You're doing good, lad!
Будний день. Подготовка не начиналась, и наёмники обеих команд бродили по карте, предоставленные сами себе. В то время как два пулемётчика сходились, безоружные, и мерились едой, два шпиона уже царапались ножами и вертелись в попытках зайти сопернику за спину. Снайпер красных не спешил наверх, приглашал встречных-поперечных на кадриль, но особенно был озабочен опозданием медика синих, своего любимчика из постоянных жертв, - как и вся BLU. Немец пунктуальностью не славился, а сегодня и подрывника утянул в омут. -У нас минута, где их носит? - Джейн, лидер синих, обратился к Деллу: - Они вместе в ночь уходили? -Э-эм, нет. Нет, конечно, куда им уйти... - и замялся, переместился за угол от рыщущих глаз. -Покажу сладкой парочке, если хоть на секун..! -Тут мы, старик, хорош ворчать! Зычный, но несколько утомлённый голос Тавиша прокатился по ресэплаю. Людвиг принёсся за ним по лучу медигана, удивил театральной невозмутимостью и вчерашним бутербродом в зубах. Он пару раз сдержал улыбку из-за мутных, но весьма громких оправданий подрывника, не подал сомнительного вида и тоже постарался убедить Джейна, что они не являлись к перекличке по отдельным поводам. Тавиш с трудом выкорчёвывал себя из постели... -Чем вечером занимался, где шастал? -Испытывал бомбы на полигоне, вся база слышала! -И так сильно устал? -Эге. ..а медик залечивал ему осколочные раны вторую половину ночи, и здесь к нему мало придрались. -Подозвал бы Делла к себе, вдвоём скорее бы управились. -Я поздновато к нему зашёл, ну, приполз, зачем тут его звать? -Ух, сорванцы, не видел я, чтобы после полуночи в кабинете свет горел! -А хрена ты делал во дворе среди ночи? -Я вас не видел и искал кругом! – Людвиг прекратил одновременно жевать и накапливать убер, замер. – Где вы прятались? -Душем гремели, когда ноги Тавишу промывали, вот что, - подал голос инженер, и медик собрался его обнять в бою в тихом месте. -А ты почём знаешь?.. Делл перетянул разборку на себя, но солдат отнюдь не терроризировал его. Врать ему не удавалось, наивному техасскому парнише, и разделяющий тайну приключений Пиро высыпал два-три залпа дроби в нижний плинтус будто бы для разогрева, и о нерешительных фразах вскоре позабыли. --- До густых сумерек, действительно, на изрытой площадке за общежитием хлопали гранаты и липучки - и искристые облака, которым Демо, будь он профессионалом, задал бы сейчас высоту, на какой взрываться. Скаут и Пиро сидели на крыше, не гадали об истинной причине салюта и играючи аплодировали ему, набивали хлипкое алиби перед Джейном. Но смерклось, и они сползли, переместились от прохлады в дом и сделали этим одолжение Тавишу. Он мечтал заодно практиковать здесь прыжки - одни за другими без остановки, выше и дальше обычного, с грузом под мышкой, - но полигон не относился к священным территориям для мясорубок. Даже медик, летун с Быстроправом, не помог бы четырём сломанным ногам. Он закидывал взрывчаткой манекены, выгадывал дальность полёта от наклона и высоты стрельбы, учился активировать липучки «как можно мгновеннее», метал их из-за плеча и с разворота, а сам поглядывал на тропинки от базы, не вышел ли кто чужой. С его появлением и тренировки закончатся. Изводить припасы пришлось не так долго, как подрывник рассчитывал; Людвиг распрощался с пациентом из RED не позже полуночи. На вопрос, посвятит ли тот время личным делам, солдат красных не ответил дельно, оправдался искренним неинтересом; Тавишу хватило этой несуразицы для восторженного предвкушения. "Обещал же, док!" Шныряние в сторону кабинета мимо спальни Джейна грозило ненужными допросами в публичном порядке, и Тавиш не сообразил на полусонную голову ничего лучше, чем... -Ме-е-е-эдик! Медик! Людвиг. Ме-едик! Наконец окно отворилось и инженер протиснулся в узкую для голубей щёлочку; шея подрывника не успела затечь, а голос - охрипнуть. "Чего?" -Позови медика! -Он спит. -Разбуди, пожалуйста, очень нужен! - энергично зашептал Тавиш и покачал липучкомётом. Делл исчез в кабинете, сквозь ночной шорох травы и писк насекомых подрывник услышал оттуда незлобное бурчание Людвига, звонкий треск кушетки, топот сапог. Медик набросился на подоконник как был, в халате как в покрывале, и надвинул очки. На Тавиша капнула ледяная вода с его волос; Делл определённо умеет вытаскивать из нечаянной дремоты ожидания. -Тавиш? -Выходи, время! -Сейчас!! - и осел от неожиданной громкости, помахал в знак радушного приветствия, захлопнул дребезжащую раму. «Переоденься!» - хотел крикнуть товарищ, но только шепнул в страхе перед Джейном. Успеют свершить всё до рейда - смоют разом все грехи, но никто не гарантировал им быстрого шага наутро. Но в эту благословенную минуту... Тавиш едва сдержался от прыжка до крыши, захватил рюкзак с наваленных у стены досок и своим ходом донёсся до крыльца базы, и спустя два нервных зевка, перекус шоколадкой и бесформенную мысль при взгляде на сухие пейзажи каблуки прорезали гробовую тишину, свободная от перчатки ладонь распахнула дверь, Людвиг споткнулся о порог на лету. --- -И какой у нас план действий в общих чертах? -Давай не будем бежать… Завис ты с этим солдафоном, полчаса потеряно. Да знаю, что не впустую. Только теперь понятия не имею, успеем ли перед концертом до администрации. Часы есть? -Найн. -И я о том же. С другой стороны, даже если мы потом затеряемся в толпе… а я не знаю, какая плотная она будет. И не заблудиться бы нам там самим, если она огромная. Людвиг, не беги. – Тавиш схватил его за рукав куртки, тот сконфузился и отшагнул назад. – Мы не так критично опаздываем. -От фермерских хозяйств куда нам ближе, к управлению или на концерт? -Каких хозяйств? -Через которые в город войдём. -К администрации ближе, но… Говорю же, если прознают, что это были мы, то спрячемся на уличной гулянке под гитарку? не думаю. Для такого манёвра фестиваль бы, возьмём, Хеллоуин… Октоберфест. -Или Сильвестр. -Чего? -Канун Нового года, мы отмечаем. -Не беги, я не успеваю за тобой!.. Куда несёшься? – Он сбросил лямку с плеча. – Ты побеги и раскидай припасы, пока я подойду, старый и немощный; хотя к чему сразу туда… -Всё обойдётся, - мимолётное веселье спало с лица. Он спросил вполоборота: «Про старость ты глупо говоришь, сколько тебе лет?» и оступился, со смехом покатился в неглубокую канаву с высохшей, и потому царапающейся глиной. Тавиш навис над ним и, опершись на колени, начал то ли смотреть с горделивым, но по-дружески несерьёзным превосходством, то ли молча умирать от хохота вместе с Людвигом. -Тридцать будет, - он протянул руку, медик отнял свои от лица и очков и подал, чтобы Тавиш чуть не вырвал её из плечевого сустава. – Или не будет, если Джейн нас поймает. -Не впервой ходим, - Людвиг отряхнулся во мраке, убеждённый, что прибудет в город с пыльным пятном где-то сзади. – Я справку тебе выпишу. -А