Сирень и не только поцелуи

— Дара, я дома! Хаширама, вернувшийся наконец-таки с работы, по макушку заваленный разными подарками, конфетами и прочими побрякушками (с парой бутылок элитного саке в том числе), звякнул ключами и слегка устало опустился на гостевую кушетку в коридоре, с тихим удовольствием слыша торопливые шаги Учиха из глубины квартиры. В последние секунды перед его появлением Сенджу неприятно вздрогнул, испугавшись того, что Мадара, увидев эту гору ненужного, но приятного барахла, устроит акт бешеной ревности, однако тут же успокоился — после той самой ссоры, после которой им пришлось «мириться» прямо в массажном кабинете, Учиха серьёзно принялся за работу над собой и своей ролью в их отношениях. Теперь он помнил, что, на правах ведомого, как бы стыдно ни было это признавать, он должен быть более покорным, не устраивать скандалы по всяким пустякам, заботиться о физическом и эмоциональном комфорте Сенджу, когда тот возвращается со смены поздно вечером (со своей же службой в полиции Мадаре пришлось завязать), и просто уметь бескорыстно и безвозмездно дарить любовь любимому человеку. Мадара помнил всё это, и все ссоры постепенно действительно сошли на нет. Выйдя в коридор и первым делом заметив гору подарков у ног Хаширамы, Учиха все-таки напрягся, но тут же собранно выдохнул и ласково улыбнулся, сощурив тёмные глаза — все равно лучший подарок сегодня предстоит вручить именно ему. — Ты сегодня рано, — мягко проговорил он, игриво занимая свое законное место на коленях Сенджу и нежно оглаживая его лоб. — Ты просил не задерживаться, — тихо ответил тот, подставляясь под прикосновения мужа — они поженились около двух месяцев назад, Учиха категорически запрещал даже в шутку называть себя женой, а сам частенько, особенно перед сном, краснея щеками, бережно целовал обручальное кольцо на своём безымянном пальце и счастливо шептал: «Я замужем за Сенджу Хаширамой»… — Ах да, — отозвался Мадара, пряча довольную улыбку за спадающими волосами, — точно… Устал? — Больше от поздравлений, чем от работы, — шутливо ответил Сенджу, целуя его в кончик носа, — все ждал окончания дня, чтобы поскорее оказаться дома и получить свой подарок от тебя… Мадара смущённо рассмеялся, жмурясь от теплых губ, порхающих по его лицу, осторожно поднялся на ноги, развернулся и наигранно небрежно бросил через плечо: — Я буду в спальне. И не забудь сходить в душ — не хочу чувствовать посторонние запахи этим вечером… Хаширама гулко сглотнул, сверля мгновенно потяжелевшим взглядом удаляющуюся спину Учиха — эти восхитительно низкие и хриплые перепады в голосе супруга он всегда улавливал моментально, и означали они каждый раз только одно… Поспешно сбросив обувь и даже не удосужившись поставить ее на место, Сенджу незамедлительно отправился в ванную, уже на ходу развязывая галстук и снимая запонки с рукавов. Боги, он завёлся от одних только мыслей о том, что конкретно будет представлять из себя подарок Мадары — теперь главное, чтобы Учиха не решил использовать коварный приём, свойственный обычно лишь женщинам — «завела и не дала»… Наспех смыв с себя практически ледяной водой въедливые запахи различных мазей, масел и чужих раздражающих духов, Хаширама так же торопливо накинул халат и поспешил в их с Мадарой спальню, туда, где Учиха, в фантазии Сенджу, уже изгибался в самых горячих и страстных позах. Перед закрытой дверью, ведущей в комнату, он все же взволнованно остановился– внутри все замирало и обрывалось от предвкушения. Мысленно обругав себя самого озабоченным идиотом и тряхнув длинноволосой головой, Сенджу пару раз постучал ради приличия