Сломанные улыбаются вместе

Томми мёртв. Он умер. Его больше нет. Совсем. И никогда больше не будет. Он никогда не посмеётся снова. Не улыбнётся так лучезарно, как мог только он. Не будет кричать и бегать вокруг призрака, рассказывая странные факты из своей жизни. Не откроет свои голубые глаза. Не вскочит утром с криками о надоедливом солнце. Томми вообще никогда больше не увидит солнце. И Гостбур не увидит своё. Гостбур не увидит, как младший завязывает бандану на своей шее, стоя у зеркала. Не увидит как он забегает в комнату, чуть не вышибая дверь из петель. Не сыграет ему новую песню. И уже никогда не сможет признаться ему в своих странных чувствах. Он больше никогда… Никогда… Глаза раскрываются. Зрачки дрожат. Как это так. Как это могло произойти. Он не может как следует понять смысл произошедшего. Вслед за зрачками начинает дрожать и всё тело призрака. Ноги подкашиваются. Он падает на колени. Сут ещё не понимает, но слезы сами текут по его щекам, с шипящим звуком испаряясь по дороге к бодбородку. Он не чувствует этой боли. Ему всё равно на неё. Лицо призрака похоже на костёр в который кинули покрышку. Он задыхается, беззвучно цепляясь ртом за воздух. Руки сжимают песок и траву, что находится рядом. Вырывает зелёные клочья вместе с землей. Почему это произошло… Беззвучные попытки наполнить задыхающийся лёгкие воздухом уже плохо помогают. Рука вновь цепляет сухую траву, сжимает до выделения сока и кидает туда, где должен стоять Сэм. Гостбур просто не видит его из-за пара. К тому же глаза будто сжигаются изнутри. Он кричит, так же как, когда он обнаружил столб уходящий в небеса в Логстедшире. Только теперь это правда. Теперь Инитт действительно мертв. Голова опускается на землю и он просто продолжает кричать куда-то вниз. Он уже начинает хрипеть, но он просто не может остановиться. Сэм уже давно не стоит рядом. Вероятно он ушел обратно в тюрьму от неловкости или от холодности своего характера. Гостбур чувствует как в его ухо уткнулся чей-то холодный нос. Он догадывается, что вероятно это Френд, гуляющий рядом. Призрак коснулся синей шерсти кончиками пальцев и кажется та стала ещё более синей. Сут просто ничего не мог видеть. Слёзы текли уже не так интенсивно и были небольшие проблески реального мира сквозь пар. Нет, это вовсе не говорит о том, что ему стало легче. Просто сил оставалось не так много. Пар клубится. Вокруг все белое. Виден участок зелёной травы и копытца. Но это не Френд. Сердце сжимается, когда пар поднимается чуть выше и призрак может рассмотреть испуганное лицо Таббо. Его глаза зациклилась на таких же испуганных глазах Сута. Президент смотрит с вопросом, но одновременно просто не хочет слышать ответ на него. Хотя он уже все понял. Завернутый в платок обед для Гостбура падает на землю. –Не молчи…– выдавливает он. Гостбур сжимает зубы и сглатывает ком. Слёзы снова возобнавляют движение с прежней скоростью. –Он… Он…–призрак задыхается– Уме... Он не может договорить, но оно и не требуется. Они оба сегодня потеряли нечто очень важное. Они оба винят себя. Таббо согласился помочь, а Гостбур просто не смог понять, увидеть. Они оба разрываются изнутри. *** Здесь было серо и темно. Пахло сыростью и чем-то химическим. Сначала Инитт увидел серый пол, после этого такие же серые стены. Кажется откуда-то дул ветерок. Он осмотрелся. Это было похоже станцию метро. В дальнем углу сидела кучка людей и, кажется, играла в карты. Томми прищурился и смог понять, что все они уже были ему знакомы. Это те, кто уже покинул мир живых. Он увидел Шлатта. Тот выглядел всё так же и словно находился в полном опьянении. Вел себя громко и твердил, что, очевидно, играет лучше остальных, ведь хорошо умеет шулерить и уже присвоил себе все козыри. Рядом посмеивался Мексиканский Дрим, вероятно козыри были у него, а рогатый просто блефовал. Третья фигура была более серьезной, но будто поехавшей. Она-то и заставляет Инитта вспомнить все последние события. Дрим, замахнувшаяся рука и приближающиеся шаги надзирателя. Томми умер. Томми в загробной жизни. Он несмело делает насколько шагов в сторону ребят. Ботинки Инитта громко стучат по полу и остальные оборачиваются на шум. –О, кажется у нас пополнение– с ноткой забавы в голосе выдает рогатый парень. Мексиканец склоняет голову набок, шумно предлагая «новенькому» сыграть с ними. И только последняя фигура не двигается. Только она не издает не звука. Только она просто растерянно смотрит. Только Уилбур. –Это ж Томми! Твой же пиздюк, да? — оборачивается к Суту Шлатт. У этих двоих явно не особо ладилось общение. Томми