Лесная Хозяйка

Самой большой мечтой моей матери было отправить меня в Хогвартс. Я точно зала что мама долго и упорно копила деньги на мое обучение. Она говорила об этом каждый раз, когда речь заходила о моем будущем. Это было ее единственной отдушиной на пороге смерти. Она точно знала, что смогла обеспечить меня на ближайшее будущее. Я смогу получить магическое образование и с дипломом Хогвартса у меня будет больше шансов на высокооплачиваемую работу. Вот, о чем мамочка всегда мечтала. Дать мне то, чего сама не имела. Бабушка с дедушкой были старых взглядов и считали, что для молодой волшебницы, главное удачно выйти замуж, а обучение в Хогвартсе пустая трата галлеонов. Мама и тетя Герда обучались магическим основам на дому, к пятнадцати годам они уже были сговорены, а в семнадцать выданы замуж за достойных представителей магического сообщества. Тетка была на десять лет старше мамы и до сих пор жила с мужем где-то на севере Англии. А мама… Отец владел книжной лавкой в Косом переулке, и мама рассказывала, как любила проводить там время вместе с ним. Запах старых книг, теплая кожаная обложка под тонкими пальцами, скрип деревянных половиц, пылинки, танцующие в солнечных лучах, которые просачивались сквозь витражные стекла. То время отложилось в моей памяти короткими теплыми вспышками. Я плохо помню папу, он умер, когда мне было шесть лет и маме пришлось взять заботы о магазине на себя. Дела в лавке и без того шли худо, но всего через год мама заболела и больше не могла работать. Магазин пришлось продать, чтобы было на что жить, маму забрали в Св. Мунго, а обо мне заботилась бабушка. Какое-то время мы жили на вырученные с лавки галлеоны, и мама, кажется, начала идти на поправку, но тут на нас обрушилось очередное несчастье. Бабушка слегла с драконьей оспой, и больше не встала. Обо мне больше некому было заботиться и маме пришлось вернуться из больницы домой. Деньги постепенно заканчивались, маме постоянно требовалась сиделка, и в то же время она откладывала каждый кнат на мое обучение. На фоне всех невзгод ее состояние опять ухудшилось. Было принято нелегкое для нее решение, и мама продала фамильный дом отца, взамен которого был куплен старый двухквартирный домик, в потрясающе живописном месте. Жизнь, кажется, снова налаживалась, теперь половину дома снимала милая круглощекая Сьюзен, которая работала в Св. Мунго медиковедьмой. Так у мамы появилась седелка, я потихоньку начала готовиться к Хогвартсу, и мама даже выбралась со мной в Косой переулок за покупками. Но чем дольше, тем реже мама могла встать с кровати, и тем чаще Сьюзен смотрела на меня с жалостью. Я уезжала в школу с тяжелым сердцем, боясь, что что-то страшное случиться дома, пока меня не будет рядом, но мамин взгляд лучившейся счастьем грел душу. Она так счастлива была, что смогла отправить меня учиться в лучшую школу чародейства и волшебства Хогвартс. Мы писали друг другу письма так часто, как только можно. Гермес, филин, подаренный на мой одиннадцатый день рожденья едва успевал передохнуть, как я снова отправляла его с письмом. Я писала абсолютно обо всем. О том, как мне нравиться наша башня Рейвенкло, что в комнате я живу с Кэтрин, она очень много болтает, и Сабиной, она вечно пропадает в библиотеки. А библиотека… библиотека здесь восхитительная, тут так много книг, все буквально до потолка ими заставлено. Учителя меня хвалят, учусь я хорошо, но больше всего мне полюбились чары и травология. Декан Флитвик меня хвалит, говорит, что у меня очень ловкие пальцы, а профессор Стебель сказала, что меня растения любит, я к любому найти подход могу. Мама не могла похвастаться тем же разнообразиям событий. Она писала, что и не сомневалась, что я попаду на факультет умников, ведь отец тоже учился под крылом Ровены. Что к ним прибилась бездомная кошка и окатилась чуть ли не на крыльце, что к Сьюзен захаживает милый молодой человек, а та только краснеет и пытается убедить всех во круг что это «всего лишь друг». Я была рада каждой мелочи, написанной в письме, ведь это значит, что мамочка еще может держать перо в руке, значит, что мама еще жива… На зимних каникулах я приехала домой, мы с мамой и Сьюзен наряжали праздничную ель и пекли имбирное печенье. Я раздавала уже подросших котят соседям и наконец то увидела «просто друга» Сьюзен. Мы с мамой медленно гуляли по окрестностям, и мама обязательно повязывала на шею подаренный мною на рождество собственноручно кривовато связанный шарф в бронзово-синих цветах. На пасхальных каникулах мама уже с трудом ходила, и мы все чаще сидели на крыльце, разговаривая обо всем и ниочем. На этот раз я вязала шарф в красно-золотых цветах, а мама, сидя в своем кресле качалке что-то вышивала. В школу я вернулась с кожаным мешочком для трав, вышитым синими перьями и надписью «Ума палата дороже злата». Подарок от мамы на день рождение. Отныне мешочек я всегда носила на шее. Летом мама долго рассматривала мой табель с идеальными оценками, а потом мы пили, кажется, самый вкусный чай в моей жизни и ели яблочный пирог, испечённый Сьюзен. Когда маме становилось чуть лучше мы выбирались к озеру, но не купались, а лишь мочили ноги в прохладной воде. А Сьюзен рассказывала мне о лечебных травах, мы ходили собирать их в ближайший