и осторожно вошёл. Первое, что бросилось ему в глаза, это их кровать, заправленная идеально ровно и щедро усыпанная лепестками сирени — где Учиха раздобыл их в октябре, было загадкой. Осоловело моргнув, Хаширама перевёл взгляд влево, где шевельнулось какое-то красное пятно, оказавшееся самим Мадарой — на нем был лёгкий, почти полупрозрачный халат из дорогой алой, как сама кровь, ткани, соблазнительно скрывающий бледное тело так, чтобы не были видны самые сокровенные места, но при этом на удивление плавные изгибы натренированных бёдер отчётливо и призывно белели сквозь мелкое кружево, сводя Сенджу с ума. Увидев это невероятно возбуждающее зрелище, тот глубоко, шумно вздохнул и на мгновение отвернулся, плотно сжав челюсти и ощущая, как в паху заметно потяжелело. Мадара практически бесшумно подошёл к нему вплотную и уткнулся носом в смуглую горячую шею, с удовольствием ловя губами взволнованную дрожь пульсирующей жилы на ней. — Быстро, — лаконично похвалил он мужа, и Хаширама не понял, о чем конкретно идёт речь — о том, что он быстро принял душ, или о том, что быстро возбудился. — Ты невероятен, — гортанно выдохнул он, стискивая Учиха в жарких объятиях, жадно гладя обнаженное, к его удовольствию, тело под текучей тканью. — Знаю же, что тебя ужасно заводит, когда я в красном, — самодовольно хмыкнул тот, оставляя на бронзовой коже ещё один поцелуй, — но не надейся, что мой подарок ограничивается какой-то тряпкой… — Я искренне надеюсь, что это действительно не так, — отозвался Сенджу и кивнул в сторону кровати. — А это для чего? — А это, — игриво ответил Учиха, потянувшись руками к слабому узлу на его поясе, — твой пьедестал на сегодняшнюю ночь… Хаширама вздрогнул от прикосновения любимых прохладных, тонких пальцев, коснувшихся его пресса, и судорожно выдохнул, когда полы халата разошлись и Мадара окинул его тело пламенным взглядом. — Да снимай же, — несдержанно пробормотал тот и буквально сорвал махровую ткань с загорелых плеч. Сколько они уже жили вместе, а Сенджу всё смущался, когда оказывался полностью обнаженным, и делал это так очаровательно и сексуально одновременно, что Мадаре приходилось собирать все свои силы, чтобы не задохнуться от чувств. — А ты? — Хаширама, алый, как халатик на Учиха, растерянно протянул руку, дотрагиваясь до кружевного рукава, но Мадара только мотнул головой, подтолкнул его к кровати, чуть надавливая ему на плечи, чтобы тот сел, и забрался на мощные бедра сверху. — Приступим? — не ответив, хрипло выдохнул он и достал откуда-то из складок ткани чёрный тюбик, покрутив им перед носом Сенджу. — Это… — пораженно выдохнул мужчина, с восторгом глядя на то, как Учиха медленно и торжественно выкручивает алую, как и халат на нем, помаду. — Накрасишь меня? Мадара доверительно вложил её в подрагивающие ладони и приоткрыл губы, глядя на Хашираму из-под опущенных ресниц. Тот сглотнул и, задержав дыхание, чтобы не промазать, на пробу провел красным стиком по бледной коже, зачарованно глядя, как идеально на нее ложится косметика. Учиха сбивчиво дышал, изо всех сил стараясь не отвлекать Сенджу от этого важного и ответственного занятия своим возбуждением, однако с каждым новым мазком, чересчур бережно ложившимся на его губы, это получалось все хуже и хуже — когда он затевал данное мероприятие, не расчитывал, что будет настолько горячо… Наконец Хаширама закрутил помаду обратно, отбросил её куда-то в сторону, ещё раз окинул тёмным взглядом результат своих трудов и потянулся за поцелуем, но Мадара остановил его ладонью и торопливо поднялся, чтобы подойти к зеркалу и самому оценить свой