Врагиня

      Как вы думаете, чем можно заниматься в три часа ночи, когда тебе вставать в восемь? Конечно же слушать разборки своих соседей через комнату. А вернее, моего соседушки и его девушки, которая явно поймала его на измене. Вы спросите, откуда я это знаю? Так его девушка красочно и так, чтобы весь этаж слышал, рассказала какой он плохой человек, и что у него (очень много нецензурных слов) хватает наглости переписываться с другой, пока он лежит в одной кровати с ней. А еще и флиртует, и спокойной ночи, и, о боги, СМАЙЛИКИ! Он отвечает ей смайликами!       Мой немного пьяненький, воспалившийся мозг требует разборок. Пустая пара банок пива стоит на столе, подтверждая тот факт, что сейчас я не вполне адекватном состоянии. Нет, я контролирую себя, вполне осознаю, что делаю. Но как же они меня сейчас раздражают. Как же раздражает этот писклявый голос, который то и дело срывается на крик. Я хочу спать.       Ну а еще, переписывался сосед… Со мной. И да, мне не стыдно. Потому что я, на законный правах его врагини детства, могу писать ему в час ночи о том, какой он скотина, потому что весь мой подростковый возраст был спущен в унитаз вечными его не совсем остроумными шутками на счет моих волос и телосложения. Он портил мне жизнь тогда, я порчу его жизнь сейчас. Око за око, как говорится.       Со стоном перекатившись на другой бок, я закрыла голову подушкой, жалкие попытки хоть как-то уснуть. Из-за выпитого алкоголя голова кружится даже если глаза закрыты, благо содержимое желудка не рвется наружу, но голос из соседней комнаты нехило так бьет по черепной коробке, раздражая меня тем самым еще больше. Благо, вскоре истеричные крики на какое-то время затихли, создавая тишину, и я молилась, чтобы они не начались снова. Потому что если я еще раз услышу этот противный голос этой ночью, моя последняя нервная клетка уйдет в закат, пожелав мне удачи. Но наверху меня не услышали, и уже через несколько минут, когда я практически уснула, в соседней комнате что-то тяжелое упало, сотрясая, казалось, землю. От неожиданного грохота я дернулась, голова все еще кружилась, с каждой минутой становилось все сложнее контролировать свой гнев. Я уже пожалела о том, что выпила. Не о том, что написала Станиславцему в час ночи какой он мудила, а потом начала с ним флиртовать, зная, что его девушка это увидит. Нет, об этом я никогда не пожалею.       — Кто эта стерва? Какого хера она пишет тебе в час ночи? — услышала я уже чертовски знакомый голос. Ответ был, но разобрать его не представлялось возможным, как бы я не пыталась это сделать. Станиславцев, черт его дери, вечно он спокоен в таких случаях. Он специально ругается с ней в своей комнате, потому что знает, что я нахожусь через стенку и это не дает мне уснуть.       — Ну и как часто вы с ней встречаетесь, она наверное тебе уже все вылизала, раз ты не отрываясь строчил ей и совершенно забыл про меня. Очередная твоя шлюха? — Мое терпение достигло точки кипения, и я, совершенно не думая о последствиях, подпитываемая яростью, подрываюсь с кровати. Я еще не слишком пьяна, чтобы творить глупости, потому вливаю в себя еще одну бутылку пива, прежде чем идти на разборки. Нет. Я, конечно, понимаю, что не должна сейчас себя раскрывать, и поступаю абсолютно, совершенно глупо и необдуманно, но… Нет, я не понимаю. Никто не смеет говорить обо мне такое. Даже не имея понятия, что это я, и эта «шлюха» находится за стенкой и все слышит. Я, может быть и стерва, но точно не шлюха.       Вдох, выдох, Света. Просто скажи, чтобы не орали. Вдох. Выдох.              Воспаленный мозг и разыгравшееся чувство собственного достоинства требуют реванша.              Вдох. Выдох.              Тихий стук, который я делаю с огромным трудом, совершенно не привлекает их внимание, кажется, парочка и вовсе не замечает его. Раздражение усиливается, перед глазами все плывет, и я, уже не сдерживая злости, кулаком бью по железной двери. Бью до тех пор, пока крики не стихают, а за дверью не слышатся шаги.              