыкнула, подняв уголки губ, в последний раз её взгляд зацепился за его лицо, и она отвернулась. Оставшееся до лекции время, Разумихин состоял в раздумьях о ней. Нет, не о том как красиво её личико, как, наверняка, добродушен нрав, и как можно было бы легко обвести девушку вокруг пальца и «заработать» немалые деньги. Именно «было бы», ибо Дмитрий человек чести и в жизни на преступление не пойдет. Больше его волнует общество, не готовое принять эту амбициозную даму. То, какие искорки плясали в её глазах, с каким предвкушением она смотрела на всё ещё пустующую сцену, явно намекали, что девушка, как минимум, прочла пару учебников и заинтересована в теме лекции оттого, что имеет представление о математике. Между тем, достаточно толеранта к низшим слоям населения страны и никак их не унижает, проверено на собственном же опыте. Ей бы дали прозвище «чудачка», за подобное отношение к жизни, к окружающим, к самой себе. А Дмитрий Разумихин сократил бы это слово до нежного и ласкового «чуда». В назначенное время, в комнату вальяжно зашёл профессор старческой наружности и невысокого росту. На последовавшие бурные аплодисменты он слегка поклонился, прижимая руку к груди, взошел на сцену, поправил свой пиджак и зорким, сквозь стекла очков, взглядом оглядел всех собравшихся. Располагаюшая улыбка не сползала с его лица ровно до того момента, как глаза наткнулись на единственную девушку, сидящую во втором ряду. Профессор задержался на ней, потом резво осмотрел оставшихся и, прокашлявшись, продекламировал: — Попрошу вас, мадмуазель, покинуть помещение. На девушку вновь все обратили особое внимание, по аудитории прошёлся заговорческий шепот, в самых разных интерпретациях мужчины обсуждали, как же хорошо, что её поставили на своё «законное» место. — Просите, а в чём, собственно, проблема? — раздался абсолютно спокойный звонкий голос, заставив остальных умолкнуть. — Как-то я не припомню, чтобы были какие-то ограничения. — Вы – женщина, — заявил профессор, на что она в притворном изумлении одними губами сказала: «Да ладно!». — Прошу прощения за мою грубость, но я не преподаю женщинам. — Какая досада, — протянула девушка, которую ничто не могло выбить из колеи. Вероятно, не первый подобный случай. — Но я искренне благодарю вас за это замечание перед лекцией, было бы обидно начать чему-то учится у представителя мужского шовинизма, не правда ли? — её губы исказились в усмешке. — Юная леди, что вы себе позволяете?! — А вы что?! — вскочил со стула вспыхнувший Разумихин. — Принижаете человека, толком не узнав его, исключительно потому что она – девушка! Вы действительно считаете, что пол как-то влияет на количество ума? Исходя из этого, может у вас, как раз таки, его не достаёт? Покорнейше простите, но я не желаю слушать выступление такого недалёкого человека! — разгневанный Дмитрий нацепил на голову фуражку, развернулся и вышел из аудитории. Чёрт бы его побрал так яростно излагать своё мнение, но он в правду был возмущен таким не потребным отношением к женскому полу, а к ней, особенно. Тем более, его протекция совершенно была ей не нужна. Но промолчать для Разумихина, значило негласно согласиться с патриархальным устоем общества и отдать на растерзание абсолютно невиновную. Дмитрий вообще горазд на необдуманные поступки. Ей нужна была поддержка, он её с радостью предоставил. А то, что они едва знакомы, в тот момент его совершенно не волновало. Разумихин всегда будет вступаться за людей, к которым неравнодушен. — Молодой человек! Прошу, постойте! — его догоняла та незнакомка, покинувшая