No Paths Are Bound

Какое-то мгновение вокруг них пустота. Нет Чжао Бэйтун. Нет Медной печи. Нет планов. Только тьма. Когда Хуа Чэн приходит в себя, он садится и с недоумением оглядывается. Потому что перед ними всё та же Медная печь. Вне всяких сомнений, это она. Он узнает белоснежные стены и высокие своды пещеры, такие далёкие, что кажется, будто потолка нет вовсе. Но Чжао Бэйтун здесь нет, и пол, на котором Хэ Сюань только что оставил глубокие трещины, цел и невредим. — …Отлично, — бормочет Хуа Чэн, садясь и складывая руки на груди. — Ты её сломал. Хэ Сюань закатывает глаза и опускается на пол рядом с ним, отряхивая ладони. — Я ничего не ломал. — Что ж, она не работает, — продолжает бубнить Хуа Чэн. — Так что ты её сломал. — Ничего я не ломал! — Ты..! БУМ! Они замолкают, прислушиваясь. Наконец, раздаётся голос… голос, который Хуа Чэн знает лучше прочих. Лучше всех. В конце концов, он следовал за ним всю жизнь. — САНЬЛАН!? Хэ Сюань видит, как в теле Хуа Чэна замирает каждая мышца. Откуда… откуда он узнал это имя?.. На пол Медной печи откуда-то сверху падает кто-то в белых одеждах. Какое-то мгновение Хуа Чэн не может пошевелиться, не может даже вдохнуть, его взгляд прикован к богу. Се Лянь поднимается на ноги, отряхивает ладони и рукава и вертит головой. — …Саньлан? — он пробует позвать снова. Хуа Чэн знает, чувствует сердцем: Се Лянь зовёт его. Не думая, демон поднимается на нетвердые ноги и, не колеблясь ни мгновения, бросается к своему богу. — Я здесь, — отвечает он, сжимая ладонь Се Ляня, как и много раз до этого. — Я рядом! Но Се Лянь не видит его, не отвечает ему. Его пальцы в крепкой хватке Хуа Чэна остаются расслабленными. — Дянься, — пытается дозваться Хуа Чэн, не отпуская руки божества. Он тянется, кладёт ладонь на щёку Се Ляня, гладит большим пальцем его подбородок. — Прошу тебя… любовь моя, я здесь. Но Се Лянь не слышит его. Никогда не слышал. — Он тебе не ответит, — вздыхает Хэ Сюань, тоже поднимаясь на ноги. — Мы можем только наблюдать, но не вмешиваться. Потому что то, что они видят… Хуа Чэн, наконец, начинает понимать. Это будущее Медной печи. Внезапно Се Лянь резко дёргается, отскакивая назад, прочь от Хуа Чэна. — КТО ЗДЕСЬ?! Хуа Чэн чуть было снова не отвечает, что это он (глупо), но другой голос успевает раньше него. Это говорит мужчина, облачённый в белое. Он стоит к принцу спиной и говорит тихим, вкрадчивым голосом: — Ты знаешь, кто я. Се Ляню действительно не нужно зрение, чтобы понять, кто перед ним. От одного вида этой маски губы Хуа Чэна формируют оскал. Одна её половина улыбается, другая плачет. — …САНЬЛАН! — вырывается у Се Ляня, он пятится, и у Хуа Чэна разрывается сердце. Значит ли это, что в будущем он снова подведёт своего бога, даже если найдёт его? Это его судьба? — Нет нужды так кричать, — голос Белого Бедствия спокойный и ровный, он подходит к Се Ляню, и посох с похоронным знаменем покачивается при каждом шаге. — Здесь только я и ты. Больше никто не придёт: ворота Медной печи запечатаны. Се Лянь крепче перехватывает Фансинь и поднимает меч. Ему не нужно зрение, чтобы указать остриём Безликому Баю точно в центр груди. — Где он? — рычит бог, и в его голосе нет страха… по крайней мере, страха за себя. — ГДЕ ОН?! — Его больше нет, — просто отвечает Бедствие. Мгновенная скорбь искажает лицо Се Ляня, и у Хуа Чэна леденеют внутренности. «Я здесь!» — отчаянно вертится в его мыслях. Губы Се Ляня начинают дрожать. «Я прямо здесь!» — Что ты имеешь в виду? — Он больше не верит в тебя. Он умер. Он тебя оставил. Что ещё это может значить? Хуа Чэн с болью в сердце видит, как страх проступает на лице его божества. Никогда. Он тянется к серебряной цепочке вокруг шеи Се Ляня, чувствует скрытое под одеждой кольцо. Я бы никогда… Затем лицо Се Ляня искажает гнев. — ТЫ ЛЖЁШЬ! — кричит он, бросаясь на Бедствие. — САНЬЛАН НИКОГДА БЫ МЕНЯ НЕ ОСТАВИЛ! Хуа Чэн замирает, ошеломлённо разглядывая своё божество. «Хун-эр бы НИКОГДА меня не оставил!» Может ли быть, что он…? Безликий Бай смеётся, легко отбивая удар. — Хорошо, хорошо, я лишь запечатал его за пределами Печи. Но даже если он вырвется и приползёт, будет уже поздно. Хуа Чэн не сводит с Се Ляня взгляда, вновь и вновь прокручивая в голове его слова. «Саньлан никогда бы меня не оставил» Может, он… знает? Бедствие и бог снова бросаются друг на друга, и сердце бьётся у Хуа Чэна в горле. Колотится, бесполезное. Он следит за каждым движением Се Ляня. — Будет лучше, если он не увидит