Так спокойно. Просто скажи, чтобы не кричали. Тебе ж не нужны неприятности, да, Светка?              Тихий щелчок замка прерывает мысли, а после дверь бесшумно открывается и на пороге я вижу разъяренную блондинку. Она сверяет меня раздраженным взглядом, при этом будто оценивает потенциальную угрозу перед собой, из-за чего мне еще больше хочется вцепиться ей в волосы.              Вдох. Выдох. Спокойно.              Напряженные руки, которые чешутся, желая ощутить ее, скорее всего мягкую кожу у себя под ногтями, заметно подрагивают. Чтобы унять это, я складываю их на груди, принимая непринужденную позу, и спокойно, на сколько это возможно, говорю:       -Позови Фила.       Кажется, язык не заплетается и стою вполне ровно. Это победа.       Девушка еще раз окидывает меня взглядом, также как и я, не желая ей уступать, скрещивает руки, и опирается о дверной косяк:       — Тебе он зачем?       — Хочу пригласить его на чай? — ехидно отвечаю, кривя губы в усмешке.       — С особыми услугами? — ядовито отвечает блондинка.       — Такие предоставляешь только ты. У меня только липтон.       — Он не пьет дешевое подобие чая.       — Странно, с тобой же встречается.       Карие глаза девушки вспыхивают. Она делает шаг ко мне, с угрозой в голосе шипя: «Что ты сказала?», и видит Бог, будь я трезвой, я бы сгладила углы, но сейчас единственное, чего я хочу, это заставить ее заткнуться. Желательно навсегда. И желательно, чтобы она больше не появлялась в этом доме. Ну и в этом городе, тоже, если можно.       — У тебя со слухом все совсем плохо? Сходи к врачу. — я делаю шаг к ней, сверля девушку взглядом. Блондинка хмурится, но на встречу не идет, скорее всего, по помутневшим глазам видит, что я пьяна. — Дорогая, — протягиваю максимально нежно, смешивая эту нежность с ядом, — если ты еще раз поднимешь свой голос выше шепота, я тебе устрою аттракцион по правилам проживания с добрыми соседями, причем такой, что ты всю жизнь будешь… — договорить мне не дает рука моего личного цербера, которая перехватывает талию, и буквально вытаскивает меня обратно в коридор, закрывая дверь перед носом блондинки. Почему Цербер? Потому что это чертов адский пес моих родителей, что нагло врал им о нашей великой дружбе все детство. Милая улыбочка, фразы из разряда «Я Светку в обиду не дам, она мне как сестра!», и мамочка и папочка растаяли.              «Филипп хороший.» Говорили они. «Филипп тебя в обиду не даст.»              Ха. Ха. Ха.              Филя, как я называла его все детство, в честь собаки из «Спокойной ночи, малыши», был первым, кого мне стоило опасаться.       Обстрел талым снегом? Он тут первый. Издевки с друзьями? Конечно же он их лидер. Ох, а как много было шуток средней школе, когда моя лучшая подружка проболталась ему о том, что он мне нравится. Да, дурочкой была. Влюбилась мальчика, у которого было повышенное внимание к моей персоне. Который величал меня «Костлявой», пропускал тупые шутки со своими друзьями в мой адрес, но на глазах у родителей был паинькой. «Я Светку с сигаретой видел.», «Вчера она напилась и с парнем уехала, ой… Она вам сказала, что была у подруги?» Хотя сам же и поплелся за нами в тот вечер, но все для благих целей, мою честь спасать! Но я была настолько ненормальной, что в тех редких проявлениях человечности, по отношению ко мне, успела влюбиться в этого придурка. Глупенькая была. И подружка моя тоже… Глупенькая. Вся школа о моих чувствах узнала, а издевок было… На каждом шагу. Я отмывалась от этого до конца школы, и то до конца не отмылась.       И чем дальше по классам. Тем изощреннее он надо мной издевался. Только к одиннадцатому классу мы заключили негласное перемирие. И когда я уже на радостях закончила выпускной класс, готовилась к прекрасной студенческой жизни, в которой для Фили не было места, мои родители объявили:       «Вы в одном городе учитесь, и универы рядом, поэтому и квартиры вам сняли тоже рядом. Чтобы скучно не было, и друг за другом приглядывали. Вы же так дружите!»       