ты с кем-нибудь уже практиковал? – прищурился Тавиш, и Людвигу неистово захотелось вцепиться в него в объятьях. -Нет, я соображал, когда железную крошку из солдата выпутывал. Скучное занятие. -Что там у них опять? -Инженер, поставленный готовить ужин, не почистился после мастерской, а наверняка металлолом пилил. Один разумнее другого, но я не о том. – Его речь сбивалась от быстрого шага, отчего Тавиш едва разбирал её, к тому же через акцент. – Если опоздаем, я выпишу нам обоим. Тебе как пациенту, себе – как дежурному врачу. -Ловко! Святой человек, - и сердце Людвига застучало сильнее. – Но лучше явиться рано или поздно, огребём от Джейна. -- Решили первым долгом идти к мэрии, её высокий и жуткий фасад слишком заманчиво выглянул над обветшалыми… не домами, а, скорее, памятниками архитектуры довоенного времени. У обоих тряслись руки и заплетался язык. Из кулаков Тавиша сыпалась верёвка, которой он прытко обвивал ракеты, а деревянные ножки их не втыкались в землю плотно. Людвиг ждал его у участка забора, где они перескочили с улицы, и озирался, высматривал злоумышленную полицию. -Мы точно этого хотим? – Подрывник подскочил к нему, захватил из приоткрытого рюкзака боеприпасы – не больше и не меньше, чем требуется – и постоял. -Взрывай, - его голос поколебался. – Мы пришли за зрелищем. -Непрошенным, и куда пришли… - Тавиш удалился и забухтел в нос. – Зрелище нам в полиции будет, точнее… -Если нас туда не запакуют, мы сами наведаемся. -Зачем это? – И Людвиг нервно оглянулся, будто ища обоснование своей сознательной оговорке. Тавиш не дождался, пошёл, и ему в затылок долетело: -А ведь...! А ведь, Тавиш! И у меня планы есть! -Переночевать за решёткой? Одуреть планы. Людвиг оправдал его слова волнением позже, чем обиделся по первому впечатлению и скрестил руки, закопался в решении "полицейского вопроса" - что конкретно ему понадобилось в участке и в насколько свежую голову ему взбрела авантюра. И подрывник посовестился, в другой раз, когда приблизился к покорному сторожу, шепнул: "Возьми скрампе из рюкзака, поостынь. Мне оставь на донышке". -Что? – отозвался Людвиг на порядок тише. -А-а! – Он распечатал и сам отпил для храбрости, вернул бутылку и поспешил разместить реквизиты. И вернулся, когда медик уже не стеснялся сидеть то ли на газоне, то ли на клумбе, на какой-то мохнатой зелени вдали от источников света, обнимал колени и глазел на чёрные окна администрации. -Где все охранники?… Поднимайся! Побежим. Шикнула петарда в руке Тавиша и молнией полетела к начальному узлу верёвок. "Отойдём, якобы ни при чём", и Людвиг засмеялся: "Случайные ночные свидетели". Далеко они не продвинулись, засели у придорожных кустов, где и застали пронзительный хлопок, разглядели сквозь заросли несколько бегущих по тропинкам и мощёным дорожкам огоньков. "А вот сейчас…" В ушах Людвига звенело после петарды, он не зажал их в последнюю секунду по примеру Тавиша и салюты прогремели для него как бы вдалеке. Искры сгорали в воздухе и не касались их макушек, разноцветные блики озаряли стёкла на третьем этаже. Медик чуть не пищал от счастья, его рука в мгновения тишины рыскала и норовила обнять подрывника до треска в рёбрах, но бабахала следующая очередь, пёстрая, непредсказуемая, и обе ладони снова скреплялись у груди. Тавиш любовался его неестественным изумлённым лицом больше, чем канонадой, делал попытки коснуться его так, чтобы он не вздрогнул, и наконец вытащил скрампе из его ладони, пригубил. -Погнали?.. Людвиг мелко кивнул и остался сидеть на коленях. -Я пошёл, Людвиг. И оба скрылись на улице окончательно. Сзади ещё громыхало и сверкало, отражалось в витринах, и в промежутки невозмущённого безмолвия кричали полицейские сирены, наступали этим на пятки удирающим авантюристам. Людвиг нёсся чуть впереди, не выпускал запястье Тавиша и почти сдирал мясо с кости. -Налево! -Зачем? -У меня планы. – Он впервые за побег посмотрел подрывнику в лицо, с третьего взмаха поправил очки, дал знать без единого лишнего звука, как крепко засел сидр в его мозгу. -Зачем тебе туда? Вместо бессвязного подмятого лепета медик подернул головой на шорох колёс чёрных машин с люстрами в районе администрации. -Давай сейчас на участок. Они долго грести дело будут, огарки подбирать. -За документами вернутся, инструментами, нет? -Ну их! Не подумают ничего. Кто сдастся им через двадцать минут? -Пьяные до неразборчивой дружбы. -Смеяться, Тавиш! «Ты что задумал, четырёхглазая бестия?..» Он, поспешая как отец за непоседливым ребёнком, качая полупустой бутылкой, нагнал Людвига, когда тот специально для этого остановился и захихикал от азарта, будоражащего и с тем обострённого до нижней границы сомнений. -Пока я не передумал! -Да в чём дело? Медик обошёл будку с неярким светом внутри по трём открытым улице стенам, постоял смирно и не шелестя травой, произнёс: "Nehmen wir, was fur uns nutzlich ist", щёлкнул Тавиша по носу: "Raus!" и рванул запертую дверь за ручку. Демо потеснил его, и удар подошвы по замку погасил медиково: "Взорвать хочешь, и здесь?" -Так, hetzen… Hetzen! – Людвиг нырнул как бы в полной уверенности, что не прилетит лбом в караулящего арестантов шерифа. И подрывник шагнул в домик погреться, приладил дверь на одной петле и шатковато всадил её обратно в косяк, не отошёл с порога. Покосился на трёх молодых, легко и открыто одетых леди на скамье, перепуганных Людвигом, что носился в суете, сбивал со стола бумаги и пресекал бормотание огорчённым оханьем, виновато оборачивался на Тавиша. -Я быстро, сейчас… -Что ты ищешь? – И Людвиг оскалился: -Не при дамах, пожалуйста. -Они только сейчас появи…! -Вы чего хотите? – спросила одна из женщин. – Вы к кому? -Не к вам… -подрывник смешался от понимания, как необыкновенно звучит его заявление - чтобы двое весёлых друзей, да в такой уникальной обстановке отказались от общества трёх разнузданных особ. - Вы не наш профиль, извините, - Людвиг прянул от письменного стола, подскочил к Тавишу и, недолго ища в его лице растерянность, прижался своими губами к его так плотно, что для сбившегося дыхания остался один нос. Девушки не увидели с левой стороны, как чернокожий парень блуждал взором в недоумении и нестерпимом желании провалиться вместе с Людвигом и искомым предметом, чтобы там доцеловаться вдали от свидетельниц. Он, выпрямившись для удобства Людвиговой спины, начал обнимать его за поясницу в ответ, зародилось и взошло ласковое чувство… Медик сам отцепился, вернулся к поискам. -Вы что… -Такие же порочные, как и вы. -Perfekt! – Людвиг сжал в кулаке что-то и вскинул над головой, пока захлопывал ящик. – Побежали, всё готово. -Что это? -Побежали на концерт, пропустили своих!! ..