того, что сейчас произойдёт, — продолжает Бедствие, загоняя Се Ляня в угол. — Не увидит, какой ты. Хуа Чэн скалится и шагает вперед, закрывая собой Се Ляня. Он знает, что это бесполезно, но разве он может побороть свои инстинкты? Безликий Бай продолжает глумиться: — Кто знает, захочет ли он тебя после. Где-то позади него Хэ Сюань фыркает, закатив глаза: — Что-то мне подсказывает, что захочет. Хуа Чэн резко оборачивается к нему, прожигая взглядом, и выплёвывает, не заботясь о серьёзности ситуации: — Заткнись! Раньше, чем водный демон успевает ответить, Се Лянь выкрикивает… хммм… То же самое. — ЗАТКНИСЬ! — бог бросается на бедствие, нанося град яростных ударов. — ЧЕГО ТЫ ДОБИВАЕШЬСЯ?! ЗАЧЕМ ТЫ ПРИВЯЗАЛСЯ КО МНЕ?! Безликий Бай уклоняется от каждой атаки до последней, и это доводит бога до белого каления. — ПОЧЕМУ ТЫ ЕЩЁ НЕ СГИНУЛ?! ЗАЧЕМ ТЫ МЕНЯ ПРЕСЛЕДУЕШЬ?! ЗАЧЕМ ТЫ ВООБЩЕ СЮДА ЗАЯВИЛСЯ?! И тогда… — Потому что здесь был ты. Вот оно, решение. Хуа Чэн наблюдает за битвой в глубоких раздумьях. — …Что? — Ты пришёл сюда, — отвечает Безликий Бай. — Так что я пришёл сюда за тобой. Почему Цзюнь У вернулся в Медную печь, даже зная, как опасно для него это место? Неужели всё настолько просто?.. Хуа Чэн наблюдает за битвой, не веря своим глазам. Белый демон действительно настолько одержим? Он действительно придёт сюда, в Печь, в самое опасное для него место во всех трёх мирах, лишь чтобы помучить Се Ляня? Неужели он настолько ненавидит павшего бога? Хуа Чэн и Хэ Сюань переглядываются, но… воздух вдруг пронзает оглушительный визг. Звук настолько резкий, что оба демона замирают, зажав уши, и… Сцена перед ними разбивается, и два демона вновь проваливаются в черноту. — МЫ НЕ…! — кричит Хуа Чэн, размахивая руками. — МЫ УВИДЕЛИ НЕДОСТАТОЧНО! — Да неужели?! — тем же тоном отвечает ему Хэ Сюань. — Вообще-то, это дерьмо контролируешь ТЫ! Тоже верно. Хуа Чэн закрывает глаза и протягивает руки. Пульсирующая вокруг них энергия так огромна, что даже в сознании невозможно представить её истинных объемов. Он чувствовал себя так же в тот раз, когда впервые заставил небеса пролить кровавые слёзы, но сейчас демонической ци куда больше. И всё равно он пытается. Протягивает к ней руки, сражается с ней силой своей воли. — …Покажи мне, — шепчет он, поднимая веки. Тьма вокруг них перестаёт быть пустой. Сейчас её впервые озаряет свет, и это свет серебряных бабочек; на лицо Хуа Чэна ложатся мягкие отблески их свечения. Одна бабочка опускается на его ладонь и остаётся там, медленно складывая и вновь разворачивая крылья. Тунлу Худе когда-то часто думала о чём-то подобном: Хуа Чэн слышал её мысли в воспоминаниях бессчетное число раз. Она считала, что душа подобна бабочке. Но на деле… Душа — это загаданное желание. — …Покажи мне, — повторяет Хуа Чэн, и на этот раз его голос твёрд. Наконец, сцена перед ними меняется. Они оказываются на самом обрыве, внизу которого бурлит озеро раскалённой магмы, и наблюдают. Они наблюдают за горсткой людей, сражающихся посреди развернувшегося инферно с самым страшным Бедствием этого мира — Цзюнь У. Сражающихся… и побеждающих. Се Лянь, два его бывших дружка-идиота, сам Хуа Чэн и, ко всеобщему удивлению… Мэй Няньцин. — …Поверить не могу, что ты развалил мой остров. Это было моё убежище, — ворчит Хэ Сюань, сложив на груди руки. — Я его не трогал, — поправляет водного демона Хуа Чэн, не отрывая взгляда от сцены перед ним. — И мне стоит напомнить, что в будущем ты должен мне денег. Хэ Сюань морщится. — Много денег. — Да понял я! Два демона следят за битвой. Хуа Чэн ждёт чего-то, подсказки, тайной слабости или особого трюка, чего угодно, что могло бы объяснить, как Цзюнь У был повержен, но… Ответ, как и в прошлый раз, оказывается предельно простым. Хэ Сюань наблюдает, как Хуа Чэн внутри видения прижимает к себе своего бога. Наблюдает, как рассыпаются проклятые канги, как необузданная мощь вырывается наружу, волной прокатывается по всей долине. Эта духовная энергия… Её больше, чем у Чжао Бэйтун. Больше, чем у Хуа Чэна. Больше… больше, чем у Цзюнь У. Толчок. Сама земля вздрагивает от этой мощи. Когда Се Лянь открывает глаза, в них больше нет проклятой канги. Всё пространство от зрачка до краёв радужки затапливает чистое золотое свечение, будто в каждой его глазнице встаёт по солнцу. С каждым его шагом сотрясаются горы. Хэ Сюань смотрит с ужасом, Хуа Чэн — с восторгом. — …Что ж, — бормочет водный демон, наблюдая за вновь вспыхнувшей битвой. Уже не осталось