Близнецы

Сегодня ночью меня мучает кошмар… Руки на моих бёдрах. Голос над моим ухом. Не слышу его. Движения такие мягкие и плавные. Поправляет мои волосы, привлекает к себе. Обнимает. Случайные прикосновения к коже разливаются эхом, как круги по воде. Мои руки смыкаются вокруг его шее. Встаю на цыпочки, тянусь, прижимаюсь теснее. Чтобы даже воздуха не осталось между нами. Но словно бестолку. Нужно ещё ближе. Только пальцы на моём бедре сильней сжимаются. Ласковая и тёплая улыбка на лице в темноте. На его лице. Его руки, его плечи, его грудь. Такие родные, такие близкие. Не смотрит в глаза, но на губы. Нестерпимо влекущая мысль затуманивает сознание. Не могу, не хочу останавливаться. Но останавливается он. Только улыбается и шевелит губами. По-прежнему не слышу, что говорит. Но что-то очень приятное, нежное. Желанное. А потом отпускает и уходит, махнув рукой. Как всегда. Просыпаюсь в поту. Неуместная недосказанность чувствуется так остро и так ярко. Это совершенно точно не нормально. В дýше пытаюсь думать о Уилле. Милый и чуткий. Влюблён в меня по уши. Целовались на крыше. Он был так нежен. Думала с ним в первый раз… Мы же с детства знакомы. Лучший друг Джона ещё с начальной школы. Чёрт. Почему мысли упрямо возвращаются ко сну? Ладно. Это ведь ничего не значит. Это не первый эротический сон в моей жизни. Если сосредоточиться на чувствах, а не на участниках… Всё равно… Едва в воспоминаниях мелькает его лицо — вздох — и всё меркнет. Чёрт… Голова кружится. Трясёт. Прислоняюсь лбом к холодной плитке, сжимая руку между ног. Это ничего не значит. Я скоро всё забуду. Вот только вода не помогает смыть это… Намыливаю мочалку снова. Вместе готовимся к экзаменам, и всё как обычно. Он тупит, даже не стараясь припомнить, что я объясняла ему всего пол часа назад. Хочется взять планшет и начать вбивать элементарные понятия в его тупую башку. Старательно грызёт ручку, уперев глаза в ничего не значащие для него цифры. Проводит рукой по волосам, убирая чёлку со лба. Красивый. Смотрит на меня, улыбается, мол, что поделать, все мозги достались тебе. Смирись. Хоть не отрицает. Ему звонят. Очередная влюблённая девица. Отвечает, смеётся. Внутри всё переворачивается. Чувствую, как краска подступает к лицу. Так не должно быть. Чёрт… В детстве так просто держались за руки, спали в одной кровати нос к носу, купались. Не без ссор, но дружили и любили друг друга. Заботились. Родители умилялись. Ещё недавно всё это было совершенно нормальным. Никогда не было лучшей подруги. Она была не нужна. У меня всегда был Джон. Я рассказывала ему всё. Даже когда начались месячные, он узнал об этом раньше, чем мама. Первый поцелуй, первые сильные чувства, первые фантазии и страхи. Абсолютно всё. Он всегда был рядом. Только мне он признался, что его тянет и к парням, прежде чем понял, что это никого, кроме него самого, не беспокоит. Даже одно время ревновал Уильяма ко мне. Потом, видимо, перегорел. Ещё недавно были так близки, а теперь… Он смеётся не со мной. Думает и беспокоится не обо мне. Не могу смотреть на него без этого мерзкого чувства стыда. Разум бунтует, а сердце и тело упорствуют в обратном. Раздражает каждая пигалица, что мнит себя той самой. Пытаюсь зарыться в учёбу — не помогает. Он то и дело норовит завести разговор, поддеть, коснуться, просто быть рядом. Что в школе, что дома. Ничего нового, всё как прежде, но теперь неправильно. Раньше это ничего не значило. Теперь это значит слишком много и не то. Больше не сажусь рядом — или напротив, если нет других