медленно останавливается. Смотрит на свою ладонь, затем переворачивает её, сжимает и разжимает пальцы. Да, он очевидно здесь. Это он сам. Он немного сжимает руку, впиваясь ногтями в ладонь. Становится больно. Да. Очевидно. Он мёртв. Слеза скатывается к подбородку и капает на холодный кирпичный пол. Почему он плачет? Точно. Он ведь такой долбоёб. Он оставил Гостбура одного. Он даже не смог ему сказать всего три слова. Три, камон, это же так немного. Тогда в чем была гребаная проблема? Страшно? Ещё не лучшее время? И это стоит того, чтобы он жалел об этом всё своё оставшееся никчемное существование длиной в вечность? Молодец Томми Инитт! Ещё рано? Поздравляю, а теперь поздно. Томми злился на себя. Томми злился на Дрима. Томми жалел и Томми плакал. Послышалось шуршание со стороны сидящей компании, и Инитт вспомнил, что он не один. Уже через несколько секунд он почувствовал объятия. Очевидно это не был Шлатт или Мексиканский Дрим. Томми посмотрел вверх. Лицо старшего было спрятано за спиной Инитта, так что он не мог его видеть. Зато он мог видеть поседевшую прядь его кудрявых волос, дужку очков и коричневый плащ, с которым он не расстается даже после смерти. Ему сложно осознать, что он видит Уилбура снова и что он видит кого-то кто одновременно является и не является Гостбуром. Он прижимается носом в плащ и цепляется руками за спину Сута. Плащ пахнет потом и сигаретами. Как в Погтопии. Ничего не изменилось. Томми ещё не знает как воспринимать эту встречу. С какой-то стороны он рад. С другой... Да тяжело объяснить другую сторону. Он любит одного человека, но этот человек одновременно два человека. Что за фигня вообще. *** На стороне живых наступает вечер. Почти ничего не изменилось к этому моменту. Гостбур, чувствуя себя "сухо" и пусто, лежит на кровати глядя в деревянный потолок. Вот бы он сейчас упал. И раздавил его нахуй. Он все ещё до конца не может понять, что младшего больше нет. Призрак поворачивает голову и сжимается, видя кровать Томми. Она всё ещё не застелена. На ней валяется его расческа и резинка для волос. На тумбочке рядом стоит кружка с недопитым чаем недельной давности. Томми никогда не добавлял в него сахар, но кидал много лимона, который потом не ел. Вероятно лимон стал коричневым за это время, а на поверхности чая начали плавать островки плесени. Призрак отрывает свой взгляд от изучения спального места Инитта, когда слышит скрип открывающейся двери. Там стоит Таббо с тарелкой печенья в руках. Его лицо красное и он выглядит очень подавленно. Видно, что он и сам очень страдает от того, что произошло, но пытается подбодрить призрака... Странно осознавать, что Томми больше не будет. Что он не ушел подышать воздухом на пять минут. Что они больше его не увидят. Они молча сидят на кровати и едят печенье, которое с неохотой лезет в горло. Им даже нечего сказать друг другу. Слова излишни. Таббо подташнивает от вкуса печенья во рту, когда тот представляет произошедшее. Гостбура не тошнит. Он понимает, что Инитт мёртв, но не может понять, что именно это значит. *** Томми сидит в углу на холодном кирпичном полу и безразлично пялится в стену пустым взглядом. Сколько времени уже прошло? День? Два? Он уже понял, что в этом месте нет обсолютно никаких развлечений. Только холодный пол и такие же холодные стены, уходящие в никуда рельсы и пара вечно горящих светильников. Непонятно откуда эти ребята добыли карты, но как можно было понять это было их единственным развлечение. Было, есть и останется вероятно навсегда. Томми пока не спешил к ним присоединяться, оставаясь наедине со своим самобичеванием. Если бы он мог умереть здесь снова, он бы обязательно разбил голову об стену. За это время он прошёлся назад по путям, но вернулся к платформе понимая, что это безполезно. Томми уверен, что все они пытались сделать так же. Быть может только Уилбур был рад остаться здесь. Его вряд ли держало что-то в реальном мире. Вдруг слышится шорох и топот приближающейся фигуры. Шаги все ближе и Инитт слышит как эта фигура садится рядом с ним на корточки. Как он вообще должен говорить с ним, боже... Уилбур и до этого пытался поговорить с младшим по душам, но Томми просто не мог, посмотреть на него, от чувства тошноты. Его тошнило от самого себя. От того, что он оставил человека, выглядящего ровно так же, как фигура в плаще, где-то там, на другой стороне. Отвратительно. –Чувак, не дело так вот молчать... У тебя есть целая вечность смириться со своей смертью, но если тебя что-то тревожит, ты можешь просто выплеснуть это на меня...