***
Луна смотрела в моё окно. Её слабый свет едва мог осветить комнату, но я ощущал, как кто-то смотрит на меня из дальнего угла. Зарываясь в мокрые от пота волосы ладонью, я прикрыл глаза, болезненно думая о том, что кошмары снова вернулись. Во сне время тянулось издевательски медленно, а пространство состояло из двух кусков – моей кровати и тёмного угла, из которого кто-то за мной наблюдал. Силуэт не шевелился. Словно отвязывая от конечностей прозрачные верёвки, я сел на постели. Нужно было собрать силы, чтобы шагнуть к тёмного углу. За спиной скрипнула кровать, будто кто-то сел на неё, продавив своим весом. На плечи легли худые бледные руки, обнимая за шею. Холодное дыхание над ухом, холодные касания к обнажённой коже... Я не мог повернуть голову, смотрел в угол и понимал, что в нём уже никого нет. Таинственный ночной гость позади меня. Тонкие пальцы, спустились ниже, к ключицам, между которых болтался амулет, это отец обязал меня носить его. Бабка-ведунья сказала, что чёрный янтарь должен подавить мою любовь к мужчинам... Цепко зажав камень в ледяных пальцах, незнакомец рванул шнурок от амулета вниз, больно резанув им мою шею. – Это принадлежит мне, – прошептал спокойный голос, похожий на звон кусочков льда, ударяющихся друг о друга, и положил одну руку на мою левую грудь, второй забирая камень из амулета себе.***
На утро я увидел красный, опоясывающий шею кровоподтёк. Чёрного янтаря тоже нигде не было... Ночные кошмары мучали меня и раньше, но... ни один из них не оставлял на моём теле следов. Река – моё личное место для раздумий, где никто не мог потревожить меня. Затерянная в сорных травах и камышах... Я мог спрятаться здесь от всего на свете: раствориться в плеске воды и шуршании травинок, стать частью одинокого, но прекрасного места... Трава сегодня ещё желтее; вытоптанная мною тропинка пригнувшейся осоки хрустит под ногами – сухие листья разваливаются на куски. Я с лёгкой улыбкой посмотрел на подступ к реке, готовый ещё к одному диалогу с природой или монологу со своей душой, но... на берегу кто-то сидел. Худой юноша с огненными волосами, сидел на самом краю берега, опустив ноги в воду так, что их не было видно. Обнажённая спина с проглядывающими кругляшками позвонков была совершенно белой, словно кожи парня никогда не касался солнечный свет, лишь веснушки брызгами грязи выделялись на его плечах. В промозглую погоду, моросящий дождь, он сидел голым у холодной воды. Но даже не дрожал под ударами мелких ледяных капель. – Ты снова пришёл, – произнёс он, не поворачивая ко мне головы, лишь слегка повёл левым плечом. – Я рад. Мне казалось, будто я слышал его голос раньше, но не мог вспомнить. От дождливой погоды на виски давило головной болью. – Ты меня знаешь? – я хотел подойти поближе, разглядеть лицо юноши, но ноги не слушались меня, зарываясь ботинками всё сильнее в траву. – В детстве тебе читали историю об уродце и ангеле? – не дожидаясь моего ответа, юноша продолжил. – Однажды сын архангела заболел, и ни одна молитва не могла исцелить его. Хворь не уходила, юноша был на грани гибели, поэтому отец отправился в странствие по земле, чтобы найти лекарство для сына. Первый день летал архангел белым голубем – ничего не нашёл. Второй день бегал белой кошкой – никто ему не помог. Сыну его оставалось недолго жить на свете, и он решил вернуться домой, на небеса, чтобы попрощаться с ним. Обернувшись ангелом, архангел посмотрел в последний раз на реку, рядом с которой искал совета у лягушек и сверчков, прежде чем отчаиться. И увидел, как с берега реки смотрит на него уродец – весь в чешуе, с волосами в тине. И сказал уродец: "Я исцелю твоего сына, но взамен заберу его сердце". И согласился архангел, приняв у уродца кусок чёрного янтаря. Вернувшись домой, он обвязал камень верёвочкой и повесил на шею сына. Сын его поправился, но бог, чью волю нарушили, низверг сына и отца с небес, скинув их в реку на земле. Настигло отца проклятье уродца: видел он в сыне