вариантов, или на другом конце, как можно дальше. Просто быть рядом — невыносимо. Он не понимает в чём дело, а я не могу объяснить. Как это можно объяснить, да ещё и словами? Вслух. Только злюсь. На него. На себя. Ругаемся по мелочам. Почти каждый день. Не могу не думать о нём и его девках. Пусть и говорит о них не всерьёз. Для этого он уделяет им слишком много внимания. Последняя и вовсе выводит из себя. Является к нам домой, знакомится с родителями. Заискивает, так стараясь произвести впечатление. Для чего, если через пару недель будет другая? Пытается закрепить позиции? Думает, если понравится родителям, то и он начнёт относиться к ней по-другому? Если ты не понравишься мне, то ты тут не задержишься. А мне никто из вас не нравится. Стучит. Не дожидаясь ответа, заходит в комнату. Нервный, на взводе. Снова пытается выяснить, в чём дело. Не слушаю его. Какая разница, если ответ всё равно застревает в горле? Он ничего не даст и не изменит. Почему это так важно? Ему есть с кем поболтать и провести время. Делаю вид, что мне всё равно. Получается плохо. Знает чем задеть. От раздражения до гнева за пол секунды. Ругаемся чуть не до драки. Заканчивается всё моей разбитой коленкой и вазой. Быстро уходит, возвращается с аптечкой. Злая, растрёпанная сижу на кровати. Не даёт мне самой ничего сделать. Огрызаюсь. Порез глубокий. Наверняка останется шрам. Хоть и не очень ловко, но бережно перевязывает рану. Тихо говорит, что ему не важно в чём проблема, что не хочет больше ругаться. Что скучает. Сидит передо мной на полу, уткнув лицо мне в колени. Смотрю на его руку поверх бинтов. Слёзы сами катятся по щекам. Реву как маленькая. Поднимает встревоженный взгляд. Не понимает. И слава богу. Я тоже не понимаю. Не хочу понимать. Не хочу чувствовать то, что чувствую. Так легко и просто протягивает руку к моему лицу, утирает слёзы. Обнимает. Ещё крепче. Сижу, оцепенев. Хочу, чтобы не отпускал. Чтобы остался со мной. Чтобы хотел меня. Только меня. Цепляюсь руками за рубашку на его спине. Это не нормально… Чёрт… Кажется, я что-то сказала вслух… Он ослабляет хватку. Так нельзя. Надо немедленно прекратить всё это. Остановиться. Вырываюсь, сильно толкаю его. Сидит на полу, пристально смотрит на меня. Он тормоз. Всегда им был. Но, кажется, теперь догадывается. С криком выставляю его за дверь. Это не нормально… Избегать его становится проще. Он больше не ищет встречи. Пропадает на тренировках или ещё где. Не знаю. Гадкое чувство разъедает изнутри. Чаще прихожу к отцу на работу, хочу пойти по его стопам. Пристраивает меня на подработку. Гордится. Джон здесь почти не появляется, ему тут всегда было скучно. Даже будто бы легче. Может, если подождать так ещё немного, то всё станет как прежде… Со временем всё и вправду становится почти как прежде. Больше не вижу его ни с кем, кроме Уильяма. Ему больше не трезвонят дни напролёт. Разве что переписывается иногда с кем-то. Не хочу знать с кем. Так лучше. Почти как прежде. Больше не ругаемся, хоть и видимся дома только поздними вечерами. Одиночество душит. Но лучше пусть оно, чем стыд, горечь, ненависть… Не знаю, что это… По пути на работу вижу его с какой-то девицей на улице. Встаю как вкопанная. Она что-то говорит, улыбается, краснеет, отводит взгляд. Он стоит напротив с неловкой улыбкой. Такой непривычной для него. Когда она заканчивает шевелить губами, он что-то коротко отвечает. Улыбка сползает с лица девчонки. Гнусный червь перестаёт ворочаться в сердце. Становится легче. Он быстро целует её в щеку и разворачивается. Между