образ. — Весьма впечатляет, — скептически протянул он, но тут же стыдливо прикрыл лицо руками и развернулся к Сенджу — глаза его восторженно сияли в полумраке комнаты. — Дара, иди уже ко мне, потом покрасуешься, — нетерпеливо позвал его Хаширама, протягивая руки и кивком головы указывая на свой давно возбужденный член. — Ты как будто после недельного воздержания, — пробормотал Мадара, снова подходя ближе и обхватывая шею Сенджу, — мы занимались сексом всего два дня назад… — Мне всегда будет тебя слишком мало, — Хаширама огладил лицо супруга широкой ладонью, выдыхая прямо в красные глянцевые губы. — Жадина… Их рты наконец-то сплелись в упоительном танце страсти — Учиха, даже когда целовался, отдавал всего себя без остатка. Он ласкал язык Сенджу своим, периодически посасывая его накрашенными губами, от чего помада размазывалась, оставляя на лицах обоих мужчин алые следы. Хаширама самозабвенно шарил руками по дрожащему под его напором телу, чуть двигая бедрами, а Мадара, когда горячий член супруга проезжался по его бедру, отзывался на эти действия и прикосновения сбивчивыми неконтролируемыми всхлипами, сильнее путаясь пальцами в густых волосах Сенджу. — Не могу больше, — наконец выдохнул он и неохотно отстранился, — ложись… Хаширама молча повиновался и, не сводя с Учиха глянцевых от желания глаз, распластался на сиреневых простынях. Мадара, словно кошка, подполз к нему на четвереньках и навис сверху, любуясь тем, какую реакцию он вызывает своим поведением. — Знаю, я обычно не щедр на ласки и всякие нежности, — вкрадчиво проговорил мужчина, медленно проводя указательным пальцем вдоль загорелого торса — божественный путь от ключиц до курчавой дорожки волос на животе, — но сегодня особенный день, не так ли? Хаширама, судорожно выдохнув от этого мимолетного прикосновения, рассеянно кивнул и резко сжал простынь вместе с лепесками, когда Учиха поцеловал своим алым ртом его левый сосок. — Дара… — Сегодня мы будем узнавать, какой ты на вкус, милый, — хрипло отозвался Мадара, обводя ареолу горячим языком, вырывая из Сенджу первый несдержанный стон. — М-м, боги, почему ты не говорил, что такой вкусный? Хаширама томно выгнулся на кровати от этой сладкой пытки, распахнув рот, но так и не издав дрожащего стона — теперь-то он понял, что их с Учиха интимная жизнь никогда не отличалась разнообразием… Как можно было столько времени любить и ублажать друг друга, но не знать о подобных прелестях? «Будь проклято целомудрие Мадары, навязанное Таджимой», — яростно подумал Сенджу и в следующее же мгновение сладко ахнул от ощущения укуса на своей коже. Учиха мягко прихватил зубами один из сосков, медленно оттянул, глядя на обалдевшего от новых ощущений Хашираму, и тут же зализал, периодически усиливая напор языка, как будто впаивая его в грудь Сенджу. Тот из последних сил старался сдерживаться, чтобы не кричать от удовольствия на всю квартиру (пора бы уже им обоим задуматься о приобретении собственного коттеджа), но когда Мадара поднялся, чтобы взять с тумбочки один из стоящих бутыльков, оказавшийся сиреневым маслом, и вылил небольшое количество жидкости на его торс, по-прежнему уделяя особое внимание соскам, все-таки не выдержал и гортанно, протяжно застонал. Учиха, чуть покраснев от этого звука, опять припал к груди Сенджу, иступленно целуя правый чувствительный бугорок, покрасневший и блестящий от масла в полумраке комнаты, а левый настойчиво лаская пальцами, упиваясь жаркими вздохами, которые издавал Хаширама. Почувствовав, что такими темпами надолго их обоих не хватит, Мадара, вдоволь наигравшись с чужими сосками, начал спускаться