аудиторию вслед за ним. Разумихин, сам не заметивший, когда успел покинуть здание университета, притормозил. — Спасибо вам, — улыбнувшись, проговорила она на выдохе и, переведя дыхание, продолжила: — Признаться, я подозревала, что вы можете совершить подобный подвиг, но, тем не менее, была очень ошеломлена вашей благородной выходкой. — Вы и сами-то прекрасно смогли развести этого профессоришку, — от некой неловкости, то ли Разумихин отвык вести разговоры с дамами, то ли его смущало её высокое положение, он стал копошится в своих черных волосах. — Ну, не принижайте свои заслуги. Терпеть такое не могу, — девушка недовольно поджала губы. — Ой, я временами такая бестактная, пардон. — она широко улыбнулась и протянула ему свою руку. — Софья Александровна Наумова. — Дмитрий Прокофьевич Разумихин, — он представился ей в ответ и легко поцеловал тыльную сторону её руки. «Вам подходит эта фамилия» — Разумихин не решился озвучить свой недо-комплимент вслух. — У вас говорящая фамилия, — поразмыслив, как бы невзначай заметила Софья Александровна, не подозревая, что почти в точности повторила его мысли. — Значит, вы студент, Дмитрий Прокофьевич? — Бывший, — поправил он. — А вы, если не секрет, как тут очутились? — Наверное, уже заметили, что я дворянка, да? — девушка стыдливо отвела от него взгляд. — Только не нужно глупых предрассудков. Я действительно желаю получить образование, только вот, мой отец против. Так что приходится в тайне от него бегать по всем петербуржским университетам и слушать лекции. Конечно, я могла бы поступить, взяли бы, скрепя зубами, если заплатила б, однако, боюсь, признают про это папины друзья и ему передадут. А мне ни к чему лишние риски. И без того на краю балансирую. Вы сами-то как на жизнь зарабатываете, раз не учитесь? — она вдруг перевела тему. — Репетиторством, быть может? — Вы очень проницательны, — усмехнулся Разумихин, попривыкший к её догадливости. — Физика, геометрия, алгебра – похуже, и в немецком неплохо разбираюсь. — Это же замечательно, Дмитрий Прокофьевич! — задорно воскликнула Софья Александровна. — А меня вы можете поучить? — Вам бы кого поквалифицированнее... — начал было отказываться Дмитрий Прокофьевич. — Нет-нет, вы мне подходите! — тот час перебила его настырная девушка. — Прошу, возьмите меня! — она сложила руки в молитвенном жесте и состроила милую мордашку, выпятив нижнюю губу. — Хорошо, — согласился покорившийся женскому обаянию Дмитрий, осознавший, что на ближайшее время другой работы не предвидется, и подвернувшийся шанс нельзя упустить. — Вам в какие дни удобно? — В любые, но только диапазон около обеда, — уточнила Софья Александровна, окрылённая сбывшейся мечтой об, хоть и на время, но стабильном обучении. — Пока отца дома нет. — Предположим, вторник, четверг и пятница, около двух часов дня, вас устроит? — Ещё как устроит! — воскликнула довольная расписанием девушка. — А где вы живёте? — На Васильевском острове, N-ая улица, дом номер пять, — как-то сконфуженно ответил Разумихин. — Я вас встречу, не волнуйтесь, — тут же вставил он. — Ой, полноте, как будто я, ей богу, в трёх соснах запутаюсь! — рассмеялась Софья Александровна. — Так получается, завтра в два часа, верно? — уточнила она. — Так и есть, — в тон её игривому настроению улыбнулся Дмитрий. Девушка кивнула сама себе и, наспех помахав парню рукой на прощание, убежала по своим делам. А у Разумихина больше то и планов на день не было, из принципа на эту злосчастную лекцию он не вернется. Оказывается, у бедных неимоверная куча свободного времени.