нами широкая дорога и толпа прохожих, но он замечает меня. Тут же иду прочь. Это не важно. Должно быть не важно. Каждые выходные, что родители оставляют нас дома одних, я провожу в своей комнате. Без вариантов. Книги, учёба, уборка, йога, мастурбация. Всё что угодно, лишь бы скорее закончились выходные. Стук в дверь. Он уже пробовал пару раз говорить со мной. Я не слушала. Снова стук. Он перестал писать мне — я не открывала сообщения. Зовёт смотреть кино. Вышел новый ужастик, из тех безобразно дешёвых. Раньше любили смотреть их вместе. Всю ночь обсуждали. Пугали друг друга, подкалывали, шутили идиотские шутки. Провожал меня до туалета. Спать ложились в одной комнате. Слышу, как уходит. Одиночество и внезапный страх скребут. Пропасть разрослась между нами так, что я уже не вижу другого края. Он где-то там, на другой стороне. Один. Без меня. А я без него. Хочу, чтобы всё стало как раньше. Мы же не будем разговаривать. Будем смотреть фильм. И можно будет притвориться, что всё в порядке. Почему кажется, что это последний шанс? Что он больше не постучит… Лето, жара. В майке и шортах выхожу в гостиную. Он у окна в одних штанах, курит. Заметив меня, быстро выбрасывает сигарету в окно. Размахивает руками, разгоняя синтетический дым. Поворачивается, смотрит на меня воспалёнными глазами. Губы обгрызены до болячек, а на костяшках пальцев зажившие ссадины. Похудел. На большом экране суетятся непопулярные актёры. Персонажи уже активно во что-то вовлечены. На моей стороне двухместного дивана аккуратно разложены подушки. На столике четыре бутылки пива и наши любимые закуски. Выключаю свет, забираюсь на диван с ногами. Как всегда забиралась. Он ставит фильм на начало. Подходит к дивану, подхватывает мои ноги и усаживается на свою сторону, складывая их поверх себя. Как всегда мы и сидели. Только теперь от его прикосновений делается не по себе. Откупоривает пару бутылок, протягивает мне одну. Всё хорошо. Всё может быть хорошо. Молча смотрим фильм. И пяти минут не проходит, как его инструметрон звякает входящим сообщением. Он, торопясь, отвечает и ставит на беззвучку. Просто складывает руки мне на ноги. Через несколько минут чувствую настойчивую вибрацию. Недовольно хмурится, снимает браслет и закидывает его в кресло. Стараюсь смотреть на экран, следить за сюжетом. Тревога не отпускает. — В школе сплетничают уже, что ты по мальчикам пошёл. Только с Уиллом тебя и видят. — Хоть по элкорам… Подрочили друг другу пару раз и только. — А вроде мне в чувствах признавался. — Ты же его сама морозишь. Да и было это давно… Он думает, у меня хер отвалился, раз я никого не обхаживаю. — Смотри, нафантазируют ещё, что ты в культ какой вписался. — Тогда тебе придётся одобрить хоть кого-то из девчонок. Всё равно кого. — Совсем? Даже торговаться не будешь? — … Угу… Делает большой глоток. Не смотрим друг на друга. Только на экран. И снова молчим. Первая пара бутылок уже опустела. Алкоголь помогает. Хотя бы могу с ним говорить. Хорошо. Откупориваем ещё. Чувствую его руку на своём колене. Долго гладит пальцами новый шрам. Это же просто забота, он переживает. Тоскует. Как и я. Всё хорошо. Только рука сползает выше. Сгибает мою ногу, касается губами шрама. — Прости… Дыхание спирает. В голове шумит, в груди больно щемит, а в животе разливается лава. Думать не получается. Как же сильно мне его не хватает. Сидит, обхватив обеими руками мою ногу, молчит. Шумно дышит. Его рука скользит выше. Не улыбается. Совершенно серьёзно смотрит на меня. Экран мельтешит оттенками красного, слабо