его отражение, ничего поделать с собой не мог. В конце концов, он сына возненавидел... – И избил до полусмерти, отправив к уродцу. А сын не принял уродца и умер от ран. И с тех пор эта история повторяется, как проклятье за неблагодарность исцелённого, – губы сами произнесли это. – Измени свой выбор, – юноша повернул ко мне голову. Его неестественно зелёные глаза смотрели внутрь меня, разрывая взглядом мою кожу, стараясь добраться до души... Мне было страшно, страшно настолько, что я не мог дышать... Этот голос, его же я слышал ночью... – Однажды течением в реку принесло тёмный камушек, от лягушек я узнал, что это был чёрный янтарь. Я ненавидел солнечный свет, он причинял моей коже боль, но я каждый день поднимался со дна реки, чтобы посмотреть, как этот чёрный камень наполняется теплом, становится лёгким в руках. Меня так завораживало его коричневатое свечение, – парень расжал ладонь, рассматривая янтарь из моего амулета. – Я никогда не видел таких камней раньше и для меня больно и тяжко было расставаться с ним... Он протянул руку с янтарём ко мне, и я в ужасе почувствовал, как моя нога занеслась над землёй, готовясь сделать первый шаг. Я смотрел в его глаза и не мог отвернуться; тело не слушало меня. – Но ты прекраснее чёрного янтаря, – я встал на колени рядом с ним, со слезами на глазах, наблюдая, как его белая ладонь, покрытая полупрозрачной редкой чешуёй с тыльной стороны, приближается к моей голове. – Твои волосы на солнце переливаются коричневатым... Я всегда думал о том, какие они мягкие и тёплые. Холодная ладонь зарылась в пряди моих волос, ласково перебирая их. Юноша слегка приоткрыл рот и наклонил голову, рассматривая меня. – Но больше всего мне нравилось то, как отчаянно ты пытаешься любить не меня, – его усмешка заставила меня в испуге вздрогнуть; первые слезинки покатились из моих глаз, – раз за разом. Ты такой глупый и милый... Обжигающе холодный язык коснулся моей щеки, слизывая горячую слезинку. Он прикрыл глаза, наслаждаясь моим страхом и оцепенением. Больше всего я хотел проснуться. Я из последних сил хвастался за мысль о том, что всё это бред, что вот-вот всё должно закончиться... Какой же я дурак... Отец с детства говорил мне не приближаться к этой реке, а я... меня так тянуло сюда каждый раз после очередных побоев. Только здесь моя боль утихала... Язык остановился на моей челюсти, парень открыл глаза и смотрел на меня, не шевелясь. Его дыхание заставляло меня сильнее мёрзнуть и сжиматься. Одежда промокла от дождя и противно липла к телу. – Скажи мне своё имя, – отдалившись, приказал юноша. Мой взгляд, в попытке сбежать от кислотых глаз, опустился к земле. Из-за того, что парень развернулся, его нижняя половина тела показалась из воды... Это был хвост. Самый настоящий рыбий хвост в серой чешуе. Парень заметил удивление, сменившее отчаяние на моём лице, улыбнулся, положил ладонь между моих ключиц, оттянув рубашку в сторону, чтобы коснуться кожи: – Имя. Твоё имя. – Отпусти меня, пожалуйста, – странная сила окутала моё тело, и я смог с трудом заговорить, давясь слезами. – Тебе нет места в деревне... Да и где-либо тоже, – его длинные ногти царапнули мою кожу. Собрав выступившую капельку крови пальцем, парень поднёс его к губам, размазал по бледной слизистой, сделав алой. – Сэми, – я давился воздухом и слезами, тяжело дыша, кашлял и рыдал, но не мог отвести взгляда от его глаз. – Ты больше всего хочешь быть любимым... Почему же не даёшь мне любить себя? Вода реки, мрачная и непроглядная, с плеском выпустила его хвост на берег. Стремительно меняясь, разрезаясь пополам, его хвост становился ногами; даже чешуя отваливалась, падая в траву. Вскоре его обнажённое тело оказалось совсем рядом, ледяная коленка упёрлась в моё бедро, врезаясь костлявой чашечкой в кожу. – Я уродлив для тебя, да? – юноша усмехался, приподняв мой подбородок пальцами, но его глаза смотрели на меня тяжело и печально. – Пожалуйста... – я взмолился, надеясь, что он проявит ко мне сочувствие, раз у него внутри плещатся хоть какие-то эмоции и переживания. – Ты умрёшь, если уйдёшь отсюда, – в его взгляде больше не было ничего человеческого, он смотрел на меня жестоко и зло, раздавливая мою волю в кулаке, а потом высыпая её на землю.***