Подрывник не мог сказать, что музыканты сместились с первых мест в его нынешнем круге интересов, - стерёгся большего волнения Людвига, трепетавшего без памяти и меры, и догонял его по улицам, петлял между фонарей и замирал вместе с ним, ждал, пока он прислушается к пению и побежит на него. Как другой человек изо всех сил мчался в светло-зелёной куртке, но постукивал знакомыми, рабочими сапогами и тормозил, чтобы вернуть съехавшиеся очки на нос. Только прибыв к немногочисленному, но шумному собранию мужчин и женщин вокруг беспорядочного склада досок и стула на его вершине, где длинноволосый парень при участии гитары и нестройного хора под ногами тянул нечто похожее на балладу, Людвиг втиснулся в него и мигом выпутался обратно к Тавишу. Постоял как бы в раздумьях, сюда ли он так рьяно спешил и так ли ему сгодилось это мероприятие. -Да?.. Медик попытался вслушаться в музыку, немного покачался в такт. «Глупо всё, глупо, ты об этом?» -Нам не так уж сильно всё нужно? -Правда. – И снова оглянулся на парня, что упрямо смотрел на лады и струны, а не на зрителей. – И незачем сожалеть. Но на что мы попали, ведь не хуже?.. Он поборол желание и не прислонился к Тавишу, чтобы выразить своё тихое счастье, молча приблизился к его плечу, а когда тот спросил: «Скажешь что-нибудь?», выдохнул: -Ты пробовал бренди? -Эм, нет. -Давай? – Он указал на бар позади, дверь которого ещё хлопала и дребезжала от посетителей. Они выходили наружу полюбоваться с бокалами на выступление и клятвенно заверяли, что вернут имущество, но не все выполняли обещание; тяжёлый топот защитников справедливости вслед за ворами не нарушал гитарной мелодии и не сбивал с неё людей. -Не будем смотреть? -Оттуда наверняка слышно… и не так заметно. Мы всегда сможем выйти таким образом. Людвиг его убедил – и он даже сам отыскал две свободные табуретки у стены вдали от входа, посадил медика сторожить их и сходил за заказом; расположил этим к разговору. Приглушённое, как эхо, однако разборчивое мурлыканье барда доносилось до их столика, и Людвиг готов был растерзать любого, кто перережет её громким голосом. -После скрампе нам ничего не будет? – Тавиш принёс бокалы, держа их за горлышки, видя в этом большую вероятность донести их. -Крицкриг у меня дома… -Я тебя сейчас поволоку до него? -Или я тебя, - осклабился Людвиг, пригубил бренди и чуть не закашлялся, будто ожидал на его месте газировку. – Приемлемо. -Не удивляет. – Тавиш последовал его примеру. – Что-то напомнило… В Аллапуле что-то похожее пил. -В соседнем замке? -Почему сразу в замке? Шотландия не только из них состоит... Я почти все местные трактиры тогда обнюхал, меня узнавали, кричали мне: «А-а-а, Тавиш, демон одноглазый, давай к нам заруливай, новая поставка, тебе точно понравится!»... Никогда не нравилась. Швайнхунды, обманщики. Людвиг засмеялся. «Ты уже сделал свой выбор?» -Не-е-е-ет. Туда никогда не доедет то, что я предпочитаю здесь, будь я хоть четырежды тамошним постояльцем. Если и вернусь, то только ради матушки, возраст у неё… -Ja… «Осторожнее здесь», - подумал Тавиш и сам оглянулся; всё было в порядке, чернокожие гости вполне уживались с остальными. -Потому что ничего, кроме родового поместья, меня назад не притягивает. Меня гоняли там как чёрта последнего, - он ярился так, что Людвиг выпрямлялся и чуть не опрокидывался со стула, показывал ему ладони, - хотя, ты глянь, где Америка, а где север Британского острова!.. Кому не плевать на такое чудовище, как я! -Слишком категорично. – Людвиг, к горю своему, не придумал, как ему выказать сочувствие без тактильного контакта, вцепился в бокал как за последнюю опору. -Стал бы я тебе врать. Так всё и было. – Он отхлебнул ещё, спохватился: - Тьфу ты. Закуску тебе взять, или не надо? -Нет-нет! – Он вовремя взял себя в руки и ответил по-английски. -Там мясная есть, огромная тарелка. -Не надо… -Ладно я алкаш, но издеваться так над тобой… Пока мы тут в полной неизвестности и с деньгами, почему бы не разгуляться. -Я сам на это иду, - он глядел в стол, оперев голову на руку. На вопрос, как он себя чувствует, ответил «Жарко» и взглянул с улыбкой, намекая, отчего именно. -Что-то ты задумал, Людвиг, что-то задумал. – И медик струхнул, пробежался глазами. -Себе возьми, если хочешь. -Один я есть не буду. – Они помолчали, поклевали носом под звон металлических струн с проспекта, тихие, но содержательные аплодисменты. – Концерт божественный, конечно. Самое по нам. И ты знаешь, что ещё божественнее этим вечером? -То, что мы провернули задуманное, и нас не накрыли. Тавиш обернулся ещё раз, до полукруга. -Точно. А может, стоило после бара туда сходить? -Почему? -Избежали бы ненужного стеснения. Мы пришли на полную катушку отрываться, а это?.. И-эх. Закон как кость в горле, никакой скрампе не поможет. Захватил бы что помощней, уснули бы в кустах и берите нам тёпленькими. Он подождал, пока Людвиг закончит страдать от неуместного удушающего смеха, вытрет слёзы и отдышится. «Я половину жизни вне закона существую, мне знакомо». -И администрации рушишь? -Нет… Нет, мы правильно до бара на дело сходили, - он откинулся и переменил позу. – Иначе разгром заметнее бы получился и на тысячи несметных долларов. -Стёкол бы не оставили, а так пусть спасибо скажут. – Людвиг закатился в хихиканье ещё сильнее, тщетно ругая себя. Тавиш для формальности окинул глазом других посетителей, удивительно к ним безразличным; сверил, что бренди в его бокале остаётся немного и захлебнуться от внезапности ему нечем, и наклонился, мигом успокоил: -А могу я узнать, Людвиг… Что ты задумал? -Номер в гостинице снять на ночь, самый дешёвый, и...! -Что? Медик уставился на него, так нежно и по-отцовски обращающегося с его «знаешь», «глянь» и прочим, такого заботливого и аккуратного, хоть и намного более молодого; убедился, что сомнений в планах нет. Схватился за круглый столик, пока тянулся к нему, и прошептал на ухо, не дотрагиваясь до шапки и мелко дрожа. -О дьявол. – Тавиш немного обидел его невразумительным словом и задумчивым, но недолгим допиванием бренди, и он посмеялся для заполнения тишины и собственной разрядки. – Серьёзно? -Да, - Людвиг терялся, но не отрекался от сказанного. -А то, что ты брал в участке?.. – Он сжал пальцами табурет и пробормотал, как провинившийся школьник: -Наручники. -Зачем?! -А потом сделай со мной что угодно. Что хочешь, что хотел со мной сделать, может быть… А наручники, - он предварил вопрос, - чтобы я не вырвался и случайно не ударил. -Так зачем мне это, если ты не хочешь? Чем настойчивее Тавиш вперял в него взор единственного глаза и вгонял в пущий трепет подобными выражениями, тем крепче Людвиг осознавал: с ним он в безопасности, обо всём договорится в момент икс. -Я давно хочу, задолго до скрампе и до бренди, и не хочу тебе помешать! Я знаю за собой, что всегда вырываюсь, и ты наверное помнишь, это привычка. Не обращай на это внимание… - Он посмел поднять на него глаза: - Я хочу, честно. Он напрочь забыл о гражданах вокруг, настолько было безмолвно