освещая комнату. Из динамиков кто-то что-то испуганно шепчет. Наклоняется ко мне. Подушки шуршат, падая с дивана. Дрожащей рукой касается моего лица, гладит по щеке. Лицо горит. Не могу пошевелиться. Он же не мог всё это время думать обо мне… так же?.. Или именно в этом причина бесконечной вереницы девок? Он же не искал в них… Почему его сердце колотится так, что я его слышу? Его лицо так близко к моему. Бутылки одна за другой звякают об пол. Это не нормально… И это совсем не я подаюсь ему на встречу. Не к моим губам он прикасается своими. Не у меня идёт кругом голова. Не на меня он наваливается всем телом и не в мои волосы зарывается рукой. Так жадно и так отчаянно я ещё не желала не быть его сестрой. Прислоняется лбом к моему. Громко сглатывает. — Не могу без тебя. — Ты… Это… Это не нормально… Я снова я. Надо встать. Уйти. Убежать. ПРЯМО СЕЙЧАС. Ведь так… нельзя?.. Почему он так не думает? Упираюсь ему в грудь, через силу отталкиваю. Снова трясёт. Не выдерживаю его взгляд. Надо не смотреть. Пытаюсь встать. Хватает за руку. — Джей. Замираю от его голоса. Надо не слушать. — Перестань. Выдёргиваю руку, ухожу к себе. Хлопаю дверью. Сползаю по ней на пол. Не знаю, как у меня получилось остановиться. И уже плохо понимаю, зачем. Всё ещё чувствую его обжигающие губы, руки. Только не приходи. Не стучи. Ещё раз не смогу. Не остановлюсь. Почему ты не стучишь? Дребезг бутылок. Входная дверь. Двигатель аэрокара заводится и затихает где-то вдалеке. Хочется проснуться. Или умереть… Надо убраться до возвращения родителей. Он больше не стучит. Не смотрит на меня. Даже не здоровается. Игнорирует, как я его раньше. Он чувствовал себя так же? Только не понимал почему. А я понимаю. Не знаю, что хуже. Один и тот же опостылевший маршрут. Не знаю, который день. Дом, учёба, работа, дом. Он почти не появляется дома, только спит. Лишь изредка вижу его где-то в других местах. А он меня нет. Узнаю от отца о его заявке на стипендию Альянса. Хочет во флот. Он нашёл выход. Он покинет колонию, и я его больше никогда не увижу. Жизнь ведь на этом не закончится? Я же не умру от этого? Верно? Раньше он всегда первый брал меня за руку. Едва поглаживал большим пальцем. Улыбался, когда встречались взглядом. Лез обниматься по любому поводу. Ему нужен был контакт. Даже больше, чем мне. Он всегда был таким. Никогда не придавала этому особого значения. Теперь не идёт из головы. Дома остаюсь совсем одна, когда родители уезжают на выходные. Он возвращается только поздней ночью. Если вообще возвращается. Дни тянутся бесконечно долго, что бы я ни делала. Маюсь по дому. Радио, как специально, тянет заунывную депрессивную ноту. Выключаю. Дверь в его комнату всегда открыта, даже если он в ней. Сначала шарахалась от её, теперь сижу на полу рядом. И словно бы легче. Если не думать. Совсем. Не сразу, но захожу в его комнату. Это всё, что мне останется, когда он уедет? Пока её не переделают под что-то другое… Лезу в шкаф, достаю футболку. Огромная на мне. Если заберу её, он заметит? Сажусь на кровать. Не знаю, сколько раз гнала от себя мысль забраться в неё. И сколько раз в дýше стыдливо мечтала оказаться в ней. Его кровать совершенно такая же, как моя. Только во много раз удобнее, уютнее и роднее. Когда каждому из нас выделили отдельную спальню, мы ещё долго тайком пробирались друг к дружке, спали вместе. Может и не очень тайком. Наверняка родители знали. Возможно, считали это очаровательным. Или нет. Мы ведь уже давно так не делаем. Ложусь. К горлу подкатывает ком. Я дома одна. Какая