лесок, и даже сделали небольшую грядку только из лечебных трав в огороде. И я тогда точно решила, что, когда выросту обязательно стану целителем, и вылечу маму. В то лето я впервые отправилась за покупками самостоятельно. Маме становилось все хуже, и она не смогла подняться с постели, а Сьюзен должна была остаться, чтобы присматривать за ней. Я тогда чувствовала на себе непомерный груз ответственности. Сьюзен проводила меня через камин до дырявого котла, дола последние наставления, отдала мешочек с сиклями и тут же скрылась в зеленом пламени камина. Потоптавшись еще немного и оглядев грязные стены в последний раз, я выдохнула и двинулась во взрослую самостоятельную жизнь. Справилась я тогда на отлично, и даже принесла домой сахарные перья, купленные на сэкономленные кнаты. На второй курс меня отправляли чуть ли не силой, мама была совсем плоха, и я боялась, что если сейчас уеду, то больше не увижу ее живой. Мама больше не писала мне так часто как раньше. Теперь лишь изредка я получала письма от Сьюзен, которая рассказывала как дома дела. Той зимой я впервые увидела тетку. Мама была совсем плоха и уже давно не вставала с кровати, поэтому с вокзала меня забирала Сьюзен, а дома я увидела ЕЕ. Даже в натопленном доме она не снимала меховой воротник, а металлические набойки на ее каблуках отдавались стуком у меня в ушах. Она ходила по нашему дому как хозяйка, на меня смотрела с высока, и разговаривала сквозь зубы, так будто я уже успела перед ней провиниться. В тот свой визит она не пробыла у нас долго, и почти сразу ушла. Позже я поняла, что это было своеобразное знакомство. Ясно было уже тогда, мы друг другу не понравились. О тете я знала только то, что она есть. У них с матерью были не самые лучшие отношения, уж не знаю в чем тут дело. Сестры редко общались, и лишь изредка переписывались, и то вероятно еще до болезни мамы, и что она сейчас забыла в нашем доме мне тогда было не понятно. В этом году не было праздничного дерева, зато были медовые пряники с теплым молоком. Я подарила маме шарф в черно-желтую полоску, и все время проводила у ее кровати перечитывая в сотый раз историю Хогвартса. Это было очень грустное рождество, запомнившееся мне горькими слезами в подушку и запахом меда. За неделю до пасхальных каникул я получила последнее письмо от Сьюзен, в котором она писала, что маме снова стало хуже, поэтому ее забрали в больницу, в связи с чем тетя Гертруда отправила ее в безвременный отпуск. Почти сразу за первым, пришло второе письмо, от тетки, в котором она в своей суховатой манере просила меня не приезжать на пасхальные каникулы и не тревожить больную мать лишний раз. В ту ночь я так и не смогла уснуть из-за заложенного слезами носа, поэтому села довязывать шарф, а утром сразу помчалась к декану, отпрашиваться на пару часов по семейным обстоятельствам. Добродушный декан даже разрешил воспользоваться своим камином и отпустил меня до четырех вечера. В холле Св. Мунго было как всегда многолюдно не смотря на раннее утро, проскользнув мимо стойки привет-ведьмы я быстро поднялась на пятый этаж. Без труда отыскав палату матери я потянула за ручку и дверь бесшумно открылась. Мама лежала на больничной койке, бледная и безумно исхудавшая. Я медленно подошла и аккуратно села на краешек кровати. Мамина рука была теплой и сухой, осторожно взяв ее в свои ладошки я ласково погладила сухую кожу. кап… кап… Я не сразу поняла, что теплые капли — это мои слезы. Мамина рука дрогнула, и она завозилась, открывая глаза. — Вэл, детка, что ты здесь делаешь, Герда сказала, что ты не сможешь приехать, я думала, что ты в Хогвартсе. Я зажмурилась, смаргивая слезы и постаралась улыбнуться. — Да, меня отпустили чтобы я могла отдать тебе подарок. — Подарок? Это по какому поводу? — А просто так без повода,— я снова зажмурилась чтобы не разреветься и шмыгнула носом, — разве я не могу просто так порадовать тебя? Я покопалась в кармане мантии и вытащила на свет аккуратно свернутый рулетиком шарф. Мама солнечно улыбнулась и чуть приподнялась, помогая мне накинуть ей на плечи шарф в зелено серебристую полоску. — Спасибо милая, теперь у меня есть все факультеты, я буду менять их и носить каждую неделю разный. Мама так тепло улыбалась, будто я преподнесла ей лучший подарок на свете. А я опять с трудом подавила слезы, потому что знала, что она мне врет, она не будет их носить, вообще больше нечего не будет. Счет пошёл на недели, я видела, как из нее вытекает жизнь. Зачем я подарила ей этот дурацкий шарф. Абсолютно бесполезный подарок. Ну почему… почему я не могу подарить ей жизнь?! Вскоре мама снова уснула, а я все продолжала сидеть, гладя ее руку и беззвучно роняя слезы. В Хогвартс я вернулась, как и обещала к четырем, и до утра пряталась за пологом кровати, обнимаясь с подушкой. На каникулах я засела в школьной библиотеке, надеясь выискать что-нибудь интересное, о чем смогу рассказать потом маме. Жизнь шла своим чередом, каникулы прошли, и я полностью погрузилась в учебу. Поначалу вздрагивая от каждой совы, направляющейся в мою сторону, страшась дурных вестей, я потихоньку расслаблялась. Начались экзамены, до каникул осталось совсем ничего, и я надеялась снова увидеться с мамой, когда за завтракам незнакомая сова принесла наконец письмо.