┈┈───╼⊳⊰ ☆ ⊱⊲╾───┈┈
Парк ночью просто восхитителен. Пожалуй, это единственное место, где ещё остались густые кроны высоких тополей и клёнов и где ещё можно увидеть звёзды. Никто не запрещал ходить по траве, поэтому Лань Сичень выбрал наиболее открытый и освобожденный от деревьев участок и расстелил-таки простынь. Слушая тихую ругань Цзян Чэна, он сел на неё, похлопывая ладонью рядом с собой. Когда тот, спустя минуту уговоров и препираний, сродни «она замарается, дурак!» и «я лучше постою», сел, сам Сичень лёг на спину. Цзян Чэн в непонятках последовал его примеру. — Знаешь, а–Инь, я немного наврал тебе, — говорит Лань Сичень, наблюдая, как Цзян Чэн морщится от использования своего второго имени. — Мы в парке. Смотрим на звёзды. Где ты наврал? — эта обыденная прямолинейность притягивает к себе. — Мы будем смотреть не только на звезды, а–Чэн, мы будем смотреть на звездопад! — Лань Хуань еле всплескивает руками и издает лёгкий смешок, — август же, та самая пора. Цзян Чэн не кажется очень уж удивлённым или обрадованным этой новостью. Он скептически спрашивает: — А–Хуань, назови хоть одно отличие простых звёзд от звездопада, — когда Сичень открывает рот, тот продолжает, — кроме того, что они падают. — Что-то не так, а–Чэн? — Нет, а–Хуань, всё хорошо, — хотя Сичень даже по его голосу может понять, что Цзян Чэна терзают какие-то переживания. Но раз тот ещё не готов ему открыться, значит не надо. Сегодня ночью Лань Хуань хочет проявить к нему как можно больше комфорта, она ощущается по-особенному. Наверно, это потому, что сегодня с ним рядом Цзян Чэн, любовь к которому стала привычной. Одно его присутствие пробуждало прекрасные светлые чувства, а лежать вот так, бок о бок, было чем-то нереальным и поражающим. — Во время звездопада можно загадать желание, — тихо и отчего-то меланхолично говорит он. — Что? — переспрашивает Цзян Ваньинь, щуря глаза и поворачивая голову к нему. — Точнее, желание можно загадать всегда, но во время звездопада оно точно сбудется, — наглая ложь, но сам Сичень хотел бы в неё поверить. Он не хочет впадать в грусть, но магия ночи этому способствует, и единственное решение, пришедшее в голову — нести всякий бред, но не молчать. — Я люблю звёзды, — говорит он, мысленно добавляя: «И тебя, мой милый Цзян Ваньинь», — на французском это будет «Jadore les etoiles» Французский язык очень красивый, на самом деле, но я знаю только эту фразу. Иногда я жалею, что не знаю, как сказать… — как сказать «я тебя люблю», — наверно, я бы загадал выучить этот язык. Цзян Чэн молча слушает, ничего не говоря. Лань Сичень просто смотрит в небо, но ему кажется, словно он видит продолжение галактики, время в ускоренной съёмке, быстрее скорости света. Внезапно его взгляд цепляет иное движение, и, возможно, Цзян Чэн видит, как глаза Лань Хуаня загораются, когда тот почти срывается на крик, останавливаемый лишь поздним временем суток: — А–Чэн, звезда падает! Заворожённо смотря на эту звезду, пока рядом Цзян Чэн отворачивает от него голову и бурчит что-то про то, как много их нападало, пока он болтал, Лань Сичень загадывает лишь одно, никак не связанное с французским, желание: «Я бы очень хотел встречаться с Цзян Ваньинем.»┈┈───╼⊳⊰ ☆ ⊱⊲╾───┈┈
«Было бы прекрасно начать отношения с Лань Хуанем. Хотя, зачем я об этом думаю?» За короткое мгновение вся жизнь перед глазами пролетает, пока Цзян Чэн не обнаруживает, что Лань Сичень взял его за руку. Для того, кажется, это произошло неосознанно, но даже так у Цзян Чэна чуть не остановилось сердце от переизбытка чувств. Что-то особое было в этом жесте, развязавшее его язык и опьянившее разум. — А–Хуань, знаешь, что я загадал? — начал он, не до конца отдавая себе отчёт в действиях и поглаживая чужую ладонь большим пальцем. — Если расскажешь, то не сбудется. — Я не думаю, что это сбудется хоть когда-нибудь, нет смысла скрывать, — вопреки себе, сейчас Цзян Чэн по-настоящему хочет