Наступила ночь. Лягушки и сверчки – всё было тихо и мёртво; у реки был только я, и он, плавающий где-то в этой тёмной ледяной воде. Меня трясло от холода – одежда не сохла не теле, пусть дождь и давно закончился; прижимая колени поближе к груди, обнимая их руками, я уже не мог плакать. Слёзы закончились. Осталась только тяжесть в груди, будто вместо сердца внутрь запихнули булыжник. Мне казалось, что я умираю. Тело занемело в конечностях, на грудь давило... Положив голову на колени, я засыпал, понимая, что уже не проснусь. Желание умереть не всегда приходит вместе с бесстрашием перед смертью... – Сэми, – бледные руки легли на мои плечи, сжимая их; если бы я мог разрыдаться, я бы бился в истерике от боли, которую приносил мне мороз от его ладоней. – Сэми, я могу тебя согреть. Я посмотрел на него с удивлением, усталостью и мёртвой надеждой. У меня не было сил... Я трясся и боялся, вслушиваясь в медленный стук в груди. – Поцелуй меня, – его ладонь легла на мою щёку, поглаживая большим пальцем, – полюби меня и все твои страдания закончатся. В нём не было ничего человеческого: в его жилах не текла красная, горячая кровь, его сердце не билось от счастья... Он был злом. Всепоглощающим страданием, фатумом, обречённостью... Я попрощался с жизнью. Я больше всего надеялся, что моё тело обмякнет, придастся земле, и я больше никогда не открою глаз, что эта боль больше никогда не настигнет меня... – Я проклял нас обоих, забрав твоё сердце, – сквозь мутную пелену я слышал его голос, дрожащий и бьющийся, словно сосульки по весне. – Как кто-то без сердца может любить? Он будет искать любви, но каждая его попытка, будет обречена... Словно заношенный амулет с чёрным янтарём, я стал тяжёлым, а перед моими глазами было лишь тусклое пятно от луны. Холодные руки сжимали меня, тянули к себе... Его холодное, мокрое тело не давало мне спокойно погрузиться в вечный сон. Горячая капля упала на мои губы, от соли кровавые трещинки на них стали щипать, и я открыл глаза. Русал плакал, склонившись надо мной. Его бледное лицо, покрытое тёмными, неаккуратными веснушками, выглядело несчастным... У меня не было сил думать, в голове не было никаких мыслей – только пустота. Зацепившись ладонью за его затылок, я потянул голову парня к себе и коснулся его губ своими. Холодные и солёные губы были на удивление мягкими и приятными, как и лёгкие прикосновения его пальцев к моим бокам. Я прикрыл глаза, растворяясь в ощущении того, как он всё ближе притягивает меня к себе, нежными движениями заставляет привстать... Его губы тепло касались моих, внутри медленно разливался жар, будто меня опоили кипятком, но почему-то он не причинил мне боли. Губы русала чмокнули мой подбородок и перешли на шею. Он слегка прикусил мою кожу, заставив всхлипнуть. Я окончательно пришёл в себя. По телу разливалось тепло, дышал я громко, но тяжести в груди не было. Сердце шумно билось, я слышал его удары ушами. Оглушённый и разгорячившийся, словно сумасшедший, я тянулся к русалу. Прежде холодное тело парня, сейчас, словно состояло из тепла. Ладонями зарываясь в его шелковистые рыжие волосы, прямые и послушные, легко скользящие сквозь пальцы, я потянул голову юноши к груди. Он засопротивлялся. Выпутавшись из моих рук посмотрел на меня и улыбнулся. Не произнося ни слова, стянул с меня мокрую куртку, отбросил её в сторону, в камыши, жалобно зашуршавшие, ломающиеся под её весом, начал неторопливо расстёгивать пуговицы рубашки, но пальцы его не слушались. Мягко перехватив его ладонь, я отвёл её в сторону и сам расстягнул пуговицы, приспустив рубашку с плечей. Горячий поцелуй в мою левую грудь разлился лаской и жаром по венам. Я часто задышал, смотря на обнажённую