Hey, don't think about it Hey, just let it go 'Cause her boyfriend is the rock 'n' roll
— Леди Моретти, — послышалась от дверей моя не совсем русская фамилия, — Вам пора. — Нельзя ли подождать ещё минутку? Моя любимая песня только началась, — попросила я, вытянув из ушей жёлтые наушники. Как же я их любила! В дальних поездках только они меня и спасали. — Нет, прошу Вас, саммит вот-вот начнётся. Россия и так в последнее время осветлена не лучшим светом, а если ещё и президент будет опаздывать… — Да, поняла я, поняла. Не брюзжи! — протянула я и лениво слезла с кровати. Нехотя встала на ноги и сменила меховые розовые тапочки на строгие чёрные туфли. Они так шли к моему костюму, но жутко натирали. Я подошла к большому овальному зеркалу у дверей и прочитала молитву ко всём известным богам. Я справлюсь? Я же Виктория Моретти, ау! Конечно, я справлюсь! — Идём, Миш, — кинула я своему секретарю, последний раз поправляя свои платиновые пряди. Я настоящий ангел, как говорила моя мама. Голубые глаза словно отражают небо, белые волосы, как первый снег поздней осенью. А кожа молочного цвета с едва различимыми веснушками на ключицах. Ах, как на это ведутся мужчины! Просто кидаются и готовы обглодать до костей такого ягнёнка, как я. Но я тот ещё волк в овечьей шкуре. Не зря родилась в одном из самых жестоких и влиятельных домов. В доме Моретти. Не знаю, как моих родителей занесло в Россию, но они утверждают, что я настоящая внучка итальянского мафиози. «Сказки!» скажите вы, но только прочтите эту историю и всё поймете.***
Я вхожу в огромный зал и на меня тут же поворачивается человек сорок. Бросает в жар, но я готовилась слишком долго, чтобы всё провалить. Я должна, нет, обязана! Делаю шаг вперёд и сразу же замечаю, как невысокий мужчина со слегка кудрявыми тёмными волосами порывается встать. Видимо, чтобы начистить мне ебало. Справедливо. Я иду вперёд, а он всё так же пялится на меня. Может хочет заодно и трахнуть меня за то что мы сделали с его страной? Не осуждаю. Но это тёмное прошлое и его стоит вычеркнуть, прятать за семью замками и никогда не доставать. Так уже было однажды. Тогда я перечеркнула семью, мужа, нерождённого ребёнка и пошла чистая, как лист бумаги, в политику. Туда куда женщинам хода нет. Мой Стигмалион уже ждал меня, чтобы мучать долго беспощадно и справедливо, спрашивая за всё с моей страны. И я покорно вошла в него. Стала, словно изваяние, перед публикой и заскрыла рот, не в силах подобрать слова. — Я здесь, хотя многие не хотели бы видеть меня, — начала я неуверенно и быстро, — И я считаю это правильно. Я бы тоже не хотела видеть убийцу своих детей. На минуту вспомнилась та роковая ночь, когда мне всадили нож в живот с ребёнком за то, что я перешла дорогу ему. О, как же я ненавидела его! Жестокий, циничный, весь из себя Чикатило. — Я знаю, сколько всего сделала моя страна, мой народ, я в частности. Нельзя словами передать того ужаса, что творился, как нельзя и одноим словом «простите» искупить всю вину… А я знаю, каково это. Это как смотреть на мёртвое тело младшей сестры, которую случайно столкнула с балкона во время игры. «Извини» тут уже не прокатит. — И я готова сделать всё, чтобы конфликт был исчерпан. Хотя знаю, что такое забыть невозможно. Я согласна на всё, что скажите. Я провинилась и готова искуплять свою вину в полной мере, как это пологается. Повисла тишина. Я громко сглотнула, руки задрожали. Хорошо быть смелой перед зеркалом, но перед живими людьми, которые желают тебе тяжёлой смерти в муках, быть смелой мне невозможно. Все по-прежнему молчали и я отошла от микрофона. Под зоркими взглядами политиков, которые очевидно послали меня на хуй ещё в самом начале, я направилась вон из зала. Дрогнули губы, стало страшно. Родители смотрят на меня по телевизору и он смотрит. И не сожалеет, наверное, ни о чем…***
Приятный полумрак окутывал меня. Я летела, расправив крылья, парила над землёй. Torna Casa успокаивает, делает сильнее. Ты будто возраждаешся из пепла, словно Феникс. Я почувствовала чьи-то шаги, а потом двери гостиничного номера открылись. Дыхание моё ускорилось и я резко села на кровати. Кто это в такой час? — Не спите? Конечно, убийцы же орудуют ночью, — услышала я знакомый голос. Украинский акцент, как удивительно, будто он и не говорил пол жизни на русском. — Что Вы хотите? — спросила я, внимательно всматриваясь в лицо Зеленского. — Мести, — прошептал он. — Жестокой и кровавой, чтобы на Вас места живого не осталось! Мои плечи дрогнули и я убрала телефон с наушниками на тумбочку. Что сейчас будет я знала. Прекрасно знала со своих четырнадцати лет. Но это не пугало меня. Я всегда любила боль. Адскую, случайную, беспощадную робкую, я принимала её всю. И не важно от кого. — Вы заплатите за всё, — последние слова, что сказал он и кинулся на меня, как лев на добычу. Моей любимой голубой пижамке пришёл конец, она была разорвана в клочья. Белью с кружевами тоже. А далее я. Он входил так грубо, как только мог. Оставлял синяки и засосы, а я только выгибалась под ним и стонала на весь отель. Он выплескивал всю боль, весь стресс накопившийся за эти пол года. Он бы убил меня, но пришлось бы прятать труп. А так, просто терзал, как коршун. Зеленский ударил меня. Очень сильный удар прошёлся по лицу и оставил красный след. Только бы не было синяка. Только бы хватило тоналки это замазать. Он ждал моих слез, плача. Ему хотелось поставить на колени, если не страну, то хотя бы её президента. — Глубже! — прокричала я вместо этого и откинулась на подушки. Его член, словно меч, пронзал меня. Доставлял и боль, и удовольствие одновременно. Я чувствовала его ненависть и злость. Я понимала, почему так и за что. И я знала, что даже если весь мир захочет оттрахать тебя за то что сделал другой нужно это стерпеть. Ведь в этом и есть вся моя суть. Суть Виктории Моретти.