признаться, этой ночью его ведёт не туда, — тем более, это то, о чём я хотел сказать уже давно. Голос сам по себе слишком уж строгий, но сейчас, чтобы произнести заветное признание, Цзян Чэн отчаянно старается прибавить в него нежности. Вдох. Выдох. Вдох. Лань Хуань порывается прервать его, но он выпаливает: — Я люблю тебя. Тишина, никакой реакции. По всем романтическим канонам Цзян Чэн должен начать продолжительную речь о своих чувствах, описывая чуть ли не всю свою жизнь, но он поддерживает молчание Лань Сиченя. «Разделяю его с ним», — подкидывает идею проклятое сознание. Ответа всё также нет, и эту мысль хочется взять в руки и разорвать на мелкие кусочки. Хочется кого-то ударить, (его брат подошел бы, да) либо же закричать на весь парк, разбудить весь город криком. А потом сказать, что пытался выпустить гнев, но никак не грусть. Потому что он не грустит, нет, ни за что. Он же нормальный человек, готовый принять любую реакцию. Цзян Чэн крепко зажмуривается, как сбоку раздаётся хриплый голос. — А–Чэн, я тоже. Этого хватает, чтобы все мысли вылетели из головы, а сознание ушло очень глубоко. Потрясающе. Цзян Чэн не может улыбнуться, его лицо ничего не выражает, но в душе он ликует и празднует. Лань Сичень, этот чёртов нефрит, тоже любит его! Вот только, теперь сам Цзян Чэн не знает, что ответить. Он никогда не был человеком с душой нараспашку, и в такой ситуации это не сыграло ему на руку. Нужно какое-то действие, самое простое. Видать, так думал и Сичень, ведь они почти синхронно садятся на простыни. Самый устойчивый из них Лань Хуань, поэтому именно он прерывает тишину. — Как давно ты влюбился? Цзян Чэн вспоминает все тесты на настоящую любовь и удивляется. Право, как долго! — Почти два года назад, — сравни он себя сейчас с собой нынешним, обомлел бы, как меняются люди, чувства которых взаимны, даже за ничтожное количество времени, — а ты, а–Хуань? — С первой нашей встречи, — посмеивается Лань Сичень, его неустойчивая улыбка заземляет. Невероятно. Насколько слепы они оба были. — Ты сумасшедший, — Цзян Чэну кажется, что это звучит не слишком внушительно, поэтому он прибавляет голос, — ты точно сумасшедший! Он не знает, смеяться ему или плакать, эмоции желают насильно вырваться сплошным потоком. Лань Сичень перед ним, возможно, краснеет, потому что ну очень смущённо спрашивает: — В таком случае, хочет ли а–Чэн поцеловать сумасшедшего? Потому что мне ужасно хочется. Цзян Чэн ничего не отвечает, он просто целует Лань Хуаня первым, и, о Небо, это ощущается возвышенной передачей чувств. Чужие губы комфортно мягкие и тёплые, одного мимолётного прикосновения к ним достаточно, чтобы на душу снизошло расслабление, а сердце потребовало повторения. Цзян Чэн много раз соприкасается губами с Лань Сиченем, понимая, что начинает распаляться. Он целует его щёки, кончик носа, в это же время ощущая чужие руки, оглаживающие его спину через футболку. Никакой, пока что, пошлости, лишь интимная нежность, которой так не хватало. Однажды Цзян Чэн осознаёт, что любит. Совсем недавно Цзян Чэн узнаёт, что любим. И вот прямо сейчас, когда своей ладонью он случайно касается паха Лань Сиченя, прерывая его вдох, он осознаёт, что желанен. Это крохотное действие вынуждает вспомнить о себе, так что теперь Цзян Ваньинь завершает цепочку, понимая, что и сам он желает. Но снова не знает, как сказать об этом, поэтому он просто целует Лань Сиченя в шею, благо, на том футболка, предоставляющая удобство. Хочется чуть прикусить кожу, но разрешения просить нет сил, поэтому Цзян Чэн ограничивается тем, что вся шея Лань Хуаня мокрая от его слюны. Как только он отрывается, его притягивают к себе в объятья, прижимая к груди. Этот жест состоит из любви, он уверен. И Лань Сичень состоит из неё же, когда спрашивает неловко, но счастливо: — А–Инь, ты же хочешь большего, как и я? Такой Сичень нуждается в ответе, и Цзян Чэн переступает через свое