разница? Зарываюсь лицом в подушку, комкаю её. Как прежде уже не будет никогда. Делать вид, что ничего не произошло, больше нет сил. Время ничего не вылечило. Я ничего не забыла. Всё стало только хуже. Сильнее, больнее. Не осталось ни стыда, ни отвращения, ни злости. Только безнадёжное, отравляющее одиночество. Всё вокруг медленно теряет цвет, вкус, запах. Чем дальше мы друг от друга, тем труднее мне думать и дышать. Ещё чуть-чуть и я задохнусь. Или сойду с ума. Чувствую, как оно совсем рядом, где-то за спиной. А я на краю этой бесконечной бездонной пропасти, разделяющей нас. И кто-то настойчиво шепчет на ухо, что я умею летать. Снова этот сон. Снова руки на бёдрах. Руки на шее. Джон. Не улыбается. Опять не слышу, что он говорит. Что-то едкое и дурманящее. Отчаянно жмусь к нему. Его пальцы впиваются в мою кожу, раздирая её, просачиваясь под неё. Больно. И страшно. От мысли, что он вот-вот отпустит. И он отпускает. Уходит, махнув рукой. Его пальцы, наша одежда — всё в красных пятнах. На моей коже дыры — растут, расползаются по всему телу. Пока от меня не остаётся ничего. Хлопает входная дверь. Распахиваю глаза. Чёрт! За окном ещё темно, но скоро начнёт светать. Не успеваю встать с кровати. Он уже стоит в комнате. Свет не горит, но вижу его. Смотрит на меня. Злыми глазами. Мне страшно, но я рада. Ты ведь смотришь на меня. Злись. Ненавидь. Только не уходи. Я сделала тебе так больно. Как я могла так сильно тебя обидеть? Как мне теперь вымолить прощение? Встаю осторожно. Сжимает кулаки, все в новых ссадинах. Не хочу, чтобы ты так изводил себя. Как мне всё исправить? Медленно подхожу, беру его руку в свои. Сопротивляется всего мгновение. Поднимаю её, прижимаюсь губами к свежим ранам. — Прости… Злоба в глазах сменяется горькой обидой. — Ты же сама так хотела… Снова слышу его голос. Могу касаться его. Быть рядом. Обнимаю его за шею, утыкаюсь в плечо. Пахнет мылом. — Прости меня. Повторяю как заклинание. Ещё и ещё. Пока не чувствую его руки на своих бёдрах, талии, спине. Пока не стискивает меня так сильно, что не вдохнуть. Смотрю на него. Не улыбается. Но больше не злится. Хмурится. Снова тупит в замешательстве. Маленький шрам у внешнего уголка глаза. Дурак, полез через забор, когда за поворотом была калитка. Было так много крови, а он только улыбался. Сидели до позднего вечера у фонтанчика, боялись идти домой. Родинка на щеке. У меня такая же. Почти незаметный шрам на подбородке. Чуть не убился, пока носился по стройке от охраны. Тоже веселился, когда поймали. Мы всегда были вместе. Он заботился обо мне, а я о нём. Я люблю его. Разве это не нормально? Ненормально любить того, кто всегда рядом? Кто слушает тебя, поддерживает, защищает? Кто знает тебя как облупленную? Кто принимает такой, как есть? Разве ненормально хотеть быть ещё ближе? Дышать, как дышит он. Чувствовать, как чувствует он. Стать его кожей. Стать одним целым. Разве это не естественно? Разве могло получиться иначе? Я люблю своего брата. Это кажется совершенно нормальным. Он мой, а я его. Мы лишь части друг друга. Бессмысленные, неработающие по-отдельности детали. Не существуем порознь. Его совсем не робкие губы, язык, руки под моей одеждой. Раздевает меня. А я его. Так тяжело дышит. Волнуется. Я тоже. Разве не все мечтают о первом разе с любимым? Он знает обо мне всё. Обо всех моих страхах и фантазиях. А я о его. Он помнит. Тело откликается на его ласку. А он на мою. Всё кажется таким простым. Ярким. Настоящим. Опускаюсь на колени. Лишь на миг застою его врасплох. Знаю, что