– Инитт почувствовал руку на своем плече, сдерживая очередной поток слез. Он должен перестать бежать. Он должен поговорить с ним. –Да не в этом дело... Я отложил кое-что очень важное на потом, и это "потом"...–Томми делает паузу, чтобы сглотнуть ком в горле– уже никогда не настанет... Младший поднимает голубые глаза на Уилбура. Тот смотрит нечитаемым взглядом, будто сквозь Томми. От этого взгляда по спине пробегает холодок. Инитт чувствует как напряглась рука старшего на его плече. После нескольких секунд молчания Сут прочищает горло и, сделав максимально понимающий голос заговорил. – Томс.... Я знаю, что уже очень поздно, но ты должен понять, что ты должен делать то, что хочешь тогда, когда хочешь... –Это я и так уже понял, но только вот сделать я с этим уже ничего не могу... –Мне жаль, что я не могу дать тебе дельный совет... –Не парься, я сам виноват– в душе всё резало, оттого что Уилбур ощущал себя виноватым, хотя Томми поступил с его мертвой версией просто отвратительно. Какое-то время они молчали. Рука старшего все ещё красовалась на плече Инитта. Оба хотели сказать что-то ещё, но у обоих не было слов. –Я тоже не успел сделать кое-что важное перед смертью. Хоть я и сам принял её. Сейчас у меня впереди целая вечность, хах, кажется я ничему не научился...– Сут издал смешок и немного опустил голову– жизнь удивительная штука. Ты не задумываешься о ней, пока ты жив и очень скучаешь после смерти. Думаешь, как же это все не справедливо. Только когда я расстался с жизнью я понял каким же придурком был. Я помню как неделю шел по путям назад, а потом отчаявшись развернулся. У меня были с собой карты, так что мы смогли найти себе какое-то развлечение, но вероятно мы потихоньку сходим с ума, пхах... Я ведь здесь уже больше десяти лет...– зрачки Томми сузились. Как десять лет. В реальном мире прошло около года. Сколько сейчас время в реальности? А появился ли теперь призрак Томми? Заменит ли он настоящего Томми для Гостбура? Вопросов появилось слишком много. Захотелось зарыться в самого себя и разбирать каждый кусочек своего сознания по частям. Рука Сута уже давно не на плече подростка. Инитт вообще не знает здесь ли старший. И сколько времени он уже сидит вот так в простых рассуждениях. Он уже глубокую яму вырыл, анализируя каждый свой шаг. Кажется, что прошла не одна неделя. А может и не кажется. *** А вот в реальности прошла ровно таки неделя. Гостбур хорошо понял, что такое смерть. И что она значит, относясь к Томми. Гостбур понимает уже очень многое. Он больше не злится и почти не плачет. Разве что иногда. Разве что очень часто. Но все равно он в основном просто сидит в комнате или просто ходит по Л'менбургу или его окрестностям. Только к тюрьме он больше не подходит. Его сильно тошнит рядом с ней. Несколько дней после кончины Инитта Сут часто шарахался на дверь, когда в комнату заходил Таббо или кто-то из знакомых. Каждый раз ему казалось, что зайдет Томми. Что эта его смерть была лишь нелепой ошибкой и что он уже спешит к призраку. Сейчас Гостбур уже понял, что это не так. Что смерть значит совсем другое. Что он уже никогда не зайдет в эту комнату... За это время люди по всему серверу начали строить памятники. Много кто скорбил по Инитту... *** Белый свет. Что это? Томми сначала и не понял. Просветление? Даже такое пронеслось в его голове. Но нет все было проще и материальнее. Поезд метро. Кто там? Инитт надеется, что Дрим. Что этот мудак наконец умер. Непреодолимая сила будто притягивает Томми ближе. Хотя на самом деле так и есть. Из вагона протягивается рука, хватающая подростка, как только тот подошёл. "Что?" только и успевает пронестись в голове, когда Инитт видит фигуру с улыбкой на маске, и в последний раз, словно на прощание, переводит взгляд на Уилбура. Станет ли он когда-нибудь свободен от Дрима? Или он придет за ним даже в глубины ада..? Отчаяние. Темнота. Он открывает глаза. Кажется это тюремная комната и он здесь не один. Он осматривается. Это не лимбо... Он подрывается с места, принимая сидячее положение. На кровати сидит Дрим. Его вечно приклеенная к лицу маска снята и лежит на коленях. Лицо покрыто огромным количеством шрамов, которые, вероятно, нельзя посчитать на пальцах. Даже не смотря на снятую маску он улыбается и от этого холодок пробегает по коже. Что с маской, что без нее лицо Дрима не меняется. –Что это было?–с недоверием и страхом спрашивает младший дрожащим голосом. –Воскрешение– Дрим говорит срехнувшимся тоном, ещё чуть-чуть и он как будто начнет истерически смеяться–Я БОГ ТОММИ! Он точно поехавший. Томми сглатывает и напрягается.