безмолвие ради него. — Да, хочу, прямо здесь, — разум подсказывает, что добавить, — возьми меня сейчас, а–Хуань! — Ты хочешь, чтобы я был… Главным? — обеспокоенности, думает Цзян Чэн, тут не место, но она, что странно, присутствует. — Да! — «Я доверяю тебе, я уверен в твоем опыте». Сичень, однозначно, читает его мысли, потому что напряжение на его лице исчезает. — Что же, это не лучшее место для настоящей близости, но у меня есть один вариант. Можешь встать на четвереньки? Цзян Чэн исполняет просьбу, поворачиваясь к Лань Сиченю задом. Интуиция подсказывает, что он всё делает правильно. Лань Хуань обнимает его со спины, проводя руками по груди, оглаживая рёбра и живот, спускается к паху. Его руки умело поглаживают член Цзян Чэна через шорты, сбивая у него дыхание. Цзян Чэн готов кончить лишь от этого, но Сичень спрашивает: — Могу я снять твою одежду? — Лань Сичень невообразимо аккуратен с ним сейчас. Цзян Чэн кивает, а сам задумывается. Как все пришло к этому? Звезды на самом деле исполняют желания? Кстати, а падают ли они сейчас? Он дергается от порыва ветра, пригоняющего прохладу, свойственную только концу лета. Цзян Чэн обнажён ниже пояса, он чувствует взгляд Лань Сиченя на себе, когда тот удовлетворённо произносит: — А–Чэн, ты такой красивый, даже здесь, — Лань Хуань оглаживает его ягодицы, а после и бёдра, — твои ноги великолепны, мне нравится прикасаться к твоей коже, — он едва сжимает его левое бедро со внутренней стороны и просит, — расставь ноги пошире, чуть-чуть. Цзян Чэн повинуется, нетерпеливо ожидая, когда начнётся секс в его представлении, но Лань Сичень вдруг разочарованно говорит: — Прости, а–Чэн, я забыл, что у нас нет смазки. Она нужна даже в том, что я хочу попробовать. — У меня есть, в шортах, — пробник из сексшопа, подаренный его братом, наконец пригодился. Лань Сичень роется в его карманах, пока не вытаскивает маленькую упаковку, открывая и выдавливая содержимое себе на руку. Он размазывает, вероятно, бóльшую часть по бёдрам Цзян Чэна, а после тот лишь догадывается по звукам, что Сичень приспускает и свои брюки, смазывая остатками член. Он пристраивается сзади Цзян Чэна, вновь накрывая собой и пристраивается так, чтобы член был зажат его бёдрами. – Теперь чуть сожми ноги, ладно? – Сичень стонет, когда Цзян Ваньинь следует совету. Он начинает имитировать обычную близость, толкаясь между бёдер Цзян Чэна, одновременно трогая его член, добавляя приятных ощущений. Скольжение между липких от смазки ног достаточно странное, но от того не менее будоражащее. Это не плохо, нет, но и не так хорошо, как простой секс, уверен Цзян Чэн. Лань Хуаню вот точно нравится, судя по его стонам и тому, как он ускорился, а сам Цзян Чэн где-то посередине наслаждения. Не требуется много времени, чтобы распалённый Лань Сичень кончил, немного испачкав его бёдра. Тогда он начинает быстрее дрочить Цзян Чэну, доводя и того до разрядки. Да, вот этот оргазм на самом деле похож на взрыв звезды перед глазами – быстрый и ослепляющий, выбивающий громкий стон, громче всех остальных. А потом Цзян Чэн просто падает на простынь, тело удивительно уставшее, и его впервые за ночь клонит в сон. – Напомни мне в следующий раз попросить тебя заняться этим где угодно, кроме природы, – говорит он, когда Лань Хуань помогает ему одеться и встать. – Конечно, а–Чэн. Давай я провожу тебя домой? – Нет, а–Хуань, – он отказывает не потому что уверен, что не упадет и не уснёт где-нибудь на улице, а потому что хочет совсем другого, – может, ты разрешишь мне остаться у себя? Немое "Я люблю тебя" витает в воздухе, когда они засыпают в обнимку на кровати Лань Хуаня.┈┈───╼⊳⊰ ☆ ⊱⊲╾───┈┈
На утро Цзян Чэн обнаруживает 98 сообщений с вопросами о его местонахождении от контакта "Идиот", точнее, от своего брата. Последнее из них гласит: "Тебе повезло, что Ванцзи додумался позвонить брату, иначе дома я тебя придушил бы. Совет и любовь вам, ночные гуляки!".