и практически пустынно в их углу, и о разнице в возрасте. Будто ему снова двадцать четыре-двадцать пять, он распинается в чувствах и снова под градусом, - второй раз, но развёрнуто и уверенно, не высмеивая своё роковое признание, не страшась раскрытия великой многолетней тайны. -И что ты хочешь, чтобы я…? -На твоё усмотрение. – Он наклонился опять, так что столик немного хрустнул под весом двух мужчин. – Я буду твоим слугой, рабом, куклой, что пожелаешь, всё выполню. -Ничего себе… - И испугался растущего замешательства в пылающем лице напротив. – Ну и желаньица. Кто я для тебя такой?.. И что бы у тебя такого попросить. Изобрету по дороге. -Мы идём?! -А чего нам ждать, скоро уже рассветёт, концерт кончился, а мы сидим сиднем и перетираем. – Он уносил бокалы и бухтел, а Людвиг то ли хохотал в ладони, то ли трясся от слёз спавшего напряжения. Пришло время для беспокойств иного рода. --- Где шотландцу откровенные, но типичные посиделки в баре, там немцу сладостное самоубийство. В моменты, когда рассудок брал верх, Людвиг силился вспомнить, по какой части тела Тавиша прилетала его рука и что заплетал его язык, и осудить себя. "Как в дрянном анекдоте: «Пришли негр и немец в участок…»" - "А там проститутки". Тавиш нёс его на плече, молчавшего почти всю дорогу, а если и говорившего, то без пошлостей, в сердцах и с угрожающим акцентом, и не мучился от его ёрзаний. -Я и пьяных друзей, и слепую матушку так водил, не ново. В гостевой дом они по наводке местных полуночников, к огромному изумлению, добрались в считанные минуты. С документами на базе, едва вяжущие лыко, «фашист» и «сомалийский пират» непозволительно долго выбирали между собой тип комнаты на ночь: с двумя кроватями, или с одной двухъярусной, или с одной широкой, но при этом самой недорогой. Условились на две раздельные, переплатили за срок меньше одних суток, впотьмах вскарабкались по лестнице и проблуждали в поисках номера дольше, чем прошли до дома. -Сдвинем кровати? -Расшумимся на всю округу, не нужно. -На одной вряд ли поместимся. -На мне ляжешь. Людвиг едва терпел, пока Тавиш возился в замочной скважине, мысленно упрекал его и приводил в пример расторопного себя в участке; но до паники боялся не раскрыться за эти условные пять-шесть часов, сберечь слова и движения на следующий раз, которого может не случиться. Чуть они переступили порог, медик захлопнул дверь ногой, выпустил очки из запотевшей ладони и вынул её из кармана, обыкновенно поймал голову Тавиша и скорее обескуражил, чем раззадорил его поцелуем. Словно хотел насытиться остатками бренди с его зубов или затянуть себе в рот его язык и прикусить. Тавиш неумело подыгрывал, старался не кряхтеть от железной оправы и наручников, которые впивались ему в кожу сквозь две куртки, и не прерывать непотребства ради замечания: «Ты весь горишь». "Что делает тебя хорошим мальчиком?" – Людвиг освободил его и максимально ласковым и изнеженным взглядом заставил не двигаться. Он с заметным успехом изображал опытную любовницу, по крайней мере, словами и интонацией. -Об этом Демо красных спроси, - улыбнулся Тавиш. – Слушай, может, я в душ? -Ни к чему, мы потеряем время. -Гигиена превыше всего, медик. – Он дотронулся пальцем до кончика его носа. – И только скажи мне про антисептик… -Был опыт? – он усмехнулся. -Нет, я догадываюсь. -Не было опыта? -Да! Кому было это делать, кому я дался… Так, а где, что, Людвиг? Отойдём хотя бы. Людвиг подвёл его к противоположному углу, пребольно задев бедром ножку-перекладину кровати, на ватных ногах, и они подломились ровно между Тавишем и тумбочкой, уронили его на колени. -А на резинку ты не рассчитывал? Эм… -Она с собой. – В его голосе исчезла развязность, хотя проветриться ему было очевидно некогда, зато появилось придыхание, которое Тавиш заставал на базе не единожды. Длинные пальцы, столько раз и по уйме часов зашивавшие органы и вынимавшие пули в том числе после праздников и выходных вечеров, теперь с трудом и слабостью распутывали ремень. -Тогда почему ты не используешь её? -Моё решение. -..А мне что делать? – Он встал наискосок, гипотенузой к тумбочке и постели для удобства Людвига. -Ничего. Вскоре пришлось от неожиданности согнуться и опереться на оба угла деревянной полупустой коробочки, затем из вежливости – положить руку Людвигу на голову, но явно не чтобы он заработал усерднее и его губы твёрже обняли ствол. -Говори, если зубы, не стесняйся, - прервался тот. – Мне измени...? -Не надо ничего, - он едва преодолел тягу к оханью со сцепленными челюстями. -Направляй меня. -Куда ещё-то. Или я лягу на одеяло, или чтобы ты лежал, а я… Людвиг скользнул языком по всей длине, и Тавиш оборвал рассуждения хрипом. Молчаливое смущение перед голыми стенами, трёхрожковой люстрой и вазами как волнами захлёстывалось истомой, ноги подкашивались и притесняли Людвига к матрасу. Ему же и без того плохо сидеть, думал подрывник, надо подушку или сложенное одеяло ему под колени, - а поддерживать спину неудобно уже Тавишу, и не будет Людвигу, знающему свой темп и стратегию. "Ради этого ты, чертила, уморить себя целый вечер хотел? Чтобы первый раз был похож на сто первый?!" - Он не мог договорить это в голове, а в особенности произнести и сбить Людвига. Не раз навещали опасения, что медик заиграется и откусит кусочек, если не всё целиком, - но, остатками жуирующего ума догадывался Тавиш, у того ничего не получится, если он всегда будет брать так глубоко и бессовестно. Тот подключал язык, тонны слюней после слёзных горловых манёвров, обе руки, которые отнимал от основания члена и ягодиц и которыми помогал себе в моменты, когда отдыхивался и убеждал Тавиша, что с ним всё хорошо и даже лучше. Заметно было, Людвиг ждал какой-то реакции, облачённой в слова, ободрительной, укоряющей ли, что направила или перенаправила бы его. Головка побывала во всех частях рта, и не всё там; Людвиг дразнил друга вождением её где-то по лицу, розовому и обжигающему, и трепетанием языка по ней, как будто пускал на волю полную коробку муравьёв, ощипанных мух или одну бабочку с лета. Тавиш удивлялся, запрокидывал голову, забывшись уверенно насаживал мужское начало на рот Людвига, но когда от его стараний ощущения обострились до боли, терпеть дружеские резцы стало невыносимо, - и он застонал почти с криком. -Извини, - Людвиг прекратил фрикции и зализал несуществующие раны, и подрывник не побрезговал тут же его простить. -Я даже твои зубы люблю, не смертельно. -Не говори так, больно – значит больно. Будь честен. Он воспринял бы любую похвалу как бездушную и купленную близким товариществом формальность, и Тавиш молчал. Поэтому нетрезвого, но крайне счастливого Людвига ускоряли и волновали одни еле контролируемые вопли, сдавленные из уважения к соседям. Незапертый замок, игнорирование душа и санитарии, ограничение по времени никого