***

На следующий день, с раннего утра, Разумихин находился в хлопотах – считай впервые, он будет принимать такого рода гостью. А у него на квартире, пусть и чердак сложно оной обозвать, мягко говоря, натуральный бардак. Собирая разбросанные на полу листки с переводом и складывая их в ровную стопку на стол, Дмитрий вновь и вновь накручивал себя из-за сложившейся ситуации. Ну, вот представьте: в ваше не слишком комфортабельное жилье, в сегодняшнее послеобеденное время, должна явиться девушка из высшего общества. И прибавьте, что эту самую девушку в такой нескладной обстановке нужно умудриться чему-то научить. В один миг ему очень захотелось отказать ей. Взять – и разом сломать все надежды, естественно, для её собственного блага. Негоже, в самом деле такой девушке учится у какого-то бедного студента. Но когда возле пятиэтажного дома замаячила женская фигура, вся такая окрыленная, и теперь уже в зелёном платье, Дмитрий по просту не смог. Лишить Софью искры, ярко пылающий в ней, он посчитал самым страшным грехом. — Здравствуйте, Дмитрий Прокофьевич! — на бегу закричала она, как и вчера одной рукой придерживая шляпку, а другой махая ему. — Я не опоздала? — Вы вовремя, Софья Александровна, не переживайте уж так, — успокоил её Разумихин. — Фух, слава богу, а то я немного не рассчитала время на сборы, — она хихикнула. — Ой, простите, я опять заболталась. Ну-с, пойдёмте? К неимоверному удивлению, девушка ничуть не смутилась его места проживания, то есть чердака, где буквально продохнуть негде. В диалоге она не взначай упомянула, что когда была совсем маленькой, сама жила в подобной «квартире». Тогда, рассказывала Софья, отец работал простым писарем в следственном отделе, а потом его повысили – отличился на одном деле, и после этого, семья смогла себе позволить дом подороже и пороскошнее. — Дмитрий Прокофьевич, вы, главное, не смейте меня стесняться! — заявила Софья Александровна, смотря прямо в его глаза. — Не дай бог, увижу у вас на лице хоть капельку стыда! Мало тогда вам не покажется! С одной стороны, Разумихин и рад, что она такая... Динамичная. С другой, наверняка, возникнут трудности с её усидчивостью. Людям такого темперамента, обычно никак на месте спокойно не сидится. По себе знает. Уселись они прям на пол, так как из мебели у Дмитрия был один лишь старый диван да деревянный стул с низеньким столиком, который он передвинул в середину комнаты, чтобы они расселись друг напротив друга. От предложения присесть на стул, дама решительно отказалась. — С какой науки начнем урок? — спросил Разумихин. — С физики. Признаться, мне с ней труднее всего, — девушка усмехнулась. — Мне бы задачи про коэффициент полезного действия или что-то наподобие, желательно. Из головы сообразив условие, Дмитрий записал его на чистом листе и протянул его ей вместе с карандашом. Софья просмотрела «дано», вздохнула и вслух озвучила алгоритм её действий, иногда изподтишка глядя на парня, распознавая по его выражению лица и по ответному взгляду, правильно ли она говорит. Почти правильно – запуталась в величинах. Наскоро посчитав ответ, уж во всяких математических операциях она отлично разбиралась, Дмитрий продиктовал ей еще одну задачку, с которой справится уже было намного легче. Прорешав, по мнению девушки, бесконечное множество задач, Разумихин, наконец, «отстал» от неё. Вроде бы она и технарь, а всё равно ей с трудом даётся эта, чёрт бы её побрал, физика. — Это немецкий? — обратила внимание Софья на верхний стопку на столе. — Можно? Заодно проверим, так ли хорошо я его знаю. — Не удосужившись подождать ответа, она вытянула лист где-то из середины и её глаза забегали по строчкам. — Вам лучше... — Дмитрий было потянулся отобрать его, но понял, что опоздал – она уже начала читать. — Пожалуйста, верните обратно. — Да что там такого, — отмахнулась Софья и тут же непонимающе ойкнула, когда Разумихин таки решился и выхватил из её рук лист. — И как это понимать? — Видите