никаких сомнений: Цзюнь У проигрывает. — Теперь мы знаем, как застать его врасплох. В конечном итоге, откуда Цзюнь У знать, что Хуа Чэн умеет разрушать проклятые канги? Но чем дальше они смотрят, тем яснее становится, что Князю демонов пришлось заплатить за это высокую цену. Наследный принц цепляется за исчезающего Хуа Чэна, и слёзы градом катятся из его глаз. — …Даже зная, чем это кончится, — тихо говорит Хэ Сюань, сощурившись. — Ты всё равно на это пойдёшь? — Не сомневаясь ни мгновения, — легко отвечает Князь демонов, улыбаясь. Хэ Сюань смотрит на него так, будто он двинулся рассудком, но Хуа Чэн не обеспокоен: он разглядывает серебряную цепочку на шее принца и кольцо на ней — целое и невредимое. — Я обязательно вернусь, — шепчет Князь демонов. Не важно, что случится. Он всегда возвращается. Хэ Сюань вдруг чувствует что-то похожее на зависть… он завидует способности Хуа Чэна верить. Не только в своего бога, но и… в себя. Сцена перед ними идет трещинами, и Хэ Сюань, бросив взгляд на Хуа Чэна, вздёргивает бровь. — Мы уже уходим? В конечном итоге, они пришли сюда ради этого. Больше нет необходимости задерживаться. — Это не я, — Хуа Чэн качает головой, наблюдая за рассыпающимися осколками видений. Он протягивает руку, собираясь вернуть их с Хэ Сюанем назад — скорее, попытаться вернуть — когда всё взрывается снова, и два демона проваливаются в бездну. Они падают очень долго, очень далеко в будущее. «Слишком далеко» — думает Хуа Чэн, пытаясь ухватится за что-то, летя в темноту. Его волосы яростно треплет ветер. — ЧЕРТ ПОДЕРИ, ВЫТАЩИ НАС ОТСЮДА! — Я… Я ПЫТАЮСЬ! Наконец, они оба врезаются в землю. С огромной силой. Хуа Чэн перекатывается набок, откашливаясь дымом, а в его голове будто бьёт колокол, и каждый удар сопровождается острой болью. Он не знает, что произошло и почему они здесь, но он не имеет к этому отношения. — Где… — Хэ Сюань тоже садится, потирая висок. — Что это за место? Здесь темно, но нельзя сказать, ночь сейчас или день: сам воздух чёрный от дыма, им же напитаны низкие облака, полностью загородившие солнце. Земля под их ногами сухая и мёртвая, без единой травинки. Когда Хуа Чэн садится, он может разобрать очертания деревьев — искорёженных и безжизненных. Здесь ничего нет. Только тёмная энергия и смерть. Хуа Чэн слышит вой и стоны неупокоенных душ, и кроме них здесь совершенно пусто. — …Я думаю… Это всё ещё Уюн, — бормочет он. Хэ Сюань, спотыкаясь, поднимается на ноги, силясь разглядеть очертания вулкана Тунлу, но… перед ними только мёртвая равнина, из которой, как кости из обглоданной туши, выпирают острые чёрные камни, чем-то напоминающие вулканическую породу. — …Если это Уюн, то где Медная печь? — шепчет Хэ Сюань. Хуа Чэн стряхивает пыль и пепел с одежды и осматривается. — …Ничто не вечно, — признаёт он. — Возможно, придёт время, когда Медная печь, какой мы её знали, прекратит своё существование. Весьма тревожная идея, если учесть, что негативная энергия никуда не исчезнет. Теперь Хэ Сюань понимает… Это не дым. Черный туман, липнущий к коже и заслоняющий само солнце, — это чистая тёмная ци. — …Если не ты привёл нас сюда, — тихо говорит Хэ Сюань, приподняв подбородок. — То кто? На этот вопрос у Хуа Чэна нет ответа, но вдруг… воздух прорезал какой-то звук. Это не крики, не грохот, даже не раскаты грома… это звуки музыки. Резкие, пронзительные ноты, от которых кровь стынет в жилах, но странным образом это прекрасная мелодия. Знакомая мелодия. Этот звук… Хэ Сюань замирает, и Хуа Чэн рядом с ним напрягается. Это звук флейты. Размытое воспоминание вдруг всплывает в его сознании: Чжао Бэйтун, пытающаяся заглянуть в будущее и спасти свой народ, спасти своего сына… Тогда она увидела, что однажды двери в ад распахнутся… распахнутся… Одурманенный Хэ Сюань, покачнувшись, делает шаг вперёд. …Распахнутся, повинуясь зову флейты. — Не слушай, — рявкает Хуа Чэн и быстро разворачивается, зажимая водному демону уши. Он рычит: — Посмотри на меня! Взгляд Хэ Сюаня остаётся таким же расфокусированным, но теперь в нём непонимание и готовность атаковать. — Не слушай! — повторяет Хуа Чэн, и от отчаяния… Он отвешивает водному демону пощечину, да так сильно, что у того голова с хрустом мотнулась в сторону! Но сработало же. — Ч-что… что это, блядь, такое?! Хуа Чэн поворачивает голову в сторону звука, прищурившись. — Кое-что, с чем ты пока не справишься, — бормочет он. Чем бы это ни было, на Князя демонов оно не подействовало: не хватило силы. По крайней