отныне не тревожило, Людвиг стряхнул это с обеих душ. И любая критика Тавиша прозвучала бы несерьёзно и субъективно в свете того, что Людвиг единственный в его жизни инициировал такое. Он образумился с месяцами отвергаемых ухаживаний, обнаружил в подрывнике и его прикрываемых под жилетом эрогенных зонах возможность для особой медицинской практики, решился на то, чтобы использовать его мускулистое, молодое, лохматое тело как компенсацию того, что по очевидным причинам обошло его стороной в юности. Он пытался принести удовольствие и угадать, как другу наиболее приятно при его упорном, но благодарном и уважительном к процессу молчании, а тому по сердцу были любые облизывания, бесящие остановки, манипуляции с глоткой и – о господь! - не обременённые очками мимолётные встречные взгляды исподлобья. Кольца шустрых ладоней на влажной упругой коже, которые сгоняли слюни с неё на самый край. -Где ты этому выучился? Я точно твой первый?.. -Обижаешь, - Людвиг прервался и разгневал этим его. – Медику ли не знать, где приятнее. И фантазия хорошая... Согласен, что ли? - Тавиш умилялся с его любовного взора, попеременного на оба объекта вожделения. Ясно как день, что он, Людвиг, несмотря на озвученную готовность к принятию дружеских ласк выставит известное ограничение – и это распаляло подрывника и спустя долгое время соблазнений, обещаний, отступлений и раскаяний за эти отступления. Людвиг, склонив голову набок, тискал, растирал, гладил обеими руками член, целовал, добирался до нежной области вокруг него, и Тавиш чуть не выл. Понимал это как достойную и равноценную замену пропавшему дару речи, принимал тот немыслимый факт, что удовлетворяет Тавиша сполна. Однако на его "Ты сверхчеловек!.." что-то проворчал с набитым ртом, намекнул, что против и таких выражений. Когда он дотянулся кончиком языка до мошонки и пощекотал её, темнокожие пальцы схватили его за волосы, так что вырвался тихий визг. Тавиш уже редко заботился о его комфорте, полностью обратился на себя, к чему и подводил его Людвиг – но не сказать что это было именно то, на что он напрашивался для взаимного наслаждения. Ему защемили короткую стрижку на темени, он ненароком пустил зубы в ход, и Тавиш заорал. Он упомянул грязную шлюху и миллион раз извинился про себя, ужаснулся, что Людвиг не завершит начатое. Медик синих, знаменитый мирскими благодеяниями на две базы, воспрянул от его ругательств; не поспешил загладить вину. "Да, сегодня я твой любовник, да! Да, неопытный, непокорный!" Как бы неловко и небрежно, в темноте, значительно долго ловил член губами и тем вдоволь издевался над другом, не сразу вручал ему желаемое и угадываемое. Тавиш слегка поощрял его запутыванием вспотевших волос, а тот не особо реагировал, всецело одержимый тем, что творит. Минуты тянулись часами, измерялись колкими, но неранящими приступами сердцебиения – моментами, когда просились истошные и непочтительные восклицания. -Ш-ш-ш, аккуратнее. – И Людвиг оставил его в покое, отдохнул. – Но не мог бы ты сейчас не тормозить?! -Ты ещё терпишь меня? – Он пробежался мокрым языком, и ручьи скатились на пол до того, как Людвиг убрал излишки в их потоке. -Продолжай, чёртов колдун. Тот засмеялся в нос, потому что рот уже был занят, и от вибрации у Тавиша чуть не поехала крыша. Он невнятно рыкнул, указал медику на необходимый ритм. Терзали его наравне с интригующими прищурами и беглые шептания вроде "Я готов заниматься этим вечно, до конца дней своих"; хотя Тавиша это подчас злило – возбуждение требовало скорой и даже немедленной разрядки. Силы в подломленных ногах иссякали. -Давай я сяду… -Ну садись, - отрезал Людвиг, сам подвинулся на затёкших коленях, так нетерпеливо набросился и не дал шотландцу настроиться вновь, что не стребовал подушки. После очередного тычка в горло избавил рот от всего постороннего и просипел: - Надо на базе с лидокаином попробовать. -С чем? Это наркотик такой? -Анестетик. -Не надо лидокаина никакого! -Молчать!.. Тавиш позволил себе лечь поперёк кровати, свесить голову с того края и потереться затылком о матрас так, чтобы шапка свалилась на пол и перестала давить на лоб, трескающийся от дофамина. "Жёстче, умоляю. Вылечи меня от этой боли!" Медик утопил член в слюне, так сильно сжал его в кулаке и с таким остервенением задёргал, что перед глазом подрывника вспыхнули фейерверки как у администрации. -Матерь божья!.. Я не я, если не отвечу тебе на это! -После. А теперь не мешай, пожалуйста. -Как скажешь, док. – Руки не доставали до его вихра, и Тавиш то скрещивал их на груди, то раскидывал по одеялу, то складывал где-то ещё. В секунды здравомыслия веселил Людвига ради его фирменного внутреннего смеха, озвучивал догадки, почему мужчины мечтают видеть своих дам в образе медсестёр. "Ограбили бы ещё поликлинику…" - раздосадовался Людвиг и новой атакой на член как на долгожданный сегодняшний ужин опрокинул Тавиша назад. Уловка сработала на самом себе и не изменила планам вплоть до приближения к концу. -Людвиг! Куда?.. Резинки нет. -Расслабься. -Док! -Не спрашивай! -Людвиг! Я… я же всё. -Давай, вперёд. Ну же! "Ещё немного, - он поднялся и придержал его голову: - потише. Потише-е-е-э-э…" - и его отбросило. С каждым толчком снизу живота сходили и блаженство, и показная страстная грубость, приливы жара не отдавали негой. Сердце запросило воздуха; подрывник набил им лёгкие и выплюнул, когда вспомнил о его слуге этой ночью: -Ты как сам? – В ногах что-то забулькало. Людвиг показался между его бёдер, измождённый как после пыток. -Нормально. -Ты… -Я всем доволен. – Его ладонь резко приложилась к губам. - Ты? -Это… Это было неописуемо, твоё… Людвиг! Он успел сберечь ботинки от выплеснутой спермы, но не тёмные брюки товарища; поймал его, ослабевшего и словно заплаканного, и положил рядом с собой. "Ну, ну, зачем же так…" - и непривычно обратился, но как, Людвиг не разобрал, он послушно лёг и отпустил подрывника из вялой хватки за шваброй, задремал. Немного поморщился от вязкой кислоты на языке. Дождался, когда его друг вернётся, хлопнется к нему, обнимет его, спрячет его бледное лицо в своём свитере. -Полегчало? -Да. -И это главное, - он гладил Людвига, и тот сворачивался котёнком. - Ты умница, но для чего так сделал? -Я ни о чём не жалею. -Теперь моя очередь. Так ведь? -Подожди… Тавиш ещё около десяти минут расписывал, как он благодарен поступку Людвига и как его не достоин, а тот ждал окончания его монолога, чтобы узнать реакцию на дальнейшие поцелуи. Не спросил ничего, почти уснул с забитой трезвеющей головой, в уютных и тяжёлых объятиях, под отблесками фонарей и фар с улицы. Светлые полоски от шумевших подвесками автомобилей вытягивались по стенам и тускло зажигали абстрактные рисунки на вазах, но их никто не провожал до угла. --- -..