грудь парня. Не знаю, что двигало мной, но я наклонился, оперевшись ладонью о его руку, чтобы не упасть, и тоже поцеловал юношу туда, где должно было биться его сердце. – Ади, – незнакомое слово само возникло на моём языке, но ощущение было такое, будто именно его я хотел произнести всю жизнь. – Ади. Я позвал его ещё раз. Тёплые объятия прижали меня к себе; я уткнулся носом в его плечо, улыбнулся, почувствовав слабый запах водорослей и кувшинки от его веснушчатой кожи. Глубокий, пусть и такой слабый аромат, с лёгкой кислинкой... – Мой Сэми, – Ади поднялся на ноги, взял меня за руку и повёл к реке. Дул лёгкий ветерок, что-то тихое и романтичное играли сверчки, а лягушки наблюдали за нами прячась за желтоватыми бутончиками. Моё полуобнажённое тело не ощущало холода. Мне было тепло и приятно, как никогда... Даже после долгого морозного дня, вернувшись домой, не ощущаешь такого уюта, греясь у печки. Под ботинком что-то хруснуло. Приподняв ногу, я увидел мелкие осколки, в которые превратился кусочек янтаря из отцовского амулета. – Идём, – в глазах Ади не было и тени печали, он смотрел только на меня. Я снял ботинки, стянул с себя брюки, тяжело поддававшиеся, липнущие к коже от сырости, и остался стоять на берегу в одном белье. Ади улыбнулся, положив руку на выступающую тазовую косточку. От его ладони по телу побежали мурашки, приятно щекоча кожу. Он потянул резинку трусов вниз, заставляя меня снять и их. Мы зашли в воду. Сентябрь должен был уверенно готовить её к заморозкам, но она была тёплой и приятно ласкала кожу. Шаг за шагом – и мы оказались по грудь в воде. Ади сплёл наши ноги, укладывая меня на себя, лёг на поверхность воды, словно на перину. Мы не тонули: погружённые в воду лишь до колен, мы мирно качались на лёгких волнах. – А твой хвост? – подняв подбородок с груди парня, я опёрся на него ладонью, в желании приподняться, но соскользнул и погрузился под воду. Сначала я испугался, забил руками и ногами в воде, стараясь подняться на поверхность, как можно скорее, но... мне хватало воздуха под водой, казалось, я могу часами плавать, не поднимаясь на поверхность; рука Ади вытянула меня из воды, перехватил поперёк талии, и потянула к берегу. – Дурак, – произнёс он укладывая меня на траву. Сам сел рядом и склонился надо мной. Мне хотелось смотреть в его глаза постоянно, и я не мог сопротивляться этому желанию. Они блестели, горели маленькими зелёными огоньками... Они обращали внимание только на меня. – Я люблю тебя, – и я чувствовал, что мои глаза никогда и ни на кого не смотрели так, как на него, – Ади. Я застонал, чувствуя, как он вновь терзает зубами мою шею. Прикусывает кожу и зализывает ранку, заставляя не только кожу, но и всё тело ныть от желания. Обхватив двумя руками его ладонь, я потянул вниз, но Ади положил её на мой живот. Горячо и невыносимо медленно, его поцелуи спускались по груди и животу. Наконец Ади поцеловал под пупком... и перешёл на внутреннюю сторону бедра. Я взвыл, словно больной в горячке, совершенно потерявший рассудок. Укус за нежную кожу, совсем близко к паху, заставил меня прогнуться в спине, подавшись ему навстречу, но русал отдалился. Просто сел напротив меня, с улыбкой рассматривая, как я, потеряв стыд развожу перед ним ноги. Я хотел его. Я никогда не испытывал такого желания, не чувствовал огня, плавящего меня от удовольствия изнутри. Я хотел его тепла, пусть и сам задыхался от жара. Хотел, чтобы его руки и губы касались меня везде, чтобы моё тело принадлежало только ему и пахло только им. Я встал на колени и наклонился к его паху, обхватывая его головку, сочащуюся смазкой, губами. Я не мог взять его член глубоко в рот, лишь посасывал, слегка двигал головой, периодически почти выпуская головку изо рта. Но я чувствовал, что Ади это нравится, чувствовал, что он сходит с ума, зарываясь ладонью в мои сырые волосы, выжимая воду из прядей. Когда я в очередной раз почти выпустил головку изо рта, он слегка оттянул меня за волосы