мере, пока не подействовало. Хуа Чэн тянется вперёд, и облака чёрного дыма обвиваются вокруг его пальцев. Он двумя руками удерживает тёмную ци и пытается в этот раз отправиться назад. Это даже работает… только не так хорошо, как хотелось бы. Сцена перед ними меняется, и в этот раз они не падают вниз, а всплывают наверх. Будто перевернули страницы книги, возвращаясь на несколько глав назад. Но всё ещё не в самое начало. ГЛУХОЙ СТУК! Хуа Чэн выпадает из тьмы первым и приземляется на жесткий камень. Но едва он успевает приподняться хотя бы на локтях, как сверху прямо на него падает Хэ Сюань, и они оба снова оказываются на каменном полу. — Дерьмовый из тебя рулевой, — Хэ Сюань стонет от боли, и Хуа Чэн рычит в ответ: — Слезь с меня. Живо. — Ла-а-адно, — ворчит водный демон, скатываясь с него. — Ты и так уже переломал мне все кости. — Не ломал, — фыркает Хуа Чэн, садясь и потирая пострадавшую шею. — И, спешу напомнить, ты должен мне денег. Много денег. — В будущем! — стенает Хэ Сюань, откидывая волосы за спину и оглядываясь. — Этого ещё не случилось, ты не можешь ничего требовать с меня сейчас! Хуа Чэн ворчит, опустив голову между коленей. Младшие братья и должны себя так вести? Они выпендриваются, жалуются, занимают у тебя деньги, а потом ноют, когда ты об этом напоминаешь? Если так, то он благодарен, что был у родителей единственным ребёнком. — …Я был прав, — Хэ Сюань, явно довольный собой, складывает руки на груди. — Рад за тебя, — бросает Хуа Чэн, не собираясь даже вникать в его болтовню, пока… — …Я знал, что эти два места связаны. Услышав это, Князь демонов всё-таки заставляет себя оглядеться. Он видит знакомую комнату, где всё сделано из чёрного мрамора. Огромное пространство, подавляющее своей пустотой. На двух концах комнаты расположено по двери, одна из них красная, а другая чёрная. А вокруг плавает море зеленоватых призрачных огней. Хуа Чэн был в этой комнате много раз, но сейчас… Он не может сказать, как далеко в будущем они находятся. Им всё ещё нужно вернуться назад… Демоны вдруг замолкают: что-то происходит. Это место, где разделяются пути, где души движутся из одной точки цикла в другую. Хуа Чэн много раз видел это, видел, как люди двигались дальше, видел, как их поглощал ад, хотя они того не заслуживали… Он не может сосчитать, скольким детям он помог пройти через красную дверь за прошедшие века, скольких он проводил до следующей реинкарнации (раньше отведённого срока, но это был для них самый милосердный путь). Это всегда было ужасно нечестно. Он был первым, кто проложил третий путь. Кто кинул кости и открыл новую дверь. Кто взглянул смерти в лицо и сказал «нет». Его время ещё не пришло. Теперь он смотрит, как кто-то ещё делает то же самое. Прокладывает новый путь. СКРИИИИИИИИП! Хуа Чэн смотрит, затаив дыхание, как открывается чёрная дверь. Впервые кто-то открыл её изнутри. Он не знал, чего именно ожидал, но точно не того, что оттуда вывалится подросток. В разорванных одеждах, перемазанный сажей и кровью. Волосы юноши, до этого собранные в хвост, теперь торчат во все стороны, а часть прядей выпала из скрепляющей причёску ленты. Он откашливается, уперев ладони в колени, и выплёвывает облачка тёмной энергии. Когда он поднимает голову, то встречается взглядом с двумя демонами — и замирает, уставившись на них перепуганным взглядом. У него серые глаза с лёгким фиолетовым отливом, сейчас воспалённые и покрасневшие. Хуа Чэну требуется некоторое время, чтобы понять… Вне всяких сомнений, этот ребёнок их видит. Его мгновенной реакцией было шарахнуться от призраков; он отползает прочь, дрожа, как лист на ветру, пока не натыкается спиной на стену пещеры. Взглядом он следит за каждым движением Хуа Чэна, и… Вдруг понимает, что у демона нет никаких дурных намерений. Стоит юноше это осознать, как раздаётся его голос, сорванный, хриплый, разбитый… (Только вот сказать это слово ему сложно совсем не поэтому) … и он хрипит: — …Помогите. Хуа Чэн и Хэ Сюань поначалу никак не реагируют, и губы мальчишки дрожат. — …Умоляю, — выдыхает он, умирая от стыда за подобную просьбу. — П-помогите! Хэ Сюань и Хуа Чэн переглядываются; никто не знает, могут ли они чем-нибудь помочь, учитывая обстоятельства, но… Князь демонов поднимается на ноги и пересекает комнату, удостоверившись, что идёт достаточно медленно и не угрожающе. Каждый его шаг сопровождает мелодичный перезвон. Этому ребёнку требуется какое-то время, чтобы понять, откуда доносится звук; его взгляд в панике