И как его звали? -Эрих. На три курса старше меня. -Не держишь на него обиды? -За что? Он никогда бы не ответил на мою привязанность. Он жил в ином окружении, и я был лишним. Я никем не был для него - и не мог стать по определению. -Досадно. -Это лучше, чем если бы нас обнаружили вдвоём и я подставил его. И он предпочёл сдать меня. -Кому?! -Гестапо. Но я не уверен, Эрих ли меня сдал и за это ли только. Мне вменяли и много прочего, по разным небывалым поводам и допрашивали, и обыскивали. Я был против партии, антисемитизма, евгеники… - Услышав дрожь в его голосе, Тавиш крепче прижал друга к себе. – Но я не злюсь на Эриха. -Если напишет тебе с извинениями, ты бросишься выяснять? -Брошусь! Но я никто в его жизни, он не напишет. Если он свободен после Нюрнберга. Активным партийцем был, принимал доносы и сам их писал, выслуживался. -А ты много высовывался? -Тавиш. - и тот осёкся, пообещал себе сбавить тон. – Как я могу сказать? Наблюдал за ним в коридорах, иногда подбрасывал анонимные записки и потом не мог спать и есть, много придумывал по ночам в общежитии, - "И изрядно напридумывал, я смотрю". – Хе-хе-хе, и не только там, повсюду Эрих так меня преследовал. Я проваливал экзамены из-за него, был на лекциях, но пропускал их, как будто не приходил… И в конце учебного года, в его выпускной, я сознался. -Зачем… Ты жалеешь? -Я думал, что всё предусмотрел. Мог оправдаться вином и излишней радостью от сданных с горем зачётов, любовью ко всему миру, а не к одному Эриху. Но соседи по кампусу уже вероятно обо всём догадывались… И Эрих подозревал, что его тайно любят. А кто будет любить и прятаться, и ненавидеть себя за это, когда по 175-й за любую мелочь сажали сотни и тысячи гомосексуалистов? Другой мужчина. -Можно было схлопотать и за любовь к миру, да? -Точно, точно. Рядом с Людвигом лежал, развалившись по всем габаритам кровати, друг, такой же неприкаянный и везде чужой. И в изгои его посвятило не клеймо на три поколения и, возможно, не рабское происхождение, а внешность, выдающаяся и необратимая. "Кому мы на Земле нужны…" - подумал Людвиг, вцепился в терпко пахнущий свитер, и руки стиснули его до невозможности дышать, чуть не выжали растроганный всхлип. -Но мы есть друг у друга. -Ja… -Как-то непозволительно много лирических соплей для секса без обязательств. -Действительно, - буркнул медик без особого озарения. – Ты по-прежнему не чувствуешь никакой любви? -Не путай любовь и влечение, они не всегда вместе идут. – Людвиг затряс головой: -Мы не изучали однополую любовь, это запрещено!.. -И я. Медик вопил ему в свитер так, будто с него требовали того, что он обязан был знать по долгу службы. Подрывник в другое время съязвил бы в мягчайшей форме и переменил тему, но не сегодня, в незнакомом месте и ситуации. Раскидывал он, отнестись ласковее обычного, чтобы подманить и утихомирить, или остаться хамом и не связать доброту с моментом и антуражем, уберечь от стремления к хроническим полуночным вылазкам в город. Он рассуждал о медике с его повреждённой психологией как дефектолог о травмированном ребёнке и сам чувствовал себя душевным доктором без лицензии. -Мы успеем до базы дойти? -Я справку выпишу. -А если Джейн в кабинете нас не найдёт? -Чёрт с ним. "Спокойно", - шепнул Тавиш и угомонил его почёсыванием затылка, хотя в нём самом тревоги было не занимать. -Давай сейчас не вскочим и не убежим. Bitte, Тавиш, когда ещё так выберемся. Когда нам весь мир подвластен под луной, все администрации и гостевые дома, и особенно с тем, на что ты вдохновляешь меня. -Я?.. Да в любую ночь, тем более когда Джейн по делам отъедет. Но-о-о, - он повернулся к Людвигу, многозначительно поднялся. – Как мы так просто убежим без моей благодарности? – Тот промямлил в одеяло что-то, трусливо заулыбался. – И мы кое в чём дико проштрафились. -В чём? -Двум мужским именам, в одном номере, среди ночи, с такими интонациями звучать не положено. Подобрали бы псевдоним. -Глупости. Ты соблюдал бы его? -Нет, разумеется, - верхняя челюсть сверкнула в полутьме. – Ты слишком хорош, чтобы я помнил про какую-то постороннюю кличку. – Людвиг не подумал ни секунды: -"Мария" для меня – не постороннее. -Эва. -Поэтому давай так и поступим, барашек. -Ехе-хе-хе. Барашек… - Он расхаживал по комнате, одёргивал занавески, запирал наконец дверь на ключ. - А ты сам на голубя похож. -Да? – хихикнул он в ответ. -Бойкая и пронырливая птица в белой шкурке, но не сейчас. А там, на базе, в бою, в кабинете… -А здесь я Мария, ты понимаешь? -Угу. А как коротко? -Маша. -Если Маша – это Мария, то Саша…? -Александра. -Почему? -Не мы определяем. Людвиг разделся, сбросил сапоги и отдал ему наручники, тот поглядел то на них, то на перекладину кровати. -Ты правда готов? -Правда, целиком и полностью, каждой клеточкой тела. -Тогда зачем они? -Зря рисковали ради них, что ли? – Он засмеялся и перебил себя, нарвавшись на его недовольство: - Хочу побыть твоим наложником. -Без наручников никак? Хочется, но колется, да? -Да… -Не переживай, я постараюсь не причинить боли, - и тем растопил последний морозец между ними. Бормоча, он послушно навис над Людвигом и пристегнул одно запястье, перекинул цепочку и пристегнул второе. – Лязг начнётся-а-а мама не горюй. Подложу что-нибудь. -А целовать ты меня ещё будешь? – Он напросился на лёгкое соприкосновение губ, которое переплело его ноги и развеселило. -Я должен почувствовать власть… - Тавиш в задумчивости постоял над прикованным Людвигом и вдруг разошёлся в смехе: - Мария – и "матерь божья", надо же. -Тави-и-иш! -Я барашек, ты забыл? – Он оскалился, будто собрался укусить медика за нос, но приземлился на колени и взялся за пояс брюк, стащил их до ступней. -Без проникновения. -Я замечательно помню, всё как договаривались. – И подскочил обратно к его лицу. – Побуду твоим Эрихом как смогу. Может, ты чего-то хочешь? -Поесть, - и захихикал в противовес его внешнему равнодушию к беде. -Сам виноват. И как мы не озадачились… Пока он говорил куда-то в сторону, его палец скользнул по рёбрам и животу, и Людвиг извился под ним, подавляя восторженный возглас, закрылся предплечьями. Тавишу не однажды резнули ухо его вскрикивания вместе с клацаньем металла над подушкой, так что он десятки раз спрашивал, не прекратить ли, и Людвиг приказывал ему не прекращать. "Заткни мне рот", - неизменно отзывался тогда Людвиг, и Тавиш вторил ему: "Ничего ещё не случилось, лежи смирно". Ногти ползали по его телу, ладонь то и дело тянулась до горла, чтобы перекрыть его, но отступала тут же без всяческих отпирательств немца. Подрывник не решался разбавить бытовыми беседами интимную обстановку, когда Людвиг стыдился стен и приятеля, но не намерен был закончить; откладывал под предлогом возобновить их по дороге домой. В номере светлело с каждой минутой – или Тавиш до сих пор привыкал к темноте. Он применял язык, не боялся водить им во рту Людвига и сберегать тем себя от