ли, — замялся Разумихин. — Там статья одного немецкого писателя о женщинах. Он доказывает, что, в конечном счёте, женщина тоже является человеком и... — То есть до этого, он считал нас приборами для размножения?! — девушка от злости стукнула кулаками по столу. — Действительно, как великодушно с его стороны признать нас людьми! И вы такое переводите?! — накинулась она на опешившего Дмитрия. — Вы же не согласны с ним... — её голос дрогнул. — Правда? — Нет, конечно! — Разумихин на свой страх посмел сжать её ладони в своих. — Я никогда и не задумывался об этом! Для меня человек – есть человек, и не важно какого он пола! Понимаете? — Да, — кивнула Софья. — Просто, отчего-то мне показалось, что я зря в вас поверила, когда услышала о содержании этой чертовой статьи. Я привыкла видеть повсюду мужчин, считающих себя лучше кого бы то ни было. А потом мне встретились вы, — она отвела взгляд, смотря на пол и скрывая пылающие щеки. В тот же момент сердце Дмитрия пропустило один удар. — Простите меня. — Вас и прощать-то не за что, — с небольшим опозданием выдал Разумихин. — Нет, серьёзно, перестаньте всё время извиняться. — Хорошо-хорошо, Дмитрий Прокофьевич, — девушка замахала руками в знак капитуляции. — Не буду, — сказала она с улыбкой на губах. Учения продолжились. Теперь между ними не висело напряжения, будто эта мелкая стычка способствовала продвижению их знакомства друг с другом и сильнее укрепила образовавшуюся связь. Ближе к пяти Софья заторопилась домой – отец скоро возвращается с работы. Вынув из своей сумочки кошелёк она, как всегда не спрашивая, протянула Дмитрию несколько банкнот. Разумихин даже закашлялся от такой немаленькой суммы, протянутой ему без каких-либо сомнений, яро запротестовал, ведь он самый что ни на есть обычный учитель. Затем он узнал один немаловажный факт – Софья Наумова невероятно упрямая.

***

Обучение шло регулярно и строго по графику. Как Разумихин и предполагал, Софью сложно было удержать на месте. Но вопреки своему характеру, она силой недюжинного упорства сидела ровно и старалась не отвлекаться, внимательно слушая Дмитрия, либо на пару с ним что-то черча на листах и решая примеры и ненавистные ей задачи. Уверенно можно сказать – он нашел к ней подход. Всего-то нужно было объяснить этой особе, что она всегда может спросить совета у него, и за это ей ничего не будет. И вправду, «очень просто». Немецким, кстати, они тоже не брезговали заниматься. Девушка призналась, что ей больше по душе был французский, не зря зачитывалась их любовными романами, но отец решил обучить её совсем другому языку, более распространённому, по его мнению, вопреки уговорам. Она не выглядела расстроенной или подавленной во время повествования, наоборот непринуждённо улыбалась. «— Мне и этот язык со временем понравился.» Хоть вслух девушка и не сказала, но Дмитрий понял, что ей не с кем было делиться историями из своей жизни, а тут подвернулся целый он и невольно стал её слушателем. Разумихин-то и сам не против. С алгеброй проблем вообще не возникло. У неё. А вот Дмитрию пришлось на это время самому пришлось стать учеником и на себе проверить методы обучения мисс Наумовой. Ну, по крайней мере ему, она смогла донести материал. Пусть и, как бы так выразиться, физическим путем. Проще говоря, если он что-нибудь не понимал, девушка то хлопала его по плечу, то легонько стукала по голове, а один раз обхватила лицо Разумихина ладонями и, мягко касаясь щек, произнесла: «Ты справишься, Дима». Потом, сообразив, что ляпнула, она без остановки долго извинялась, мол, совсем против правил этикета пошла ещё и бесцеремонно влезла в личное пространство... Накрыв её руки, которые так и остались на щеках, своими, теперь уже Дима признался, что ему понравилось, как звонким Сониным голосом звучало его имя. (Далее проследовало двойное покраснение участков кожи чуть ниже глаз и отвод самих глаз куда-то в стену) В общем, после этого случая они перешли на «ты».