обыскивает огромное пространство, пока не натыкается на серебряные колокольчики на ботинках Хуа Чэна. Именно они мягко звякали, пока призрак шёл. По какой-то причине молодой заклинатель улыбается, увидев их. Хуа Чэн опускается на колени перед мальчиком и тянется снять свои верхние одежды. Шелк, покинув его плечи, выцветает с чёрного до серого, а по краям рукавов проступают красные узоры. Хуа Чэн накидывает ткань ребёнку на плечи, пряча разорванную одежду и голую кожу. Мальчик закутывается в свои новые верхние одежды, дрожа и сжавшись в комок возле стены. — …Спасибо, — шепчет он, очевидно не привыкший к доброте, и Хуа Чэн кое-что понимает. У этого ребёнка… …бьётся сердце. Колотится так оглушительно, что Хуа Чэн чувствует это в воздухе. — …Ты живой? — вырывается у Князя демонов, и мальчишка выглядит не менее ошеломлённым этой новостью. — …Я живой? — хрипит он, до побеления костяшек вцепившись в подаренную ткань. Где-то позади них раздаётся изумлённое Хэ Сюаневское «Как это возможно?». Юноша вздрагивает от нового голоса и бросает в сторону водного демона неуверенный взгляд. Хуа Чэн пожимает плечами. — Понятия не имею. Но ты слышишь это, так? Сердцебиение. Дыхание. Шум крови в венах. Звуки жизни, которые слишком сложно подделать. Наконец, Хуа Чэн возвращается к подростку; тот сидит у стены, подтянув к груди колени, в его широко раскрытых глазах плещется ужас и безумие — что бы он ни пережил, оно его не отпускает. С учетом того, откуда пришел этот человек, Хуа Чэн его не осуждает. — Сколько тебе лет? — …Семнадцать, — бормочет мальчик, рукавом вытирая лицо. Он пытается стать чище, но всё его тело настолько грязное, что он только размазывает кровь и копоть ещё больше. — А звать как? Мальчишка мнётся, и Хуа Чэн вздыхает. — …Ты заклинатель, так? — ребёнок кивает. — Из какого ты клана? Огромные серые глаза недоверчиво смотрят на него снизу вверх. Хуа Чэн знает этот взгляд: так смотрят те, с кем всю жизнь обходились несправедливо. Так смотрят дети, твёрдо знающие, что их не любят. — …Лань, — выдыхает мальчишка, отвернувшись и крепче обняв колени. Хуа Чэн откидывается назад, садясь на корточки. — Ты хороший лжец, — подросток, забывшись, выглядит польщённым, и призрак усмехается. — Но не настолько хороший. Юноша фыркает, сдувая с лица волосы. — …Я жил с ними какое-то время. Мой… — он замолкает, нахмурившись, потом пытается снова: — Мой…. Он замечает пристальный взгляд Хуа Чэна, и кончики его ушей краснеют от смущения. — …В клане Лань есть важные для меня люди, — бормочет он наконец, усиленно стараясь смотреть куда угодно, но не на демона перед ним. — Никогда не слышал о таком клане, — признаёт Хуа Чэн, и подросток резко оборачивается к нему, открыв от удивления рот. — Вы что, под камнем живёте?! — С твоей точки зрения всё вполне может быть именно так, — Хэ Сюань дёргает плечом и зевает, прикрывая рот рукой. Это были сложные несколько недель. Подросток бросает на него недоверчивый взгляд, ёжась и будто бы немного прячась за Хуа Чэном, но водный демон остаётся весьма спокойным. — Но ты не из клана Лань. — …Я был из клана Цзян, — признаёт ребёнок после небольшой паузы, плотнее подтянув к себе колени. — …Но их больше нет. Почти всех. — …Мне жаль это слышать, — тихо говорит Хуа Чэн, нахмурившись. — Бывший Глава ордена Цзян когда-то был моим другом. Что-то в этой фразе заставляет мальчика немного расслабиться, в его глазах что-то незаметно смягчается. — …Правда? — Это было столетия назад, — Хуа Чэн пожимает плечами. — Но это правда. Мальчик шмыгает носом и бросает взгляд на чёрную дверь, из которой недавно появился. — …Что это за место? Не думая, Хуа Чэн отвечает: — Полная дерьма клоака. — …Что? — переспрашивает заклинатель, и Хуа Чэн фыркает, качая головой. — Прошу простить, кое-кто когда-то назвал это место так. Думаю, самым близким человеческим термином будет «Ад». Юноша вовсе не выглядит удивлённым. — Как у тебя получилось открыть дверь? — спрашивает Хэ Сюань, рассматривая смертного с некой долей подозрения. Мальчишка показывает им предмет, который сжимал в руках всё это время, но в суматохе ни один из призраков не обратил на него внимания. Флейта. Сделанная из гладкого чёрного бамбука, отражающая зелёные отблески призрачных огней. От неё исходит тьма и сила, которые заставляют Эмина дрогнуть в ножнах. Хэ Сюань дёргается прочь; после случившегося он явно не хочет видеть этот инструмент. Наконец, мальчишка встаёт на ноги. Его волосы рассыпаются по плечам: красная лента, которая удерживала их до этого, окончательно соскользнула. Он выглядит неряшливым, полубезумным — как человек, идущий на собственную казнь. Хуа Чэн ловит ленту прежде, чем она оседает на чёрный мрамор, и протягивает юноше. Тот опускает подбородок и долго разглядывает ленту, пока, наконец, не принимает её из чужих рук. Юноша перевязывает особенно лезущие в глаза пряди, но остальное остаётся распущенным и встрёпанным. — …Спасибо, — тихо говорит он, глядя Хуа Чэну в глаза. — За это, и за одежду. Юноша поворачивается обратно к чёрной двери, и Хэ Сюань вдруг понимает, что он задумал. — …Ты действительно туда вернёшься? — бормочет демон. Его лицо вытягивается от удивления. Заклинатель даже не оглядывается на него, а только сжимает ладони: в одной накрепко зажата флейта, а другая стиснута в кулак. Спина у него прямая, как палка. — Я лучше умру, чем буду бесполезным. Страх, который Хуа Чэн видел раньше, всё ещё здесь. Страх, и беспомощность, и странная уязвимость всё ещё чувствуются в воздухе вокруг юноши. Но тот выбрал не принимать их в расчёт. — …И если я вернусь вот так, — его пальцы крепче сжимают флейту. — Я не смогу отплатить тем, из-за кого оказался здесь. Во взгляде Хэ Сюаня вспыхивает понимание. Он знает, как звучит голос жаждущего мести. Узнаёт ярость, узнаёт боль, узнаёт ненависть. Хуа Чэн молча смотрит, как юноша подносит к губам флейту. Он видит отсюда: это опасный путь, проклятый путь. Призрак, быть может, и справился бы, но человек?.. Как сильно повредится его душа?.. — Кстати, вы спрашивали об имени… Меня зовут Вэй Усянь, — тихо говорит юноша, касаясь губами тёмного дерева. — И вам стоит уйти, если не хотите, чтобы вас задело. Он совсем не похож на дрожащего перепуганного ребёнка, спасшегося из чёрной двери, но… Он всё ещё этот ребёнок. Хуа Чэн видит, как трясутся его плечи, пусть голос и звучит так уверенно. Этот мальчик всё ещё до ужаса напуган… просто он уже всё для себя решил. — Пойдём, — Хэ Сюань, вспомнив пренеприятное воздействие флейты, дёргает Хуа Чэна за рукав. Князь Демонов медлит, и Хэ Сюань дёргает сильнее; голос у него напряжённый. — Это не наше сражение. У нас другая цель, помнишь? Разве он может забыть? С первыми звуками флейты сцена перед ними идёт трещинами и осыпается. Они больше не в пространстве между мирами. Нет гигантских дверей. Нет заклинателя в серых одеждах с печальными глазами. Они приземляются в темном тоннеле, а перед ними развилка. — …Контролируй Печь, — давит Хэ Сюань. Хуа Чэн, однако, не готов сейчас выслушивать его нравоучения. — Я пытаюсь, — рычит он, вцепившись в голову. — Не то чтобы кто-то оставил мне инструкцию! Конечно, нет. Никто не делал этого прежде. Насколько Хуа Чэн понимает, две дороги перед ними — это их собственные пути. Значит, достаточно лишь развернуться и пойти прочь от развилки, и… — Папа? Оба демона замирают, а потом Хэ Сюань оборачивается; его глаза рыщут, пока он не находит взглядом фигурку, стоящую чуть дальше развилки, на правой дорожке, уходящей во тьму. Это маленький мальчик, и он одет в дорогие шелка. У него тёмные волосы и яркие зелёные глаза. Они радостно сверкают, ребёнок озорно улыбается и... — Спорим, не догонишь! — и бросается прочь, исчезая во тьме. Хуа Чэн… Хуа Чэн пытается его остановить. — Не иди за ним! — зовёт Князь демонов и тянется к руке Хэ Сюаня. — Это может быть иллюзией, не…! Но Хэ Сюань уже исчез. Как человек под заклятьем, он бросился за ребёнком по тёмному тоннелю. Хуа Чэн ни разу не видел, чтобы тот вёл себя так. Хэ Сюань мгновенно отбросил любую рациональность. Со стоном поднявшись на ноги, Хуа Чэн проводит рукой по лицу и уже собирается пойти следом и вытащить Хэ Сюаня из этого видения за шкирку, но… — Саньлан. Он застывает, услышав этот голос. Звук разносится с лёгким эхом откуда-то слева… со стороны развилки. — Саньлан. И в это мгновение… он ничем не лучше Хэ Сюаня, потому что бросается догонять знакомый голос и бежит вниз по туннелю так быстро, как только позволяют его ноги. Бежит так далеко, так быстро… Он не может сказать, как далеко в будущее попал и сможет ли вернуться. Он уже так далеко, что туннель исчезает под его ногами, выплёвывает его в очередное видение. ГЛУХОЙ СТУК! — …Это уже не смешно, — Князь демонов, кряхтя, поднимается на ноги. Тело ноет от такого количества падений за такой короткий промежуток времени. Он оглядывается… и замирает. Должно быть, он оказался… далеко. Он разглядывает светильники на потолке: в них нет