нечеловеческого визга, в то время как его рука вероломно хваталась за член и наливала его кровью. "Делай что хочешь, говоришь? Да мало ли чего я хочу, мужик!" - шипел и ругался он, уже не волнуясь из-за недостатка идей. Пробуждался плотоядный интерес от созерцания безропотного и послушного немца, который привлекал его с первых дней работы у синих. Людвиг не верил, что здесь его жизнь только начинается и отрешается от налёта испорченности и негодности, бегал от назойливого пациента-симулянта, ещё больше казнился за упущение шанса – и оттого взращивал его безвыходное желание. Тавишу не дозволялось многое и по воле Людвига, и даже в эту ночь, но запретные фантазии вполне приумножались в этом ограниченном поле. Его заряжало каждое "ихи-хи-хи-хи, Тавиш!", и вариант предложить Людвигу повторный минет уже не отдавал нескромным и недружеским бесчестием. Чудом избежал он и скабрёзных шуток про занятия биологией и тренировки на бананах и помидорах. Тот не обращал внимания на периодическую пропажу второй руки время от времени; остановка прелюдии не откатывала процесс к безвинному началу, когда медик ещё трясся как осиновый лист от прикосновений и не смел устало и самодовольно растекаться по одеялу и командовать. Вдоволь разогретый и утешенный грубеющими движениями, он выходил из негласной роли и с мольбой направлял шотландца к точкам, ритму, характеру массажа. -Чернокожему стоило остерегаться полицейской темы, арестов и наручников… - завораживающе прорычал Тавиш. – Но я с удовольствием смотрю страху в глаза. – Или: - Я приковал ими самого главного и опасного преступника! "Обожаю твоё тело!.." "Хотел меня? Так получай!" Людвиг непрошено касался его языком и привлекал к поцелую, что отменял ласки ниже пояса на следующую минуту-две, и стонал от вольностей Тавиша – и от того, что он сам снимал бельё и баловал трением своего члена об его - и там, где Людвиг строго-настрого запрещал полчаса тому. Тавиш присвистнул бы, если б медик пренебрёг условиями и задыхающейся лебезящей прихотью разрушил последние рамки приличия, но не утратил бы впредь доверия или уважения. Власть подрывника, как он подмечал, раскрепощала их обоих. Людвиг сравнивал приближение оргазма к копившемуся убер-заряду, который едва мог уменьшиться от мучительной медлительности Тавиша. И чем неотвратимее пик удовольствия сжимал его пах, чем больше напрягался от этого Людвиг, бился и катался от твёрдых, неумолимых рук господина. -Чего-чего, Мария? Что не так? -Всё так… - сказал он в перегородку из онемевших и расцарапанных браслетами рук. -Первый раз, что ли? – Он кивнул с изломанной улыбкой. – Приехали. Значит, всё сейчас тебе покажу, - он поймал Людвига за талию, провёл до ягодиц, и медик отпихнул его согнутыми ногами, - берегись. А то видите ли, у нас тренер не играет, - он норовисто склонялся к лицу растрёпанной и испуганной, как пташка, Марии. – И что, даже рукой себя не любил никогда? -Нет. Когда, при трёх детях в семье, в кампусе, на базе?.. -Эх, простота, сейчас это исправим. Подрывник валял его, беспрекословного добровольного пленника, по кровати, заставлял отворачиваться и вскрикивать. "Будешь у меня верещать, пернатый, - он зажал-таки громкий рот, пока в их номер не вломились разбуженные соседи. – Здесь, этой распутной ночью, в этом городе, когда ты отдался, чёрт тебя возьми, сука!.." Ни малейшее слово не оскорбляло Людвига, а наоборот. Он ныл ему в приложенную к губам руку, вертел головой, вырывался, из последних сил прогонял Тавиша и при сем умолял не останавливаться, чтобы не сорвать убер. Цепь скрежетала по перекладине, и подрывник не поправлял её, как и не умалял внезапность и мощность нападок, чтобы кровать не скрипела так шумно и не сдвигалась с многолетнего положения. Людвиг застонал вместо отчётливого "да-да-д-а-а-а…", Демо шепнул: "Расслабься", но мышцы не обмякли на этом. Убер чуть не слетел и не выступил единственно потом на лбу и плечах, когда Тавиш обратил неустанный кулак себе в помощь, но горячее, резкое и глубокое дыхание вблизи уха разрешило все недоразумения, вернуло действо на круги своя, но не устранило напряжения. Не позабыл Тавиш и выпрямился, плюнул на член Людвига, как он в свой черёд, сориентировался по тому, что ему понравилось недавно. В последний миг, когда убер-заряд заполнился до отказа и откатить процесс стало невозможно, жар подступил к коже, а член разболелся от фрикций любого рода, Людвиг откинулся на подушку, упёрся затылком в перекладину. В исступлении позвал друга, но не смог прокричать имени, оборвался на полпути. Ладонь заглушила звук. Тавиш допустил бы величайшую ошибку, если бы не отнял её наконец от губ, жадно хватавших воздух. "Auf Wiedersehen, Schweinehunds!.." -- Глаза закатились, руки повисли и лязгнули цепочкой в последний раз. Людвиг услышал обрывок фразы Тавиша, рассыпался по взмокшей постели; лениво приоткрыл веко и помолчал с товарищем. "Ты как? - и вздох на улыбке рассказал ему всю гамму чувств. - Поздравляю". Тавиш вынул носовой платок из-под наручников; Людвиг поглядел в потолок, съеденный дождевой влагой, как в блаженном параличе и потрудился постичь произошедшее, поверить ему. Удивился, как сердце не лопнуло от активации убера, куда как отличного от убера рабочего медигана. -Тавиш. -Яволь? -Отстегни меня. – Переправив остатки сил в руки, он, как в первые минуты в комнате, погладил Тавиша по заросшим скулам, пока целовал. -Ещё не всё?.. Не подумай, от меня-то ноль возражений. Заметив его неразрешённый запал, Людвиг повалил его рядом, сел на бёдра и, проговаривая что-то бодрящее, но полностью неразборчивое, вручную добил заряд и ему; наградил усмешкой и отпустил за уже выброшенным и обляпанным платком. -Зараза. Воды принести? -Нет, не уходи. Не бросай меня, Тавиш!.. -Дай швабру помыть! Людвиг, румяный, вялый и обнажённый, не поспешил закутываться в белое пропотевшее одеяло, даже когда Демо открыл окно. -Теперь в душ? -Подожди. -Опять?.. – Подрывник плюхнулся сбоку, провёл по своим кудрям. – Век помнить буду. -Мои зубы? -Всё, до мельчайших деталей. Иди сюда. – Он заключил доктора в объятья, почувствовал его сердцебиение. – Бомбически время прошло. -Вроде того… -Всё с чего-то начинается, Мария. А сколько тебе, ты скажешь мне или нет? -Невежливо такое спрашивать, - с усилием проворочал он языком. -А кончать при мне – это всегда пожалуйста, никакого стеснения. Ещё скрампе? -Больше не могу. Хватит. -Ну так? -Скоро пятьдесят. -А точнее?.. – Тавиш вытаращился, но отвёл ошеломлённый взгляд. -Сорок пять уже было. Тебе этого достаточно. -Ты мне в отцы годишься, о боже… - Людвиг засмеялся, оцепил его крепнущими руками. – Позорище мне. Нет, не может быть. -Такое колдовство от старого похотливого доктора, конечно. -И в наш первый раз!.. Они помолчали, постарались не сказать ничего компрометирующего и обидного. Людвиг прилип