Благо не одну квартиру на двоих. Но тогда мой мир перевернулся с ног на голову.       — Кузнецова… — шипит на меня Фил, сверля меня своими темными глазами, выдергивает из своих мыслей и неприятных воспоминаний. По всему его виду видно, что он раздражен и объектом раздражения сейчас являюсь именно я. А вы думаете, почему я до трех ночи терпела этот цирк? Нескольких сообщения от меня с нескрываемым и даже провокационным флиртом достаточно, чтобы девушка выпивала из него кровь.       — Угомони свою швабру или это сделаю я, мне завтра вставать рано! — шепчу я в ответ, встряхивая головой, чтобы рыжие волосы, что спали на лицо, вернулись обратно за спину. Зря я это сделала. Коридор опять поплыл. Я пошатнулась, выдавая свое состояние с потрохами. Губы Фила снова кривятся в такой знакомой, издевательской улыбке.       — О нет, дорогая, пусть кричит. Ты же этого добивалась. Сильно старалась, я оценил. — правда улыбка быстро сходит с лица и его темные брови сдвигаются к переносице. Он чуть склоняется ко мне, из-за чего я дергаюсь назад, слишком резко, для пьяной девушки. Втягивает носом воздух. Не слишком прилично, не слишком приятно. Я не удерживаю равновесия и меня заносит. Нехило так припечатываюсь затылком о стену. Больно. Не сильно, но достаточно чтобы зашипеть, и схватиться за голову руками. Фил выпрямляется. Губы недовольно кривятся, а глаза смотрят с… раздражением? Возможно и так. Мне сейчас откровенно плевать, как он там смотрит. Господи, как кружится голова, лучше б я не пила.       — Ты что, пьяна? — спросил с явным недовольством в голосе. А ты думаешь я бы на трезвую флиртовала с тобой, придурок?!       — Я? Ты сдурел? Тр… — пауза, ну да, конечно, именно сейчас начнет заплетаться язык. — Трезвая как стеклышко. — я отталкиваюсь от стены, выпрямляюсь, стараюсь стоять ровно, смотреть ровно, равновесие… Почему так тяжело держать равновесие? Слова ничуть не убеждают в моей невиновности. Фил не слишком нежно, даже резко и в какой-то степени грубо, берет меня за локоть и идет в сторону моей квартиры.       — Твой образ жизни отброса общества плохо на тебя влияет, уже и пьешь одна. Ты знала, что это первый шаг к алкоголизму? — говорит спокойно и холодно, легко толкая дверь моей квартиры, из-за чего та беспрепятственно открывается.       Всё в его жизни проходит так же легко и беспрепятственно. Бесит неимоверно.       — Отпусти меня, я хочу поговорить с твоей шваброй. — вскрикиваю, дергая локтем в попытке его вырвать из длинных цепких пальцев, но Фил крепко держит, продолжая вести меня в сторону ванны. Опять хочет командовать. Пошел к черту!       — Во-первых, она не швабра, — говорит вкрадчиво и холодно, явно обиделся на то, что я так отзываюсь о его девушке. А как меня «шлюхой» называть, так это нормально, да, Филя? Ты то знаешь, о ком она говорит. Хотя какое тебе дело до того, как меня называют?       — А во-вторых мне плевать. — выплевываю я, когда он заталкивает меня в комнату и «бережно» опрокидывает в ванну. Интересно, со своей девушкой он такой же «ласковый» и «нежный», или только я удостоена такой чести?       — Станиславцев! — выкрикиваю, когда он уже собирается включать воду, перехватывая его руку в опасной близости от смесителя, — Я не настолько пьяна, чтобы ты меня ледяной водой обливал! — и это правда, я действительно не настолько пьяна, мне не нужны водные процедуры чтобы протрезветь.       Он на несколько секунд задумывается, не сводит взгляд с моего лица, будто думает, стоит ли ему это делать или нет, а после резко, ничего не говоря, включает воду, и меня окатывает холодной водой.       Громадное количество не самых литературных высказываний проносится у меня в голове, и некоторые даже срываются с языка, пока я махаю руками, наощупь пытаясь достать кран и выключить воду, так как она застилает глаза. Станиславцев, скотина, просто наблюдает за моими потугами, даже не думая помогать. Наслаждается, небось, моими страданиями.       