свечей, нет магии, но что-то заставляет их сиять под слоем прозрачного стекла. Будто фонари, внутри которых заключены маленькие молнии. Впрочем, при ближайшем рассмотрении комната оказывается очень похожей на храм: есть места для подношений, курильница с благовониями… Когда он пытается отыскать статую божества или табличку с названием, двери храма распахиваются. Хуа Чэн оборачивается, и у него перехватывает дыхание. Там, в дверном проёме, с волосами, забранными в небрежный пучок, в одеждах совершенно чуждого кроя, стоит его божество. Он прижимает к щеке металлический прямоугольник и говорит, будто эта вещь может его услышать: — Конечно, мы оба будем, — подтверждает Се Лянь, ставя в сторону сумку. — У него как раз уже должно всё закончиться. Хуа Чэн не может разобрать, что это за устройство. Должно быть, в будущем можно будет выходить в сеть духовного общения даже без духовной энергии? Но… — Хорошо, увидимся. Се Лянь трогает устройство большим пальцем, оно сначала светится, а потом снова гаснет. Странная штука. Но… Куда больше непонятных устройств его занимает тот факт, что даже сейчас… невозможно далеко в будущем… Вокруг шеи Се Ляня виднеется знакомая серебряная цепочка. Даже сейчас, подойдя к алтарю, бог не кланяется и не падает ниц. Он вежливо склоняет голову, сложив перед собой руки, и Хуа Чэн замечает кое-что ещё. Кое-что, что заставляет его сердце болеть и жаждать. Се Лянь выглядит счастливым. Не так, будто он притворяется радостным. Не так, будто он проживает мимолётный момент покоя и благости. Нет. В этот момент спокойствие и радость исходят от него, как тепло от солнца. Его душа полна, и она сияет. Так не может выглядеть человек, живущий в страдании и одиночестве. Перед ним человек, который глубоко, честно, искренне счастлив. И это… Самое прекрасное видение на всём белом свете. В любой момент времени, в любом прошлом, в любом будущем. Хуа Чэн зачарован, он не может отвести глаз. Он вдруг понимает, отчего Чжао Бэйтун охотно согласилась на вечность приятных снов. Ему кажется, что он мог бы остаться внутри этого мгновения навсегда и быть таким же счастливым, как она. Дверь позади них снова открывается, Се Лянь оборачивается, и в уголках его губ рождается — ослепительное солнце встаёт над горизонтом — прекраснейшая из улыбок. — Саньлан! Хуа Чэн не успевает перевести на вошедшего взгляд: сцена перед ним идёт трещинами, разбивается на осколки. В конце концов, сны нельзя видеть вечно… даже если они — твоё собственное будущее. Но это не страшно. Хуа Чэн прикрывает глаза, позволяя тьме затащить себя назад. Он падает, и его волосы треплет ветер. Он вернётся туда. Это лишь вопрос времени. Очень, очень большого количества времени… но всё равно. ГЛУХОЙ СТУК! Когда он приходит в себя, то видит знакомый потолок Печи и слышит, как Хэ Сюань рядом с ним, задыхаясь, пытается прокашляться. — …Это сработало? — зовёт Чжао Бэйтун. В её голосе… осторожность. — Что вы видели? Хуа Чэн садится, бросая взгляд на своего попутчика, но Хэ Сюань не горит желанием разговаривать. Что бы там ни увидел водный демон, теперь он выглядит так, будто это будет преследовать его до конца его дней. Хуа Чэн останавливается на правдивом ответе — на ответе, который она желает услышать. — Мы доберёмся до него, — её глаза распахиваются, и Хуа Чэн улыбается криво и устало. — Потребуется время, но мы до него доберёмся. — …Как? — шепчет бывшая королева Уюна, крепко прижимая к груди ладони. Хуа Чэн крайне аккуратно рассказывает ей всё, что может рассказать. Он всё ещё не понимает столь многого… Но идея Хэ Сюаня имела под собой почву. Теперь у них есть преимущество. А ещё они теперь могут сказать наверняка, что пути двух демонов и Небесного Императора обязательно пересекутся. Хэ Сюань знает себя, знает, что в своей жажде мести подберётся очень близко к Цзюнь У, хотя теперь идея уже не кажется ему такой приятной, как раньше. Хуа Чэн последует за своим богом, и, когда Се Лянь войдёт в Медную печь, Безликий Бай придёт туда за ним. Как только это случится, Белое Бедствие сам определит свою погибель, не зная, что в этот раз, вопреки обыкновению, его застанут врасплох. Чжао Бэйтун оседает на пол между двумя мужчинами, упирается ладонями в пол Печи. — …Я никогда не позволяла себе надеяться, что это возможно, — признаётся она. Время шло, и часть её всегда твердила, что эта игра бесконечна, что она заперта внутри и никогда не обретёт покой. Но теперь, глядя на двух призраков перед ней… она