к мокрому тёмному, мускулистому телу, отныне такому же обмякшему; почувствовал себя ближе к нему во всех отношениях, чем когда-либо. --- Тавиш уломал его на бутылку скрампе по пути на базу, когда они сдали комнату, вышли из города и ступили на просёлочную дорогу через фермерские хозяйства – и тогда потащил на плече любвеобильного Людвига заодно с походным рюкзаком. На небе розовели ранние облака, которые вскоре изгонялись с неба высотным ветром. Медик указывал на них и описывал, на что они похожи, побаивался того, как быстро они плыли, расслаивались и превращались в другие предметы, и нарочно доставал Тавиша болтовнёй. Так порывисто размахивал рукой с бутылкой, что Тавиш пёкся о её сохранности – помимо прочих волнений. -Тебя вообще ничего не волнует? -Я держу себя в узде. – Людвиг срывался на смех, чуть не укатывался во вчерашние канавы, просился на пустырь для плетения васильковых венков, а Тавиш одёргивал его как старший брат, которого Людвигу недоставало в детстве. – Пытаюсь не думать ни о швабре, ни о наручниках. – Тавишу опять вступило в сердце. - Хочу, чтобы ты не заставлял Джейна икать с утра пораньше и посмотрел на это чудесное небо! -Этому умнику, петарду ему под матрас, икалось всю ночь. Я тебе говорю. -Даже когда я...? -Ну, кроме того, - подрывник таки отвлёкся от тягостных мыслей и схватил Людвига за бока, приобнял на ходу. – С тобой о чём угодно забудешь. Какая страстная сила была сокрыта в тебе всё время, а, Маша? – Медик вильнул бёдрами и радостно отскочил от него метра на два. – И, пожалуйста, целуй меня как и когда захочешь. -Как?.. -Так… нескромно и пошло. Меня так это заводит, чувак, ты бы знал! А когда ты это делаешь, я уж ничего на этот счёт сказать не могу, поэтому и не говорил. Но, чёрт возьми!.. -Будет! -До сих пор ноги не держат, надо же… -Обращайся. -С удовольствием, Мария!.. -И, Тавиш… - подбежал, прильнул к нему Людвиг. – Барашек… Это лучший первый раз! -Оксюморон. -М-м?.. Лучший из тех, что я мог представить. Спасибо! -На здоровье, птенчик. – И отпрянул от попытки французского засоса: - Не в голой же степи, господи! - и раскаялся в слишком обобщённой просьбе. "Прекрасная ночь!.. - шепнул Людвиг на прощание и упрыгал к придорожным цветочным кустам. – На базе получишь свою дозу Крицкрига!" -Нет, лучше бутерброд. -Тавиш!! -Прости-прости. А если так брать… нажрались как свиньи и сблуднули сразу где пришлось. -Строго по плану. – Людвиг, не видевший еды со вчерашнего обеда, чуть не вгрызся в недоделанный венок, отошёл от проезжавшей машины на обочину. Затерялся в тумане алкоголя и прошелестел близ подрывника: - Я ведь раньше не рассматривал тебя как вариант. -Видишь? – И Людвига отбросило к одной из канав от его злобного голоса. – На меня не заглядывался даже ты! Настолько всё плохо. Неси скрампе! – Он отпил почти до дна. - Живёшь себе, мыкаешься, даром никому не давшийся. -Никого до меня не было? -Ну-у-у-у… Была одна мадам, но лучше бы её не было, честное слово. Пытался обрести с ней счастье через силу, просто потому что не испугалась меня, дело пахло свадьбой… но если б случилось, то будь она проклята, и мадам, и свадьба. Характерами не сошлись. С тобой всё приятнее. -Спасибо. -Может, гомосексуализм – не такая большая ошибка человечества. Совершенно даже не ошибка! – отозвался он на неожиданный оборот Людвига. – А подвид нормы. -Взаимные положительные чувства, что плохого… - Медик снова подбежал, обнаружив, что на своих длинных быстрых ногах ускакал очень далеко. – А ты меня выбрал, потому что рядом никого не было и никто больше не предложил? -А кто мог предложить, а, на секретной базе?.. На инженера я бы, допустим, не напал ни за что. Не мой типаж, хотя от тебя недалеко ушёл. -Ага. -А ты бы променял меня на другого, будь шанс? -Теперь точно нет! -А до этого?.. Но ты так долго ломался, - "И зря!" - что я напрасно это всё говорю. И для кого твои розы цвели, бог его разберёт. Но, чёрт, Людвиг… Найдутся и любезнее, и добрее, и уравновешеннее меня. -А ты куда денешься? -Обратно в кабак. -Молчи! -И как мы нашли друг друга, сложно поверить. -Судьба. Ман-Ди не ошибается в своих мистических толкованиях. – Тавиш снова изловил его в однорукие объятья: -Такого, как ты, днём с огнём ещё побегай поищи. -И тебя. -Я долго путался, действительно ли ты хочешь. Я подходил бы чаще и лез бы решительнее, а ты вроде как и не сопротивлялся… Не хотел к солдату на ковёр, след прошлого? -Совесть не позволяла, но и бессознательное брало верх. - Он поправлял очки и поэтому сбивался с шага. – Когда мы сталкивались… скребло на душе, но я и в защиту ничего не мог поделать. – "Как в бою?" – Угу… - "Прости". – И я как-то перестал держать цену, почувствовал себя подстилкой для всех желающих. Лапайте и трогайте кто хочет, а я не смогу отбиться, потому что я слабовольная тряпка, не знающая, хочет она чего или нет. -Не говори так! Я запрещаю тебе… Кхм, извини. -Твои запреты мне нравятся. -Серьёзно? - Медик кивнул. - Странно это. -Я не жалею о ночи, не бойся, а ты? -Даже в голову не приходит, что это произошло. Как будто наш пьяный сон на двоих. Невообразимо, что я украл у тебя что-то первое. -Практически всё. -Странно, что об этом я ничуть не переживаю. Как-то это неправильно. -Всё же хорошо, Тавиш? -Слишком хорошо. А мы идиоты, знаешь? – "В чём именно?" - Обокрали бы по дороге ещё что. Булочную, например. -А ты своей подписью подписался в гостевой книге? -Да-а… Я придурок месяца. -На базе нас не отыщут, а будут ли искать по отпечаткам пальцев в участке? В нашей деревне? – "Хм, нет". – Мы оставили наручники там, будто не воровали. -Мы же их вынесли! -Но якобы не на пользу себе. Выше нос, Тавиш! Выследят и заберут их, если так нужны. А на базу не поедут, я ручаюсь. - Людвиг посмотрел на солнце через пустую бутылку, не увидел чего-то сверхъестественного, разве что свет преломился и окрасился как в пожаре. Подрывник бесшумно нагнал его, снял очки, которые видимо мешались владельцу, и нацепил себе на нос, тут же снял. -Чёрт, глаз уехал. А ведь в них край Вселенной увидеть можно, погоди… -Отдай, пятно!.. – и оба чуть не оступились в канаву. --- Оставалось тридцать секунд. Джейн окликнул медика у выхода, но тот не послушался, доел сэндвич и прикрепился к Тавишу, слетевшему с потолочной балки. Оглядка, вторая, - и Людвиг опустил дуло медигана, уткнулся подрывнику в грудь. Тот не посмел приобнять его в компании товарищей, безвольно положил руку на его плечо. -Вы что тут опять затеваете? - Джейн показался на респавне. -Тоны сердца слушаю. -И как там, слышно через жилет? - сказал подрывник. Смешок стеснил им лёгкие. Чтобы не навлекать лишних подозрений, Людвиг метнулся к солдату, который чуть не воспользовался одиночеством и не улетел на ракете. "Пфть, Мария… - произнёс Демо одними губами и прыгнул на липучке в другую сторону. - Воровка".