заставив отдалиться. Лёгкая боль, смущение, я не чувствовал ничего этого, просто смотря в его глаза с желанием и облизывая губы. Ади взял мои пальцы в свою ладонь, провел по своему члену, собирая размазанную от головки по стволу слюну и смазку. Несдержанно и резко он вновь притянул меня к своему паху, заставив взять твёрдый, налитый страстью член в рот. Ади завёл мою руку за спину, положив перевёрнутую ладонь с блестящими важными пальцами мне на ягодицы. Я понял его приказ без слов: слегка раздвинул ягодицы, и ввёл палец в себя. Медленно и неглубоко входя, начал растягивать себя для него. Когда я ввёл внутрь два пальца, он надавил мне на руку, заставив войти глубже, потянул за локоть, указывая угол... Я выгнулся, сам не замечая, как начал брать его член глубже в рот, заглатывая уже до середины, как стал пальцами входить в себя во всю длину... Каждое проникновения дрожью отзывалось в паху, я чувствал, как горячая волна подкатывает к члену. Ади дёрнул мой локоть на себя, заставив пальцами выйти из меня, и затем легко оттолкнул. Он выжидающе смотрел, как я выпрямляюсь, как, который раз, оказываюсь на коленях перед ним... Он смерил меня взглядом сверху вниз, подмечая и распахнутые, пересохшие губы, и то, как я тяжело дышал, и громко сглатывал слюну. Ади уселся поудобнее... Я не выдержал первым, залез к нему на колени, мазнул своим членом по его животу, оставив мокрый след от смазки, направил головку к своему подготовленному анусу, и стал слишком торопливо насаживаться. Руки Ади легли мне на талию, ощутимо сжимая по бокам, он сдерживал меня, контролировал, чтобы я слишком быстро не пытался принять его в себя. Я сходил с ума от того, как медленно его член погружается в меня... Я хотел, чтобы он коснулся простаты, я хотел кончить, почувствовать, какого это... – Пожалуйста, – я сам и не заметил, как произнёс это вслух. Ади тоже сошёл с ума, как и я, перестав сдерживаться: раздвинул мои ягодицы ладонями, сжав до побеления кожи, и стал сам двигать мною, насаживая на себя. Я кричал, не думая ни о чём, кроме того, какое наслаждение испытываю сейчас. Прежний я смущался бы и застенчиво краснел, боясь за то, как сейчас выгляжу, думая о том, не пожалею ли о содеянном... Я был счастлив, с прилипшими к лицу волосами, со срывающимся голосом, с бесстыдно откинутой назад головой, подставившей под засосы шею. – Хочу сам, – безумие поглотило меня. В темноте я видел лишь глаза Ади, не отводящие от меня взгляда. Он положил мои руки себе на плечи, показывая, как опереться, приподнял меня за талию и опустил. Медленно, показывая, как мне нужно двигаться. Ещё раз... И ещё... Я был готов заныть, когда он в очередной раз приподнял меня, продолжая этот издевательский урок. Его член почти вышел из меня... – Сэми, – я дёргался, но его руки были невероятно сильными, и я не мог насадиться на него вновь, пока он не позволит, – ты всегда будешь принадлежать только мне. Весь ты. Я не смогу отпустить тебя, если ты сейчас продолжишь... Проклятия побольше нет. Ты можешь уйти домой, ничего не боясь. Он любил меня, хотел уберечь... Но было уже поздно. Впиваясь в его ладони ногтями, я скинул их с талии, переместив на ягодицы. Опёршись на его плечи, стал быстро двигаться, чувствуя, что вот-вот закончу. Ади нежно огладил одну из моих ягодиц, будто нарочито показывая, как я дорог ему. Он был искренен... А я был сумасшедшим. Сошёл с ума по нему... Он тоже тяжело дышал ртом, но, в отличии от меня, кажется, сохранял остатки рассудка. Зелёные глаза следили за тем, как я кричу и уже почти плачу, пытаясь достичь оргазма. Ноги ныли и дрожали, но я всё никак не мог закончить... – Иди сюда, – потянув меня на себя, русал впился в мои губы, кусая их до крови. Он надавил ладонями на мои бёдра, заставляя сбавить скорость и насадиться на себя до конца. Тяжело дыша, со слезами неудовлетворённости на глазах, я чувствал заполненность им внутри, смотрел, как пальцы одной его ладони играют с моими истерзанными