улыбается. Ворота Медной печи остаются открытыми, и по всему миру призраков со скоростью лесного пожара разносится весть. Родился новый Князь демонов. Последнее Бедствие, которое она, случайно или намеренно, сотворит своею рукой. Наконец, она оборачивается к Хуа Чэну и протягивает ему ладонь. — …Я могу доверить тебе всё остальное? Хуа Чэн устало улыбается и берёт её ладонь в свои. — Ты знаешь, что можешь. Пока не придёт время, пусть она отдыхает. Хэ Сюань смотрит, как растворяется в воздухе силуэт Наставницы Тунлу. Он всё истончается и истончается, пока на его месте не остаются только бабочки. Они какое-то время ещё здесь, медленно порхают под сводами пещеры, а потом и они растворяются в ночном воздухе. Так же, как и их хозяйка. — …Ты не думаешь, что это будет слишком долго? — вдруг спрашивает Хэ Сюань после длинной паузы. Хуа Чэн тоже какое-то время молчит. Он не спрашивает, что Хэ Сюань имеет в виду. Водный демон мог думать о чём угодно, но ответ Хуа Чэна от этого не меняется: — Может показаться, что долго, — тихо говорит он, поднимаясь на ноги. — Но это лишь вопрос времени. Он подаёт новому Князю демонов руку и, помедлив немного, Черновод хватается за неё, принимая помощь. — Ты ведь не собираешься накинуть мне проценты за лишние вопросы? Хуа Чэн лающе смеётся, идя на выход. — Ещё как собираюсь. — Даже не сделаешь скидку как соучастнику заговора? — У меня тут не богадельня. Он чувствует, как стираются воспоминания, когда он проходит через ворота Медной печи. Хуа Чэн забывает, что Се Лянь будет здесь, забывает молодого заклинателя и его флейту. Забывает ребёнка, за которым помчался Хэ Сюань, и забывает чужую, но всё равно знакомую версию своего бога, которую он встретил под конец. Забывает, каким счастливым был его бог, всё ещё носящий его кольцо, всё ещё зовущий его по имени. Но кое-что остаётся. Он помнит Се Ляня в тот день на рынке, из воспоминаний маленького Хэ Шена. Как тот улыбался, пока мальчик чинил его ткацкий станок. Помнит собственные извинения… и свою клятву. «Этот мир — его будущее» Где-то по пути он забыл об этом. Он больше не повторит этой ошибки. Не важно, сколько времени потребуется, потому что теперь он знает, пусть и не может вспомнить, как или почему… Путь, по которому он идёт, однажды приведёт его домой. Ему нужно лишь продолжать идти. Два Князя демонов расходятся у ворот Тунлу. Один возвращается к своему трону в прибежище всех игроков — управлять Призрачном городом и продолжать поиски. Другой же погружается в тёмные ледяные воды, которые однажды стали его могилой; он здесь, чтобы найти и забрать свой прах. Обосновавшись, он прячется в тенях и планирует. Он наблюдает, как процветают его враги. Он не делает себе звучного имени, как двое его старших Бедствий. Хэ Сюань позволяет своей личности стереться, исчезнуть во мраке; про него слышно лишь когда он топит суда, лично благословлённые Повелителем Вод. И, наконец, у него рождается план. Это долгая игра, но он знает, что сможет выиграть. Откуда ему знать, что он утратил что-то, и эти воспоминания станут его погибелью? Последствия, о которых он позабудет, которых не поймёт, пока перед ним не встанет отвратительный выбор, пока его не заставят вспомнить то, что он предпочёл похоронить. Вспомнить, что сердце никогда не умирает. Оно может разбиться, сломаться, истончиться, но призраком останется внутри тебя. Оно будет ждать, и ждать, и ждать, пока одна искра не оживит его. Его первая любовь, умирая, сказала: «Ты хороший человек, Хэ Сюань». Хэ Сюань проведёт столетия, убеждая себя в обратном. Что он был неразумным, наивным ребёнком, но он не хороший человек, и никогда им не был. О, на какие преступления пойдёт Хэ Сюань, какие поступки совершит, твердя себе, что у него нет сердца. Какую боль он испытает. Как глубоко он раскается, какое черное сожаление постигнет его, когда любовь найдёт его снова. Не важно, как сильно он будет её ненавидеть, как отчаянно будет отрицать. Она найдёт его снова. Он будет пытаться прятаться, будет избегать её до последнего — она проникнет сквозь трещины в его броне, как весенний ветер. И до самого последнего момента он будет с ней сражаться. Но среди всего остального, что он позабыл, одно воспоминание совсем не такое пугающее и тёмное. Потому что история Хэ Сюаня, пусть длинная и часто пропитанная болью, не заканчивается трагедией. Потому что это просто долгий, продуваемый всеми ветрами путь к другому исходу. Но, как и всё в мире… Это лишь вопрос времени.