сбивчивыми мокрыми поцелуями к паху Сенджу. Хаширама отчётливо ощутил, как его член требовательно дернулся, когда горячее влажное дыхание Учиха достигло возбужденной плоти, и чуть подался бедрами вверх, будучи не в силах совладать со своим желанием. Мадара торжественно развязал пояс своего халата, отвернувшись, чтобы не смущаться пожирающего взгляда Сенджу, и медленно, так, как тянется карамель, провел кончиком напряжённого языка по всей длине. Хаширама в ответ на эту лёгкую ласку томно всхлипнул, отчаянно вцепившись ладонями в простыни, покрытые сиреневыми лепестками, и широко развёл крепкие бедра, открывая больший доступ к своему телу. — Хаширама, — позвал его Учиха, щедро увлажняя слюной и без того мокрые губы, — Хаши… В какой кондитерской тебя делали, м, сладкий? Красные губы нежно сомкнулись вокруг крупной горячей головки, и Сенджу буквально подбросило на постели. Он старался не смотреть туда, вниз, где Мадара отсасывал ему так мастерски, словно делал это каждый день, чтобы не кончить слишком быстро, поэтому только иступленно стонал на одной ноте, бегал ошалелым от удовольствия взглядом по потолку и отчаянно впивался пальцами в простыни. Учиха же, периодически заправляя непослушные пряди волос за уши, жмурился от смущения, когда с губ Хаширамы слетали слишком громкие стоны, но осознание того, что и кому он делает, только сильнее подстегивало его собственное желание, так что юркий язык снова и снова размашисто проходил по всей длине чужого члена, настойчиво исследуя каждую вздувшуюся венку, бережно обводя напряженную мошонку и практически невесомо играясь с уретрой. Когда Мадара заглотил полностью, Сенджу вскрикнул и резко дернул бедра вверх, желая урвать больше этого восхитительного влажного тепла, от чего Учиха сам застонал и выпустил член изо рта. Хаширама слегка расстроенно перевёл на него мутный взгляд и тут же закрыл глаза. Мадара выглядел как только что отработавшая проститутка — весь взмыленный, щеки горят, дыхание сбито напрочь, рот весь в размазанной помаде… Эстетика, экзотика и эротика в чистом виде. Только сказать ему об этом Хаширама, если честно, побоялся… — Ещё раз, — угрожающе выдохнул Учиха, — ещё только раз ты засадишь мне по самые гланды… — Я… — начал было оправдываться сконфуженный Сенджу, но, увидев выражение лица мужа, мотнул головой. — Прости, прости меня, Дара! Ты просто так редко это делаешь… Эти слова пристыдили Мадару, пока он забирался на кровать и подползал к Хашираме, вытирая рот. Ведь действительно — тот частенько мог побаловать его оральными ласками и всегда делал этот с большой охотой, а Учиха… Он же гордый… Не пристало брутальному мужику с элитной боевой подготовкой вылизывать кому-то яйца, даже если речь шла о любимом мужчине. — Обещаю, что исправлюсь, — Мадара хрипло выдохнул в самые губы Сенджу и потянулся, чтобы снять халат, но тот остановил его. — Нет, пожалуйста… Хочу, чтобы сегодня мой подарок оставался в обёртке… Как он оказался спиной к Хашираме, на коленях и с оттопыренным задом, Учиха так и не понял. Когда щелкнула крышка баночки с сиреневым маслом, которое Сенджу додумался использовать в качестве смазки, он смущённо прикусил губу, нечаянно вспомнив их последний сеанс массажа, и подался назад под горячие руки мужа. Ему безумно хотелось прикосновений к своей спине как тогда, в том кабинете, и Мадара хотел сделать все, чтобы Хаширама это понял. Тот тем временем торопливо размазал масло по ладоням, глубоко вдохнул полюбившийся запах и аккуратно ввёл указательный палец, с восторгом отмечая, что Учиха весьма добросовестно подготовил себя для этой ночи, поэтому