ему нравится. Его тело подскажет, как будет приятней. Главное быть внимательной. Учиться я умею лучше всего. Расстёгиваю ремень. Смотрит на меня с такой любовью и жадностью. Стонет. Я всё делаю правильно. Медленно и плавно. Постепенно всё глубже. Хочу, чтобы он забыл обо всех, кроме меня. Его движения и руки подталкивают меня в нужном направлении. Он напряжён. Поднимаю глаза. Восторг на его лице. В последний момент не отстраняюсь. Хриплый вздох. Блаженная улыбка. Гладит по щеке. По той, что с родинкой. Старается отдышаться. Губы чуть вздрагивают, а взгляд становится серьёзней. — Так у вас с Уиллом ничего не было? — Думаешь, было? — … Нет. Он бы мне рассказал. Тоже ревнует. Думает, я бы не рассказала? Уже не знаю. Может и нет. Увлекает на кровать. Всё происходит так легко. Словно всегда так было. Но всё равно дрожу. Гладит, целует, ласкает каждую родинку, каждый шрамик, каждый изгиб. Успокаивает. Больше не дрожу — горю. Спускается ниже, стягивает насквозь промокшее бельё, закидывает мои ноги себе на плечи. Мои постыдные прежде фантазии становятся долгожданной явью. То, о чём я мечтала под струями воды, он воплощает в жизнь. Его ласки так тонки и умелы, что снова начинаю злиться. У скольких он так же лежал между ног? Не могу сосредоточиться. Не из-за смазливой же мордашки и кубиков пресса за ним охотились. Нет. Не могу. Останавливаю его, отталкиваю. Приподнимаюсь. Не могу это контролировать. Утирает рот и только злорадно улыбается. — Поверь, именно этим я ни с кем не занимался. Он хорошо меня знает. Даже мысли читает, засранец. Ухмыляется. Целует в губы, укладывает обратно. — Я хорошо учусь на практике. Ласкает грудь, снова опускается ниже. Я тоже у него первая, пусть только в этом. Помогает пальцами. Огонь растекается по телу. Ласкает даже там, где не думала, что может быть так приятно. Не стыд, но смущение кружит голову. Сминаю покрывало руками. Не могу сдержать стоны. Выгибаюсь дугой. Ещё чуть-чуть. Ноги дрожат. В ушах шумит. И мир исчезает в яркой вспышке. Умираю и рождаюсь заново. Сердце бешено колотится. Он осыпает ноги поцелуями, гладит. Поднимается выше, ложится рядом. Не хочу открывать глаза. Хочу только чувствовать его. Проводит рукой по взмокшим волосам. Долго лежим молчком. Слушаем друг друга. Чувствуем. Открываю глаза. За окном рассвело. Смотрит на меня так нежно. Улыбается. Льну к нему. Обнимает. Я люблю его. Всем сердцем. Всем телом и разумом. Люблю. И он меня. — Родителей удар хватит. — Думаешь? Хочешь им рассказать? — Ты дебил? Когда-нибудь они всё равно узнают. А потом и все остальные. — Если никто из нас об этом не будет никому рассказывать, то никто и не узнает. — Ты дебил… — Я люблю тебя. От долгого поцелуя снова плывёт сознание. Его руки снова скользят по моим волосам, плечам, телу. Всё так же возбуждён. Забирается сверху, разводит мои ноги. Снова разжигает желание. Откуда-то из-под матраса выуживает презерватив. Почему он там? Он сюда кого-то водил? Не важно. Давлю мерзкий укол. Он со мной. Неуверенно заглядывает в глаза. Хочу чувствовать его всего. Вскрываю упаковку сама, помогает надеть его. Хороший учитель. Волнение снова забилось в груди. Но он аккуратен и терпелив. Короткая болезненная вспышка тонет в океане нежности. Он двигается медленно и плавно, прислушиваясь к каждому звуку, к каждому движению. Смотрит на меня. Только на меня. Словно ничего вокруг больше не существует. Я счастлива. Мы снова вместе. Ближе друг другу, чем прежде. Наконец-то едины. Одно целое. Я тоже подам заявление на стипендию Альянса.