***

— Дима, спасай! — завопила девушка на всю улицу и резко притянула к себе парня, утащив того в темный переулок. Казалось бы, самая обычная среда, в которую они по понятным причинам не должны были встретиться, но кто-то свыше решил иначе. — От кого тебя спасать-то? — прошептал Разумихин, оглядываясь. — От отца. Я всеми богами ему клялась, что из дома ни ногой. А мне срочно нужно в библиотеку, между прочим! — Соня недовольно фыркнула. — Ну, ты же прикроешь? Он, на зло мне, видимо, именно по этой улице захотел пойти. — Мне будет выгоднее тебя сдать, так-то. — Чего? С ума сошёл? — Она покрутила пальцем у виска. — Если сдашь, по голове своей умной от папы получишь! А то чего это его дочь водится с каким-то бедняком? Не пытайся меня обдурить, Дима, может у меня и проблемы с задачами, но не с логикой! — Молодец, с внештатной ситуацией справилась. — Разумихин улыбнулся и коснулся её руки. — У меня таких внештатных ситуаций... — хмыкнула Соня. — Напомни мне как-нибудь рассказать о своей первой вылазке. Вот смеху-то было! На самом деле, в тот день ей было абсолютно не смешно. Кое-как уломав свою фрейлину на «простую» прогулку без сопровождения, тогда ещё девочка выскочила из дома и уже хотела мчаться на встречу приключениям, как вдруг услышала приближающиеся шаги. Запаниковав, она рванула на задний двор, в сад. И для перестраховки залеза на небольшую яблоню, к чертям порвав платье о ветки. Так вышло, что отец что-то забыл (как потом выяснилось – свое излюбленное пенсне) и вернулся в дом, ни о чем не подозревая. А Соня просто с дуру перепугалась. В итоге, в таком виде на улице уж точно нельзя и пришлось вернуться обратно в дом. Во второй раз, девочка сообразила выходить через черный ход. И не лезть на деревья без должной причины.

***

— А где твои родители? В один из недостатков Сони смело можно записать бестакность. Она не боится спрашивать в лоб, даже если это приведет к неприятным последствиям. Раньше эта тактика работала безотказно и даже, представьте себе, в обе стороны – как девушка могла задать парню любой вопрос, так и он ей. И всегда оба отвечали предельно честно. Всё равно докладывать некому. Да и сдружились люди. Так Соня и узнала про некого Родиона (точнее Родю) Раскольникова, с которым Дима не виделся практически четыре месяца, так и он узнал об ее лучшей подружке – фрейлине (слово «служанка» девушка считала слишком грубым) Вере Кузнецовой. Он оторвал взгляд от стола и посмотрел на неё. Вздохнул. — Их давно уже нет, — спокойно ответил Дима, зная, что сама девушка и её дотошное любопытство ко всему не виновны в горестях его жизни. Соня помолчала с минуту, порывалась произнести извечное «прости», но вместо этого: — Можно тебя обнять? Вот так просто. Разумихин кивнул и тут же заршушало её платье и к его груди прижалось её лицо, а её руки обхватили его спину, тонкими пальцами цепляясь за ткань рубашки. Она так и не произнесла ни слова, только сильнее к нему прижалась. — Я не могу ничем тебе помочь, но... — прошептала девушка куда-то ему в плечо. — но я могу быть рядом с тобой. Дима, — с необъятной нежностью сказала Соня. — ты уже давно стал дорогим мне человеком, а лицам, входящим в этот маленький круг, я не позволю всю жизнь зацикливаться на своих утратах! Нужно отпустить прошлое, вместе с ними... А в настоящем у тебя, как минимум, всегда есть я! — выкрикнула она как можно четче, чтобы эта фраза точно закрепилась в его памяти. — Я знаю, Сонь, — с блаженной улыбкой Разумихин уткнулся в её макушку. В самом деле, не говорить же ей, что он давным-давно попрощался со своими близкими и привык к своей одинокой жизни, верно? Ну, она была одинокой до появления одного неземного «чуда». Больше к вопросам о родителях они не возвращались. Дима и без слов догадался, что она потеряла маму. Не зря же ни разу её не упомянула. А Соня и рада, что он не спрашивает. Ой, как Наумова не любит говорить о драматической части своей жизни. Вроде двадцать один, а еще такое дитё.