практически сразу добавил средний, а потом и безымянный. Он слишком хорошо знал тело своего любовника, поэтому найти угол движений, от которого Мадара выгнулся в пояснице и жалобно заскулил, подавшись назад, было довольно просто. Замерев на мгновение, Сенджу пальцами свободной руки нежно-нежно провел от основания чужой шеи до крестца, вызвав у Учиха судорожный вздох и табун крупных мурашек, и поцеловал промеж лопаток, напоследок чуть прихватив бледную кожу зубами. Мадара, уже с трудом выдерживая эту сладостную пытку, слепо подался назад, пытаясь самостоятельно насадиться на горячий член и будучи не в состоянии попросить Хашираму взять его, поэтому тот глухо рыкнул, порывисто обхватил любовника поперёк торса, прижав к себе, и одним плавным и жарким движением сам, без подсказок, вошёл в податливое тело. Учиха сипло вскрикнул, распахнув свои бездонные глаза, и откинул голову на мощное плечо Сенджу в беззащитном, открытом жесте доверия. Толкнувшись на пробу пару раз более бережно и осторожно, Хаширама плотно стиснул челюсти и взял размеренный, стандартный темп, однако этого, очевидно оказалось недостаточно, потому что Мадара поднял одну из рук, обхватил ею шею мужа, прижав его лбом к своему затылку, и часто-часто задышал, не в силах выразить свою просьбу словами. Сенджу нравилось, когда Учиха просил и умолял его вот так — всем телом, жадными объятьями и несдержанным хныканьем, поэтому отказать тут было просто невозможно. Спустя буквально пару секунд движения из плавных и ритмичных превратились в более жёсткие, рваные, сбивчивые и громкие. Мадара всегда стеснялся этих пошлых шлепков двух разгоряченных тел друг об друга, но никогда не отрицал, что они ему не нравятся, поэтому сейчас под жарким напором Хаширамы он призывно, развратно стонал, плавился и извивался в чужих руках, и умолял, умолял, чтобы все это не кончалось, чтобы быстрее, сильнее, пожалуйста, Хаши, еще, ещё немного, ну же… Совместный оргазм был не частым, но весьма и весьма приятным феноменом их интимной жизни, а уж теперь, когда оба поняли, что спина Мадары — их общий фетиш, это было более чем предсказуемо. Мадара обессиленно рухнул на кровать, утянув за собой Хашираму, по-прежнему отчаянно цепляясь за волосы на его затылке. С минуту переведя жаркое, сухое дыхание он устало пробормотал: — У меня по бедрам все стекает, чёртов ты придурок… — Не говори, что тебе не нравится. — Не скажу… — А вот представь, что сейчас было бы, будь ты женщиной… — Чего?! Сенджу, опять на одни и те же грабли? — Ну какие грабли, Дара, больно же будет… А у тебя, как я погляжу, ещё силы остались, чтобы ругаться, так, может, на второй заход пойдём? В качестве праздника. — Хаширама, твой праздник кончился семь минут назад — время уже первый час ночи… Там в ящике тумбы салфетки, будь добр, достань, а то мне лень в душ идти… — Мг-м… А рот тебе вытирать? — Сенджу, замолчи же, ну! Мадара стыдливо закрыл полыхающее лицо ладонями, пока Хаширама, ехидно посмеиваясь, заботливо вытирал внутреннюю сторону его бёдер от белёсых потёков. — Мне стоит напомнить тебе, что ты фактически тоже Сенджу? Нет, прошу, только без рук! — взвизгнул мужчина, когда Учиха гневно, но лениво потянул свои цепкие пальцы к его волосам. — Ты знаешь, что я всего лишь шучу… — А ты знаешь, что мне не нравятся твои шутки, — сонно отозвался Мадара из-под подушки и слабо брыкнул ногой в попытке задиристо пнуть Хашираму. — Спи уже, несмеяна, — ласково хохотнул тот, стряхнув мешающиеся сиреневые лепестки, укрыл мужа одеялом и наклонился, чтобы благодарно поцеловать его в лоб. — И спасибо за подарок, родной…

the end