Когда, наконец, у меня это получается, и я добираюсь до выключателя, с большим трудом прокручиваю ручку холодной воды, сначала кручу не в ту сторону, усиливаю напор, но после исправляю свою ошибку, и когда вода больше не бьет меня по лицу, ладонями стараюсь стереть воду с глаз,       — Ты… Знаешь кто ты? — буквально рычу, когда мне удается бросить на него полный ярости взгляд. Он меня раздражает.       Фил молчит. Ничего не отвечает. Его взгляд скользит по моему лицу, после спускается ниже, отчего-то долго задерживается в районе груди, потом идет еще ниже. Он буквально меня опаляет этим взглядом, я дрожу из-за холода. Парень наклоняется ближе ко мне, опираясь руками о бортик ванны. Мое больное воображение видит в его взгляде что-то новое, то, что я видела всего несколько раз за всю жизнь. Те редкие моменты, когда Фил видит во мне девушку, а не мелкую соплячку, хотя мы ровесники.       — Филипп Станиславцев, если ты забыла. — его губы снова кривятся в усмешке, он смотрит мне в глаза с немым вызовом, все еще упираясь руками в бортик ванны. Я приподнимаюсь на руках, сокращая расстояние между нами. Остается сантиметров десять между лицами. Мой взгляд скользит по уже изученному лицу: глаза, нос, плотно сжатые губы. Холодная вода точно не помогла, я хочу его поцеловать. Я все еще пьяна или больна. Взгляд задерживается на губах, желание быть ближе растет с каждой секундой.       Пять сантиметров.       Фил не двигается. Пальцы сильнее сжимают бортик, а сам он в напряжении ждет.       Два сантиметра.       — Ты грязь, Фил. — выпаливаю ему в губы, а потом, наплевав на все, решаюсь и впиваюсь в них же, одной рукой обвиваю шею, пальцами второй руки сжимаю воротник футболки и тяну его к себе. Фил поддается, позволяет утянуть себя в ванну, и неожиданно отвечает на поцелуй. Прикусывает губу, заставляя приоткрыть рот, и скользит языком, переплетая его с моим.       Это порыв.       Это всего лишь порыв, который ни к чему не приведет. Я понимаю это, но послушно выгибаюсь в пояснице, когда его горячие пальцы скользят по животу за спину, под промокшую футболку. Воздуха начинает не хватать, но он не разрывает поцелуй, лишь на секунду отстраняется, чтобы потом вновь накрыть мои губы. Я схожу с ума, черт, держу его за воротник футболки, пытаюсь притянуть ближе, но он не дает. Мои пальцы скользят по шее, зарываются в слегка отросшие волосы, мягко их сжимают. Надо остановиться, но как это сделать, когда его пальцы мягко скользят по телу, переходят на бедра, грубовато сжимая ягодицы, которые едва прикрывают задравшиеся, и без того короткие, пижамные шорты. Тепло его тела будто опаляет кожу, я кусаю Фила за губу, когда его пальцы проникают под ткань шорт.       Мы оба готовы потеряться, но со входа в квартиру доносится голос.       — Фил, ты скоро? Мы не закончили.       Голос отрезвляет намного лучше чем холодная вода. Мы оба отлетаем друг от друга как ошпаренные, Фил почти впечатывается в противоположную стену. Взгляд как у безумного скользит по мне. Осознание приходит постепенно, и чем больше он осознает, тем холоднее становится его взгляд. Сосед резким, грубым движением срывает с вешалки первое попавшееся полотенце и швыряет его в меня.       — Ты только что искупалась в грязи, рыжая. — с презрением бросает на последок, а после выходит из ванны, раздраженно захлопнув дверь.       Паршиво. Становится безумно паршиво. От его слов, от чертового опьянения, что уже не так сильно туманит мозг. Руки начинают дрожать, к горлу подступает ком. Что я сделала? Зачем я это сделала? Я его чувствую. Как перестать его чувствовать? Ногтями остервенело начинаю царапать места до которых он касался, едва не до крови кусаю губы, пытаясь болью заглушить теплоту. В этот раз сама тянусь к смесителю.       Вода обжигает тело холодом, но я все еще чувствую его пальцы, кожа болит из-за того что ногтями едва не содрала ее. Хочу стереть! Хочу стереть свой позор, хочу стереть грязь в которой, как он и сказал, я искупалась. Я подавляю в себе тихий всхлип и сворачиваюсь калачиком в ванне.       Я его ненавижу.       А себя ненавижу еще больше.