***

— И какого черта, ты шла через пол Петербурга без зонта? — возмущается Дима, увидев в дверях до нитки промокшую девушку. — Сегодня же четверг, на занятие к тебе спешила! — оправдывалась Соня. — Могла остаться дома, я бы понял, что из-за ливня ты и не пришла! — продолжает ругать непутёвую Разумихин. — Проходи давай скорее, я сейчас полотенце принесу. Когда её голова более-менее высыхает, стараниями Димы, и с волос перестает капать вода, девушка, сидящая на диване, виновато опускает голову, поджимает губы и шмыгает носом. — Только бы не заболела, — качает головой Разумихин. — Чай будешь? — С сахаром буду. — Будет тебе с сахаром, дурёха, — Дима невесомо проводит рукой по её вьющимся от влажности волосам. — Вообще-то, я всё также выше тебя по статусу, — бормочет Соня. — И эта разница почему-то не мешает тебе проводить со мной время, — ухмыляется Дима. — Да иди ты... Чай делать. Через несколько минут Разумихин приносит из кухни не только две кружки, но и плед, который волшебным образом был найден в такой неподходящей для него комнате, который накидывает на плечи девушки, до этого неустанно смотрящей в окно и иногда вздрагивающий от раскатов грома. — Спасибо, — Соня берет одну из кружек двумя руками и начинает пить. — Теперь точно не заболею. — Искренне надеюсь, — улыбается Дима. — К сожалению, у меня нет чего-нибудь из... — Прекращай, Дим. — перебивает его Наумова. — Мне и так очень вкусно! — Я рад. Молчание затягивается. Оба раздумывают чего бы такого им сказать, чтобы это не выглядело неловко. — Ди-има, — тянет девушка, смотря в опустевшую кружку. — а вот если, чисто теоретически, мы могли бы быть вместе, ты бы согласился? Разумихин выдает нечленораздельный звук, тушуется и с непониманием пялится на её лицо, скрытое прядями свисающих волос. — Ну, тут больше проблема в чувствах... — Дима чешет свою голову, жутко краснея. — Я имею ввиду, если бы мы любили друг друга... — Je t'aime déjà, — выдает Соня и смотрит прямо ему в глаза, глупо лыбясь. — Я плохо понимаю в твоём французском, ты же знаешь. — Что?! — Я шучу, Соня! — тут же добавляет Разумихин и сгребает в охапку вспыхнувшую от негодования девушку. — Я прекрасно тебя понял. Поверь, я тоже. И, чисто теоретически, я бы согласился на твое ранее предложение. — Вот я так и знала! Вздумал в такой момент шутить! Я очень волновалась, вообще-то! Придурок… — Как всегда, она стукает его по плечу. — Почему ты сразу мне не сказал, а? — Ну, вдруг тебе нужен какой-нибудь обеспеченный и опрятный молодой человек, а не... — Мне нужен ты. И точка, — прошептала Соня и, резко придвинувшись, коснулась губами его губ. И не успел Дима нормально отреагировать, да хотя бы просто ответить на поцелуй, как она отстранилась и, едва сохряняя серьезное выражение лица, насколько это было возможно при её то пунцовых щеках, заявила: — Я не буду тебя целовать, пока ты не побреешься. Разумихин по-доброму усмехнулся. — Ты ужасно умеешь врать. — Я знаю. — Соня хихикнула и позволила Диме приобнять себя за талию и по человечески поцеловать. В тот день никто из них и не думал о будущем, о презирании обществом такого рода отношений и уж тем более о первом пропущенном ими уроке.