губами. Вторая ладонь сжала мой бок, заставив сделать движение к нему и от него. Я проехался коленями по траве, бёдрами ощутил трение нашей мокрой от пота и горячей от страсти кожи. Тело прошибла дрожь, поняв, что он мне показал, я послушно стал двигать бёдрами вперёд-назад, оставляя его член внутри себя полностью. Сил кричать уже не было, я шипел, кусая губы, раздирая кожу на них всё больше. Удовольствие захлёстывало всё тело, тёплая волна накатывала... Я кончил, задрожав всем телом, сжав его бёдра ногами, наблюдал, как сперма залпами выливается на его грудь и живот, как, отскакивая, белёсые капли пачкают и меня... Ади повалил меня на землю, нависнув надо мной, заставил вскрикнуть, в хрипоту срывая голос. Забросив мои ноги себе на спину, он безжалостно входил в меня, заставляя дрожать всем телом. Пошлые шлепки его яичек о мою кожу, то, как я хлюпал внутри, заполненный его смазкой... Грязный, лишённый разума, думающий лишь об одном... Я кончил второй раз, царапая его спину в кровь, когда почувствовал, как горячая сперма Ади разливается внутри меня, как выходя из меня, его член тянет за собой струйку сочащейся из меня белой жидкости. Мне нравилось быть таким. Свободным и настоящим. Не думающим ни о чём Сэми, который занимается тем, чем хочет. Тело не слушалось, меня шатало, но я потянулся к члену Ади в попытке отсосать ему вновь, но русал остановил меня, вопросительно посмотрев мне в глаза. – Хочу ещё, – он улыбнулся моим хриплым словам, смотря на мой член, вновь начавший твердеть. – Мой ненасытный, – его голова приблизилась к моему паху, губы обхватили член, а пальцы вошли внутрь, легко скользя внутри, пачкаясь в сперме. – Мало, – я хотел его тепла внутри, хотел, чтобы Ади вновь брал меня. Парень выпрямился и вытащил из меня пальцы, надавив подушечками, измазанными в сперме, на мои губы. Я послушно облизал пальцы, стал посасывать их, очищая от горьких капель, смотря в глаза Ади, не отводя взгляда. Ади резко развернул меня к себе спиной, схватив одной ладонью за шею, а второй за плечо. Вошёл в меня поставив на четвереньки, и стал слегка придушивать, надавливая на шею. Я ощущал себя совершенно рехнувшимся, готовым на всё, лишь бы раз за разом чувствать, как Ади заканчивает в меня, как горячо и мокро становится внутри... – Аа-ах, – закричал я, подаваясь навстречу члену Ади, почувствовав, как он пульсирует внутри меня. Когда я закончил, тресясь и извиваясь всем телом, я окончательно сорвал себе голос и не мог произнести ни звука. Тяжело дышащего и изнурённого, Ади перевернул меня на спину. – Жаль, что ты сорвал голос, – привычная ухмылка украсила его губы, обнажив островатую линию зубов. – Я хотел вытрахать из тебя побольше криков. Он продолжил мою молчаливую пытку до рассвета, доводя до потери сознания, вынуждая сжимать свои запястья, умоляя остановиться. Кончать становилось всё больнее, но желание получить удольствие никуда не уходило. Я хотел его и не мог остановиться. А русал и не собирался ограничивать меня в удовольствии, сажая к себе на колени, ставя на четвереньки и вновь валя на землю, нарочно проезжаясь головкой по простате.***
Я проснулся от полуденных лучей солнца, показавшегося впервые за много дней. От кожи пахло тиной и речной водой, колени, испачканные в грязи, живот, залитый спермой, – всё моё тело было начисто вымыто. С трудом припоподнявшись, выпутавшись из тёплого шерстяного пледа, покалывающего обнажённую кожу, я посмотрел на Ади, жарящего двух окуней на костре. – Ты больше удивлён тому, что русал жарит рыбу или тому, откуда взялся плед? – он улыбнулся, растянув карминовые от поцелуев губы в тонкую линию. – Ниже по течению у меня дом. Голоса не было, но выражение моего лица передавало все мысли и эмоции громче любых слов. – Нуу, чего ты, – оставив рыбу доготавливаться, русал подошёл ко мне, взял моё лицо в ладони, прижал нас нос к носу, глядя мне в глаза, – теперь же ты знаешь, какого это до безумия чего-то хотеть. Ты должен понять меня.